Святослав СЛАВЧЕВ
Голос, который тебя зовет
Перевод с болгарского Т. Воронкиной
Планета была маленькая и дикая. Одна из тех планеток на трассе Вега Орион, о которых никто не вспоминал, да, собственно, и вспоминать-то было нечего: безжизненный островок в космосе, весь состоящий из потрескавшихся острых скал, унылый и пустынный, как и в первый день творения. В астронавигационных справочниках графа «Медея» содержала не более десятка данных: период вращения, расстояние до двойного желтого солнца и местонахождение единственной контрольной астрофизической станции, обслуживаемой весьма устаревшими биоавтоматами. Вот и все. Если речь случайно заходила о Медее, даже опытные командиры Базы пожимали плечами.
Ферн знал столько же, сколько и другие. Может быть, лишь немногим больше. Однажды, пролетая вблизи планеты, он был вынужден просить астрофизическую станцию откорректировать его координаты. Нужные сведения биоавтоматы собрали вполне добросовестно, но Ферн так и не воспользовался ими и даже забыл, что запрашивал их.
"И надо же было так влипнуть с этими дурацкими координатами! — с досадой подумал Ферн и взглянул на табло прямо перед собой. По экрану проплывали мягкие светлые линии, и все в кабине было покойно; этого нельзя было сказать о его душевном состоянии. — А им там, на Базе, как будто только этого и надо было! У меня-де уже раньше был контакт с Медеей, обстановка мне знакома, и все такое…"
Ферн оборвал самого себя и включил дополнительные иллюминаторы. Он знал, что думать так несправедливо; ведь кому-то надо лететь на Медею, поскольку что-то случилось с Гелианом, — но никак не мог отделаться от раздражения. Тем более, что полет этот обещал быть не слишком приятным.
Бленды иллюминаторов медленно заскользили, в кабину на мгновение хлынул мрак окружающего космоса, затем автоматы отрегулировали свет. Ферн посмотрел на прозрачный экран под собой. Справа внизу виднелась Медея точно такая, какой он ее видел в первый раз; серо-желтый диск непрестанно увеличивался. На поверхности еще нельзя было различить деталей, но даже отсюда планета выглядела на редкость неприветливой.
"Спущусь, заберу Гелиана и сразу же обратно!" — подумал Ферн, хотя, по сути дела, он весьма смутно представлял себе, как именно заберет Гелиана, поскольку не знал точно, что случилось с космопилотом. В коротком сообщении с Базы, которое передала ему по стереовизору встревоженная Селена, не было сообщено никаких подробностей. Клаустрофобия, космический психоз. Но ведь это может случиться с каждым. Летишь, не ощущая движения, только приборы отсчитывают набегающие парсеки, а тем временем вместе с обшивкой и дюзами корабля изнашиваются и какие-то неизученные механизмы, скрытые глубоко в сознании, и, наконец, в один прекрасный день какой-то из этих механизмов начинает действовать самым непредвиденным образом или просто отказывает. И тогда пилот, с которым ты перебросился несколькими словами в пути, с кем ты болтал во время отдыха на Базе, изнывая от безделья, или ссорился по пустякам, перестает быть просто пилотом и переходит в разряд попавших в беду товарищей, которых надо снять с какой-нибудь планеты вроде Медеи.
— К отправлению готов! — лаконично ответил тогда Ферн. — Послушай, Селена, а история с психозом… может, эти ваши… там — ее выдумали?
Он хотел было высказаться насчет "этих… там", о которых был не особенно высокого мнения, но промолчал. Замечание было бы совсем некстати.
— Мы не знаем, Ферн, — повторила Селена. — Судя по всему, это клаустрофобия. Не может ведь такой человек, как Гел, будучи в здравом уме, радировать, что имеет дело с призраками. Как ты думаешь?
Ферн пожал плечами. Ясно — износился какой-то из механизмов, скрытых в сознании, — неприметных и все же таких важных!
Все дальнейшее произошло в считанные минуты. Маленькая ракета типа РЭС была готова к спуску, Она не являлась каким-то чудом техники, но была сравнительно быстрой. Ферн любил ракеты этого типа — выносливые и не требовательные в управлении. Такие ракеты никогда не капризничают. Они, конечно, могут забарахлить, но в общем тянут и не вынуждают тебя с места в карьер вызывать аварийную службу.
Хуже было, что от Медеи его отделяло еще порядочное расстояние, а за это время с Гелианом могло случиться всякое. Один на пустынной станции с биоавтоматами… нет, Ферн просто не хотел предполагать худшее. Но, похоже, какая-то беда все-таки стряслась, поскольку на Медее отвечали только автоматы.
Ферн проверил угол коридора для спуска и включил боковые двигатели. Серо-желтый диск устрашающе рос; вот он повис над ракетой, затем переместился в сторону. Однообразно-мутная поверхность распалась. На ней сумрачными тенями обозначились хаотические, причудливые горные массивы. Светло-желтые пятна светлели все больше, и вот они уже превратились в узкие песчаные плато. В сущности, они только издали казались светло-желтыми, а на самом деле, наверное, были другого цвета; желтизну им придавал резкий свет желтых солнц, которые — Ферн это знал — оставались где-то позади ракеты.
Посадочная площадка оказалась маленькой — ее явно строили в те допотопные времена, когда закладывали и саму станцию, а после и думать о ней забыли: никто не позаботился о том, чтобы ее расширить. В центре площадки уже была одна ракета, и Ферну при посадке пришлось маневрировать, пристраивая рядом свою. Это была ракета Гелиана, и то, что она стояла тут, целая и невредимая, казалось хорошим признаком. Станция не видна была на поверхности: ее вырубили глубоко в скалах.
Ферн вылез из люка и огляделся. За годы скитаний в космосе он перевидал немало страшных планет, но страшней этой, пожалуй, не видывал. Желтое и черное, и снова — желтое и черное, как спина гигантского насекомого — осы что ли, — протянувшаяся от горизонта до горизонта. И если желтое казалось однообразным, ярко-лимонным — это был песок, — то черное имело десятки оттенков: чернильно-черный, кроваво-черный, черный, вздыбленный застывшими зеленоватыми волнами, насыщенно-черный — казалось, поглощающий свет, как черный бархат, а рядом — безжизненный серо-черный оттенок или блестяще-черный, как влажная кожа пресмыкающегося.
Тут запросто не только с ума сойдешь, а вообще черт знает что сделаешь, подумал Ферн. Он прихватил бластер, взял герметический пакет с психофармакологическими средствами и направился к станции.
Пока все шло, как надо, полный порядок.
Автоматы открыли входной шлюз и закрыли его за Ферном. Выждали, пока давление не станет нормальным, затем раздвинули внутренние створки и впустили Ферна на станцию.
Действительно, на первый взгляд все там было в порядке. В большом зале вдоль стен светились экраны стереовизоров и видеофонов, за движениями Ферна следили призматические фотоэлементы биоавтоматов — большие и красные, похожие на глаза насекомых. Ритмично и приглушенно отщелкивал что-то свое вычислительный аппарат, и в тишине слышался только этот звук, негромкий монотонный, словно сонное бормотание.
И все-таки что-то произошло, потому что Гелиана тут не было, — это Ферн почувствовал с первого мгновения. Станция была пуста. Огромный зал звенел той особой пустотой, которая говорит только об отсутствии людей.
Ферн взял бластер, крепко стиснул его в руке и медленно двинулся вдоль стены. Он не знал, что его ждет и что может случиться. А вдруг чувства его обманывают и обезумевший Гелиан все же притаился где-то здесь, готовый броситься на него, как зверь? А может, он лежит, уже холодный, где-то в отдаленном конце зала, и в его неподвижных открытых глазах спокойно играют синие отблески экранов?
На лбу у Ферна выступили мелкие капли пота, он весь обратился в зрение и слух, словно невидимая опасность, которая преследовала Гелиана, была не порождением его больного сознания, а реальностью.
Нет, станция действительно была пуста.
Позади большого зала с приборами было еще два помещения. Одно из них что-то вроде рабочего кабинета или жилой комнаты для людей, которые могли прибыть сюда, — с минимальными удобствами, какие может предложить станция такого рода: постели с гипнофонами, электронная справочная библиотека и стереовизор. Другое помещение, очевидно, использовалось как склад или, вернее, геологический музей, где хранились геологические пробы пород.
Ферн опустил бластер и вернулся в зал.
— Я — Ферн, — сказал он громко. — Астронавигатор второго класса. Вызываю биоавтомат Первый!
— Слушаю вас, — произнес кто-то за его спиной.
Ферн мгновенно обернулся, инстинктивно сжав бластер. Ничего опасного не было. Лишь два больших призматических глаза смотрели на него со стены. Голос исходил от машины.
— Слушаю вас, — повторил голос. — Биоавтомат Первый, класс В-три. Два миллиарда кристаллонейронов.
Ферн взглянул в фасетчатые глаза — крупные, разделенные на рубиновые грани. Два миллиарда нейронов — значит, это не простой автомат: он обладает способностью делать умозаключения. Он должен был знать и проанализировать все, что произошло здесь.
— У меня вопрос, — сказал Ферн.
— Слушаю вас.
— На станции находился астропилот Гелиан. Где он сейчас?
— Человек по имени Гелиан покинул станцию в двадцать семь часов по меридиональному времени. С тех пор он не возвращался.
Ферн прикинул в уме. Время на Медее измерялось по меридиану станции, значит, прошло уже более десяти земных часов, как Гелиан ушел отсюда.
— Человек не сказал, куда он уходит?
— Нет.
Ферн положил бластер на один из столов у стены и огляделся по сторонам. Где-то здесь должен быть стереовизор с узконаправленным радиусом действия и поэтому более мощный. Может быть, с его помощью удастся осмотреть окрестности и установить контакт с Гелианом. Все-таки десять часов не так уж много, кое-какие шансы на успех еще есть.
— Человек по имени Гелиан оставил запись, — сказал Первый. — Желаете, чтобы я ее включил?
Ферн заколебался. Важно было как можно скорее осмотреть окрестности, насколько хватит мощности стереовизора, но и то, что предлагал Первый, тоже не лишено целесообразности.
— Еще вопрос, — сказал Ферн.
— Слушаю.
— Почему Гелиан покинул станцию?
— Человек по имени Гелиан получил вызов извне.
Ферн удивленно взглянул в рубиновые призмы глаз. Первый не мог лгать. Но то, что он говорил, не могло быть и правдой. Извне простиралась пустыня: нагромождение лимонно-желтых барханов и черных скал; и такой была вся планета, опаляемая жаром двойного солнца или раздираемая трещинами от низких температур. На ней не обитало ни одного живого существа, которое могло бы позвать человека.
Ферн смотрел в глаза Первому и напряженно думал, пытаясь оценить ситуацию: Гелиан бредил, это очевидно. А Первый принял его бред за истину и зафиксировал это в своей кристаллической памяти.
Десять часов. Как далеко мог уйти Гел? За эти десять часов можно отшагать порядочно, так что окажешься вне пределов сферы обзора стереовизора. Или он лежит где-нибудь под ядовито-желтым саваном, засыпанный раскаленным песком. Или погребен под лавиной в скалах. А что если он скитается где-нибудь поблизости, у входа в станцию, одурманенный фантомами больного сознания?
— Включите запись! — сказал Ферн.
Без сомнения, это был голос Гелиана. Но такой удрученный и встревоженный, каким Ферн еще никогда его не слышал. Он говорил — нет, скорее, это были мысли вслух, путаные и полные страха.
"Я болен. Да, конечно, я болен. Я теряю рассудок и никак не хочу в это поверить. Сумасшедшие никогда не верят в свое безумие".
Молчание. И после паузы:
"Надо собрать последние крохи здравого смысла и попытаться проанализировать события. Может быть, тогда я еще сумею разобраться, хоть как-то попробую объяснить то, что не поддается объяснению.
Еще вчера все шло нормально. Я, как обычно, летел по маршруту, благополучно сел, проверил автоматы, зачем, собственно, меня и посылали. Только, кажется, слегка устал. Но немного, совсем немного. Так и должно было быть… Мне полагался отдых. Поэтому я лег и уснул. Проспал, наверное, час или два. Затем проснулся — и «это» началось с момента моего пробуждения, с той нечеткой границы, которая отделяет явь от сна. Словно кто-то вошел в комнату. Я ничего не слышал, но был уверен, что кто-то находился в помещении. Я продолжал лежать, и, наверное, в этом заключалась моя ошибка. Может быть, стоило мне встать, и кошмар тотчас же прекратился бы. Но я продолжал лежать. В первые минуты мне было даже интересно. Я подумал, что кто-то прилетел, а я просто не слышал спуска ракеты.
Потом я заметил, что «это» находится возле меня. Открытие было настолько невероятным и выходящим за пределы разумного, что я вдруг решил: наверное, я еще не проснулся. Бывают такие сны. Снится, что ты просыпаешься, а сон продолжается и становится еще страшнее, еще кошмарнее прежнего, тем более что ты убежден, будто уже не спишь. «Это» медленно передвигало предметы, словно разглядывая их. Сначала — мои приборы. Потом подняло шлем от скафандра и подержало его на весу. В тот момент мне было ясно, что не может быть никакой ошибки: я хорошо слышал позвякивание металла о стекло, когда шлем снова лег на место…
Помнится, в тот момент я подумал, что кто-то решил сыграть со мной дурную шутку. Ну что ж, надо и мне подыграть. Я вскочил и крикнул что-то, теперь уж и не помню. Притворился испуганным. Бросился к дверям, размахивая руками. Затем я остановился… остановился и рассмеялся.
— Ну, добро пожаловать! — сказал я. — И хватит этих идиотских шуток!
Я думал, что их двое, и даже сообразил, кто именно — Ивар и Дэн из «Трансориона».
Но там никого не было. Зал был таким же пустым, каким я его оставил, ложась спать. Я обернулся. Предметы в комнате продолжали тихо перемещаться. Шлем поднялся со стола и повис в воздухе, словно так ему и положено, и, казалось, не имел ни малейшего намерения опускаться. Затем медленно двинулся ко мне — он по-прежнему висел на уровне человеческого роста.
Вот тут я испугался. Вскрикнул, бросил в него чем-то и кинулся в зал.
Больше я уже не пугаюсь. Просто человеку с больным рассудком глупо пугаться. Я слышал о галлюцинациях. В том-то и разница между галлюцинациями и иллюзиями. При иллюзиях больной сознает: то, что он видит и слышит, — вовсе не реальность, а лишь обман органов чувств или игра затуманенного воображения. При галлюцинациях больной воспринимает все, что творится в его сознании как реальность. Он верит. И я верил в то, что видел, поскольку нельзя было не верить. Затем я собрал всю свою волю. Подошел к шлему — он по-прежнему висел в воздухе, ничем не поддерживаемый, и только слегка покачивался.
— Левитация! — подумал я тогда. — Несусветная ересь. Насмешка над законами природы. Сверхъестественное.
Как было бы хорошо, если бы «это» оказалось чем-нибудь сверхъестественным! Потому что тогда бы я не был больным. Но мне плохо, и с каждым часом становится все хуже.
Потом шлем вернулся на свое место. И предметы, все до единого, вернулись туда же, где лежали раньше. «Это» заботливо навело порядок. И уже через несколько минут я сам себя спрашивал, не померещилось ли мне все это. Я даже успокоился на какое-то время".
Тут голос Гелиана обрывался. Слышался тихий звук его шагов — по всей вероятности, он встал и принялся расхаживать по комнате. Затем Гелиан продолжал:
"Я расспросил биоавтоматы в зале. Но они ничего не зарегистрировали. Следовательно, все это плод моего воображения. После я сообразил, что биоавтоматы и не могли ничего видеть, поскольку непонятные явления происходили в малом зале. В тот момент я даже был доволен, что они ничего не заметили, потому что мои галлюцинации тогда легко могут быть объяснены переутомлением. Иначе оставалось допустить самое абсурдное. Я решил, что пора отправляться, и начал готовиться к полету. В сущности, я подготовил себя психологически; надо признаться, что мне неприятно было притрагиваться к шлему, который лежал на столе, хотя я и был уверен, что он никогда не перемещался по воздуху, а вся эта чертовщина мне попросту привиделась. И я убеждал себя, что после недолгого отдыха на Базе все пройдет и забудется.
И тут все началось сызнова. «Это» вновь было здесь, возможно, «оно» вообще никуда и не уходило отсюда, а все время крутилось возле меня. Иногда «оно» касалось моего тела: я чувствовал, я чувствовал его! Не помня себя, я стал хватать предметы и расставлять их по местам. Предметы сопротивлялись. Упорствовали. Иногда поддавались. Я понял, что случилось нечто непоправимое, и кошмар настолько реален, что возвращение назад невозможно — я уже неизлечим.
Когда вся эта свистопляска с предметами кончилась, я услышал голос. Он шел откуда-то издалека, но непонятным образом одновременно звучал и во мне. Этот голос звал и молил. Я не верил ему. Это был голос моего бредового рассудка. Это был мой двойник. Мозг, вышедший из-под контроля…
Через какое-то время я решил, что надо радировать на Базу. Думаю, что поступил правильно. При разговоре с Базой я в общем был спокоен и собран, но рассказал им о призраках. Они спросили, когда я вылетаю. Полагаю, что они имели в виду совсем другое — хотели узнать, в состоянии ли я управлять ракетой. Я ответил, что пока еще не настолько свихнулся и что они вполне могут мне доверять.
А голос звал все громче и настойчивее, он выкликал мое имя! Издалека, вблизи, внутри станции, снаружи. Я предпринял последнюю проверку. Спросил автоматы, слышат ли они голос. Я решил, что если они ответят отрицательно, я выйду и — сошел я с ума или нет — поведу ракету. Потому что лучше уж иметь хоть какой-то шанс добраться до Базы, чем сидеть тут с мозгами набекрень, как обезумевшая крыса в клетке.
По автоматы ответили утвердительно. Они тоже слышали голос, но не могли определить точно, откуда он шел. Один раз они дали координаты: полтора километра на юг — юго-восток по направлению к Большому Обрыву. Другой раз указали на пустыню. Автоматы вроде бы тоже свихнулись! Но одно было несомненно: голос существовал. Он звал меня по имени и просил о помощи.
С тех пор он непрестанно зовет меня. Затихает, умоляет снова, кричит и запугивает, говорит мне такое, о чем даже подумать страшно, — но одно не изменяется: он все время и во мне и одновременно вне меня!
Я не в силах здесь оставаться. Я больше не имею права оставаться, когда меня просят о помощи, хотя бы потому, что я, Гелиан, астронавигатор второго класса, — человек, а не обезумевшая от страха крыса!"
На этом запись кончалась.
Ферн стоял пораженный и пытался осмыслить услышанное. У Гелиана галлюцинации чередовались с действительностью, другого объяснения быть не может. Галлюцинации создавали мнимое чувство реальности и маскировались так обманчиво, что на их фоне сама действительность казалась ирреальной. Надо было проверить только одно из рассказа Гелиана, потому что пока этому не находилось разумного объяснения.
— Биоавтомат Первый, — позвал Ферн.
— Слушаю.
— Зарегистрировал ли ты голоса, о которых говорит Гелиан?
— Нет. Это не было запрограммировано. И человек по имени Гелиан не пожелал этого.
— Но голос шел по внутренней волне?
— Да.
Ферн подошел и сел перед фасетчатыми глазами. Вопрос необходимо было выяснить до конца.
— Если голос шел по внутренней волне, то он исходил от передатчика, находящегося поблизости. Каково твое решение?
— Это логично.
— Есть ли другие люди на поверхности Медеи, кроме тех, кого ты уже знаешь?
— Нет.
— По-моему, ты заблуждаешься, — сказал Ферн. — Только простые автоматы не ошибаются, ты для этого слишком сложный. Если существует передатчик, который работает на внутренней волне, то должен же его кто-то настраивать.
— Момент! — прервал Первый. — Извините, я отвлекусь на секунду, только приму одно сообщение.
Ферн превратился в слух. Он ожидал услышать таинственный голос — тот, который выманил Гелиана наружу. Но сразу разочаровался. Первый принимал сообщение от какого-то автомата, который собрал очередную серию геологических проб и запрашивал разрешения пополнить ими геологическую коллекцию станции.
— Извините, — сказал Первый. — Вы не имеете ничего против, если автомат 43-бис доставит пробы в геологическую коллекцию?
Ферн пожал плечами.
— Я ничего не имею против, но пусть он подождет, пока я кончу! Итак… передатчик находится поблизости. Кто бы мог работать с ним?
Он хотел продолжить свою мысль, как вдруг почувствовал что-то неладное. Он уловил это краем глаза, так как привык в кабине командира следить за работой приборов, находящихся сбоку от центрального пульта, от которых тем не менее зависела его жизнь. Он уловил какое-то движение и обернулся мгновенно, по-кошачьи.
Бластер, забытый им бластер, который он оставил на столе у стены, пошевелился.
Дуло медленно поворачивалось вправо, в сторону Ферна. В какую-то долю секунды Ферн упал на пол и сжался — клубок мускулов с отключенным сознанием. Он сделал это, даже не успев подумать, не успев испугаться. В следующий миг над ним пронесся режущий, ослепительный луч бластера, уперся в стену и прошил ее насквозь, уйдя в скалу. Затем еще и еще раз.
Луч искал Ферна.
Клубок мускулов осознал это инстинктивно и, извиваясь, пополз в сторону, прикрытый облаком дыма, наполнившего зал.
Будь у него время подумать, Ферн никогда не отважился бы на то, что сделал и что, в конечном счете, спасло ему жизнь. Добравшись до стола у стены, до мертвого угла, где бластер не мог его достать, Ферн внезапно вскочил и схватил дуло. Он почувствовал лишь легкое сопротивление, ничего более. Бластер затих и казался укрощенным, снова превратившись из разъяренного зверя в неодушевленный предмет.
Ферн стоял посреди зала и, пытаясь прийти в себя, следил, как дым медленно оседает на пол. Он пережил нечто невероятное, нечто такое, что разум отказывается воспринимать. Но дым от горящего дюраля щипал глаза, и на стене чернела прошитая бластером длинная щель, уходящая в глубь скалы.
Только сейчас Ферн испугался. Он почувствовал, как колени его обмякли, а во рту появился неприятный металлический привкус страха. Напряжение, которое заполняло его мускулы всего лишь секунду назад, сменилось неожиданной слабостью. Такого страха он не испытывал давно — с тех пор, как попал в гравитационную паутину беты Скорпиона. Тогда он еще не знал, что существуют двойные солнца, которые интерферируют гравитационные волны и как бы ограждают себя целой сетью — невидимым капканом, который не улавливает ни один локатор.
Он поискал взглядом стул, на котором перед этим сидел, — стул был опрокинут. Ферн подошел, поднял его и опустился на сидение. Обеими руками он прижал бластер к колену и осторожно спустил до отказа предохранитель, хотя у него было странное, но твердое убеждение, что подобное столкновение больше не повторится. Надо ждать чего-то другого, но только не повторения попытки.
На лбу у пилота выступили холодные капли пота. Он поднял руку, чтобы вытереть лоб, и заметил, что пальцы его дрожат. Давно с ним такого не случалось.
— Я — трус! — сказал себе Ферн. — Я низкий, жалкий, подлый, отвратительный трус! — сказал он громко.
Он продолжал ругать себя отборнейшими словами, по опыту зная, что это помогает. Затем перешел к более углубленной характеристике собственных качеств, помянув заодно и тех, кто подстраивает всякие идиотские шутки. Мало-помалу к нему вернулось самообладание, нервная дрожь унялась. Ядовитый дым бесследно рассеялся, и, если бы не обгорелая щель в стене, Ферн мог бы поклясться, что все это ему приснилось. Но щель не желала исчезать, она темнела — и все тут! — и настойчиво напоминала, что есть вещи, которые требуют не отборной ругани, а разумного объяснения. Объяснений не было. Или было одно — призраки. Но объяснение такого рода граничило с безумием, а Ферн не хотел и не мог признать, что разум его не в порядке.
— Биоавтомат Первый! — позвал Ферн. Он ожидал, что биоавтомат поврежден, но, вопреки его ожиданиям, автомат отозвался сразу же:
— Биоавтомат Первый слушает.
— Видел ты выстрелы? — спросил Ферн.
— Да.
Значит, все это была действительность, а не галлюцинация.
— Кто стрелял?
— Не имею информации.
— Как так не имеешь! — взорвался Ферн. — Тут творится черт знает что, а он, видите ли, не имеет информации! Кому ж ее и иметь, как не тебе?
— Вы нелогичны, — сказал Первый. — И прошу вас наконец ответить на мой вопрос!
— На какой вопрос? — изумился Ферн. Он не помнил, чтобы автомат его о чем-то спрашивал.
— Снаружи у станции ждет один из наших геоавтоматов, который принес пробы для коллекции. Вы не разрешили ему войти. Что я должен делать?
Ферн вспыхнул от досады. Да, ведь пока он боролся с призраками и собственный бластер едва не зацепил его лучом, прошив стену, станция продолжала свою автоматическую жизнь, никого не интересовало, как объяснить черную щель в стене, и, кажется только человек здесь был лишним. Но все-таки следовало что-то ответить. Иначе Первый опять станет допытываться, повторяя свой вопрос с настойчивостью, на какую способна только машина.
— Впусти его! — сказал Ферн.
Первый мигнул рубиновыми глазами — вероятно, дал какое-то распоряжение, которое Ферн не слышал. Снаружи загремели двери люка, слышно было, как они открылись и снова закрылись. После этого раздвинулись внутренние двери, и в зал вошел геоавтомат, похожий на те, что Ферн видел на Базе. Его небольшой корпус, окруженный венцом синих глаз-элементов, колыхался на шести длинных коленчатых ногах. Глаза отметили присутствие Ферна более ярким блеском, но автомат, не изменяя маршрута, прошагал по залу, водворяя свою добычу в маленькое помещение-музей.
— Биоавтомат Первый! — запросил Ферн.
— Слушаю вас.
— Имеют ли автоматы на станции… — он подумал, как бы получше сформулировать вопрос, — …имеют ли автоматы на станции или вне ее какое-либо отношение к выстрелам, которые мой бластер произвел несколько минут назад? Этими выстрелами могли меня убить.
— Нет, — ответил Первый. — Как вы знаете, ни действием своим, ни бездействием мы не можем причинить вреда людям. Таков Первый закон роботехники.
— Так кто же произвел выстрелы?
— Не имею информации.
Ферн встал и медленно вышел из зала, обеими руками сжимая бластер.
"Я почувствовал «его», — думал пилот, — почувствовал, как он сопротивляется, но не особенно сильно. Следовательно, кто-то управлял им. Необходимо сообщить о ситуации на Базу. Они ждут от меня вестей".
Он сел перед стереовизором для дальних передач и начал его настраивать, ища связи с Базой.
— Стоит только рассказать обо всем — и они забегают там, как сумасшедшие! Поднимут на ноги всех астрофизиков и доберутся сюда за два дня.
Какое за два дня! Может быть, еще…
Он оборвал свою мысль. Никто никого не поднимет на ноги и никто не забегает, чтобы отправиться на Медею. Ведь приняли же они Гелиана за помешанного, ну, примут и его тоже. Клаустрофобия. Космический психоз. И вместо экспедиции сюда прилетит следующий космонавт или, может, двое наверное, Ивар и Дэн. Спокойно выслушают его и заберут в РЭС. Если до тех пор он досидит на станции, а не затеряется где-нибудь среди скал, как Гелиан.
Ферн снял руку с прибора дальней связи. Но Гелиана вызвали со станции. Быть может, то же самое повторится и с ним. Надо ждать следующего сюрприза — по-видимому, голоса, который станет его звать. Непонятно, кто устраивает эти фокусы — и самым загадочным образом все, что случилось с Гелианом, сейчас повторяется с ним.
Все-таки придется связаться с Базой; он постарается казаться спокойным, ну, разве что чуть встревоженным. Плохо, что Селену не так-то легко обмануть, на такие вещи у нее особый нюх: она всегда улавливает, если что не в порядке, и начинает чисто по-женски выспрашивать и допытываться.
На стереоэкране появился один из дежурных биоавтоматов Базы, и Ферн со скрытым облегчением вздохнул. Этот не станет расспрашивать, не настолько уж он умен.
Ферн передал всего несколько фраз — что он добрался до Медеи, что местонахождение Гелиана в данный момент неизвестно, что он ищет его, хотя и нет особых оснований судить, что с ним случилась беда. При последних словах Ферн всячески старался не смотреть на стену и даже попытался встать так, чтобы заслонить своим телом от фиксирующего взгляда автомата обгоревшую щель. Кажется, автомат ничего не заметил или же счел, что дыра в стене — в порядке вещей, во всяком случае, он не задал никаких вопросов. Он просто подтвердил, что принял сообщение, и Ферн без лишних слов выключил экран.
Теперь следовало заняться более важным: тем, ради чего он прибыл сюда. Отыскать Гелиана — ну, и поостеречься самому — пока еще не известно чего.
Ферн перешел к другому стереовизору — с узконаправленным радиусом действия — и начал осматривать окрестности без всякого заранее намеченного плана. Отыскать Гелиана таким способом было маловероятно, но не следовало отбрасывать даже этот малый шанс.
На стереоэкране тянулась однообразная песчаная пустыня — желтая и безнадежная. Она доходила до самых скал, которые вздымались прямо из песка, — острые, тонкие, как пальцы человеческой руки, погребенной в песке неведомо когда; Затем опять пошел один сплошной песок — до темной горной цепи, закрывающей горизонт. Такова уж была эта злополучная Медея безжизненная, страшная планета, где, казалось бы, и нет ничего особенного, но чувство опасности вас не покидает.
Ферн повернул переключатель стереовизора и начал осматривать окрестности в другом направлении. Недалеко от станции песчаная пустыня кончалась. Но и здесь она упиралась в немыслимый хаос скал и головокружительных бездонных пропастей. Словно природа в пароксизме злобы смешала эти черные скалы и лабиринты, да так и оставила их стыть на века. Это был так называемый Большой Обрыв — так окрестили его первые исследователи Медеи.
При виде очередной скалы Ферн едва не вскрикнул от радости. В ущелье явно двигалась какая-то тень.
— Гел! — закричал Ферн. — Ты слышишь меня, Гел?
Он усилил резкость, увеличил изображение, и радостное восклицание замерло у него на устах. Это был не Гелиан. Тень обрела рельефные очертания, и на экране появился один из геоавтоматов. Своими пневматическими щупальцами он прилепился к скале и терпеливо долбил ее. Чуть в стороне двигалась другая тень — наверное, еще один геоавтомат.
— Биавтомат Первый, — позвал Ферн, повернувшись к рубиновым глазам, но боковым зрением продолжая следить за экраном:
— Слушаю вас.
— Может, ваши геоавтоматы — зарегистрировали, что Гелиан проходил мимо них?
— Нет, им не задано такой программы, а действия, которые они могут выполнять, строго ограниченны.
Так оно и было. Геоавтоматы относились к разряду самых примитивных конструкций — полубезмозглые исполнители указаний, безгласные рабы в иерархии искусственных киберов. Никто не мог позволить себе роскошь послать в эти бесприютные скалы биоавтомат столь сложной конструкции, как Первый.
— Какая у них программа? — спросил Ферн.
— Часть общей программы номер один по исследованию планеты. Геоавтоматы направлены преимущественно в область Большого Обрыва, поскольку прежде всего там содержатся данные о геологическом прошлом Медеи. В нашем распоряжении имеются новые сведения!
— Не надо, — вздохнул Ферн. — Сейчас мне требуется совсем иное.
— Разрешите геоавтомату 43-бис покинуть станцию. Он выполнил задание и должен вернуться в свой квадрат.
— Кто? — переспросил Ферн. — Какой 43-бис… ах, да!
Он совсем забыл о паукообразном автомате, разукрашенном синими глазами-фотоэлементами.
— Да-да, пусть возвращается в свой квадрат! — Ферн снова повернулся к экрану. Вершины черных скал сейчас были высвечены. На горизонте показалось одно из желтых солнц, и лучи его расползлись по расщелинам. Абсолютно безнадежно. Ферну понадобились бы годы, чтобы осмотреть Большой Обрыв.
За спиной у него на длинных клешнеобразных ногах прошел геоавтомат. Рубиновые глаза Первого отдали какое-то распоряжение, и внутренние двери люка открылись, а потом тотчас же закрылись за автоматом. Ферн услышал, как хлопнули наружные двери.
На экране сменялись расселины, вдали сверкал лимонно-желтый песок. Поистине можно решить, что кто-то выдумал эту планету или она приснилась кому-то в кошмарном сне. Но нет, такие планеты не создаются искусственно они просто существуют во Вселенной, и точка, независимо от того, нравятся они роду человеческому или нет.
Ферн внимательно следил за экраном стереовизора и вдруг почувствовал: что-то не так, привычный порядок в чем-то нарушен. Бластер лежал у него на коленях, значит, с этой стороны ему не грозила никакая опасность: «это» теперь не застанет его врасплох.
Медленно, бесшумно он повернулся всем корпусом, словно боялся спугнуть «это». Теперь он решил не щадить невидимого противника.
Но позади никого не было, станция работала все в том же спокойном ритме. Первый по-прежнему следил за ним со стены своими рубиновыми глазами. Тонкое монотонное жужжание аппаратов не прерывалось ни на минуту. И все же что-то случилось!
Или, напротив, не случилось — сомнение постепенно закрадывалось в голову Ферна. Так как же все-таки?
Есть! Наружные двери люка! Они не закрылись после того, как геоавтомат вышел!
— Биоавтомат Первый! — сказал Ферн. — Закрой наружные двери станции! Почему ты их не закрыл?
— Я получил указание и выполнил его.
— Что? — изумился Ферн. Он не помнил, чтобы давал такое указание. Немедленно закрой двери!
— Программа изменена вами, — доложил Первый. — Мне было приказано открыть и внутренние двери станции, но они так устроены, что не могут открываться одновременно с наружными. Я вызвал автомат гамма-три. Он, вероятно, справится с задачей.
— Прекрати! — закричал Ферн. — Отменяю! Я отменяю это распоряжение!
Он мгновенно вскочил и бросился к шлему скафандра. Схватил и надел его, шлем плотно охватил шею. Ферн в одной руке стиснул бластер, другой крепко схватился за стол у стены.
— Я отменил распоряжение! — услышал Ферн голос Первого.
— Закрой люк!
— Закрываю люк.
— Верни автомат гамма-три на место!
— Возвращаю автомат гамма-три на место! Будут у вас еще какие-нибудь распоряжения?
— Нет! — сказал Ферн. Он едва владел своим голосом.
Значит, «это» все же существовало. После неудачной попытки с бластером «оно» решило убить его другим способом — легко и просто: открыть двойные стальные двери станции. Стоит воздуху лишь на мгновение попасть внутрь один короткий взрыв, и все более легкие предметы, находящиеся внутри станции, разлетятся в пыль. И Ферна должна была постичь та же участь лежать там, на желтом песке, съежившись, как осенний лист, без мыслей и чувств, потому что боль будет мгновенной и он потеряет сознание прежде, чем задохнется.
Его спасло лишь чувство опасности, безошибочная интуиция, которой обладают все опытные пилоты космических кораблей. И предусмотрительность конструкторов станции. Две двери не могли открыться одновременно, даже если бы автоматам была дана такая команда: рычаги, раздвигающие одни двери, закрывали другие. Поэтому Первый и вызвал автомат, чтобы сломать страховочные механизмы. Первый был умен, но не настолько, чтобы взвесить все последствия. А кроме того, он получил распоряжение.
— Биоавтомат Первый! — позвал Ферн. — Кто дал тебе указание открыть двойные двери люка?
— Вы и человек Гелиан.
— Ты неисправен, — убежденно заявил Ферн. — Я не давал такого приказа, а Гелиана здесь вообще нет. Ты знаешь, что это могло бы убить меня… что это наверняка бы убило меня?
— Нет, — признался Первый. — У меня нет таких данных. Желаете, я повторю распоряжение, которое получил?
— Да, слушаю.
Раздался голос, и Ферн чуть не вскрикнул от неожиданности — это был его собственный голос. Всего несколько слов, а затем голос Гелиана, который закончил фразу. Словно кто-то придумал такую игру: подбирал фразы, переставлял слова, произнесенные ими обоими, чтобы составить нелепый приказ.
Да, кто-то действительно подбирал слова, преследуя свою страшную цель. «Это» действовало с дьявольской расчетливостью и упорством, как убийца, притаившийся в засаде. Что же еще он способен придумать?
Ферн поборол возбуждение, словно тяжкой глыбой придавившее ему грудь, отошел от стола и снова сел у стереоэкрана. Пожалуй, настало время просить помощи с Базы, ведь дальше так продолжаться не может. При таких обстоятельствах они не посмеют отказать ему в помощи!
Ну конечно, они ему не откажут. Сначала подумают, что он, как и Гелиан, заболел и теперь хочет, чтобы кто-нибудь прилетел сюда, а тогда Ферн примется убеждать их, что на станции Медеи существует и действует нечто такое, чего нормальный разум не в состоянии воспринять и усвоить.
Ферн сидел и размышлял. Первоначальное чувство безнадежности и страха перед неизвестностью сменилось стыдом. Что ж, выходит, пятнадцать лет работы в астронавигации прошли даром; опасности, которые довелось ему встретить и которых он избежал достойным образом, тоже ничего не значат? Мало того, что он не нашел Гелиана, за которым его послали, так теперь еще сам собирается просить помощи. Через два-три дня сюда примчится какой-нибудь молокосос, а потом вся База долгие годы станет потешаться над тем, как Ферн испугался. А он действительно испугался. Нет такого человека, который бы совсем не знал страха. Бывают ситуации, когда страх самое естественное проявление человеческих чувств. Все дело лишь в том, как ведешь себя, когда тебе страшно.
И Ферн стал припоминать, когда он испытывал страх. В один из первых рейсов на трассе Аргус — Орион. Это был самый заурядный рейс, причем с грузовой ракетой. Ферн к тому времени уже обладал известным опытом астронавигатора — как раз таким, который доводит до беды. Рейс проходил нормально, Ферн готовился ко сну и отдавал последние распоряжения автоматам-навигаторам, когда почувствовал, что ракета слегка вибрирует. Вибрация в грузовой ракете — явление не из приятных, почти всегда это признак каких-то серьезных неполадок. Ферн подождал немного, в надежде, что все обойдется, но вибрация усилилась еще больше. Однако самое странное было, что ни один из приборов ее не регистрировал. А между тем явственно ощущалось, как дрожит весь корпус — приступами — и как каждый новый приступ становится все сильнее и грозит разорвать обшивку.
Ферн тогда испугался, но не потерял присутствия духа. Он не отклонился от курса, не запросил разрешения на вынужденную посадку. Ракета выдержала — дрожание постепенно сошло на нет. После, уже на Базе, Ферн заглянул к Териану, старому и опытному космическому врачу. Тот осмотрел его и установил какой-то сложный диагноз, нечто вроде "приступа невроза вестибулярного аппарата". Исключительно редкий случай. Вибрировала не ракета, а он сам.
Тогда Ферну было страшно, но он выдержал. А теперь он сам готов просить помощи, вместо того чтобы помочь Гелиану!
Страх сменился стыдом, стыд — злостью, чистой, без всякой примеси. «Этому» его не одолеть. Не такое уж оно умное и опытное.
— Выйди! Покажись! Ты… — он не находил слов и захлебывался от ненависти к неизвестному, который два раза пытался убить его. Затем он опомнился. Разумеется, никто не показался, чего и следовало ожидать.
Ферн стиснул бластер и начал тщательно осматривать помещение, каждый предмет в отдельности, словно «это» могло находиться внутри предметов. Прошел в комнату позади большого зала, где что-то непонятное впервые случилось с Гелианом, затем в музей геологических проб. Все было спокойно. Под прозрачными колпаками из экалона лежали аккуратно пронумерованные и расклассифицированные куски черно-красных, черно-зеленых и ультрамариново-черных минералов, кристаллы с причудливо изломанными зеркально-черными гранями, в которых отражался шлем Ферна. Везде было тихо. «Это» потерпело неудачу и затаилось. До следующего прыжка из засады.
Ферн вернулся в зал и сел у стереовизора с узконаправленным радиусом действия. При всех обстоятельствах необходимо было не только заботиться о собственной безопасности, но и разыскивать Гелиана.
Ферн снова принялся рассматривать на экране Большой Обрыв. Он и сам не знал почему, но ему все время казалось, что именно там следует искать Гелиана, среди этого хаоса скал и расщелин. Он какое-то время молча крутил ручку настройки, затем сам удивился своей затее — вот он преспокойно сидит, изучает окрестности с помощью стереовизора и считает, что занят делом. Ведь обнаружить Гелиана таким образом было бы равносильно чуду! Но может быть, все же автоматы… Он обернулся.
— Биавтомат Первый!
— Слушаю вас, — тотчас же отозвался Первый.
— Можешь ли ты задать геоавтоматам программу на поиск органической высокоорганизованной материи… я имею в виду… — он слегка запнулся, желая выразиться как можно точнее, — …материю, из которой созданы мы, люди?
— Могу. Это не входит в параметры геоавтоматов, но для некоторых из них такая задача разрешима.
— Для скольких?
— Для четырнадцати, — ответил Первый, не задержавшись ни на секунду.
— Хорошо! — сказал Ферн. — Это уже кое-что. Немедленно отдай им такой приказ: пусть все четырнадцать геоавтоматов, которые могут искать белковые соединения, направляются к Большому Обрыву.
— Дайте координаты! — попросил Первый.
— Координаты им дашь ты! — отрезал Ферн. — Ты сам наиболее рационально распределишь между ними участки поиска на той стороне Большого Обрыва, которая обращена к станции, и направишь туда все четырнадцать геоавтоматов!
— Понимаю, — сказал Первый. — Вы хотите, чтобы они нашли человека по имени Гелиан. Мне потребуется какое-то время, пока я все высчитаю и дам соответствующие указания пригодным для этой цели геоавтоматам.
Первый выражался очень четко, тщательно составленными фразами, и это слегка раздражало Ферна. Но в конце концов нельзя требовать от мозга даже с двумя миллиардами кристаллических нейронов, чтобы он знал жаргон, на котором изъясняются пилоты Базы. Важно, чтобы он вообще соображал и хорошо выполнял свое дело, а, судя по всему, он его знал.
— Сколько тебе нужно времени? — спросил Ферн.
— Около восьми минут по меридиональному времени.
— Действуй!
Рубиновые глаза мигнули.
— Подожди! — спохватился Ферн. — Каким образом ты получил распоряжение открыть обе двери люка? Как тебе его передали?
— Прямо записью, — ответил Первый, — непосредственно в анализаторный блок. Вы утверждаете, что открытие обеих дверей может вас уничтожить. Я запомнил это указание. Следовательно, предыдущее распоряжение пришлось аннулировать.
— Да-да, разумеется! — быстро сказал Ферн. — Ну, действуй!
"Прямо в анализаторный блок, — думал Ферн, — минуя обычные каналы зрительный или слуховой. До сих пор я не слышал ничего подобного, но, очевидно, такая возможность существует! Запись, переданная откуда-то поблизости… Значит, ничего сверхъестественного. Значит…"
Вдруг у него мелькнула мысль, от которой он буквально подскочил. Как же он не додумался раньше! Ракета! Ракета Гелиана! Определенно все команды идут оттуда. У «этого» нет другого места, ведь не бесплотный же он дух, в конце концов. «Это» оба раза использовало приборы в ракете, чтобы устраивать все свои спектакли, которые едва не стоили жизни Ферну. Но уж теперь-то он с ним расквитается!
Побледнев от злости под шлемом скафандра, сжимая бластер обеими руками, Ферн направился к двери люка.
Он возвратился, по-прежнему бледный, но полный недоумения. Он был уверен, что кто-то притаился именно в ракете. Гелиана, но она оказалась пустой. Автоматы функционировали вполне исправно и дали ему все затребованные сведения: с точностью до десятой доли секунды указали время посадки, время, когда Гелиан покинул ракету, сообщили, что ракета готова к взлету. Ферн буквально устроил им перекрестный допрос, желая уловить хоть малейшее противоречие, сам сознавая, что попытки его бессмысленны. Никто не поднимался в ракету после Гелиана и никто не пользовался приборами и передатчиками. «Этого» не было в ракете!
Ферн переступил порог зала станции, и первое, что он услышал, был знакомый голос, шедший из автомата с рубиновыми глазами:
— По данным, которые передает геоавтомат 21, заключаю, что разыскиваемый вами человек, по имени Гелиан, найден!
Ферн бросился к автомату с криком — торжествующим, радостным. Мысль отправить геоавтоматы на поиски оказалась удачной! Только бы он был жив! Они тотчас же отправятся в обратный путь, а потом уж пусть другие разбираются во всех странностях этой треклятой планеты! Только бы он был жив!
— Где он? Покажи мне его!
Ферн яростно крутанул ручку стереовизора, даже не набравшись терпения выслушать координаты, которые ему диктовал Первый. Он заставил автомат повторить их, напрягшись от волнения, произвел корректировку и, разглядев изображение, замер.
На экране чернела страшная, отвратительная пропасть с совершенно отвесными стенами. Они были видны как на ладони, ярко освещенные лучами одного из желтых солнц. Ферн не мог определить глубину обрыва, но понимал, что она огромна. Один из геоавтоматов стоял на гребне и осторожно цеплялся за скалы своими пневматическими ногами-присосками.
— Где же Гелиан? Покажи мне его! — сказал Ферн, и сердце его сжалось. Он пытался различить в пропасти хоть что-то похожее на человека, но не мог.
— Для вас он вне поля видимости, — отозвался Первый, — но геоавтомат-21 обнаружил его в своем секторе. Он внизу.
— Гел! — закричал Ферн в микрофон. — Гел! Отзовись, это я, Ферн!
Экран молчал. Даже обломки скалы, которые осыпались под пневматическими ногами геоавтомата, падали вниз бесшумно — на Медее не было атмосферы.
— Геоавтомат-21 спустится вниз, но это довольно трудно, — заметил Первый.
"Лишь бы он был жив! — думал Ферн. — Заберу его и…"
Он разглядывал отвесные скалы, словно ведущие в преисподнюю, и все старался убедить себя, что Гел жив, что он сумеет вдохнуть в него хотя бы частицу своей энергии, чтобы вернуть его в мир, из которого тот ушел. Но где-то в глубине души Ферн больше не верил в чудо. Гел сорвался с высокого гребня скалы в пропасть с отвесными стенами, где даже геоавтомату почти невозможно удержаться. Не оставалось ни малейших шансов, что он жив. Он не мог остаться в живых, сорвавшись с этакой кручи.
— Быстрей, быстрей! Прикажи ему спуститься! — настаивал Ферн.
— Приказ уже отдан, — отозвался Первый. — Но спуск очень труден, а другого пути не существует.
Стереовизор вплотную следил за геоавтоматом, который тщательно выискивал на обрывистой круче, куда переставить свои длинные ноги. Время от времени автомат задерживался, обходя гнезда огромных черных кристаллов, разросшихся в пропасти, словно фантастические цветы, и снова продолжал спуск. Веночек синих глаз на его небольшом корпусе накалился от напряжения.
Ферн сидел, как загипнотизированный, впившись ногтями в ладони, закусив губу. Он забыл обо всем на свете — о двух попытках убить его, о невидимом существе на станции, обо всем. Сейчас было важно только одно — Гел, несчастный Гел, который лежал где-то внизу и, может быть, умирал в эту минуту.
Геоавтомат спускался, движения его становились все увереннее и быстрее. Вдруг он замер. Две длинные пневматические ноги повисли и дрожали, напрасно пытаясь прикрепиться к скале. Весь корпус его раскачивался под собственной тяжестью.
— Что там случилось? — вскочив, крикнул Ферн. Он протянул руки к экрану, словно этот жест мог помочь автомату.
— Очень трудно определить, — произнес у него за спиной Первый. Выглядит, как частичный паралич нейрокристаллического центра.
— Что?!
— Частичный паралич нейрокристаллического центра, — спокойно повторил Первый. — Такое уже однажды зафиксировано в том районе. Тогда мы потеряли геоавтомат 9-бис.
Ферн, оцепенев, уставился на экран, и из горла его вырывались бессвязные звуки. «Это» вмешалось и там, на Большом Обрыве! «Это» было везде, повсюду на проклятой планете.
— Я не могу разобраться в ваших указаниях, — сказал Первый.
И в этот момент геоавтомат упал. Он сорвался со скалы и полетел вниз, ударяясь об острые выступы. Ноги у него подломились и бессильно болтались где-то позади тела, а вслед за ним летели камни и мелкие обломки скалы. Все это продолжалось не дольше десятой доли секунды, и пропасть снова застыла в немом покое.
Тогда экран нащупал Гелиана. Он лежал навзничь, неестественно согнув руки, скафандр повис на обломке скалы возле него. Гелиан упал на одну из маленьких площадок в пропасти, и треснувший шлем отражался в блестящих черных гранях огромных кристаллов.
— Гел! — простонал Ферн. — Гел, ты слышишь меня? Отзовись, Гел! Прошу тебя, отзовись!
Он знал, что Гел мертв, что он не может отозваться. При разбитом шлеме и разорванном скафандре Гелиан прожил бы не более нескольких секунд, а может, и сразу потерял сознание от боли, и смерть его была скорой и легкой. В космосе чаще всего смерть бывает мгновенной.
— Каковы будут ваши распоряжения? — напомнил о себе Первый.
Ферн медленно выпрямился. У него не было ни единой мысли, ему нечего было приказать.
И тут он услышал голос Гелиана.
— Иди сюда! — звал голос. — Я больше не могу… Я не выдержу… я так далеко… так одинок…
Ферн смотрел на экран — там лежал Гел с разорванным скафандром, с неестественным изломом рук, как их не согнул бы ни один живой человек. И Гел говорил — звал его к себе, молил о спасении…
Мертвый говорит. А может, он все-таки не мертв? Может быть, есть еще какой-то шанс?
Не раздумывая, Ферн надел шлем и прошел через зал. Остановился перед люком, подождал, пока первая дверь пропустит его. Им руководило только одно желание — скорее туда, к Гелиану! Он найдет способ вытащить его! Нет безвыходных положений!
Он выскочил из помещения, и первой его мыслью было бежать к ракете. На РЭС была танкетка, на которой он мог бы добраться до Большого Обрыва.
Но затем он словно прирос к месту. Голос, который вызвал Гела и заманил его в пропасть, теперь зовет и его! Тот же самый голос, только измененный, а тембр Гела и слова его! И он, Ферн, не раздумывая, бросился как последний дурак, чтобы попасться в расставленную ловушку.
Но Гел лежал там, умирающий и беспомощный, и Ферн был единственный, кто в силах ему помочь!
Гел мертв. Это не его голос. Он не может говорить. Это ловушка!
Ферн опустил руки и повернулся, чтобы идти обратно на станцию. Перед ним послушно открылись раздвижные двери. Что бы там ни случилось, пока он еще не утратил рассудка.
В зале ничего не изменилось. Первый отметил его появление миганием глаз. Ферн опустился на один из стульев. К нему вернулась способность мыслить.
"Только не поддаваться панике! Сохранить хладнокровие! Только сохранить хладнокровие! — твердил он себе. — Постепенно все выяснится. Не существует необъяснимых вещей, есть еще не познанные… но из-за них я не потеряю рассудка!"
— Биоавтомат Первый! — позвал Ферн.
— Слушаю вас.
— Откуда ты передавал по стереофону голос Гелиана? Можно это установить?
— Да, я зарегистрировал координаты.
— Откуда?
— Из музея геологических проб.
— Из какого музея? — удивился Ферн. Он просто не понял.
— Из геологического музея станции.
Ферн прикусил губу. Значит, «это» было там. Все время он крутился, не находя себе места, а опасность таилась рядом — всего лишь в нескольких шагах от него. Но больше его не застанут врасплох.
Он сидел и напряженно думал, пытаясь связать воедино разрозненные факты. Первый раз, когда его попытались убрать… когда же это было? Ага, когда он разговаривал с Первым, а один из геоавтоматов принес геологические пробы и просил разрешения войти в музей. Второй раз — когда геоавтомат вышел, оставив пробы внутри станции.
Таинственное «это» было связано с геологическими пробами.
— Биоавтомат Первый! — сказал Ферн.
— Слушаю вас.
— Я хочу получить характеристику минералов, которые принес твой геоавтомат, когда… когда я был здесь. Что они собой представляют? Можешь ты сказать, откуда они?
— Разумеется, — отозвался Первый. — Гигантские кристаллы Большого Обрыва. Состав их не уточнен, у меня недостаточно данных.
Кристаллы. Большие черные кристаллы, в гранях которых отражался разбитый шлем Гелиана. Они были живыми?
Крепко сжимая бластер, Ферн встал и прошел через зал в музей. Под прозрачными куполами сверкали зеркальные грани кристаллов Большого Обрыва.
"Кто же? — думал Ферн. — Который из вас? Ты… или ты?.. Разумен ты… или само воплощенное зло? Отвечай!"
Случай с Медеей до сих пор не нашел объяснения, хотя потом было послано четыре экспедиции и сотни сообщений. Никому не удалось установить контакт с кристаллами Большого Обрыва. Доказанным считалось только одно — что эти кристаллы обладают способностью реагировать на окружающую среду более остро, нежели это до сих пор встречалось среди неорганической природы. Некоторые предполагали, что кристаллы каким-то образом обрабатывают получаемую информацию, следовательно, у них имеются своего рода начатки разума. Другие оспаривали это утверждение. Но все пришли к единодушному мнению, что кристаллы могут принимать и отражать почти все электромагнитные колебания, а также звуковые волны в диапазоне человеческого голоса. Перемещение предметов на расстоянии объяснили явлениями "направленного магнетизма", которые были описаны и хорошо изучены экспедициями, но в лабораторных условиях никому не удалось их воспроизвести.
Единственная логичная гипотеза была предложена несколькими молодыми и не очень серьезными информаторами Базы. Они утверждали, будто кристаллы живые и разумные существа и что это единственная в своем роде форма кристаллического разума. Все загадочные явления на станции связаны с тем, что геоавтоматы доставили туда несколько живых кристаллов. Отторгнутые от своих собратьев из Большого Обрыва, кристаллы стремились вернуться на прежнее место. Люди же для них были только помехой, и они старались устранить ее; при этом их не интересовали никакие другие побочные последствия. С помощью "направленного магнетизма" кристаллы только изучали окружающую среду, а вовсе не имели намерения пугать обитателей станции. Вызов Гелиана, а затем и Ферна к Большому Обрыву был не чем иным, как отчаянным призывом разумных кристаллов отделенных друг от друга, которые пытались объяснить людям, что те причиняют зло. Парализация геоавтоматов в пропасти Большого Обрыва — всего-навсего простейшая защитная реакция, чтобы помешать дальнейшему отторжению живых кристаллов.
Встретились два вида разума, каждый со своей логикой поведения, и не поняли друг друга.
Никто из ведущих специалистов не поверил этим беспочвенным утверждениям. Посмеялись над ними и отмели прочь. Если кристаллы были разумными, отчего они не попытались вступить в контакт с людьми? А может быть, они не желают вступать в контакты с самыми разумными существами Галактики? Такое предположение способно вызвать скептическую улыбку даже у относящихся наиболее доброжелательно к этой невероятной гипотезе.
Что же касается целесообразности поведения кристаллов, то этого экспедиции не обнаружили и отвергли такую возможность. И только Ферн остался при своем особом мнении. Но он был всего лишь астронавигатором второго класса — даже не первого, — и поэтому на его особое мнение никто не обратил внимания.
