Адольфо Биой КАСАРЕС
ВСТРЕЧА

Словно собираясь куда-то, Альмейда надел синий костюм. Стоя перед зеркалом, завязал безупречным узлом галстук, который надевал только по торжественным случаям, и скрепил его зажимом в форме подковы. Резная деревянная рама придавала овалу зеркала таинственную и печальную глубину. «Таким вот и останусь, — подумал он, — на фотографии где-нибудь в спальне Кармен, на столике между ее портретом в манильской шали и фотографией ее племянника, голенького малыша на подушке».

Он услышал за спиной шорох и, обернувшись, увидел, как кто-то просовывает под дверь письмо. «А любопытства я, оказывается, еще не потерял», — с иронией подумал он, вскрывая конверт. Это был счет от портного. «Ну, уж это не повод для того, чтобы отложить самоубийство!»

И, как бы желая в последний раз проверить себя, подумал, глядя на свое отражение в зеркале: осталось ли для него в жизни что-нибудь привлекательное? Из того, что сразу пришло на ум, он выбрал только запах поджаренного хлеба и танго «Дождливой ночью». Обязательно надо было вспомнить что-то третье — он был суеверен. Напряг память и начал перебирать все, что приходило на ум, сначала без системы, потом в определенном порядке: люди («Лучше обойти стороной»), его давнишние привычки («Кто не осточертеет себе со всеми этими маниями?»), театр на Авенида де Майо; бильярд в центре, холостяцкие вечеринки, затягивавшиеся далеко за полночь, с сальными разговорчиками и анекдотами, обычно в каком-нибудь из ресторанов галереи Дель Онсе; летние сиесты в лесу близ Ла Платы; книги, в свое время доставлявшие ему столько удовольствия, вроде фантастики — рассказов о машине времени, в которой человек переносится в будущее, а оно оказывается весьма безрадостным. Где же он видел эти книги? Вероятно, в доме у Кармен или у одного из ее маленьких племянников, которым она сразу отдавала их, словно книги эти жгли ей руки.

Вдруг он вспомнил о грузовике, очертаниями напоминавшем белого медведя. Это было давно, еще в детстве. Грузовик принадлежал торговцам пушниной, и Альмейда, когда впервые увидел его, онемел. «Ну, вот и третий!» — обрадовался он, но сразу подумал: «Что из этого?» Попрежнему не отрывая глаз от зеркала, протянул руку, чтобы взять со стола револьвер, через мгновение бросил взгляд на стол и заметил там газету. Или, лучше сказать, заметил в ней объявление в черной рамке (как прежде печатали в провинциальных газетах объявления о смерти):

«Вы считаете, что жизнь загнала вас в тупик, что все против вас и у вас нет выхода, кроме самоубийства? Если вам нечего терять, приходите к нам». «Будто обо мне, — подумал он, — как раз мой случай».

Блажен тот, кто может свалить свою вину на ближнего; увы, у него такой возможности нет. Почему он не поговорил с Кармен, не внес во все ясность, как ему советовал этот левша Хоакин из «Тридцати трех»? Внести ясность! Несбыточная мечта! Кармен говорила: «Можешь во всем на меня положиться». Прекрасная, с нежными, тонкими чертами, всегда победоносно улыбающаяся Кармен, крошечная, но сложенная так пропорционально, что никому никогда не пришло бы в голову назвать ее карлицей, всегда, какую бы дверь он ни открыл, неизменно появлялась из-за нее и преграждала ему путь, легкая, как взмах веера, грациозная, как куколка… Альмейда решительно протянул руку за револьвером — ив этот миг здание содрогнулось от грохота. Он вспомнил: сегодня отдают последние почести скончавшемуся генералу. Пушечный залп словно предостерегал его от опрометчивых поступков, и он отложил револьвер, чтобы еще раз перечитать объявление. Он пробежал его глазами, ни на что особенно не рассчитывая, но когда дошел до номера телефона и до призыва:

«Звоните нам безотлагательно!», сказал себе: «А может, и в самом деле попробовать?» И просто из любопытствапосмотреть, не предложит ли ему жизнь в эти роковые для него минуты что-то необычное, — позвонил. Ему сразу ответили.

— Хотите договориться о встрече? — спросил усталый, спокойный мужской голос. — На этой неделе я занят… разве только вы придете прямо сейчас.

— Сейчас?.. Я могу, — заикаясь, проговорил он.

— Записывайте.

— Минутку.

— Авенида де Майо… — начал диктовать голос. Альмейда записал номер дома, этаж.

— Готово.

— Если не хотите ждать, не задерживайтесь, пожалуйста.

Он взял часы, монеты, лежавшие в пепельнице, кольцо для ключей, подаренные ему Кармен, и, наводя порядок на письменном столе, увидел свою чековую книжку. «Возьму и ее, — решил он. — Умирать, так хоть заплатив долг портному». Мастерская как раз была ему по пути.

Внизу его остановил почтительно-важный портье.

— Сеньорита Кармен оставила для вас конверт, — сказал он Альмейде. — Сейчас я вам его дам.

— Дадите потом, когда я вернусь.

Не успел портье рта раскрыть, как Альмейда уже шагал по улице. Когда он вошел в мастерскую, портной спросил его:

— Показать вам красивый материал?

— Спасибо, мне ничего нового не нужно, — ответил он. — Я пришел только заплатить. Вас это удивляет?

— Нет, сеньор, меня уже ничем не удивишь.

Выйдя на улицу, он увидел свободное такси, взял его и подумал: «Пока мне везет».

Заговорил с водителем об объявлениях, которые печатают в газетах.

— Как, по-вашему, стоит их читать? — спросил Альмейда.

— Моя жена всегда их читает, и вы бы только посмотрели, как ловко она приспосабливает их к делу. Стоит мне пожаловаться, что в доме полно барахла, так она мигом затыкает мне рот фразой из объявлений: «Чтобы иметь, надо беречь», или чем-нибудь в этом роде. А потом напоминает, что благодаря объявлению купила мне электростатический пояс, который я ношу и по сей день…

Таксист был так увлечен своим монологом, что, выехав на Авенида де Майо, при виде потока автомобилей на улице был немало удивлен. Катастрофы он избежал каким-то чудом, а его собрат, уступая ему дорогу, врезался в автобус. Эпизод завершился скрежетом металла и звоном разбиваемого стекла.

Когда Альмейда вылез из машины, он почувствовал, что еле держится на ногах. Сперва салют в честь умершего военного, теперь дорожное происшествие — нет, это уж слишком! После такой встряски у него просто не осталось сил сегодня вечером нажать на спусковой крючок револьвера… Но, с другой стороны, если он доживет до вечера, ему придется снова встретиться с Кармен.

В двенадцать ноль-ноль он уже разыскивал на Авенида де Майо дом, номер которого записал по телефону. Оказалось, что это совсем рядом с театром. «Как в насмешку, — подумал он, — все те же давно знакомые места. Надо вернуться домой». Нет, уж раз пришел, лучше узнать, что ему предложат.

Альмейда поднялся на пятый этаж и на медной дощечке, в которой ему почудилось что-то траурное, прочитал: «Доктор Эдмундо Скотто». Он вошел, и девушка в белом халате провела его в приемную или кабинет, где стен не было видно за книжными полками. За письменным столом, на котором рядом с огромными кипами бумаг виднелась чашка кофе с молоком, сидел старичок в пыльнике. Жуя, он сказал;

— Жду вас. Я доктор Скотто.

Прежде всего бросалось в глаза, что он совсем крохотный («Прямо как Кармен», — подумал Альмейда), но кроме того, он был очень худой и с нездоровым цветом лица.

— Я прочитал ваше объявление, и…

— Простите, что не угощаю вас, — перебил его доктор Скотто. — За кофе надо посылать в молочную на углу, но пройдет бог знает сколько времени, прежде чем его принесут.

На стене над головой врача висела темная картина, где был изображен не то Харон с пассажиром в лодке, не то гондольер, перевозящий больного или мертвеца по каналу в Венеции.

— Я пришел по объявлению, — сказал Альмейда.

— Вы извините меня, если я буду есть? — спросил доктор, отрезая себе кусок хлеба и обмакивая его в кофе. — Говорите, пожалуйста. Расскажите, что с вами.

— Это еще зачем? — огрызнулся Альмейда с необъяснимым раздражением, подогреваемым, быть может, тщедушностью доктора. — Вы даете, скажем прямо, до странности загадочное объявление, я (правда, не питая никаких иллюзий) прихожу к вам в приемную, и теперь вы мне говорите, что я еще должен вам давать объяснения!

Доктор Скотто сначала вытер платком мокрые от кофе усы, потом вытер лоб, вздохнул, раскрыл было рот, чтобы заговорить, но, увидев на подносе печенье в форме полумесяца, обмакнул его в кофе и стал есть. Наконец он заговорил:

— Я врач, а вы — мой больной.

— Я не болен.

— Врач, прежде чем назначить лечение, выслушивает больного.

— В своем объявлении вы сами ясно описали мое состояние. Что еще вы надеетесь от меня услышать?

Неожиданно встревожившись, врач спросил:

— Надеюсь, не денежные затруднения?

— Нет, другое. Женщина.

— Женщина? — Доктор Скотто моментально оживился. — Женщина, которая вас не любит?

— Женщина, которая меня любит.

— Тогда позвольте мне рекомендовать вам психоаналитика, — он стал писать на бланке рецепта имя и адрес, — чтобы вы не упустили единственной возможности быть счастливым, которая есть у нас в этом мире: возможности создать и упрочить семью.

— Я вас правильно понял? — медленно вставая, спросил Альмейда.

— Ну, не надо так, — и доктор, как-то съежившись, посмотрел на него. — Настолько… серьезно?

— Описать невозможно. Если я сейчас жив, так только потому, что прочитал в газете ваше объявление.

— У вас нет возможности укрыться на месяц у кого-нибудь из друзей? Время все улаживает.

— У меня есть друг, который без конца повторяет именно эту фразу, но ни вы, ни он не знаете Кармен.

— Кого? — спросил доктор, приставив ладонь к уху.

— Неважно, доктор. Если вам нечего мне предложить, я вернусь домой.

— «Время все улаживает» — неопровержимая истина, которая лежит в основе моей системы. Ближе к делу, мой дорогой сеньор: я вас усыпляю и замораживаю. Лет через пятьдесят или сто вы просыпаетесь — положение изменилось, горизонт чист. Подчеркиваю, правда, что в этом случае вы навсегда теряете свою пару. Ну-ну, не морщитесь, я ведь ничего вам не навязываю. Более того: чтобы доказать свое желание с вами сотрудничать, хочу упомянуть об одном из преимуществ моего метода замораживания во сне, которое вы, с вашим живым и пытливым умом, наверняка оцените. Я имею в виду возможность путешествовать во времени, узнать будущее.

— Это меня устраивает. Согласен проснуться через сто лет, если вы меня вот сейчас же, безотлагательно заморозите.

— Не торопитесь, сначала мы должны тщательно вас обследовать. Могу порекомендовать солидную лабораторию, где вам сделают все необходимые анализы и рентгеноснимки. Я должен убедиться, что вы здоровы.

Ассистент доктора провел его в небольшой кабинет и начал прослушивать. Альмейда старался сохранять спокойствие. «Если я не буду держать себя в руках, — подумал он, — они найдут у меня бог знает какие болезни». Чтобы успокоиться, он начал думать о зеленых лугах и деревьях — это ему всегда помогало.

Измеряя кровяное давление, ассистент доктора спросил:

— Какая у вас профессия?

— Преподаю в университете историю, — ответил Альмейда. — Древнюю, новую и новейшую.

— И теперь сможете добавить к этому будущую, — сказал ассистент. — Ведь, насколько я понимаю, вы собираетесь одним махом перескочить сразу в следующее столетие.

— Не ради того, чтобы увидеть будущее, а чтобы бежать от настоящего.

Его провели в другую комнату и уложили на стол. Доктор Скотто, ассистент и три медсестры стали вокруг. Перед тем как уснуть, он взглянул на календарь, висевший на стене слева, и подумал, что 13 сентября 1989 года пустился в самую странную авантюру в своей жизни.

Ему снилось, что он скользит вниз по заснеженному склону, а потом идет по узкой тропинке ко входу в какую-то пещеру; оттуда, из темноты, до него донесся смех.

— Я не сплю, — сказал он, словно оправдываясь, — и я не знаю ничего ни про какую лесную красавицу.

Около него стояли двое мужчин и девушка. Он сразу задал себе вопрос: говорили они о лесной красавице или же это ему приснилось?

— В ногах покалывает? — заговорил один из мужчин.

— А в пальцах рук? — обратился к нему — другой.

— Дать вам одеяло? — спросила девушка.

Они склонились над ним. Попытавшись подняться, он увидел на стене за их головами календарь — и в безутешном отчаянии упал на подушку.

— Спокойно, спокойно, — проворковала девушка.

— Слабость? — спросил один из мужчин.

— Тошнота? Головокружение? — спросил другой.

Отвечать он не стал. Или просто подвергли испытанию его решимость, или, еще хуже, эксперимент провалился: на календаре по-прежнему стояло 13 сентября.

— Мне нужно поговорить с доктором Скотто, — сказал он, не скрывая подавленности.

— Это я, — сказал один из незнакомцев.

— Нет, вы не доктор Скотто, — запротестовал Альмейда.

Вдруг он засомневался: с какой стороны, слева или справа от него, висел календарь, когда он засыпал? Сейчас календарь висел слева.

— Я хочу встать, — сказал он.

Альмейда поднялся на ноги и, отстранив незнакомца, сделал несколько неуверенных шагов по направлению к стене. И там, на календаре, прочитал дату: 13 сентября 2089 года. В это невозможно было поверить, но он действительно проспал сто лет!

Альмейда попросил зеркало и увидел, что его лицо бледнее обычного и борода немного отросла, но вообще он такой же, какой всегда. Однако он еще не был уверен до конца, что над ним не подшутили.

— А сейчас мы что-то выпьем, — сказала девушка, подавая ему чашку молока.

— Залпом, — сказал один из мужчин.

То, что он принял за молоко, оказалось чем-то совсем другим, по вкусу напоминающим нефть.

— Ну вот, первую чашку выпили, — сказал другой.

— Прежде чем приняться за вторую, вам лучше немного отдохнуть в комнате рядом, — сказала девушка.

— А потом мы побеседуем, — сказал один из мужчин.

— Надо вас подготовить, — сказал другой.

— Предупредить вас, — вставила девушка, — о том, что вам предстоит увидеть на улице.

— Вы еще к этому не готовы. Сначала вам лучше немного подкрепить свои силы, — сказал один из мужчин.

— А пока пройдите в соседнюю комнату, — сказал другой.

Девушка открыла дверь, но тут же повернулась к ним:

— Комната занята.

— Я знаю, — отозвался один из мужчин. — Они современники. Пусть поговорят, вреда не будет.

— Идите, — сказал Альмейде другой.

Он шагнул и остановился в дверях. Наверно, он еще спит. А если не спит, то как могло случиться, что посреди комнаты стоит и лучезарно улыбается ему…

После долгой паузы Альмейда проговорил, заикаясь:

— Н-не ожидал…

— Зачем ты скрываешь от меня свою любовь? — спросила Кармен, как всегда непринужденная и уверенная в себе. — Я написала это ужасное письмо, поддавшись настроению, в дурную минуту… Не знаю, как это описать тебе. У меня было чувство, что я задыхаюсь, что я больше не выдержу. Подумала даже о самоубийстве (какой ужас!) и тут увидела объявление доктора Скотто, пошла к нему и уговорила меня усыпить, и тогда оставила тебе это жуткое письмо, и ты прочитал его — и не рассердился, простил меня, захотел заснуть одновременно со мной, подумай только, мы спали вместе, любовь моя, и теперь ты убедился сам, как права я была, когда говорила: «Ты можешь во всем на меня положиться!».