ДИНО БУЦЦАТИ
И ОПУСТИЛОСЬ ЛЕТАЮЩЕЕ БЛЮДЦЕ
Наступил вечер, в деревне почти все спали. Из маленьких ложбин поднимался легкий туман; где-то слышался любовный зов одинокой лягушки. Был час, когда тают даже ледяные сердца: ясное небо, необъяснимая безмятежность Вселенной, запах дыма, шорох летучих мышей, неслышные шаги призраков в старых домах. Именно в эту пору на крышу приходской церкви, что стоит на пригорке, опустился какой-то диск.
Люди, мирно спавшие в своих домах, не видели, как из пространств Вселенной, прямо по вертикали, спустилась блестящая, компактная машина, похожая на гигантское чечевичное семя. Несколько мгновений она висела в воздухе и слабо жужжала, а затем бесшумно, словно голубь, коснулась края крыши. Какое-то время из дюз со свистом вырывался пар, но вскоре все стихло, и диск неподвижно застыл.
Внизу, в своей комнате, окна которой выходили на церковную крышу, священник дон Пьетро, посасывая тосканскую трубку, был погружен в чтение. Услышав необычное гудение, он встал с кресла и подошел к окну, чтобы узнать, в чем дело. Тут-то он и увидел необычную ярко-синюю машину диаметром примерно метров в десять.
Он не испугался, не вскрикнул, даже не поразился. Да и можно ли было чем-нибудь удивить шумливого, бесстрашного дона Пьетро? Он встал у окна и с интересом принялся наблюдать за происходящим. Когда он увидел, что в машине открывается небольшой люк, он, но колеблясь, схватил висевшую на стене двустволку — благо для этого ему понадобилось лишь протянуть руку.
Сейчас трудно с достоверностью утверждать, как выглядели два странных существа, которые вышли из машины. Разве у дона Пьетро что-нибудь толком узнаешь! Он то и дело сам себе противоречил. Однако точно известно следующее: существа эти были тоненькие, словно былинка, и маленького росточка — всего метр с небольшим. Дон Пьетро даже утверждает, что при желании они становились то выше, то ниже, будто были сделаны из какого-то эластичного материала. Что же касается их формы, то тут тоже мало что удалось выяснить.
— Словно струйки, что бьют из фонтана — кверху шире, внизу поуже, — рассказывал дон Пьетро. — То походили на гномов или каких-то насекомых, то напоминали метелки или гигантские спички.
— А глаза у них были как у людей?
— Конечно, по крайней мере у одного из них, только очень маленькие.
— А рот, руки, ноги?
Дон Пьетро колебался.
— Иногда я различал у них две крошечные ножки, а спустя секунду они исчезали… и вообще откуда мне знать? Что вы ко мне привязались?
…Священник позволил гостям спокойно возиться со своим аппаратом. Они негромко переговаривались между собой, их беседа напоминала щебет птиц. Потом они вылезли на чуть покатую крышу и добрались до креста, что установлен на главном фасаде. Они суетились вокруг него, поминутно трогали его и, казалось, что-то вымеряли. Поначалу дон Пьетро не вмешивался в их действия, все еще сжимая в руке двустволку, но затем передумал.
— Эй! — крикнул он своим зычным голосом. — Эй, вы, ребята! Вы кто такие?
Незнакомцы обернулись и, казалось, ничуть по удивились окрику. Быстро спустившись вниз, они подошли к окну отца-настоятеля, а потом тот, что повыше, что-то пролопотал.
Как позже признавался сам дон Пьетро, он был в полнейшем недоумении. Марсианин (с первой же мипуты священник почему-то не сомневался, что незнакомцы были посланцами Марса; потребовать подтверждения ему и в голову не пришло) говорил на незнакомом языке. Но что это был за язык? По правде говоря, звуки его не так уж резали слух, но все они сливались друг с другом. К своему удивлению, священник превосходно понимал, о чем говорят чужестранцы, будто они говорили на его родном наречии. Что это — телепатия? А может быть, какой-то универсальный язык, который понятен всем?
— Успокойся, — произнес чужеземец. — Сейчас мы отправимся восвояси. Понимаешь, мы здесь уже не впервые, наблюдаем, слушаем ваше радио. Почти во всем мы разобрались. Вот, например, ты говоришь, а я тебя понимаю. Но одна вещь остается для нас загадкой, ради нее мы и спустились сюда. Что это за антенны? — И он указал на крест. — Мы заметили, что они чаще всего встречаются у вас на верхушках башен, на вершинах гор, а еще вы почему-то выстраиваете их в ряды м окружаете стенами, словно они живые. Можешь ли ты сказать мне, землянин, для чего они?
— Да ведь это кресты! — воскликнул дон Пьетро.
Только тут он заметил, что на головах у незнакомцев колыхались хохолки, похожие на небольшие метелки высотой сантиметров двадцать. Нет, то были не волосы, скорее они напоминали тонкие стебельки трав, которые постоянно вибрировали. А возможно, это была корона, образуемая электрическим излучением?
— Кре-сты? — по слогам повторил пришелец. — А для чего они?
Дон Пьетро опустил приклад винтовки на пол, но так, чтобы она оставалась под рукой, потом торжественно выпрямился:
— Для спасения нашей души, — ответил oн. — Кресты — это символ господа нашего Иисуса Христа, сына божьего, который принял смерть на кресте ради пас.
Хохолки на головах марсиан вдруг затрепетали. Что это — признак заинтересованности или волнения? Или же они смеялись?
— А где, где все это случилось? — снова спросил тот из них, что повыше, своим тонким голоском, напоминающим стрекотание морзянки. На сей раз в нем явственно слышались иронические нотки.
— Здесь, на Земле, в Палестине.
— Выходит, бог пришел сюда, к вам?
Недоверчивый тон пришельца возмутил дона Пьетро.
— Это длинная история, наверно, слишком длинная для мудрецов вроде вас, — негодующе сказал он.
Легкая корона на голове у марсианина снова качнулась, как от ветра.
— Очевидно, это интересно, — снисходительно сказал он. — Мне бы хотелось послушать эту историю, человек.
Кто знает, может, в душе у дона Пьетро шевельнулась надежда обратить в христианство жителя другой планеты? Случись так, он прославился бы навеки.
— Ну, уж коли вам так хочется, — буркнул он, — подойдите-ка поближе. Прошу ко мне в комнату.
Сцена, разыгравшаяся в комнате отца-настоятеля, несомненно, выглядела весьма необычно.
Дон Пьетро сидел за письменным столом, освещенным старой лампой, с библией в руках, а оба марсианина… стояли на его кровати. Священник предложил было им устроиться поудобней и сесть, но марсианам это никак не удавалось. Не вызывало сомнения, что они просто не умеют сидеть. После тщетных попыток усесться они, чтобы не обижать хозяина, вскарабкались на кровать и в ожидании рассказа выпрямились во весь рост. Их взъерошенные от возбуждения хохолки дрожали сильнее, чем прежде.
— Слушайте же, пришельцы из космоса, — открывая книгу, отрывисто произнес священник и начал читать.
«И взял Господь бог человека и поселил его в саду эдемском… и заповедал Господь бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть; а от дерева познания добра и зла, не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертию умрешь… И сказал Господь бог…»
Оторвав взгляд от библии, дон Пьетро по хохолкам гостей понял, что они крайне возбуждены.
— Что случилось? — спросил он.
Марсианин заговорил:
— Скажи, и вы съели тот плод, да? Не устояли перед искушением, так ведь?
— Да, мы съели плод, — недовольно сказал священник. — Хотел бы я посмотреть, как бы вы поступили на нашем месте! А может быть, и на вашей планете росло древо познания?
— Конечно. Миллионы и миллионы лет назад. Оно и сейчас зеленое…
— И вы… вы не трогали плодов?
— Никогда! — твердо сказал марсианин. — Это запрещено законом.
Дон Пьетро тяжело вздохнул. Ему стало не по себе. Что же это: значит, пришельцы — чистые существа, словно ангелы небесные? Им неведомы грех, зло, ненависть, ложь? Он оглянулся, словно ища поддержку в привычной обстановке. Внезапно взгляд его упал на висящее над кроватью черное распятие.
Он оживился.
— Да, в этом плоде — причина всех наших несчастий. Но сын божий… — он почти кричал — …сын божий стал человеком и пришел сюда, к нам!
В горле у дона Пьетро стоял комок. Но собеседник его оставался безучастным, только хохолок раскачивался из стороны в сторону, словно блуждающий огонек.
— Так он пришел сюда, на Землю? И что же вы сделали с ним? Объявили своим царем? Ты, кажется, сказал — он умер на кресте. Значит, вы его убили?
Дон Пьетро не сдавался.
— Но ведь с тех пор прошло почти две тысячи лет! Он же умер ради нас, во имя нашей вечной жизни!
Он умолк, не находя других веских аргументов. А в темном углу хохолки на головах пришельцев светились алым светом; казалось, там полыхает пламя. Стало тихо. Слышалось только стрекотание сверчков.
— И все это пошло вам на пользу? — спросил марсианин с терпением школьного учителя.
Дон Пьетро промолчал и только с досадой махнул рукой, словно говоря: уж такие мы есть, грешники, жалкие, порочные черви, которым так нужна милость господня. И он упал на колени, закрыв лицо руками.
Сколько прошло времени — час, два или несколько минут? Дона Пьетро вернули к действительности голоса гостей. Посмотрев в их сторону, он увидел, что они уже забрались на подоконник и собираются восвояси. На фоне темного неба их хохолки трепетали с неповторимым очарованием.
— Человек, — спросил марсианин, — что ты делаешь?
— Молюсь! А вы, вы разве не молитесь?
— Молиться… зачем?
— Неужели вы ли о чем не просите бога?
— Конечно, нет, — ответил пришелец, и вдруг живая корона на его голове перестала трепетать и безжизненно повисла.
— Бедняжки, — еле слышно прошептал дон Пьетро. Воспрянув духом, он поднялся с колен. Еще несколько мгновений назад он чувствовал себя ничтожеством, а теперь его охватило ощущение счастья.
— Ну, да, — пробормотал он, — вы не познали первородного греха и всех бедствий, которые обрушились на человечество. Чистые, мудрые, непорочные дети. С дьяволом вы никогда не имели дела. Но хотел бы я знать, каково вам вечерами? Чертовски одиноко, сдается мне, вы, небось, изнываете от тоски и сознания своей никчемности.
(Тем временем пришельцы вошли в корабль и задраили люк. Глухо затарахтел двигатель, послышалось ровное жужжание. Диск незаметно отделился от крыши и, словно воздушный шарик, стал подниматься вверх. Вращаясь вокруг своей осп, он развил колоссальную скорость и устремился к созвездию Близнецов.)
— Нет, — продолжал бормотать священник, — богу угоднее мы, это ясно. Уж лучше животные вроде нас, алчные, мерзкие, лживые, чем те чистюли, которые никогда ни единым словом не поминают бога. Что за радость ему от таких созданий? И что это за жизнь без угрызений совести, без слез?
В порыве охватившей его радости дон Пьетро схватил ружье, прицелился и выстрелил вслед летящему блюдцу, превратившемуся в бледную точку где-то на небосклоне. Вдали, на холмах, вторя выстрелу, завыли собаки.
