2
Год? 3161.
Место? Планета Игона, которая вращается вокруг ничем не примечательного желтого солнца.
У Йоргенсена мелькнула невольная мысль, что ему суждено родиться через двести пятьдесят лет в нескольких десятках световых лет отсюда. Но он не мог окончательно убедить себя в этом. Он существовал в Настоящем. И не допускал, что в его родном мире его еще нет, а живут давно забытые предки. И в то же время он знал, что так оно и было. Даже если разум находил подобную ситуацию совершенно невероятной.
— Принцип первый, — цедил Йоргенсен, почти не разжимая губ. — Путешествие во времени возможно лишь при одновременном перемещении в пространстве на достаточно большое расстояние, чтобы не внести интерференции в причинную ткань Вселенной.
Это была физическая истина. Хотя первый принцип не совсем точно выражал ее суть. Но был близок к ней. При любом путешествии во времени возникали интерференции. Но, поскольку расстояния между точкой старта и точкой финиша были велики, с интерференцией можно было не считаться.
«Логично, — подумал Йоргенсен. — Если было бы возможно вернуться в свое собственное прошлое, прошлое родного мира, изменения, привнесенные в его историю этим возмущающим возвратом, создали бы ряд парадоксов. Писатели, жившие в эпоху начала освоения времени, любили жонглировать такими возможностями. Они выдумывали путешественников во времени, которые убивали своих предков и тем самым переставали существовать, а вследствие этого не могли совершить роковое путешествие и снова оказывались в мире живых и так далее и тому подобное.
Но реальность исключала парадоксы. Писатели, если можно так выразиться, оставались на бобах. В свое собственное прошлое вернуться было нельзя, а потому и исключалась возможность его изменения. Вернее, путешествие было возможным, но для этого следовало преодолеть сопротивление континуума, что требовало чудовищного количества энергии, равного тому, которое будет израсходовано на создание новой вселенной со всеми изменениями, внесенными в ее причинную ткань.
Реальность допускала путешествие во времени при наличии определенных условий. Между двумя удаленными мирами почти нет причинных связей. Все происходит, как если бы речь шла о двух независимых вселенных. А потому возможно, затратив количество энергии, необходимое для компенсации этого „почти“, перенестись в прошлое или будущее одного из этих удаленных друг от друга миров».
Второй принцип — причинная ткань конкретного мира может быть представлена в качестве конуса, вершина которого устремлена в прошлое, а основание находится в будущем. Первое следствие: чем глубже надо проникнуть в прошлое, тем больше интерференции вносится в глобальную структуру причинности и тем выше расход энергии на путешествие. Второе следствие: чем дальше в космосе находится точка старта, тем глубже можно проникнуть в прошлое исследуемого мира. Третье следствие: при определенном количестве затрачиваемой энергии точка прошлого планеты, в которую может попасть путешественник во времени, есть функция расстояния между этой планетой и точкой старта.
Именно поэтому центром Федерации был выбран Альтаир. Ближайшие к нему миры держались Федерацией в крепкой узде. И коммандос производили коррекции истории на большом отдалении — либо в центре Галактики, либо на ее противоположном краю.
— Я появлюсь на свет через двести пятьдесят лет, — тихо повторил Йоргенсен. — Мне известна история Федерации на три века вперед, до самого моего рождения. Что будет дальше, я не знаю. Но, быть может, в данный момент в Галактике есть путешественники из далекого будущего, которые знают, что будет после нас, после Федерации, и в глазах этих людей далекой цивилизации мы выглядим просто варварами. Если бы мы могли встретить их, узнать будущее, узнать, чем завершится наше путешествие на Игону!
Третий принцип категорически исключал такую возможность. «Любое путешествие в будущее, а если говорить шире, любое общение с будущим требует затрат энергии больших, чем ее истрачено за все время существования континуума. Ибо положение путешественника во времени определяется не по отношению к абсолютной системе отсчета, а относительно точки его старта. А значит, искажения и интерференции, вносимые в цепь причин и следствий, могут оцениваться лишь относительно точки старта».
Третий принцип был самым простым. Это был перенос на структуры времени принципов относительности, которые в глубочайшей древности сформулировал, по мнению одних, Пифагор, а по мнению других, — Эйнштейн.
Игона выглядела гостеприимной. Они стояли на поляне, окруженной зарослями гигантских грибов. Никаких животных. Красная почва, голубое небо. Ласковое солнце. Спокойный влажный воздух.
Нанский и Марио занимались установкой темпорального маяка, чтобы отыскать вход в Абсолютное Вневременье и вернуться в свой век на Альтаир. Остальные молча, настороженно наблюдали за ними. Но лица их этого не обнаруживали.
Когда маяк был закончен, его замаскировали под обычную скалу — если кто-то пройдет мимо, ничего не заметит, а коснувшись, получит легкий удар током.
— Далаам, так называется город, в котором нам предстоит действовать, — начал Йоргенсен, когда члены коммандос собрались вокруг. — Он находится в десятке километров к северу отсюда. Тропинка, которая ведет вниз, к подножью обрыва, где раскинулся город, проходит рядом. Но мы не пойдем по ней. Лучше как можно дольше оставаться незамеченными.
Он на мгновенье замолк и критически оглядел снаряжение своих товарищей. Он проводил осмотр трижды еще до того, как покинуть Альтаир, он доверял своим людям, но малейшая небрежность могла свести на нет их шансы на успех.
Соседний гриб с резким хлопком выбросил в воздух тучу спор. Вся семерка мгновенно бросилась врассыпную, схватившись за оружие. Затем, сунув оружие за пояс, они медленно вернулись на прежнее место. Пурпурный туман, повисший над грибом, напомнил Йоргенсену спирали в скульптурах Арана. На губах Марио играла ироническая улыбка.
— Уже нервничаем! А что будет через неделю?
Остальные промолчали.
— Войдем в Далаам пешком, — сказал Йоргенсен. — Так мы привлечем меньше внимания и лучше познакомимся со страной. Использовать оружие и защитные поля разрешаю лишь в крайнем случае. Если нам придется разлучиться, сбор в этой точке. Те, кто вернутся первыми, обязаны ждать остальных в течение трех месяцев. Затем могут возвращаться на Альтаир. Связь с Игоной будет прервана, и ее практически не удастся восстановить. Опоздавшие навечно останутся пленниками этого мира.
Все согласно кивнули. Эту возможность они учитывали в любом путешествии. Случалось, целые коммандос намеренно оставались в прошлом, хотя это было категорически воспрещено из-за серьезных нарушений причинной ткани. Но Федерация практически не располагала средствами наказать тех, кто растворялся в глубине времен.
— Не думаю, — добавил Йоргенсен, с трудом выдавив из себя улыбку, — что эта экспедиция столкнется с существенными трудностями. Скорее всего, нас ждет приятное времяпровождение.
— И даже драчки не предвидится? — с надеждой в голосе спросил Ливиус.
— Надеюсь, нет. Туземцы пользуются репутацией мирных людей.
— Однако через четыре-пять веков грозят Федерации великими опасностями? — осведомился Марио.
— По-видимому, если их техника быстро развивается. Я знаю не больше вашего. Это заботы прогнозистов. Они, не вдаваясь в подробности, указывают нам, какие операции следует осуществить. Для меня сущая загадка, какими неприятностями грозит Федерации такой мир, как Игона.
— Быть может, мы узнаем это, — заметил Шан д'Арг. — Хотя, судя по сообщенным нам сведениям, эти люди до противности миролюбивы. У них богатый язык, но в нем практически отсутствуют термины, относящиеся к оружию. Они даже не знают, что такое война.
Семерка двинулась в путь. Шан д'Арг и Ливиус шли во главе. За ними следовали Йоргенсен и Марио. Арне Кносос прикрывал левый фланг, а Нанский — правый. Замыкал шествие Эрин.
Они шли, лавируя меж гигантских грибов. Дважды сменили направление, чтобы отойти от тропы — простой проселочной дороги с глубокой колеей. Шан д'Арг презрительно сплюнул сквозь зубы.
— И этих людишек боится Федерация, — пробурчал он.
— Бывали и быстро прогрессирующие миры, — возразил Марио. — Федерация предпочитает не рисковать.
— Я-то думал, что они по меньшей мере овладели атомной энергией и начали запускать в космос корабли.
— Не стоит судить о развитии цивилизации по проселочной дороге. Вы прекрасно знаете, что их техника в зачаточном состоянии. Или вы невнимательно отнеслись к информации?
— Ну, на память не жалуюсь, но ума не приложу, зачем мы сюда явились.
— В наши функции это и не входит.
«Как бы не так, — хотел было возразить Йоргенсен. — Если мы не будем вникать в события, кто сделает это за нас? Специалисты? Куда им. Мы, наверно, единственные, кто может системно оценить проблему, постичь суть вещей, ведь наше восприятие не ограничено шорами узких знаний».
Но промолчал. Они обсуждали эту тему уже сотни раз.
Выйдя вторично на тропу, они едва не столкнулись с аборигеном, трусившим верхом на какой-то местной зверюге. Это был тучный человек преклонного возраста, его удлиненный череп казался длиннее из-за громадной лысины. На нем была коротенькая туника, не закрывавшая болтавшихся по бокам животного ног. Его «конь» имел приплюснутую голову с двумя треугольными глазами, длинную шею рептилии и короткий темно-голубой мех. Животное семенило на шести странно сочлененных ногах. С первого взгляда трудно было определить, относилось ли оно к живородящим или яйценосам или способ его размножения был столь же необычен, как и облик. Абориген явно был человеком. Маловероятно, чтобы эволюция на этой планете породила гуманоида, скорее всего, цивилизация на Игоне возникла после крушения звездолета. Уцелевшие пассажиры размножились и заселили эту мирную планету.
Семерка прижалась к земле, спрятавшись за грибами. Животное помотало головой влево и вправо, но не остановилось. Всадник выглядел весьма довольным собой. Он беззаботно глядел в небо и не заметил бы семерку, даже если бы она пересекла тропу перед самым его носом. Пришельцы из будущего успели заметить, что глаза животного двигались независимо друг от друга.
Вскоре абориген скрылся из виду.
— Он направляется в Далаам, — шепнул Йоргенсен.
— Похоже, торговец, — добавил Ливиус.
— На Игоне нет торговли, — поправил его Марио.
— Так нам сказали. Но не бывает планет, где нет купли и продажи.
— Существует Игона, — продолжал настаивать Марио.
— Прежде чем поверить, следует проверить, — возразил Ливиус. — Эти ребята из разведки считают себя всезнайками, а в половине случаев ошибаются. Вспомните-ка Мизар. Они утверждали, что техника туземцев не превышает уровня К-. А на самом деле оказалось, что они добрались до верного Д+. Просто туземцы предпочитали глинобитные хижины баракам из железобетона, пластической стали и стекла.
— Ошибка была исправлена, — заметил Марио.
— Исправили ее мы. В последний момент.
Они снова двинулись вперед. Грибной лес стал редеть, а сами грибы едва превышали человеческий рост. Семерка продолжала путь с предосторожностями.
Уже была видна граница плато. Вдали, по ту сторону гигантского разлома, в легком тумане проглядывала скалистая вершина. Далаам лежал внизу, в каньоне, и пока оставался невидимым.
Солнце спустилось уже к самому горизонту, когда они вышли на край обрыва. Период обращения Игоны вокруг своей оси составлял сто девяносто два стандартных часа, и им следовало привыкнуть к длинным дням и ночам. Они сделали большой круг, чтобы оставить тропу в стороне. Здесь местность была совершенно открытой. Позади них над грибами плавал красноватый туман, ленивый ветерок разгонял его.
Нападение застигло их врасплох. Они не успели ни броситься на землю, ни увидеть оранжевую вспышку — их окружило жаркое пламя. Но снаряжение сработало быстрее рефлексов. Энергетические щиты закрыли их до того, как излучение достигло опасного уровня. На шлемах с клацаньем раскрылись и пришли во вращение антенны датчиков, призванных установить источник термоизлучения.
Атака длилась не более сотой доли секунды.
Ливиус с кривой ухмылкой достал оружие.
— Успокойся, — крикнул Йоргенсен, — ты даже не знаешь, где они!
Стрелки индикаторов невозмутимо вращались с той же скоростью, что и антенны, не собираясь замереть. А ведь оружие такой мощности должно было иметь мощный генератор из металла, излучающий громадную энергию. Засечь такую штуку было проще простого. Но датчики не показывали ничего.
Люди даже не знали, в какой стороне укрыться. Конечно, энергетические щиты могли прикрыть их от любого излучения, но тратить запасы энергии, еще не вынудив противника нанести решающий удар, было неосмотрительно.
— Однозначного вывода сделать нельзя, — категорично заключил Шан д'Арг. — Либо на нас никто не нападал, и мы стали на сотые доли секунды жертвой галлюцинации, оказавшей воздействие на наши датчики, либо излучатель находится на расстоянии более тридцати километров, а это мало вероятно. Возможно, наш противник располагает миниатюрным адекватным снаряжением, которое практически нельзя засечь. Последняя гипотеза ничуть не менее фантастична, чем предыдущие. Подобным оружием в весьма ограниченном количестве располагает только Федерация. Оно предназначено для темпоральных коммандос и некоторых патрулей космической службы. Для его изготовления требуется уровень А+, то есть уровень развития передовых миров Федерации.
— Поищем укрытие, — предложил Нанский. Ему было явно не по себе. Его никто не считал трусом, но термоизлучение потрясло его. Отправляясь на Игону, он не допускал вероятности нападения. К тому же против них впервые использовалось могучее оружие. Он никогда не разделял прекраснодушной уверенности остальных в техническом превосходстве Федерации. Ему приходилось находить в космосе корабли, конструкция которых была ему совершенно непонятна, а происхождение и возраст неизвестны, и это не могло не давать пищи для размышлений. В космосе явно существовали, а может, и существуют цивилизации, уровень развития которых ни в чем не уступает Федерации.
— Зачем? — спросил Йоргенсен, следя за Ливиусом, срывов которого всегда побаивался. — Щиты работают, а противник с легкостью отыщет нас в любом укрытии. Мы же не знаем ни где они, ни кто они.
— Думаю, будет разумным считать противника жителем данной планеты, и он прекрасно осведомлен о цели нашего прибытия, — с расстановкой произнес Арне Кносос. — Никто не стреляет по незнакомым людям без предупреждения, даже если они носят непривычную одежду. И только обитателям этой планеты есть смысл уничтожить нас.
Они уселись в кружок. Энергетические щиты светились непривычно ярко.
— На Альтаире появился предатель, — решительно заявил Ливиус. — Кто-то продал им оружие и сведения о нашей миссии.
Марио расхохотался.
— Среди твоих друзей слишком много уголовников, и ты привык смотреть на мир их глазами. Игонцы сами могли создать такое оружие.
— Значит, ошиблась разведка, присвоив им уровень К+.
— Возможно. Развитие Игоны могло быть весьма быстрым. Когда собирала свои сведения разведка? Пятьдесят или сто лет назад? А мы действуем на несколько десятков лет позже. Некоторые миры за такой промежуток времени успевают многое.
— Из твоих слов, Марио, вытекает и другое, — процедил Нанский. Его лицо посерело, черты заострились. — Они умеют перемещаться во времени. И перемещаются в пределах своей планеты. А потому знают, зачем мы явились.
— Глупости, — проворчал Эрин.
Йоргенсен поднял руку.
— Вы что-то хотите сказать, — спросил он, поворачиваясь к Нанскому.
Астронавт кивнул. Его руки слегка дрожали. Он глубоко вздохнул, приоткрыл рот, но никак не мог заставить себя заговорить.
— Существует одно предположение, — наконец решился он. — Никто из вас не решается выдвинуть его. Представьте, что наш противник явился не с Альтаира и он не уроженец Игоны. Он может представлять совсем иную цивилизацию.
— Невоз… — начал было Ливиус, но слова застряли у него в горле. Он уставился на Нанского. Потом медленно обвел взглядом лица остальных — скептические улыбки не могли скрыть ужаса.
«Такую возможность трудно представить, однако в глубине души каждого из нас поселился страх, — подумал Йоргенсен. — Только Нанский мог выдвинуть такую гипотезу, уж он-то знает космос. Другие просто не в состоянии допустить, что в Галактике может существовать иная межзвездная цивилизация, кроме Федерации. Всякий раз, отправляясь в экспедицию, мы задаем себе один и тот же вопрос: „Кто нас ждет, настоящий противник или нет? Может быть, этот противник уничтожит нас и тем самым преподнесет горький урок Федерации“.
Враг из космоса.
Или из времени.
— Нам надо избрать новую тактику, — сказал Йоргенсен. — Наши инструкции предполагали уничтожение ключевых пунктов Далаама и психологическую обработку некоторого количества аборигенов. Но теперь возникла принципиально новая ситуация.
Он отвечал за коммандос. В обычных условиях каждый из них знал, что должен делать. Но сейчас наступил кризис.
Он вдруг ощутил, как одиноки и беззащитны они, несмотря на свое вооружение и могущество. Сейчас Федерация ничем не могла им помочь. Надо было самим спасти собственную жизнь и обеспечить успех экспедиции.
Йоргенсен принял решение. Они снова двинулись в путь, но избрали иной боевой порядок. Они рассыпались по местности, удалившись на несколько сотен метров друг от друга. Время от времени они вглядывались в оставшийся позади грибной лес.
Они достигли края плато, нависшего над глубокой расщелиной. Туманная дымка скрадывала детали.
Они подошли к самому обрыву и расположились в защитном порядке. Антенны на шлемах непрерывно вращались.
Йоргенсен лег на землю на самом краю пропасти и заглянул вниз. Рядом с ним стоял Эрин — носки его ботинок были буквально в миллиметре от пустоты.
Судя по картам, они вышли прямо к Далааму. Он должен был лежать у подножья.
Йоргенсен поискал глазами город — его не было. Он ожидал увидеть строения, улицы, машины, оживленную сутолоку. А внизу был лишь голубовато-оранжевый лес с пятнами полян. Деревья были настоящими великанами, некоторые экземпляры достигали трехсотметровой высоты.
Йоргенсен сменил настройку бинокля. Расстояние словно исчезло. Перестали мешать хлопья тумана. Йоргенсену казалось, что он парит над вершинами деревьев. Его внимание привлекло какое-то белое пятно — оно выделялось на фоне леса и земли. Строение. Неподалеку еще одно. И еще. Город постепенно обретал очертания.
Лес не просто скрадывал контуры города — он был его частью. Туземцы вырастили лес прямо в городе — у Йоргенсена исчезли всякие сомнения в этом. В остальной части ущелья не было даже признаков деревьев. В полученных ими данных о лесе не упоминалось. Там говорилось об обычном городе, характерном для формации полеводов и животноводов. Деревья в момент сбора информации еще не существовали.
„Сколько времени надо дереву, чтобы достигнуть трехсотметровой высоты? — спросил себя Йоргенсен. — Пятьсот, тысячу лет?“.
Он еще раз переключил бинокль. Теперь он видел сквозь густую листву леса. Он словно опустился на дно ущелья. И сделал удивительное открытие — города как такового не существовало.
Йоргенсен встал и подозвал Марио.
— Что скажешь?
Марио пожал плечами. Он жевал питательную таблетку.
— Не будь этого солнца, рельефа и растительности, полностью соответствующих разведданным, я бы сказал, что мы не туда попали. Слишком много несоответствий.
— И город, — добавил Йоргенсен. — Он находится на указанном месте, но совсем не похож на город.
— Ну и что? — саркастически хмыкнул Марио. — А собственно говоря, что такое город?
„В самом деле. А что такое город? — задумался Йоргенсен, пытаясь осмыслить отсутствие упорядоченности в расположении белых домиков, скрытых под сенью деревьев. — Место для совместной жизни множества людей? Комплекс расположенных по единому плану зданий, монументов и площадей?“.
Он видел города более чем на сотне планет. Подземные города, города-небоскребы с многоэтажными улицами, подводные города и даже города в открытом космосе. Первобытные деревянные города и ультрасовременные города из стали и стекла. Но у всех у них была одна общая особенность. Улицы. Словно сеть или система капилляров.
В Далааме не было улиц. Только тропинки между домами, которые никуда не вели. Отсутствовало и подземное движение. Датчики обнаружили бы его. Движения вообще не было. Изредка они видели туземца, который неспешно трусил по тропинке, исчезал в густой тени у самого ствола дерева, затем появлялся снова или не появлялся вовсе. Обычно туземец шел с пустыми руками. И цель его перемещения оставалась неясной.
Не было в Далааме и памятников. И ничего, что хотя бы отдаленно напоминало официальное здание, общественное сооружение, мэрию, завод или даже просто хлев. Не просматривались дороги, по которым в город извне доставлялись бы продукты и промышленные товары. И никаких полей ни вокруг города, ни под деревьями.
Йоргенсен попытался прикинуть, сколько человек жило в этом лесу. Его аппаратура не позволяла заглянуть внутрь жилищ. У них были слишком толстые стены. Видно было с полсотни домиков, каждый из которых мог приютить пять-шесть человек. Лес раскинулся на несколько десятков квадратных километров. В Далааме могло жить тысяч пятьсот. Если не миллион.
А им сказали двадцать пять тысяч. В крупнейшем городе Игоны! Двадцать пять тысяч людей, занятых возделыванием земли, разведением скота, охотой. Никакой торговли. И никаких деревьев.
Сведения явно были ложными.
Йоргенсен выпрямился. Чистое небо. Солнце почти не сдвинулось. События на Игоне казались невероятными. Но реальность весомее любых, даже самых достоверных сведений.
Они ощутили движение земли под ногами через четверть секунды после того, как сработали датчики, и отпрянули от края пропасти. Вибрация усилилась. Противно заныло в лодыжках.
Йоргенсен понял, что последует дальше. Он подал знак „Прочь от края“. Кнососа подвела нерасторопность. Трещина разверзлась раньше, чем он отшатнулся от бездны. Весь край обрыва рухнул в пустоту.
— Инфразвук, — рявкнул в наушниках голос Марио.
Кносос падал вместе с громадным обломком скалы. Когда скорость падения достигла угрожающего предела, автоматически включился антигравитационный парашют. Кносос завис над ущельем, глядя, как катятся вниз громадные камни. Когда до остальных донесся грохот, они бросились к краю пропасти. Обвал чудом не затронул лес.
А может быть, не чудом?
Кносос парил внизу, словно паук на паутинке. Затем он включил двигатель, медленно взмыл вверх и опустился рядом со всеми. Он улыбался, но в его лице не было ни кровинки.
— На этот раз пронесло, — выдохнул он.
Вторая атака была столь же внезапна, как и первая. Йоргенсен с тоской прикинул, какое по счету нападение сломит их дух. Морально они небыли подготовлены к обороне, за исключением, наверное, молчаливого Эрина с его стальными нервами.
Йоргенсен вдруг сообразил, что слышит в наушниках голос. Говорил Марио, остальные внимательно следили за его речью.
— …не были в настоящей опасности. До сих пор наши системы защиты срабатывали как надо. Если противник действительно осведомлен о наших целях и средствах, сомнительно, чтобы он стремился нас уничтожить. Это, скорее, похоже на предупреждение. Эдакий ультиматум — покиньте планету, иначе вам несдобровать. Думаю, нас хотят просто-напросто запугать.
Голос Марио был спокоен. Его слова, словно ледяной душ, окатили остальных, и Йоргенсен почувствовал, как тают его собственные страхи. По правде говоря, ни он сам, ни его компаньоны настоящего страха не испытывали. Их смятение объяснялось другим — они попали в центр невероятных событий, никак не вязавшихся с полученной информацией. Обстановка была выше их понимания. И посланца всемогущей Федерации, отправленного на захудалую планетенку, это не могло не унижать.
Йоргенсен снова посмотрел на город. Кое-что начало проясняться. Казалось, низкие строения объединены в группы от восьми до двенадцати домиков, связанных тропками. Группы между собой соединяли петляющие меж деревьев дорожки. Издали это все казалось формацией из гигантских живых клеток.
Поведение туземцев по-прежнему ставило в тупик — большую часть времени они разгуливали с пустыми руками и, похоже, не подозревали, что такое работа. У них не было даже никакого разделения труда. Более того, жители Далаама, казалось, вообще не имели профессий.
„Как живут туземцы? Где добывают пищу? Кто одевает их?“
Люди выглядели беззаботными — большего Йоргенсен с тысячеметровой высоты уловить не мог.
Быть может, в Галактике Игона наилучшим образом соответствовала понятию рая? Чиновники Арха обосновали необходимость „коррекции истории“ Игоны „агрессивными и воинственными устремлениями ее обитателей“. Это совершенно не вязалось с тем, что наблюдал Йоргенсен. Но официальные соображения Арха редко совпадали с истинными. Они просто позволяли излишне щепетильным членам коммандос не испытывать угрызений совести. Единственное, что двигало Архом, было укрепление собственной власти.
Принципы „коррекции истории“ были на удивление просты. В первые времена вмешательство коммандос было чисто материальным — физическое уничтожение неугодных людей, городов и целых планет. Но с веками появились иные способы воздействия. Коммандос обрабатывали коллективную психику общества. Они вводили в подсознание некоторого количества индивидуумов понятия, мнения, иными словами, „архетипы“ мышления, которые через несколько десятилетий проникали в коллективное подсознание. И тогда вспыхивали войны, процветающие цивилизации загнивали по неведомым причинам. И никто не подозревал, что зародыши их гибели были привиты им десятилетия назад коммандос темпорального воздействия. Чаще всего эти зародыши представлялись безобидными мелочами, но, развиваясь, оборачивались социальным раком.
Таким чудовищно-безжалостным, невидимым и неотразимым оружием пользовалась Федерация в своей неправой борьбе с будущими конкурентами.
„Это — преступное оружие“, — говорил себе Йоргенсен, наблюдая спокойную и счастливую жизнь далаамцев. В тщательно опечатанной металлической коробке, которая лежала в одном из его карманов, хранились записи для гипнотического внушения разрушительных идей. Ему захотелось выхватить эту коробку и забросить подальше. Но он не мог решиться на это. Его слишком долго воспитывали в духе верности Федерации.
„Что думают другие? Марио, по-видимому, все понимает, об этом говорит его снисходительная улыбка. Ливиус подчинился без рассуждении. Кносос — загадка, лицо редко отражает истинные эмоции этого человека. Остальных заботит собственно действие, а не цель, которую оно преследует“.
Марио тронул Йоргенсена за плечо.
— Что будем делать?
— Меня мучает тот же вопрос, — ответил Йоргенсен.
Он обдумал все. Существовал лишь один выход, который на время разрешал все проблемы. „Неизвестно, согласятся ли остальные с моим решением“, — подумал он.
— Надо возвращаться на Альтаир. Считайте это отступлением. Возникло слишком много новых факторов. Я не уверен в эффективности предложенного мне плана. Гипнотическое внушение может вызвать у туземцев непредвиденную реакцию и принести больше вреда, чем пользы. Быть может, туземцы способны создавать мозговой барьер. Я не могу брать на себя ответственность за возможный провал.
Здесь он лгал самому себе. И боялся, что другие прочтут правду на его лице. Он пытался понять, разгадал ли Марио истинную подоплеку его решения.
— Это означает, что на первом этапе туземцы одержали победу, — усмехнулся Марио. — Мы оставляем их будущее в покое. Они сумели посеять в наших душах достаточную панику, чтобы поколебать нас.
— Туземцы или кто-то другой, — тихо напомнил Йоргенсен.
— Вы верите в тезис Нанского?
— Не знаю, — признался Йоргенсен. — Но если он обоснован…
Марио глубоко вздохнул. Он старался казаться невозмутимым, но его снедало беспокойство.
— Понятно, — наконец выговорил он. — Я считаю ваше решение мудрым. И присоединяюсь к нему. Пусть ситуацию разберут люди Арха.
Йоргенсен облегченно вздохнул. Пока он одержал победу. Но он недолго радовался ей.
Небо над их головой было пустым и светилось, словно внутренняя поверхность раковины. На Игоне не водилось птиц.
Ливиус уже в третий раз упрямо повторял одно и то же:
— Такого еще никогда не случалось. Никогда ни одна коммандос не отступала.
— Неверно, — ледяным тоном перебил его Йоргенсен. — Сто двадцать семь лет назад одна из коммандос вернулась, не выполнив программы. Ее члены единогласно решили, что вероятность успеха равна нулю. Именно такое решение я вам и предлагаю принять сегодня.
Марио, Кносос и Нанский присоединились к нему. Ливиус был против. Эрин молчал. Шан д'Арга мучила нерешительность, он колебался между желанием рискнуть и чувством верности Йоргенсену.
— Мы станем посмешищем Федерации, — сказал Ливиус.
— Но это лучше, чем вызвать ее гибель.
Ливиус разъярился.
— Меня ничем не напугаешь.
Лицо Нанского исказилось от гнева.
— Замолчи, — глухо сказал он. — Мы сотни раз доказывали, что не относимся к разряду трусов. Я боюсь лишь одного — допустить оплошность.
В разговор вмешался Шан д'Арг.
— Ливиус, я солдат. И ухожу от опасности, кляня себя за трусость. Но Йоргенсен прав. Дело касается не только нас. Есть Федерация. И есть туземцы.
Лицо Йоргенсена просветлело. Еще один голос. Эрин присоединится к большинству. Осталось убедить одного Ливиуса.
— Можешь оставаться здесь, Ливиус, — отрезал Йоргенсен. — Веди войну в одиночку. Либо согласись с большинством. Ты имеешь право выбора.
И тут же Йоргенсен сообразил, что допустил промах. Из-за волнения он сказал больше, чем хотел.
— Мы вернемся, — добавил он. — Мы отправляемся за новыми директивами. Следует предупредить Федерацию о наличии хорошо вооруженного противника. И обо всех изменениях. Мы не капитулируем. Времени у нас хватает и для отступления, и для победы.
Ливиус смотрел в землю и играл оружием. Он бросил взгляд в направлении Далаама. Деревья по-прежнему скрывали неведомую реальность. Он вспоминал о прошлых экспедициях, об империи полуразумных ящериц, которую они развалили на планете джунглей Бании, о кристаллах-математиках, которые свели с ума узальских гуманоидов на Ломире. Каждый раз задача была простой и конкретной. Здесь же не было никакой ясности. Его коробило от сознания, что он бежит от неразгаданной тайны.
— Будь по-вашему.
С его лица не сходила горькая усмешка.
Споры гигантских грибов покрыли землю толстым ковром красноватой пыли. Люди шли молча, держа оружие наготове. На шлемах вращались антенны датчиков. Йоргенсен ощупывал небольшую металлическую коробку. Далаам победил. Но жители его, казалось, вовсе и не подозревали о своей победе.
— Мы столкнулись с оригинальным обществом, — проговорил Марио. — У них, похоже, нет ни правительства, ни экономики, ни централизации. И в то же время они способны защитить себя. Интересно, что случилось бы, попытайся мы уничтожить лес?
— Думаю, мы потерпели бы крах, — задумчиво ответил Йоргенсен.
— Мне тоже так кажется. Город выглядел таким спокойным, а жители и не подозревали о нашем присутствии. И одновременно от леса веяло какой-то силой. И пока я смотрел на лес, мне было не по себе.
Остальные почти хором согласились.
— Вы считаете, что на нас пытались оказать психологическое воздействие? — спросил Нанский у Марио.
— Не исключено. Датчики не сработали. Но мы в принципе защищены от любой формы внушения. У меня сложилось впечатление, что лес скрывает что-то очень ценное, живое и могущественное, и мы не вправе уничтожать это. Интуитивное ощущение. Не больше.
— Я тоже ощущал нечто подобное, — согласился Йоргенсен.
— Прежде я никогда ничего похожего не испытывал, — признался Марио. — Может, иногда, слушая симфоническую музыку. Чувство, что ты на пороге какого-то нового, неизвестного мира, в сущность которого до конца не проникнешь и к которому никогда не будешь принадлежать. Скорее всего, гнев Ливиуса вызван именно этим обстоятельством.
Ливиус шел в одиночестве, в стороне от других. Вдруг в наушниках взревел сигнал датчика, и все мгновенно застыли на месте.
— Там, — Ливиус махнул рукой в сторону двух грибов.
В красном тумане спор что-то двигалось. Несомненно, это был человек, но очертания его фигуры были неясными, словно он шел под защитой энергетического щита. Все бесшумно бросились врассыпную, пытаясь окружить незнакомца. Йоргенсен потерял их из виду, но благодаря датчикам знал точное местонахождение каждого.
— Может, наберем высоту? — предложил Ливиус. Голос его дрожал от возбуждения.
— Ни в коем случае. Оставаться на земле.
Это мог быть следивший за ними туземец. Но тогда почему так долго безмолвствовали датчики? „Туземец обнаружил себя сознательно“, — подумал Йоргенсен.
Если это был туземец.
Первый разряд пронесся белой молнией, сбив шляпки с десятка вспыхнувших грибов. В небо взвились клубы красного дыма. Автоматически включилась защита.
— Не стрелять, — крикнул в микрофон Йоргенсен в момент, когда раздался второй энергетический залп. Разряд попал прямо в Ливиуса. Его шит налился белизной и снова стал невидимым, сыграв свою защитную роль.
Все семеро кинулись за туземцем. Заросли грибов становились реже, началась зона обвалов. Они часто теряли друг друга из вида, но датчики точно указывали положение каждого. Еще немного, и они настигнут беглеца.
— Взлет? — заорал Ливиус.
Йоргенсен колебался. Они могли включить антигравитационные блоки и пролететь над лабиринтом скал. Но тогда они станут уязвимыми, а у незнакомца вполне могло быть мощное и опасное оружие. Кроме того, они сразу открывали противнику свои тактические возможности. Рассудительность требовала хранить козыри до решающего хода.
— Давайте! — наконец решился Йоргенсен.
И почти тут же услышал яростный вопль Ливиуса.
— Мой блок не работает. Попробуйте свои.
Йоргенсен машинально нажал крохотную кнопку у пояса. Но вверх не взлетел. Он огляделся. В воздухе не было и остальных.
— Нейтрализующее поле, — крикнул Марио. — Ребята весьма сильны.
В его голосе слышалась нотка удовлетворения. Он оценивал ситуацию, как игрок.
И почти тут же он выстрелил. Энергетический разряд был средней силы, чтобы не убить, а оглушить беглеца. Выстрел попал в цель, но человек не остановился и скрылся за скалой.
— Щиты, — отчаянным голосом выкрикнул Нанский.
Йоргенсен кинул взгляд на бегущего впереди Марио. Защитного ореола у него не было. Йоргенсен не мог видеть собственный энергетический экран, но, бросив взгляд на контрольную шкалу на правом запястье, понял, что тоже остался без защиты.
Неведомый противник затеял с ними опасную игру.
Но не похоже, чтобы он стремился их уничтожить. Лишить их защитных экранов — значит, располагать более совершенной технологией и практически неиссякаемым источником энергии. Такой мог уничтожить их с самого начала. А он стремился их запугать. Может, это элементарный садизм? А может, желание доказать, что ни одно их оружие не причиняет ему ни малейшего беспокойства?
— Прекратить преследование, — приказал йоргенсен.
— Попался, — раздался голос Марио в наушниках.
Марио выстрелил два раз. Йоргенсен не видел, как он стрелял, но отчетливо слышал легкий треск разрядов.
— Я прикончил его, — произнес Марио.
Но раздались новые залпы, и один разряд пронесся так близко от Йоргенсена, что на мгновенье ослепил его. Он бросился на землю, затем вскочил на ноги и пустился бежать туда, где исчез Марио. Вскарабкавшись на скалу, он увидел внизу небольшую ложбину. Йоргенсен скользнул вниз и замер, оглушенный безмолвием. Некоторое время он стоял в полном отупении, глядя на бешено вращающиеся стрелки датчиков. Ему вдруг стало понятно, что такое заблудиться. Он вспомнил, как давным-давно, еще в детстве, заблудился на Игоре-2. И хотя планета была мирной и ему ничто не угрожало, все звуки приобрели какой-то зловещий оттенок. Он шел вперед, ни разу не остановившись до самой зари. Отец отыскал его на берегу реки. Он ничего ему не сказал. Так и не перемолвившись ни словом, они вернулись домой.
Йоргенсен отогнал воспоминания. С большим трудом он вскарабкался на противоположный откос. Снова скалы. Он взобрался на самую высокую. Он никого не видел, наушники онемели. Он слышал лишь стук собственного сердца.
Стоит ли бояться? Если бы их хотели уничтожить…
Вдруг он заметил в расщелине Марио. Он махнул Марио рукой, но тот его не заметил. Йоргенсен бесшумно подошел к нему, стараясь не наступать на округлые камешки. Жарко припекало солнце, а комбинезон перестал предохранять от его лучей.
Марио не отрываясь смотрел на что-то лежащее позади скалы. Йоргенсену не надо было задавать вопросов, чтобы понять — произошло что-то невероятное. Йоргенсен подошел к Марио вплотную, но тот даже не повернул головы. Ему пришлось отодвинуть Марио в сторону, чтобы понять причину такого оцепенения.
Убитый был распростерт у подножья скалы. Ни один робот-хирург не смог бы вернуть его к жизни. Залп практически перерубил человека пополам.
На трупе была форма темпоральных коммандос. Но не это было главным.
Он как две капли воды походил на Марио.
Они с трудом передвигали ноги.
— Вы уверены, что мы идем правильно? — спросил Йоргенсен.
Эрин кивнул. Датчики отказали. Их единственной надеждой на спасение был темпоральный маяк. Если его удастся активизировать… Они сохранили при себе бесполезное теперь оружие. Мышцы налились усталостью. Из-под шлемов струился пот. „Мы уязвимы, как младенцы, — усмехнулся про себя Йоргенсен. — Беззащитны. Обнажены перед лицом неведомого и могущественного противника. И столь же безоружны, как, похоже, и жители Далаама“.
Эта мысль поразила Йоргенсена. Может, именно в этом крылся ключ к разгадке? Может, это и хотел внушить им невидимый противник? В предыдущих экспедициях их противники не имели и шанса на успех. А коммандос действовали под защитой своих энергетических щитов, шлемов, термокомбинезонов. Их постоянно охранял кокон из аппаратуры. Они могли летать над континентами и океанами, общаться через толщу гор, они ежесекундно знали, где находится каждый член коммандос, где установлен темпоральный маяк, где расположен нужный город. Они всегда верили в себя и в свое оружие.
Но не сейчас. И не здесь. Сейчас и здесь, на Игоне, они были наги и безоружны. Всегда между членами коммандос и реальностью стояли машины. Иногда, ради спортивного интереса, они убирали их. Но машины были всегда рядом, готовые прийти на помощь, выручить, спасти от боли, усталости, смятения. Они никогда не вступали в настоящую драку. За них сражались машины, а им казалось, что они управляют ими. Федерацию охраняли машины, и люди верили, что, не будь их, они жили бы в постоянной опасности.
Но не сейчас и не здесь.
„Жители Далаама знают, что такое настоящая борьба“, — с горечью думал Йоргенсен, и его мнение разделяли остальные. Они шли молча, опустив головы, борясь с жаждой (система регенерации воды тоже отказала), жарой и усталостью. „Жители Далаама преподают тебе урок, не спрашивая твоего согласия. Может, они хотят изгнать тебя со своей планеты. А может, желают, чтобы ты спустился к ним, под сень их дерев?“.
Они оставили тело Марио-2 на месте гибели, поспешно осмотрев его. Сомнений не оставалось. Это был Марио. А другой Марио шел вместе с ними. Там, в герметичном мешке, остался абсолютный двойник Марио, с теми же отпечатками пальцев, теми же шрамами. Более тщательного обследования они сделать не могли — их инструменты не функционировали. Но иных доказательств и не требовалось. Они знали, с чем столкнулись.
С абсолютной идентичностью двух организмов.
Быть может, и существовали различия на клеточном уровне, но играло ли это сейчас какую-то роль? Во Вселенной не может одновременно существовать два совершенно идентичных предмета или существа, но в данный момент и в данной точке существовали два идентичных Марио. Различие между ними было небольшим. Один из них оказался проворнее и убил другого. Однако идентичное оружие у обоих не было отрегулировано на смертельную дозу. Сейчас один Марио лежал в герметичном мешке, а другой боролся с жаждой и усталостью.
„С кем из них я покинул Альтаир?“ — спрашивал себя Йоргенсен, стараясь не глядеть в сторону товарища. — С кем из них я говорил о Далааме? С тем, кто умер? Тогда с нами идет лже-Марио, убивший одного из нас. А может, это мы одержали верх над противником? Или уничтожили призрак, предназначенный ввести нас в заблуждение?».
Все хранили угрюмое молчание. Ведь если идущий рядом Марио враг, они могут снабдить его информацией, которая обернется против них. Марио не протестовал против решения Йоргенсена. Необходимость его была очевидной.
Инженеры Службы времени и выборщики смогут решить задачу, если коммандос удастся вернуться на Альтаир.
Йоргенсену вдруг захотелось, чтобы их постигла неудача. У него мелькнула новая мысль. А не разыграли ли здесь, на Игоне, с ними мизансцену, дабы облегчить проникновение на Альтаир, в цитадель Федерации, вражеского агента, шпиона, посланного для раскрытия тайн путешествий во времени? Но в этом предположении отсутствовала логика. Невидимый противник показал свое очевидное могущество. И Йоргенсен не сомневался — такому врагу ничего не стоило незаметно просочиться на любую планету Федерации. Возможно, он не мог попасть туда в нужный ему год. Тогда невидимка стремится выйти к истокам наших коррекций времени, чтобы в свою очередь воздействовать на будущее Федерации.
Йоргенсена терзали сомнения.
— Я не узнаю местности, — сказал он. — Вот эти грибы были слева. Теперь они должны быть справа.
Эрин упрямо покачал головой.
— Нам осталось идти с час. Может, часа два. Но мы идем верно. Поглядите на горы.
Вся семерка доверилась его умению ориентироваться в горах. Если они пройдут мимо маяка, то не отыщут его и за десять лет. Красные споры скрыли все их следы.
«Час на размышления», — подумал Йоргенсен. Он попытался представить себе произведения Арана — тонкие хитросплетения дымчатых спиралей, принимающие окончательную форму под руками скульптора. Ему казалось, что они отражали образ времени, образ их судьбы, образ Игоны.
И любой щелчок извне мог изменить линии их судьбы.
