Джон Рэкхем
Обновитель
Кому не известны все эти прописные истины — от любви до ненависти один шаг, смех и слезы живут рядом и так далее?
А ведь то же самое можно сказать и об удаче. Во всяком случае, по отношению ко мне. Я один из тех, кому вечно не везет, и это несмотря на такие возможности, которые любого другого поставили бы на одну доску с Наффилдом или Рокфеллером. Чем только я не занимался: пробовал свои силы в электронике, машиностроении, гипнотерапии, экспериментальной химии, был коммивояжером и даже один сезон разъезжал с цирковой труппой. И ради чего? Старался зашибить деньжат побольше, чем я потрачу на будущей неделе. И, представьте, мне это ни разу не удалось.
Фред прозвал меня циником. Но когда вы познакомитесь с моей жизнью, вы вряд ли меня осудите. Сейчас мы с Фредом компаньоны, занимаемся «внедрением», как говорят интеллектуалы. То есть я пытаюсь убедить людей, что у нас есть товар, который нужен им до зарезу. Посмотрите-ка наш номер по телеку — по-моему, это здорово. Все это выглядит, как мы расписываем. Но мне даже не верится, что так пойдет и дальше. Все это добром не кончится. Это у меня всегда так. Откровенно говоря, точит нездоровое любопытство — страшно хочется узнать, каким блюдом угостит меня рок на этот раз.
Вот за это Фред и зовет меня циником. Он-то совсем другой. Неисправимый оптимист, каким я был когда-то. Если б я дал себе волю, то проливал бы по этому поводу горькие слезы. Эх, не надо бы Фреду ввязываться в это дело: он женат, счастлив в браке, ему бы какую-нибудь постоянную работу, без всяких неожиданностей. Впрочем, это для него не так уж важно: миссис Фред сама зарабатывает, и притом неплохо.
Кстати, и нашим теперешним процветанием мы обязаны блестящей идее, которая пришла в голову миссис Фред. Поэтому и о ней стоит сказать несколько слов. Она ведет раздел советов страдающим от несчастной любви в одном из крупнейших журналов для женщин и по-настоящему предана своему делу. Мимоходом я хотел бы опровергнуть старые басни насчет того, что подобные советы сочиняют пожилые джентльмены с бакенбардами, курящие трубки и насквозь пропахшие прокисшим элем. Вздор! По крайней мере, в данном случае. Миссис Фред — это вам не кто-нибудь!
Да, о ней одной стоит написать целую книгу. Может, я когда-нибудь и напишу, потому что я ею просто очарован. Только поймите меня правильно — все это совершенно невинно. Она высокая, брюнетка, грациозна, а главное, в ней бездна того, что у актеров называется шармом. Она прекрасна той красотой, которая постепенно берет вас в плен. При этом она наивна! И к тому же упряма! Никогда не встречал столь ребячливой и простодушной женщины. Ни капли лукавства, лживости; никогда ей и в голову не придет помыслить о ком-то дурно. Устоять против нее в споре просто невозможно. Один бог знает, как они с Фредом составили пару: он маленького роста, легкомысленный, болтливый, и в голове у него вечно роятся самые дикие мысли, которые когда-либо рождались на свет. Впрочем, такие пары возникают сплошь и рядом. Вот почему теперь я могу рассказать об одной встрече субботним вечером два месяца назад.
Мы сидели втроем в их гостиной, лениво поглядывая на экран телека, посмеиваясь над нелепой рекламой, и чувствовали себя какими-то опустошенными.
— Голова как пустая бочка, — простонал Фред, будто удивляясь, что такое возможно. — Неужели у меня когда-нибудь бывали мысли?
Мне пришлось признаться, что я нахожусь в таком же незавидном состоянии. Мы загрустили. Миссис Фред, которая сидела в сторонке и что-то вязала, вкладывая в это нехитрое занятие бездну грации, благосклонно улыбнулась нам.
— Просто вы разбрасываетесь своими идеями, — тихо сказала она. — Вот мой дед — признаться, чудаковатый был старик — записывал все свои мысли в книгу. Он говаривал, что, если потрудиться и облечь мысли в слова, они приобретают некую основательность. Считал, что таким путем они набирают вес. Чудные рассуждения, правда?
— А по-моему, в этом что-то есть, — возразил я. — Для большинства людей написанное слово убедительнее. Вспомните, сколько раз вы слышали: «Но это же черным по белому написано, я сам читал!» И, знаете, верят, что это совершенно меняет дело.
— Дед всегда утверждал, что он гений, — сказала она. — Он и правда был изобретатель. Фред, помнишь «искусственную радугу»? Теперь-то все знают про эту радугу, хотя мало кто понимает механизм ее действия. Тут каким-то образом использован стробоскопический эффект — это я знаю точно. Поверхность, покрытая такой краской, подвергается действию обычного электрического света и при частоте тока пятьдесят герц выглядит сероватой. Но увеличьте частоту тока, и вы получите любой цвет спектра, от инфракрасного до ультрафиолетового. Голливуд сделал на этом хороший бизнес. Такой краситель используют для задников и всяческих световых эффектов — вы можете это увидеть в любом лондонском театре.
— Так вот отчего ваша семья разбогатела! — воскликнул Фред. Теперь он был весь внимание. — А не изобрел ли твой дедушка еще чего-нибудь?
— Ну разумеется, — улыбнулась она. — Но он больше ничего не продавал. Он говорил: если кому-то что-то действительно нужно, пусть сам и изобретет. Он только записывал свои мысли в книгу, о которой я вам рассказала. Бывало, придумает что-нибудь — запишет, смотришь — уже занялся другим. Чудесный был старик.
— А ты не знаешь, где сейчас эта книга? — как бы невзначай спросил Фред.
Она улыбнулась ему и поднялась с места.
— Я ее положила вместе со всяким старьем. Если хочешь, сейчас принесу.
И она грациозно выплыла из комнаты.
Фред не изменил позы, но я почувствовал, что он весь напрягся.
— Спокойнее, старик, — посоветовал я, протягивая ему сигарету. — Конечно, я готов отнестись к дедушке, с должным почтением и все такое, по, сдается мне, он был немного того… Не обольщайся на этот счет…
— Но ведь искусственную радугу придумал он!
— Да, но это самая непонятная вещь на свете! Я пробовал разобраться в формуле — она просто бессмысленна.
— И все же она пошла в ход. Для меня этого вполне достаточно, мой дорогой. Я слышал странные россказни про этого предка. На старости лет мозги у него совсем размягчились: занялся метафизикой, оккультными науками и прочим вздором. Но ведь то же самое произошло и с Ньютоном. И все же дедова радуга пошла в ход! А нам с тобой не приходится особенно привередничать…
Она вернулась с книгой. Это был здоровый толстенный том в кожаном переплете, и пахло от него прокисшим клеем и сыростью. Страницы были сплошь исписаны нелепым паучьим почерком — ничего подобного я в жизни не видывал. Конечно, Фред кое в чем прав: мы не в таком положении, чтобы привередничать. Но, взглянув на эти иероглифы, я застонал. Усмотреть в этом смысл было не легче, чем в следах мухи, побывавшей в чернильнице. Я продолжал вглядываться и с третьего захода понял, что все это было написано на разных языках. То тут, то там мне удавалось разобрать латинские, немецкие и французские слова и еще какие-то на совсем неведомых языках. Английские вкрапления, видимо, представляли собой советы по части самоусовершенствования: как возвыситься духом, как встретиться с мировой сверхдушой и тому подобное.
Очень скоро я по горло насытился этой духовной пищей. Я нашел в книге две-три формулы, но сложные математические объяснения к ним были написаны по-французски, а мой интерес к этому языку исчез с окончанием школы. Очень скоро я потерял терпение и снова уткнулся в телек, предоставив Фреду барахтаться в одиночестве. Он владел французским примерно так же, как и я, но продолжал упорствовать, щурясь на паучьи следы и что-то бормоча про себя. Через несколько минут он спросил:
— Вот… Как ты думаешь, что может значить rajuster? Это звучит, как readjust — исправлять, что-то в этом роде.
— А почему ты спрашиваешь?
— Потому, что, если я не ошибаюсь, здесь есть формула, связанная с этим. Взгляни-ка!
Если вы воображаете, что я приведу здесь сейчас саму формулу, то вы еще наивнее, чем была миссис Фред до этой истории. Скажу только, что, порядком попотев и поворочав мозгами, поспорив и полистав дешевый разговорник, который мне удалось купить для этой цели, мы состряпали что-то вроде перевода. Выходило, что Фред совершенно прав. Перед нами была, видимо, формула соединения, способного «исправлять»… Новое патентованное средство?.. Нечто универсальное?.. Называйте как угодно.
— Все ясно, Фред, это просто бредни!
— То же самое говорили и про радугу!
— Что верно, то верно! И, знаешь… такие штуки всегда идут у публики нарасхват. Формула вполне пристойна. Насколько я понимаю, в ее составе нет ядов, хотя некоторые ингредиенты довольно странные. Мы могли бы получить это соединение в какой-нибудь крупной лаборатории…
Поначалу все казалось совсем простым. Формула действительно имеет пристойный вид. Я хочу сказать, что в ней нет ничего несуразного, вроде вздоха безумца, левой задней лапы кривого кролика с кладбища — ничего в таком духе. Но теперь осторожность стала неотъемлемой частью моей натуры.
— А нет ли там формулы антидота, Фред?
Он только громко фыркнул, но я дал понять, что со мной этот номер не пройдет. Заставил его вчитаться. Мы оба вчитывались. Я не записываю все свои мысли, подобно деду миссис Фред, но это вовсе не значит, что у меня их нет. Мы потеряли уйму времени, пока не обнаружили, что это французское слово conterpoison как раз и значит «антидот». А мы-то думали, что «антидот» — французское слово… Удивляться тут нечему! Я сам знаю множество людей, которые уверены, что «меню» — тоже французское слово.
Так или иначе, мы перевели все, связанное с этой второй формулой, и убедились, что она выглядит тоже вполне пристойно. Поэтому я переписал обе в свою записную книжку. Эти формулы сопровождали устрашающие математические выкладки, но по части цифр я не мастак, а потому опустил их. Математическим гением в нашей группе был Фред. Покажите ему издали задачку с цифрами — и он побежит за ней, забыв надеть шляпу. Но на этот раз он все предоставил мне. Вот и пришлось попотеть.
На это ушла целая неделя. Надо было придумать, как самому изготовить смесь в количестве, достаточном для испытания. Не хотелось впутывать в это дело какого-нибудь химика, который будет во все совать свой длинный нос. Я уже бывал в таких переделках. Мне все известно заранее.
Я разбил формулу на части и каждую изготовил отдельно. Это давало известную гарантию: ничего не случится, пока все вместе не будет растворено в воде,
В конце концов в моем распоряжении оказались три бутылки вместимостью в двенадцать унций каждая, снабженные этикетками «А», «В» и «С» и наполненные серовато-зеленым порошком. По моим расчетам, достаточно было смешать их содержимое в определенных соотношениях, и вы получали то, что нужно. Все это время Фред надоедал мне телефонными звонками, излагал заумные планы, как мы это будем рекламировать. Его совершенно не заботило, будет ли смесь действовать как надо. Даже миссис Фиггинс — моя квартирная хозяйка, очень терпеливая женщина, начала проявлять признаки недовольства, поскольку каждые полчаса ей приходилось звать меня вниз к телефону.
Но я был осторожен. Хотелось прежде всего убедиться в том, что все три вещества смешиваются. Для начала хоть в этом. Затем, если все пойдет как надо, я намеревался осуществить эксперимент и использовать для этой цели хозяйского кота — толстую и ленивую тварь, которая почти все свое время проводила, разлегшись на единственной ступеньке, куда не падал свет. Я всякий раз рисковал сломать себе шею, когда, поднимаясь или спускаясь по лестнице, пытался перешагнуть через кота. Так вот, Тибби — а это прозаическое имя принадлежало именно ему — предстояло, возможно, стать мучеником науки.
Наконец я поставил в раковину умывальника пустую банку из-под джема. Насыпал туда порошка из трех бутылок, перемешал стеклянной палочкой и тоненькой струйкой пустил воду. Помешивая содержимое, я наблюдал за ним. Сначала жидкость сделалась темно-красной, затем, по мере добавления воды, стала розоветь. Ничего особенного не происходило. И вдруг очень тихо, без всяких там бурлений, раствор стал кристально прозрачным, булькнул… и ушел в сточное отверстие. А я машинально продолжал помешивать стеклянной палочкой… помешивать ничто! Потому что от банки из-под джема не осталось никаких следов. Битых пять минут я как дурак стоял неподвижно, вместо того чтобы поскорее убраться подальше — ведь я был уверен, что вот-вот раздастся взрыв и трубу разорвет. Но ничего не произошло. Я постарался привести в порядок свои мысли. Прежде всего я предположил, что смесь растворила банку из-под джема! По одному этому можете судить, как я был потрясен. Потом до меня дошло, что я все еще держу стеклянную палочку и она целехонька. Значит, моя догадка неверна. Но что же тогда случилось, черт побери?!
Я додумался только до одного — повторить опыт, на этот раз взяв более слабый раствор. Порошка поменьше, а банку побольше. На моих дешевеньких весах я мог отвесить только вдвое меньше порошка — точнее не получалось. А вот банки вдвое больше у меня не было. Пришлось обратиться к миссис Фиггинс. Она принесла мне огромный сосуд, о назначении которого я не осмелился и помыслить. Он был украшен цветами, купидонами и полустертой надписью «Сувенир из Блекпула». Я был вынужден предупредить хозяйку, что сосуд может оказаться поврежденным или вовсе разбитым, но она только фыркнула в ответ.
— Голубчик вы мой, — сказала она, — да в августе будет ровно тридцать лет, как он у меня. Уж признаюсь, сколько раз я старалась будто ненароком разбить его, проклятущего. Просто так его кокнуть мне совесть не позволяет, очень уж он нравился моему Альберту, тот только им и пользовался. А я и видеть не могу это уродство, ну просто не могу. Сколько ни пробовала ронять, от него только осколочки отламывались, и больше ничего. Так что не беспокойтесь, дорогой! Век бы мне его не видеть!..
И вот, взяв половинную порцию порошка, я налил в сосуд воды и, чувствуя себя очень глупо, принялся помешивать раствор на расстоянии вытянутой руки. Ничего не произошло. Битых полчаса я мешал розовую жидкость, запахом напоминавшую сосновую эссенцию, применяемую для дезинфекции. Все это время я размышлял, не ослабла ли моя деловая хватка. Наконец я потерял терпение, вылил жидкость, вымыл горшок и в полном недоумении понес его обратно к миссис Фиггинс. Она первая заметила это.
— Ух ты! — воскликнула хозяйка, держа сосуд на весу и разглядывая его со всех сторон. — Разрази меня гром, если он не стал опять совсем как новенький.
Тут и я заметил, что позолота снова заблестела, все краски стали свежими и яркими, трещин и царапин в глазури как не бывало. Горшок и в самом деле выглядел совсем как новенький. Миссис Фиггинс вперила в меня пристальный взор, глаза ее расширились и округлились.
— Небольшое изобретение, над которым я сейчас работаю, — поспешно пробормотал я. — Еще не все отлажено… Пока это секрет… Пожалуйста, миссис Фиггинс, никому ни слова.
И, пошатываясь словно лунатик, я стал подниматься по лестнице, гадая, чего же мы добились на этот раз. Все исправляющее средство?.. Так, да не так… «Исправитель» — он все исправлял с лихвой. А мы-то думали, что нашли панацею от всех болезней! И почему только этот старый болван не мог писать на обыкновенном английском? Повернул я себя с небес на землю — что все-таки произошло с банкой из-под джема?
Сложная проблема! И решить ее предстояло мне одному. Но тут я сообразил, что это не совсем так. У меня есть компаньон! Почему же только мне расхлебывать эту кашу? Я и так уж слишком многое делал сам!
После этого я приготовил с полдюжины порций сухого порошка, который высыпал в шесть стеклянных трубочек, в каких продают таблетки от головной боли. У меня всегда в запасе куча таких трубочек. Затем отправился к Фреду, Они живут в пригороде, в симпатичном старинном доме с отдельным участком. Кажется, дом достался жене Фреда в наследство. Я шел по садовой дорожке и в тысячный раз думал о том, какой же Фред обалдуй, если он согласился стать моим компаньоном. И как всегда, отвечал себе, что это, быть может, совсем не глупость, может, ему просто плевать, как пойдет дело — станет процветать или лопнет. Другое дело — я. Мне надо было зарабатывать на хлеб с маслом или джемом. И тут я снова вспомнил о проклятой банке из-под джема!
Я подробно рассказал Фреду обо всем, Сначала он удивился так же, как и я. А миссис Фред просто сидела и слушала, точь-в-точь нежная, снисходительная мамочка, любующаяся на двух своих малышей, которые пытаются пустить пыль в глаза. Меня это бесило, да еще как!
— Может быть, тут имеет значение температура, — предположил Фред, с хмурым видом встряхнув одну из трубочек. — Может, та, первая порция воды застоялась в кране и была нагретой или что-нибудь в этом роде?..
— Ну и что?
— А то, что попробуем растворить порошок в горячей воде и посмотрим, что получится.
— Ладно, только возьмем сосуд побольше. При условии, что тут действуют обычные законы, тепло ускорит реакцию, если здесь вообще происходит реакция… впрочем, я бы не стал биться об заклад, что она происходит…
В конце концов Фред, проявив недоступную мне широту натуры, предложил использовать ванну. Мне бы никогда не пришла в голову подобная мысль. А ему это представилось само собой разумеющимся. Мы налили полную ванну горячей воды, высыпали в нее целую трубочку порошка, вода порозовела, и мы почувствовали запах хвои. И все тут! Подождав немножко, разочарованный Фред стал предлагать один план за другим. Нет ли у меня какого-нибудь старья, чтобы не жалко было бросить в ванну? Посмотрим, не станет ли оно поновей? У меня ничего такого не было, разве что собственная голова, но я предпочитал носить па плечах прежнюю, хотя и дырявую голову. Пусть лучше поищет у себя какую-нибудь рухлядь.
— Ничего такого у нас нет. А не попробовать ли нам жидкость из ванны на вкус?
Я без колебаний отверг это предложение. По правде говоря, мне и запах-то не очень нравился, а о том, чтобы взять эту воду в рот, не могло быть и речи.
Вода в ванне постепенно остывала, зато отношения наши все более накалялись. Фред было совсем собрался выдернуть затычку, произнеся при этом краткую речь, отнюдь не восхвалявшую мою предприимчивость. Миссис Фред стояла рядом с нами, наблюдая за опытом. Только я собрался проехаться насчет ее мужа — я-де не заметил, чтобы он сам жаждал сделать глоток-другой, — как она вклинилась в наш разговор.
— Мне пришла в голову одна идея, — ласково сказала миссис Фред, и мы оба заткнулись. — Возможно, дедушка думал о втираниях, о лосьоне, жидкой мази или о чем-то в этом роде. Смесь пахнет, как дезинфицирующее средство…
— И что? — выдохнули мы разом.
— Я, пожалуй, сейчас приму ванну.
Что бы вы стали делать на нашем месте? Мы умоляли, бранились, спорили, протестовали. Разве что не применяли грубой силы. Нельзя же, в самом деле, насильно вытащить грациозную и прекрасную женщину из ее собственной ванной комнаты. Во всяком случае, я не мог себе этого позволить. Ее доводы были неоспоримы. Ванна наполнена теплой приятной водой. И в это время дня она всегда купается. Раствор хорошо пахнет, а ее милый дедушка никогда не придумал бы ничего, что может повредить людям, — в этом она уверена.
Услышав последнее утверждение, я чуть не взвыл. Дед-то был явно чокнутый, но как ей об этом скажешь?! Конечно, она настояла на своем. А мы потерпели поражение. Еще хуже было то, что нам пришлось убраться прочь. Нельзя же вести протокол опыта, когда совершенно очаровательная женщина принимает ванну, ведь правда? Научные исследования тоже имеют свои пределы, и в данном случав мы до них дошли. Поэтому, все еще препираясь, мы неохотно вынуждены были отступить и предоставить миссис Фред ее собственной судьбе. Мы медленно спустились вниз.
— Фред, — сказал я в отчаянии, — давай-ка еще раз просмотрим записи в книге старого психа. Может, мы пропустили что-нибудь. Вдруг мы найдем отмычку?! Черт подери, он-то должен был знать, что к чему,
Только мы сошли с последней ступеньки, как Фред схватил меня за руку.
— Тихо! — скомандовал он. — Ты что-нибудь слышишь?
Я прислушался и, конечно, услышал.
— Похоже, что плачет ребенок!
— Плачет, — ухмыльнулся Фред. — Орет как зарезанный, словно…
Совершенно верно. Мы затаили дыхание. Нам обоим пришла в голову одна и та же мысль. Дом стоит в стороне от других, соседей поблизости нет, значит, плачущий младенец здесь… наверху. Значит, он в ванной!..
Когда Фред высаживал дверь, я отстал от него всего на один прыжок. О, я знаю, мне не следовало врываться в ванную, но я ринулся за ним и увидел, что в воде, ставшей теперь прозрачной как горный хрусталь, еле держится на ногах маленькая девочка девяти — ну, десяти месяцев от роду, не больше. Чтобы не упасть, она смертельной хваткой уцепилась за висячую мыльницу и яростно вопила. На миг Фред и я просто оцепенели. Потом он бросился к ванне и выхватил из нее малышку, а я закутал ее в полотенце. Следующий кадр я увидел совсем вблизи. Малютка сжала пальчики в кулачок и решительно заехала Фреду по носу — явно нарочно. После этого у меня не осталось сомнений.
— Ты думаешь то же, что и я?.. — бормотал Фред, пока мы спускались в гостиную. При этом он вел себя как заботливый папаша. — Ведь это… миссис Фред, да?
Мне пришлось согласиться.
— Похоже, в ванной же больше никого нет, я своими глазами видел… Невероятно, конечно, но…
Я пожал плечами. Младенец снова заорал.
— И что теперь делать?
— Понятия не имею! Давай попробуем опять заглянуть в эту проклятую книгу.
Только мы раскрыли ее, я понял, в чем наша ошибка. Скажите, если угодно, что сработало подсознание. Теперь я ясно увидел, что здесь написано не rajuster, а rajeunir. Обратившись к словарю, мы узнали, что это означает «омолаживать».
Я честил Фреда, он поносил меня, затем мы, объединившись, ополчились на дедушку и его отвратительный почерк. Теперь, когда разобрались, что к чему, стали понятнее и цифры. Дедушка и не думал утверждать, что потратил двадцать пять лет на совершенствование своего изобретения, как мы считали раньше. Он, оказывается, написал, что его состав отбрасывает предметы на двадцать пять лет назад или что-то в этом роде. Ну конечно! Я знал, что месяца через два миссис Фред собиралась отметить свой двадцать шестой день рождения.
Когда Фред понял, что все это значит, он чуть не поседел от горя.
И тут я вспомнил о составе conterpoison. Как человек предусмотрительный, я уже изготовил его. Противоядие состояло из порошков «Л» и «С» с примесью обычной питьевой соды. Насколько я мог разобрать ужасный почерк деда, состав оказывал сильное воздействие на концентрацию ионов натрия в живых тканях. Итак, ключ у меня в руках.
Я торопливо объяснил это Фреду и убежал, бросив его с ребенком на руках. Вернувшись в свои меблированныe комнаты, я заполнил таинственной смесью весь запас трубочек. Затем схватил такси и опять помчался к Фреду. Приближалась полночь. Я отсутствовал около двух часов, и за это время Фред явно постарел. Впрочем, ничего удивительного здесь не было.
— Ты уверен, что это моя жена? — застонал он, показывая следы укусов и царапины на руках и лице. — У нее отвратительный характер!
Галстук его сбился к уху, волосы торчали во все стороны. Впервые в жизни он выглядел как муж, находящийся под башмаком у жены. Притом у жены-младенца!
— Может, она отвыкнет от дурных привычек, когда подрастет, — пошутил я.
Фред даже не улыбнулся. Мне тоже было не очень-то смешно. Мы поднялись наверх. Я пустил воду из крана, попробовав ее локтем — это я вычитал в романах, — и высыпал в ванну антидот. На этот раз вода помутнела, приобрела золотистый оттенок и слегка запахла йодом. Фред прижимал младенца к себе, он колебался. Я не осуждал его. Но что еще оставалось делать? Он развернул полотенце и на вытянутых руках опустил крошку в воду. Малютка отбивалась изо всех сил. Вдруг раздался всплеск и крик, который сразу же перешел в бульканье.
— Я уронил ее в воду! — завопил Фред, делая отчаянные попытки выудить ребенка. — Она утонет…
Я бросил полотенце, ринулся на помощь и тут же отпрянул: в ванне стояла миссис Фред и гневно глядела на нас. Такого выражения на ее лице я еще никогда не видел.
— Не смей тыкать меня в ребра! — взвизгнула она, стараясь отдышаться.
Вода стекала с ее спутавшихся волос. Мы так никогда и не узнали, как именно миссис Фред хотела нас обозвать, ибо в этот миг она сообразила, что стоит по колено в прозрачной воде совершенно голая. Она вся съежилась, покраснела с головы до пят и погрузилась в воду. Мы опрометью выскочили вон.
К тому времени, когда она появилась вновь, мокрая и взбешенная, мы о ней и думать забыли. Наконец-то мы разобрались, что означают проклятые цифры в книге; я ведь уже говорил вам, что Фред — прирожденный математик. Он весь погрузился в эти причудливые каракули, что-то чиркая карандашом и непрестанно бормоча себе под нос. Результаты получились поразительные. Для удобства мы обозначили один состав знаком «минус», другой — знаком «плюс». Растворенные или нерастворенные, они действовали одинаково, хоть и разнонаправленно: отправляли на двадцать пять лет вперед или назад. Но если их соединить, то…
— Мы добьемся заданного сдвига во времени, понимаешь? — Фред прямо искрился энтузиазмом, и на этот раз я разделял его чувства. — Если подобрать правильные про порции для смеси порошков, можно будет отодвигать время на любой срок в пределах двадцати пяти лет.
Тут-то на нас обрушилась мечущая громы и молнии миссис Фред.
— Вот два придурка! — бушевала она. — Я могла утонуть, а вам все трын-трава…
Меня поразило, как изменился ее нрав. Фред был слишком поглощен делом и не заметил этого.
— Хватит! — резко оборвал он ее. — Лучше пошевели мозгами. Подыщи несколько однотипных предметов, чтобы срок их изготовления был известен. Но он должен быть разным. Займись-ка этим побыстрее.
Фред превзошел Цезаря, отдающего приказы: она стала покорной, как овца, ушла и принесла то, что нужно, раньше, чем я сообразил, чего он хочет. Однотипные предметы, изготовленные в разное, но точно известное время?.. Я и за тысячу лет не додумался бы, что же взять, а она за десять минут разыскала кучу старых газет, начиная со вчерашней и кончая выпуском трехмесячной давности. Потом мы вынули из серванта редчайший старинный хрусталь. Это были фамильные вещи, доставшиеся по наследству: можно гарантировать, что они не растворятся в воздухе.
Мы стали взвешивать и отмерять в хрустальные сосуды небольшие дозы порошка, а затем торжественно налили туда чистую водопроводную воду. Если бы кто-нибудь застал нас за этим занятием, нас бы тут же, без всяких разговоров, отправили в желтый дом. Но все это были пустяки. Главное началось, когда мы опустили вырезку из самой старой газеты в самый сильный раствор. Вода порозовела, потом сделалась прозрачной, и вырезки не стало. Дружно, затаив дыхание, мы вручили Фреду другую вырезку из той же газеты, чтобы он опустил ее в следующий раствор. Бумага уцелела, зато напечатанный на ней текст полностью исчез!
— Это уже само по себе кое-чего стоит! — заулыбался Фред. Мы с облегчением перевели дух, а миссис Фред с тревогой схватилась за свое вышитое полотенце. — Во всяком случае, до сих пор надежного отбеливателя для типографской краски не существовало. Так! Пошли дальше!..
Что мы и сделали,
К рассвету у нас уже были два пригодных для наших целей раствора. Один омолаживал любой предмет на неделю, другой — на месяц. Глаза у нас воспалились, ноги подгибались от усталости, но мы торжествовали победу. Добились-таки своего!
Но чего именно? Когда я начал раздумывать об этом, меня одолели сомнения.
— Ну и на что же они годятся, эти растворы? — спросил я Фреда.
Он улыбнулся, до ушей и торжествующе заявил с видом победителя:
— Косметика! Представь себе крем для лица, содержащий наш обновитель. Стоит только намазаться — и женщина молодеет на месяц. Конечно, результаты скажутся не сразу, а постепенно… понял?
Я понял. Чем больше я думал, тем больше мне все это нравилось. В голове у меня уже родился план рекламной кампании для распространения нового средства. Неясно было одно: как уговорить фармацевтов проверить, достаточно ли безвредно это вещество. Но тут ледяным тоном заговорила миссис Фред.
— Фред! Ты дурак. Я это всегда подозревала. А теперь знаю наверняка. Кожа школьницы? Велика радость! Могу вас заверить: у школьницы нос блестит, и все лицо в прыщах. Я-то знаю — сама была такой. Вы до того заморочены рекламой, что сами в нее поверили. А дедушкин порошок — настоящий, это не выдумка коммивояжера…
— Ладно, — раздраженно сказал я. — Какая же гениальная идея пришла вам в голову? Тонизирующее вещество? Или соль для ванной?
Разумеется, мне не следовало упоминать об этом. Я раскаялся в своей ошибке, еще не успев закончить фразу. И целых десять минут каялся, пока миссис Фред объясняла, что я такой, кем я был, кто я сейчас и коротко — чем я кончу. При этом она ни разу не перевела дыхания. Наконец с надменным видом она торжественно заявила:
— Это ведь обновитель, не так ли? Ну, вот и продавай-те его в таком качестве. Смешивайте его с моющим средством и рекламируйте как состав, который придает старым автомашинам, линолеуму и потускневшим краскам первозданный вид. Они будут выглядеть как новые. Ясно?
Разумеется, мы сделали все, что нам сказали. С той великой минуты прошло лишь два месяца, а порошок «Обновитель» уже расходится вовсю. И это вполне понятно — он действительно делает старые вещи новыми или по крайней мере придает им такой вид. Мы, конечно, снабдили его ярлыком с инструкцией покупателям: использовать только для обновления старых вещей. Кроме того, мы решились пустить в продажу лишь «одномесячный состав». Сейчас Фред обдумывает, как бы внедрить наше средство в некоторые отрасли промышленности. Это не так-то легко. Когда время отодвигается назад, возникает множество осложнений.
О чем это я?.. Ах да, погодите минутку, звонит телефон!
Так я и знал. Так и знал. Звонил Фред. Сказал, что контору завалили гневными рекламациями. Например, одна покупательница вымыла «Обновителем» свой новый линолеум — его больше не существует. Другой покупатель обработал им новый автомобиль, только с конвейера, — теперь он владелец бесформенной груды металла. Несколько женщин разводили состав в ведрах, и эти ведра постигла участь моей банки из-под джема. В наши дни товары так быстро попадают в магазины!
И это только начало! Жалоб будет больше, уверяю вас. Знаете, что я сейчас сделаю? Приму ванну, но не простую. Ведь несовершеннолетним нельзя предъявлять иски, не так ли?
