— По-моему, — продолжал он, — начать следует с того, чтобы опровергнуть в какой-нибудь газете достоверность всех сообщений об открытии Бирминга. При этом неплохо бы ввернуть в статью какие-нибудь морализирующие рассуждения. можно подпустить и философии.

— Но как это сделать, господин министр, чтобы не прослыть…

— Сумасшедшим?

— Вот именно!

— Придется с этим примириться. Из двух зол надо выбрать наименьшее. Хуже, если за границей будут знать правду о вашем открытии! Вашего «репродуцированного Бирминга», профессор, мы скоро обезвредим, и вы сможете продолжать свои эксперименты. Конечно, в обстановке строгой секретности, вы ведь понимаете, нельзя допускать никакой огласки… А тем временем страсти улягутся, и о «помешательстве» профессора Бирминга скоро забудут. Любая новость через три-четыре дня перестает быть злободневной.

— Все это так, господин министр, но надо же как-то объяснить, почему я отказываюсь от своего сообщения!

— Напишите, что вам захотелось высмеять участников Бодиэнского конгресса и доказать, что все эти одержимые глашатаи так называемой мирной пропаганды, — эти слова, язвительно улыбаясь, министр произнес с подчеркнутым сарказмом, — подобны безмозглым пешкам в чужих руках. Они сами способны поверить во что угодно и требуют того же от других…

— Неплохо! — бросил Монсен.

— …и сами, — продолжал министр, пропустив его реплику мимо ушей, — под стать теледублерам. Кстати, откуда вы взяли это словцо?

— В древнегреческом языке слово «теле» имело два значения, — пояснил я, — «дальний» и «совершенный».

— Одним словом, сравните их с теледублерами, число которых при желаний можно бесконечно умножить, воспроизводя от одного субъекта, и они будут хором повторять все, что им прикажут.

Представитель сената даже прищелкнул языком:

— Недурно придумано! Тут уж никто не сочтет вас безумцем, скорее наоборот!

— А в остальном положитесь на меня, уважаемый профессор, — продолжал министр. — Чековая книжка при вас?

— Да.

— Превосходно! Ну-ка, взглянем… Гм… Вырвано девять чеков, я запишу их номера. Пусть только ваш Бирминг заявится в банк: там мы устроим ему западню и схватим! Да, чуть было не забыл: как же так, профессор? Совсем недавно вы уверяли, что добились лишь частичных результатов, и вдруг теперь…

— Неожиданным успехом мы обязаны одной непредвиденной случайности, в существе которой мне до сих пор не удалось разобраться. В данную минуту я еще не могу объяснить, чем вызван столь необычайный эффект, а всякого рода предположения считаю неуместными.

— Необходимо как можно скорее установить истину. Бирминг, не забывайте об обязательствах перед правительством. Государство заинтересовано в их неукоснительном и точном выполнении.

— Постараюсь сделать все, что в моих силах, господин министр.

— Скажите, профессор, знает ли еще ктонибудь о характере и сущности ваших экспериментов, разумеется, я имею в виду тот период, когда вашему аппарату еще не были приданы функции живого организма?

— В нашем телецентре, — опережая меня, торопливо проговорил Монсен, — экспериментальные работы были организованы таким образом, что различным группам исследователей поручались только отдельные задания. Единственное, о чем они знали, — это что мы работаем над проблемой повышения эффективности лечебного действия биотоков.

— А ваши ближайшие сотрудники? — глядя на меня в упор, спросил министр.

— В центральную лабораторию, где ведутся завершающие эксперименты, доступ имеет только мой секретарь-помощник, Нилл Рерсен. Однако биоэлектроника — это абсолютно незнакомая ему область, и он не имеет ни малейшего понятия о целях моих исследований.

— Достаточно, профессор. Мы постараемся держать вас в курсе всех событий. А вы обязательно напишите статью. Впрочем, пожалуй, мы можем избавить вас от этой деликатной миссии: мы сами напишем ее от вашего имени и опубликуем, скажем, в «Микланс трибюн». И хотя эта газета не официальный орган правительства, она близка деловым кругам. Вы домой?

— Да.

— Прекрасно. Желательно, чтобы, выезжая из дому, вы уведомляли нас об этом. Это облегчит работу следственных органов.

События разворачивались с головокружительной быстротой. Не успел я вернуться домой, как раздался телефонный звонок — говорил личный секретарь министра:

— Хелло, профессор! Мы нашли ваш портсигар. Он действительно оказался у нас!

— Позвольте, о каком портсигаре вы говорите? — я опешил.

— То есть как? Выйдя от нас, вы тотчас вернулись за забытым портсигаром. Но мы нигде не могли его обнаружить. Помните, мы же вместе искали его.

— Я искал?

— Портсигар нашелся минуты через две после вашего ухода… Он каким-то чудом оказался под скатертью.

— Кто оказался под скатертью?

— Портсигар, разумеется.

— Скажите, господин министр у себя?

— Да.

— Будьте добры, соедините меня с ним!

Узнав, в чем дело, министр даже поперхнулся.

— Вы в самом деле не курите?

— Никогда не курил.

Из трубки донеслась приглушенная ругань, торопливая перебранка с секретарем, затем снова послышался голос министра:

— Проклятие, Бирминг! Значит, он был здесь, под самым нашим носом! Какая дерзость! Самому залезть в пасть льва! И я разговаривал с ним! (Снова послышались ругательства и проклятия — это министр давал волю своим чувствам.) Профессор, мы должны схватить его сегодня же, во что бы то ни стало! Слышите?!.