20

Я не знаю, сколько просидела на крыльце с поникшей головой, в полной панике. Я бы здесь, наверное, сидела целую вечность, слушая, как хлопает ставня и свистит разгуливающий по пустой улице ветер, если бы у меня не заурчало в животе.

Я встала, неожиданно вспомнив, что не позавтракала.

— Сэм, ты ведь одна на всем белом свете. Как же ты можешь думать о еде? — вслух спросила я себя.

В общем-то было даже приятно услышать человеческий голос, пусть даже свой собственный.

— Я оголодала-а-а-а! — закричала я.

Я прислушалась, не ответит ли кто-нибудь. Конечно, это было глупо, но я не оставляла надежды.

— Во всем виновата Джудит, — прошептала я, поднимая велосипед.

Я возвращалась домой по пустынным улицам, обводя глазами заброшенные дворы и дома. Когда я проезжала дом Картеров на углу нашего квартала, то надеялась, что сейчас, как всегда, вылетит их маленький белый терьер и примется лаять на мой велосипед.

Но в моем мире не осталось даже собак. Даже моего бедного маленького Панкина.

Существовала только я, Саманта Бёд. Последний человек на земле.

Добравшись до дома, я влетела на кухню и сделала себе сандвич с ореховым маслом, банка из-под которого была почти пустая.

— Чем же я теперь буду питаться? — размышляла я вслух. — Что я буду делать, когда кончится еда?

Г' Я начала наливать апельсиновый сок. Поколебавшись, наполнила стакан только наполовину.

«Обворую ли я бакалейную лавку? — задала я себе вопрос. — Или только возьму необходимую еду?»

Будет ли это настоящим воровством, если там никого нет? Если вообще нигде никого нет?

Так ли это важно? Имеет ли хоть что-нибудь теперь значение?

— Как же я буду о себе заботиться? Мне же только двенадцать! — кричала я.

Мне неудержимо хотелось плакать. Но я съела еще один кусок бутерброда и прогнала слезы.

Чтобы не раскиснуть, я подумала о Джудит, и вся моя жалость и страх быстро сменились злостью.

Если бы Джудит не издевалась надо мной, не стремилась бы меня унизить, если бы она постоянно не насмехалась надо мной и не говорила: «Почему ты просто не улетишь, Птица?» — и все прочие гадости, я бы никогда ничего ей не пожелала и не осталась бы теперь одна-одинешенька.

— Ненавижу тебя, Джудит! — завизжала я. Отправив в рот последний кусок бутерброда, я не смогла его жевать. Я застыла, прислушиваясь. В гостиной кто-то ходил.