Йенсен получил письмо с утренней почтой. В тот день он встал очень рано, упаковал саквояж и уже стоял в прихожей, в плаще и шляпе, когда письмо ударилось о дно почтового ящика. Йенсен наклонился и достал его. Выпрямляясь, он почувствовал острую боль в правом боку — словно коническое сверло, вращающееся с бешеной скоростью, пробуравило внутренности. Но он уже свыкся с болью и почти не обратил на нее внимания.

Не глядя, Йенсен сунул письмо в карман, взял саквояж, спустился по лестнице к автомобилю и отправился на работу.

Без одной минуты девять он въехал в ворота полицейского участка шестнадцатого района и поставил машину в желтом прямоугольнике с крупными буквами «КОМИССАР» на асфальте. Он вылез из машины, достал саквояж из багажника и окинул взглядом бетонный простор двора. У двери, через которую обычно пропускают арестованных, стояла белая машина «Скорой помощи» с красным крестом на распахнутых задних дверцах. Два молодых человека в белых халатах заталкивали внутрь носилки. Лица их ничего не выражали, руки действовали автоматически. В нескольких метрах поодаль полицейский в зеленой форме водой из шланга смывал кровь с асфальта. На носилках лежала белокурая молодая женщина с окровавленной повязкой на шее. Йенсен мельком взглянул на нее и повернулся к полицейскому со шлангом:

— Мертва?

Полицейский выключил воду и попытался встать по стойке смирно.

— Да, комиссар.

Йенсен молча повернулся, вошел в дежурку, кивнул полицейскому, сидящему за деревянным столом у двери и направился к винтовой лестнице.

Воздух в годами не проветривавшемся служебном помещении на втором этаже был затхлым, пахло гнилью. В батарее под подоконником в дальнем углу что-то шипело и пощелкивало. Полицейский участок размещался в одном из самых старых зданий той части города, которая, казалось, была выстроена исключительно из бетона, стали и стекла. Правда, несколько лет назад камеры для арестованных перестроили и расширили, но в целом здание осталось без изменения. Скоро его снесут, и на том месте, где оно стоит, пройдет новая транспортная магистраль. Как только будет закончено новое здание Центрального налогового управления, полицейский участок переведут туда. Но все это уже мало беспокоило Йенсена.

Войдя в комнату, он снял плащ и шляпу, повесил их на вешалку, приоткрыл окно и пододвинул стул к письменному столу. Несколько минут он читал донесение ночного дежурного, аккуратно исправил несколько ошибок в тексте и расписался на полях. Только после этого он сунул руку в карман, достал письмо и взглянул на конверт.

Комиссар Йенсен был человеком среднего роста с невыразительным лицом и коротко остриженными седыми волосами. Ему было пятьдесят лет, и двадцать девять из них он прослужил в шестнадцатом полицейском участке.

Он все еще смотрел на письмо, когда дверь отворилась и в комнату вошел полицейский врач.

— Сначала нужно постучаться, — заметил Йенсен.

— Извините. Я думал, что сегодня вас уже не будет на работе.

Йенсен посмотрел на часы.

— Мой заместитель явится в десять часов, — сказал он.

— Как прошла ночь?

— Как обычно. Уже под утро произошел несчастный случай. Женщина. Рапорт еще не готов.

Йенсен кивнул.

— Это случилось не в камере, — добавил врач. — Во дворе. Она перерезала себе горло, как только надзиратель выпустил ее из-под ареста. Осколком зеркала, который она спрятала в сумочке.

— Упущение, — произнес Йенсен.

— Нельзя же отобрать у них все.

— Вы полагаете?

— Кроме того, она уже отрезвела и ей был сделан укол. А главное, когда ее обыскивали, никто и не подозревал, что у нее стеклянное зеркальце. Насколько мне известно, карманные зеркала из стекла запрещены.

— Не запрещены, — сказал Йенсен. — Просто их больше не выпускают.

Полицейский врач был высоким, сравнительно молодым человеком с щеткой рыжих волос на голове и резкими чертами лица. Он хорошо знал свое дело и, пожалуй, был лучшим полицейским врачом участка за последние десять лет. Йенсену он нравился.

— Правильно ли мы делаем? — сказал врач и покачал головой.

— Что именно?

— Да когда примешиваем эту дрянь к спирту. Чтобы вызвать идиосинкразию к алкоголю. Правда, за последние два года количество алкоголиков не увеличилось, зато…

Йенсен посмотрел на врача холодными, пустыми глазами.

— Договаривайте.

— …зато резко возросло количество самоубийств. Депрессия все углубляется.

— Статистика это опровергает.

— Вы не хуже меня знаете, чего стоит наша официальная статистика. Перечитайте собственные секретные донесения о несчастных случаях и самоубийствах. Об этой женщине хотя бы. Нельзя же без конца скрывать правду и притворяться, что ничего не произошло.

Врач засунул руки в карманы халата и посмотрел в окно.

— А вы слышали последние новости? Говорят, они собираются примешивать фтор и порошок от головной боли к питьевой воде. С медицинской точки зрения это безумие.

— Выбирайте выражения!

— Вы правы, — сухо сказал врач.

В комнате наступило молчание. Йенсен внимательно разглядывал письмо, пришедшее с утренней почтой. На белом конверте были напечатаны его имя и адрес. Внутри лежала прямоугольная белая карточка и синевато-серая марка с зубчиками по краям. На марке был изображен пролет моста, перекинутого через глубокую пропасть. Йенсен выдвинул средний ящик стола, достал деревянную линейку и измерил стороны карточки. Врач, внимательно следивший за его действиями, удивленно спросил:

— Зачем вы это сделали?

— Не знаю, — пожал плечами Йенсен.

Он положил линейку обратно и задвинул ящик стола.

— Какая старина! — заметил врач. — Деревянная, со стальной окантовкой.

— Да, — ответил Йенсен. — Она у меня уже двадцать девять лет. С тех пор, как пришел сюда. Таких теперь не делают.

Карточка, лежавшая в конверте, была длиной в четырнадцать и шириной в десять сантиметров. На одной стороне ее типографским способом был напечатан адрес, на другой пунктиром отмечен квадрат, куда следовало приклеить марку.

Выше шел печатный текст:

Под пунктирным квадратом шла линия, где следовало написать свое имя. Йенсен перевернул открытку и взглянул на адрес: Центральное статистическое бюро Министерства внутренних дел. Почтовый ящик 1000.

— Еще одно исследование общественного мнения, — сказал врач и пожал плечами. — По-видимому, все получили такие открытки. Все, кроме меня.

Йенсен промолчал.

— А может, это очередная проверка лояльности. Перед выборами.

— Выборами? — пробормотал Йенсен. — Ну да, ведь через месяц выборы. Но в таком случае это никому не нужно. Напрасная трата государственных средств.

Йенсен снова выдвинул ящик стола, достал зеленую резиновую губку из коробочки с надписью «Собственность полицейского департамента» и дотронулся до нее кончиками пальцев. Губка была совершенно сухая. Комиссар встал и вышел из комнаты. Войдя в туалет, он смочил губку водой из-под крана.

Вернувшись в кабинет, Йенсен сел за стол, провел обратной стороной марки по влажной губке и аккуратно приклеил марку к пунктирному квадрату.

Затем положил открытку в ящик с почтой, предназначенной для отправки, спрятал губку в стол и задвинул ящик. Врач, смотревший на комиссара с едва заметной улыбкой, насмешливо произнес:

— Оборудование полицейского департамента достойно музея.

Он взглянул на стенные часы, затем перевел взгляд на аккуратный саквояж у двери.

— Ну что ж, через два часа вы уже будете в самолете.

— Наверно, я умру, — сказал комиссар Йенсен.

Его собеседник внимательно посмотрел на него, чуть помедлил.

— Возможно, — наконец вымолвил он.