Один из последних эпизодов Бойни словомельниц, которую одни историки сравнивали с пожаром Александрийской библиотеки, а другие — со штурмом Бастилии, — разыгрался в огромном зале, где размещались словомельницы издательств «Рокет-Хаус» и «Протон-Пресс». После того как взрыв уничтожил словомельницу Гаспара, там наступило некоторое затишье. Все уцелевшие экскурсанты выбежали из зала, и только две пожилые учительницы, прижавшись к стене и цепляясь друг за друга, с ужасом следили за происходящим.

К ним прижался не менее перепуганный розовый робот — стройный, тоненький, с осиной талией, удивительно женственный.

Минуту спустя Джо Вахтер пробудился, оторвал свое тело от табельных часов, неторопливо побрел через зал и извлек из стенного шкафа веник и совок для мусора. Затем он так же неторопливо вернулся обратно и еще более неторопливо начал водить веником у подножья словомельницы, сметая в кучку кусочки металла, обрывки изоляции и бирюзовой ткани. Один раз Джо наклонился, извлек из мусора опаловую пуговицу, целую вечность ее разглядывал, но потом покачал головой и бросил в совок.

И тут в зал ворвались опьяненные победой писатели. Они двигались клином, на острие которого три огнемета с ревом изрыгали огромные, двадцатифутовые струи пламени.

Огнеметчики со своими помощниками набросились на пять уцелевших словомельниц, а остальные писатели с дьявольскими воплями принялись бегать вокруг, словно обитатели преисподней, пляшущие в багровых, дымных отблесках. Они пожимали друг другу руки, они хлопали друг друга по спине, они громогласно вспоминали самые жестокие подробности уничтожения той или иной особенно ненавистной словомельницы и при этом оглушительно хохотали.

Учительницы и розовая роботесса еще теснее прижались друг к другу. Джо Вахтер поглядел на беснующуюся орду, покачал головой, словно бы выругался вполголоса, и продолжал свою бессмысленную уборку.

Несколько писателей схватились за руки, вскоре к ним присоединились все остальные, кроме огнеметчиков, и вот уже по залу закружился безумный хоровод — людская змейка извивалась между обугленными скелетами словомельниц, беззаботно проносясь совсем рядом с изрыгающими смрадное пламя огнеметами. В такт мерному движению вереницы — шаг назад, два вперед — писатели испускали дикие вопли. Джо Вахтер оказался внутри этой живой спирали, но продолжал невозмутимо орудовать веником, хотя все время покачивал головой и что-то бормотал себе под нос.

Постепенно оглушительные крики начали складываться в членораздельные слова. И вскоре уже можно было разобрать весь свирепый гимн:

И тут розовая роботесса внезапно выпрямилась. Оттолкнув учительниц, она бесстрашно двинулась вперед, размахивая топкими руками и что-то крича тоненьким голоском, который тонул в оглушительном реве толпы.

Писатели заметили приближение возмущенной роботессы и, подобно всем людям давно привыкнув уступать дорогу металлическим существам, когда те приходили в исступление, теперь просто разомкнули цепь, провожая роботессу хохотом и улюлюканьем.

Какой-то писатель в помятом цилиндре и порванном рединготе крикнул:

— Что за оловянный симпомпончик, ребята!

Это вызвало неописуемый хохот, а миниатюрная авторисса по имени Симона Вирджиния Саган в измятом фраке покроя XIX века завопила:

— Берегись, Розочка! Мы теперь такое напишем, что у вас, редакторов, все контуры разом перегорят.

Розовая роботесса продолжала заламывать руки и что-то требовать, но писатели только громче выкрикивали слова своего гимна прямо ей в лицо.

Тогда роботесса топнула изящной алюминиевой ножкой, стыдливо отвернулась к стене и торопливо коснулась каких-то кнопок у себя на груди. Затем она снова повернулась лицом к толпе, и ее тоненький голосок тотчас превратился в раздирающий уши вой, от которого хоровод застыл на месте и смолк, а учительницы в противоположном конце зала съежились и заткнули пальцами уши.

— О ужасные, невоспитанные люди! — воскликнула розовая роботесса приятным, но слишком уж сахаристым голосом. — Если бы вы знали, какую боль вы причиняете моим конденсаторам и реле такими словами, вы бы не стали их повторять. Еще одно такое выражение — и я начну кричать по-настоящему. Бедные, заблудшие ягнятки, вы совершили и наговорили столько ужасных вещей, что я просто не знаю, с чего начать мою правку. Но разве не было бы лучше… да-да, гораздо лучше, если бы для начала вы пропели свой гимн слегка иначе, скажем, дот так…

И прижав свои тонкие пальцы-клешни к алюминиевой груди, розовая роботесса мелодично пропела:

В ответ раздались злобные вопли и истерический смех — примерно в равной пропорции.

В двух огнеметах кончилось горючее, но они уже сделали свое дело — словомельницы, которые они усердно поливали огнем («Гидропрозаический пресс» и «Всежанрист» издательства «Протон-Пресс»), раскалились докрасна и чадили сгоревшей изоляцией. Третий огнемет, которым вновь орудовал Гомер Дос-Пассос, продолжал поглаживать пламенем раскаленный «Фразировщик» (издательства «Рокет-Хаус»); чтобы продлить удовольствие, Гомер переключил аппарат на минимальную мощность.

Хоровод рассыпался, и толпа писателей, состоявшая преимущественно из подмастерьев мужского пола, надвинулась на розовую роботессу, дружно выкрикивая все известные им ругательства. (Даже для людей лишь формально грамотных этот набор выглядел удивительно скудным — всего каких-нибудь семь слов.)

В ответ роботесса «закричала по-настоящему», поставив свой пронзительный гудок на полную мощность и меняя его тональность от вызывающего зубную боль инфразвука до раздирающего барабанные перепонки ультразвука. Словно разом заревели семь старых пожарных сирен, варьируя свой звук от дисканта до баса.

Люди затыкали уши и буквально морщились от боли.

Гомер Дос-Пассос, обхватив голову левой рукой, чтобы зажать оба уха, правой направил тоненькую струю пламени через зал на ноги роботессы.

— Заткни глотку, сестренка! — рявкнул он, водя пламенем по ее стройным лодыжкам.

Вой прекратился, и где-то внутри послышался душенадрывающий металлический треск, словно лопнула пружина. Роботесса вздрогнула и зашаталась, как волчок перед падением.

Тут в зал вбежали Гаспар де ла Нюи и Зейн Горт. Отливающий стальной синевой робот стремительно бросился вперед (со скоростью примерно впятеро больше человеческой) и подхватил розовую роботессу, когда та уже опускалась на пол. Поддерживая ее, он молча глядел на Гомера Дос-Пассоса, который при его появлении опасливо повернул струю огнемета снова на «Фразировщика». Когда к ним подбежал Гаспар, робот сказал:

— Подержи мисс Румянчик, дружище! Осторожнее, у нее шок.

Затем он повернулся и пошел к Гомеру.

— Держись от меня подальше, жестянка черномазая! — с дрожью в голосе завопил Гомер и направил струю пламени на приближающегося робота, но она внезапно иссякла.

Зейн вырвал у Гомера его оружие, схватил его за шиворот, перегнул через свое стальное колено и раскаленным соплом огнемета отвесил ему пять полнозвучных шлепков по седалищу.

Гомер завопил. Писатели, застыв, уставились на Зейна Горта, точно высокомерные римские патриции на Спартака.