Айзек Азимов любит интеллектуальный юмор.

В книге «Вид с высоты», рассуждая об энтропии, он сравнивает расположение слов Шекспира в толковом словаре Уэбстера с их «беспорядочной» разбросанностью в пьесах самого драматурга. В первом случае упорядоченность достигается с помощью алфавита, во втором нарушение словарной системы являет собой более высокую и более значительную степень порядка. Такое сравнение ни к чему не ведет. Нужно сравнивать, говорит Азимов, не слова Шекспира со словами из словаря, а шекспировский взгляд на жизнь с самой жизнью. За три часа двадцать действующих лиц обнажают больше чувств и отражают больше сторон человеческой природы, чем это мыслимо в жизни для любой группы из двадцати человек. Тем самым Шекспир делает то, что мы можем назвать локальным понижением энтропии.

С этой точки зрения полторы сотни книг Айзека Азимова, изданные им за четверть века, несомненно способствуют понижению энтропии, по крайней мере… в интеллектуальной сфере.

Необыкновенная продуктивность Азимова, способного выстреливать на электрической пишущей машинке 90 слов в минуту, стала, что называется, притчей во языцех.

«У него четыре электрические машинки, и он может печатать сразу четыре книги двумя руками и двумя ногами, — не без ехидства заметил о своем друге Артур Кларк и с той же наигранной серьезностью «материализовал» гиперболу: — Целые леса переведены в бумажную массу. Азимов — это экологическая катастрофа. На издание его книг истреблено 5,7∙10¹⁶ микрогектаров… И все-таки, — заключает Кларк, — он не робот»…

В каждой шутке есть деля правды. Бесспорно, Айзек Азимов — один из самых продуктивных и популярных американских писателей третьей четверти XX века. Год за годом он выдает «на гора» в среднем по шесть новых книг.

В Советском Союзе Азимова переводят во всех республиках. Только на русском языке выпущено около пятнадцати книг: сборники повестей и рассказов «Я, робот», «Путь марсиан», романы «Космические течения», «Стальные пещеры», «Обнаженное солнце», «Конец Вечности», «Дуновение смерти», «Сами боги», научно-популярные сочинения «Вид с высоты», «Химические агенты жизни», «Краткая история биологии», «Нейтрино», «Вселенная». К этому нужно прибавить несколько десятков рассказов, статей, интервью, разбросанных в журналах, газетах и сборниках.

Он с детства привык к тому, что к его имени приросло местоимение «самый».

В годы ученичества: самый начитанный, самый даровитый, самый образованный (школьник, студент, аспирант).

На научном поприще: самый эрудированный биохимик, самый любимый ассистент, самый талантливый лектор, самый знаменитый профессор.

В научной фантастике: самый молодой, самый многообещающий, самый оригинальный, самый известный.

В научно-популярной литературе: самый умелый, самый остроумный, самый разносторонний, самый плодовитый.

Похвалы не вскружили ему голову. Азимов всегда умел выбирать главное направление «удара», сосредоточивать усилия на том, что занимало его в первую очередь. Природа наделила его фотографической памятью, склонностью к отвлеченному мышлению и масштабным умозрительным построениям. Однако «гипертрофированный интеллект», которым он одарил Сьюзен Кэлвин, героиню рассказов о роботах, самого его не сделал холодным скептиком. Добродушный характер, насмешливый, иронический ум, умение во всех жизненных ситуациях сохранять чувство юмора и подтрунивать над самим собой уберегли его от пресной рассудочности, а также и от мании величия, нередко свойственной преуспевающим людям., И если его можно назвать баловнем судьбы, то только потому, что он всегда подтверждал на деле справедливость изречения: «Человек — кузнец своего счастья». Феноменальная работоспособность, быстрота мысли и реакций, помноженные на эрудицию и разносторонние дарования, сделали его тем, чем он стал, помогли добиться успеха уже в том возрасте, когда другие делают лишь первые шаги.

Азимов родился в 1920 году. В 11 лет кончил школу, в 15 — колледж, 19-ти лет получил в Колумбийском университете (Нью-Йорк) диплом бакалавра, в 21 год — ученую степень магистра, в 27 — доктора.

С 1949 года он доцент, а затем профессор кафедры биохимии Медицинского факультета Бостонского университета.

«В юности я черпал знания в публичных библиотеках, — рассказывает о себе Азимов. — По неопытности читал все без разбора, беря книги подряд от первой до последней… Я очень увлекался историей, но больше всего мне нравилось изучать труды по естественным и точным наукам… В колледже я узнал, что среди главных научных дисциплин мне нужно выбрать «главнейшую» для меня самого. Я заигрывал с зоологией, а потом, на втором курсе, окончательно остановился на химии»…

В дальнейшем из всех разделов химии ему пришлось выбрать один-единственный — биохимию. Но для научных исследований и эта отрасль оказалась слишком широкой. Он вынужден был ограничиться совсем узким участком — нуклеиновыми кислотами.

Добившись в этой области определенных успехов, биохимик вдруг взбунтовался: на его долю осталась лишь ничтожная часть обширного «сада науки».

А знать ему хотелось все! И тогда он решил освободиться «от пут специализации» и обойти если не весь «сад» — жизнь слишком коротка, а ум слишком ограничен, — то хотя бы оглядеть его сверху. Но только впитывать знания ему было мало. «Склонность к проповедничеству» побуждала к действиям: отдавать, излагать на бумаге — чтобы и другие видели то, что открывалось ему «с высоты»…

Так, по объяснению писателя, возникла длинная серия научно-популярных книг, охватывающая многие разделы знаний. Частично эта серия составилась из многочисленных статей, которые Азимов каждый месяц публикует в журнале «Фэнтэзи энд сайнс фикшн», будучи двадцать с лишним лет его научным редактором. Пишет он на разные темы, от физики и астрономии до истории и психологии.

Углубленному рассмотрению деталей и частностей Азимов предпочитает суммарные обзоры или беглые очерки — эссе. О чем бы он ни писал, он старается подмечать в разнородных явлениях общие закономерности и взаимные связи, показать науку в движении — как постигала ее пытливая мысль. Историзм в обрисовке общей картины, материалистический взгляд на природу и человека, широта обобщений, умение говорить живо и образно, понятно и просто о самом сложном — именно эти привлекательные черты писательской манеры Азимова обеспечили успех его научно-популярным трудам.

Вместе с тем нельзя не отметить, что избранная автором позиция «с высоты» приводит к известным издержкам, не всегда уберегая от эскизности, субъективного отбора фактов, самонадеянных выводов, а порой и просто скольжения по верхам. При такой чрезмерной продуктивности и энциклопедической широте интересов дилетантизм неизбежен. Азимов и сам это признает. Но его книги, даже не самые удачные, читаются с неизменным интересом, а лучшие из них. увлекают. По справедливому замечанию критика, это умные введения в науку, сделанные умным человеком.

Трудно переоценить просветительское значение работы писателя в этом жанре. И все-таки, несмотря на огромные тиражи и повсеместное признание его научно-популярных произведений, мировая слава Азимова зиждется на научной фантастике.

Вторжение в фантастику было стремительным. Девятнадцати лет Азимов напечатал рассказ «Брошенные на Весте», а уже через два-три года, когда появились первые рассказы о роботах и новеллы, положившие начало трехтомной галактической эпопее «Установление», его признали «серьезным писателем». Произведения, создавшие совсем еще молодому автору репутацию классика американской научной фантастики, в основном публиковались на страницах журналов в 40-х годах и затем выходили отдельными книгами: «Я, робот» (1950), «Камешек в небе» (1950), «Звезды как пыль» (1951), «Установление» (1951), «Установление и империя» (1952), «Космические течения» (1952), «Второе установление» (1953), «Стальные пещеры» (1954), «Путь марсиан и другие рассказы» (1955), «Конец Вечности» (1955).

Этот плодотворный период завершается романом «Обнаженное солнце» (1957). Затем, словно устав от фантастики или исчерпав запас тем, Азимов с поразительной энергией продуцирует научно-популярные книги, лишь изредка, к радости любителей научной фантастики, публикуя рассказы, и только в 1972 году, после пятнадцатилетнего перерыва, выпускает новый роман — «Сами боги».

Расцвет его деятельности как писателя-фантаста совпадает с так называемым «золотым веком» американской научной фантастики. На рубеже 30-х-40-х годов, наряду с задающей тон бесшабашно-приключенческой фантастикой и фантастикой узко технологической, возникло еще одно направление, которое Азимов называет «реалистическим». Возглавил его Джон Кэмпбелл, редактор журнала «Эстаундинг сайнс фикшн» («Поразительная научная фантастика»). Кэмпбелл требовал от авторов не только научной подготовки, но и вдумчивых оценок возможностей будущего, прежде всего по линии воздействия научного прогресса на общество. Кроме Азимова постоянными сотрудниками журнала были Роберт Хайнлайн, Теодор Старджон, Спрэг де Кэмп, Ван Вогт, Пол Андерсон, Лестер дель Рей и другие. Все они на долгие годы заняли ведущее положение в американской научной фантастике.

Такой подбор авторов, пишет Азимов, дал интересные результаты: «Задолго до того, как человечество стало задумываться над тем, куда заведет нас распад атома урана, птенцы Кэмпбелла изобретательно и умело раскрывали перед читателями последствия этого открытия». Подтверждением сказанному служат рассказы Хайнлайна «Неудовлетворительное решение» (1941) и К. Картмилла «Предельный срок» (1944). Любопытная деталь: оба рассказа заставили ФБР заподозрить утечку военных тайн, тогда как на самом деле это были всего лишь результаты дедукции на основе опубликованных данных. В таком же духе, с опережением реальных возможностей аргументировались повести о межпланетных путешествиях, роботах, компьютерах и т. д.

Не все писатели этой группы имели хорошую научную подготовку. Азимов среди них был самым образованным. Но все они понимали — по крайней мере так считает Азимов, — что в мире происходят быстрые перемены, и судьба человечества зависит от того, как будут использованы достижения науки и техники, как будут решены назревшие задачи, прежде чем станут неразрешимыми.

Нельзя, однако, забывать, что в социологических построениях миров будущего так или иначе все они технократы. Беспредельные научно-технические возможности, как правило, прилагаются к прежнему базису и неизменным по сути экономическим отношениям. Критика системы идет «изнутри» и почти никогда — «извне».

Однако, если присмотреться внимательней, группа была не столь уж единой. А позднее выявились и политические расхождения (например, Хайнлайн отошел на крайне правый фланг). Но в те времена «птенцы Кэмпбелла» подняли американскую научную фантастику на значительно более высокий уровень.

В фантастической социологии Азимов не составляет исключения. Здесь он гораздо слабее, чем в научно-техническом моделировании. Ученый по складу мышления, он тщательно мотивирует свои допущения с учетом всех возможных последствий, логически вытекающих из исходного тезиса. Он умеет создавать иллюзию правдоподобия и в тех случаях, когда сюжетные предпосылки заведомо умозрительны.

Нередко его упрекают в чрезмерной наукообразности стиля, в недостаточном внимании к внутреннему миру героев, становящихся «рупорами идей». И в самом деле, книгам Азимова порой не хватает человеческого тепла, непосредственных жизненных ощущений. Он и в фантастике остается ученым, и ученый, случается, подавляет художника. Однако бывает и так, что жесткие, «головные» конструкции не выдерживают натиска эмоций, и тогда возникают шедевры, такие, как «Уродливый мальчуган» — торжествующий гимн материнскому чувству. Оно, это изначальное чувство, пробуждается у одинокой женщины в совершенно исключительных обстоятельствах, когда преданность равносильна самопожертвованию.

Азимов — поэт мысли. Он подкупает не оттенками и нюансами, не метафорическим языком, а ясным, логичным, увлекательным изложением, необыкновенными событиями, вытекающими из необыкновенных допущений. Тщательное обоснование гипотез обусловливает динамику действия. В рассказах он преимущественно аналитик, в романах предпочитает авантюрный сюжет, соединяющий фантастику с детективом.

В научно-фантастической литературе Азимову принадлежат два открытия: он «очеловечил» роботов и «расселил» человечество по всей Галактике.

Механические и биологические роботы (андроиды) создавались в воображении с давних времен. «Попытки создания искусственной жизни, — говорит по этому поводу Азимов, — казались смертным грехом и заслуживали сурового наказания. Одно за другим появлялись произведения, повести и романы, где с мрачной неизбежностью робот уничтожает своего создателя и гибнет сам… Но только в 1939 году, насколько мне известно, некий автор научно-фантастических повестей впервые попытался рассмотреть проблему роботов с позиций технических наук. Без ложной скромности признаюсь, что это был я».

Сформулированные Азимовым «Три закона роботехники» приняты почти безоговорочно как постулат, хотя сам он старается их обходить или придавать им расширительное толкование. Главные герои его рассказов — человекоподобные машины разных конструкций, действующие в трудной обстановке, нередко в критических ситуациях. Общность проблем кибернетики будущего и постоянный образ умнейшей женщины-робопсихолога Сьюзен Кэлвин объединяют рассказы в связный цикл. Книга «Я, робот» оказала, пожалуй, не меньшее влияние на развитие научной фантастики, чем «Машина времени» Уэллса.

Позднее Азимов обратился к андроидам. В «Стальных пещерах» и «Обнаженном солнце» расследованием загадочных преступлений занимается человек Лайдж Бейли и Р. Дэниел Оливо — андроид («Р» перед именем значит «робот»). «Р. Дэниел, — характеризует его автор, — силен, идеально уравновешен, абсолютно разумен и не подвластен эмоциям, однако его возможности ограничены тремя законами роботехники, и его разум действует строго формально. Каждый раз честь раскрытия преступления принадлежит Лайджу Бейли».

Неожиданно Р. Дэниел оказался столь привлекательной личностью, что Азимов получил множество писем, утверждавших, что нет оснований отдавать решительное предпочтение человеку. Такие претензии, по словам писателя, заставили его задуматься над проблемой: «Только ли человеческое тело делает человеческое существо человеком? Или это ум? Если машина думает, как человек, и даже лучше, важно ли внешнее сходство?»

И тогда на третьем этапе появляется совершенная ЭВМ по прозвищу «Мультивак» — хранилище мировой статистики, экономической и демографической информации, ежедневных новостей, сведений, касающихся людей всего мира…

Гипотеза о всеобъемлющем электронном мозге, получившая распространение в американской научной фантастике, послужила Азимову поводом для философских раздумий и сатирических обобщений («Все грехи мира», «Последний вопрос» и др.).

В рассказах о роботах речь идет о сравнительно недалеком будущем. В трилогии «Установление» и романах, образующих «треугольник» («Камешек в небе», «Звезды как пыль», «Космические течения»), — о человечестве «галактической эры», заселившем миллионы планет.

Прочитанный в юности труд Гиббона «История упадка и разрушения Римской Империи» навел Азимова на мысль создать нечто подобное в масштабах Галактики. Всечеловеческая галактическая Империя со столицей на планете Трантор достигла невероятного могущества, но ее раздирают противоречия: войны, интриги, заговоры, соперничество деспотов, алчность дельцов, восстания порабощенных масс — примерно го же», что когда-то происходило в Римской Империи и происходит в любом эксплуататорском обществе. В конце концов центробежные силы разрушают этот конгломерат. Галактическая Империя распадается, население разрозненных планет регрессирует. В перспективе — тысячелетия варварства, пока не начнется новый цикл возрождения на демократических, прогрессивных началах…

Поэтапное расселение в космосе — от колонизации ближних планет до выхода в другие измерения и за пределы Галактики — и есть та самая «галактическая концепция», охватывающая тысячи и тысячи лет грядущей истории человечества, одним из создателей которой считается Азимов.

Замысел воплощен в цикле новелл, скомпонованных в трехтомную эпопею. Масштабный сюжет, живое действие с элементами детектива, искусная имитация отрывков из Энциклопедии тринадцатого тысячелетия галактической эры и даже впечатляющий образ главного героя, социолога Хэри Селдона, создавшего в предвидении распада Империи тайную организацию «Установление», которая берет на себя заботы о будущем возрождении цивилизации, — все это не уберегает Азимова от наивных исторических аналогий, подсказанных тем же Гиббоном.

Перенесение в грядущие времена готовых социальных моделей позволяет писателям прогрессивного направления раскрывать в укрупненном плане пороки современного буржуазного общества. Во всяком случае, Азимов в произведениях, обращенных к далекому будущему, выступает ратоборцем социального и научного прогресса.

В детективной фантастической дилогии «Стальные пещеры» и «Обнаженное солнце» реакционным олигархиям, загнавшим население в смрадные, скученные подземные города, противостоят революционные общества на других планетах, засылающие своих посланцев на Землю, чтобы свергнуть жестоких властителей и помочь угнетенным воспрянуть для новой жизни. Колоссальные технические достижения используются в ущерб человеку и в романе с хитроумным сюжетом «Конец Вечности», где олигархи овладевают темпоральным полем и пытаются в своих интересах вносить «поправки» в историю.

В такого рода произведениях создаются нежелательные модели социального будущего, позволяющие показать опасность одностороннего развития техники. Азимов не устает повторять, что в современных условиях прогрессивные изменения в обществе зависят от использования достижений науки исключительно в гуманных целях.

С этой актуальной темой связан и роман «Сами боги».

Роман построен как триптих. Название частей цитата из Шиллера: «Против глупости… сами боги… бороться бессильны?» Знаком вопроса Азимов подвергает сомнению непреложность этого афоризма: да, велика глупость человеческая, и все же она не устоит перед разумом!

Каждая из трех частей — законченное в себе целое, но объединяет их развитие темы: к чему может привести нарушение установившейся в природе гармонии, как дорого может обойтись бездумная погоня за выгодой. В данном случае обмен энергией между «параллельными мирами» нарушает энергетический баланс во Вселенной. Космическая гипербола не только обостряет сюжет, но и акцентирует центральную проблему книги: рационализм без человечности ведет ко злу.

Против глупости ополчается молодой ученый Питер Ламонт. Он понял, что дальнейшее использование «Электронных Насосов», дарового источника энергии, поступающей из «паравселенной», угрожает… взрывом Солнца. Но люди не помышляют о будущем. Ламонту никто не верит… «Сами боги» — существа высокого разума, подарившие людям это открытие, не могут прекратить перекачку энергии — для них это единственный способ поддержания жизни на планете под почти угасшим светилом… Предотвратить катастрофу пытается Бенджамин Денисон. Он задумал установить на Луне систему «насосов» с противоположным зарядом, нейтрализующих воздействие «Электронных Насосов». Борьба только еще начинается. Но разве Денисон и его сторонники бороться бессильны?

Финал обещает выход из тупика, открывает отрадную перспективу. И этим оправдывается посвящение книги: «Человечеству в надежде, что война с безрассудством все-таки будет выиграна».

В романе совмещаются реализм и условность, привычный мир земных отношений (каким его видит американский писатель) с поэтическим миром научной сказки, где фантазия не знает удержу и в то же время подчиняется логике. Логике причин и следствий, обусловленных допущением высокоорганизованной формы жизни, состоящей из сгустков разреженной материи. Но и там, на «параллельной планете», «человечность» противостоит холодному эгоизму, корысти, бездушию. Категории добра и зла абсолютны во всех уголках Вселенной, в какие бы телесные или бестелесные формы ни облекались носители Разума. Героиня этой части повествования, призрачно-прекрасная Дуа, дознавшись, что новый источник энергии обрекает на гибель «параллельный мир», как может, отстаивает высшую нравственность.

Автор достигает предельной выразительности в изображении разумных существ, способных разрежаться до полной невидимости, пульсировать, сгущаться до плотного состояния, синтезировать в триаде себе подобных, чтобы потом возродиться в облике Жесткого, превосходящего по интеллекту «триаду». Впечатляют не только яркие описания жизни и поведения этих существ, но и характеры, психология, индивидуальные свойства. Быть может, это лучшие страницы из всех, что написаны Азимовым.

Фантастические обоснования обмена энергией с помощью несуществующего в природе плутония-186, случайное открытие этого вещества, подброшенного «паралюдьми», и невероятная карьера бездарного ученого Хэллема, объявленного «Отцом Электронного Насоса», — за рамками самого повествования. Социальный фон и действующие лица первой части косная академическая среда, где процветают самодовольные тупицы типа Хэллема, превратившие науку в бизнес, — знакомы по прежнему роману Азимова «Дуновение смерти».

Фантастическое изобретение только повод. Оно дает неисчислимые выгоды, обеспечивает легкую жизнь. («Такого стремительного и всеобщего скачка технический прогресс еще не знал».) И поэтому каждый, кто посмеет усомниться в непререкаемом авторитете «благодетеля человечества» Хэллема, неизбежно потерпит поражение. Хэллем — под защитой Нобелевской премии, под защитой общественного мнения, под защитой правительства. В этой обстановке борьба одиночки Ламонта заранее обречена на провал. Но и на обжитой Луне (действие происходит в 70-х годах XXI века) его единомышленник Денисон проводит свои опыты в глубокой тайне и только по счастливому стечению обстоятельств находит добровольных помощников. Изображение лунного города, людей выросших на Луне, и их взаимоотношений с землянами — несомненная удача автора, при том, что третья часть явно проигрывает по сравнению с первыми двумя.

В целом же роман Азимова отмечен резко критическим отношением к людям науки и техники, для которых насущная польза важнее исторической перспективы. Фантастический «Электронный Насос» лишь укрупняет проблему моральной ответственности ученых и политических деятелей. Показательно, что роман «Сами боги» в 1973 году дважды был отмечен высшими наградами, установленными в США за лучшие научно-фантастические произведения, — премиями «Хьюго» и «Небьюла».

Азимов называет себя «давним энтузиастом научной фантастики и противником существующего порядка вещей». Можно было бы составить целый сборник из его статей и высказываний, относящихся к этому виду литературы, для которой он так много сделал.

Цель научной фантастики, по Азимову, — «сознание того, что наука может менять характер современного общества, и желание узнать, в чем будет заключаться очередная перемена». В этом плане научная фантастика сближается с прогностикой. Из художественной практики и теоретических взглядов Азимова легко заключить, что он сторонник именно научной фантастики, одна из задач которой — предвидеть предстоящие перемены.

Поэтому он так решительно выступает против модернистских тенденций в англо-американской фантастике, чуждых ему изначально, с их формалистскими вывертами и мрачной концепцией фатального будущего. «Надеюсь, — заявил Азимов, — когда новая волна схлынет и оставит после себя пену, снова выступит большой и широкий берег научной фантастики».

Одно из его принципиальных высказываний говорит о сознании высокого нравственного долга писателя-фантаста, об огромной социально-просветительной миссии литературы, которую он представляет: «История достигла точки, когда человечеству больше нельзя враждовать. Люди на Земле должны дружить.

Я всегда стараюсь подчеркнуть это в своих произведениях. Любовь читателя к моим произведениям я считаю признаком того, что он согласен с таким утверждением. Не думаю, что можно заставить всех людей любить друг друга, но я желал бы уничтожить ненависть между, людьми. И я совершенно серьезно полагаю, что научная фантастика есть одно из звеньев, которые помогают соединить человечество. Проблемы, которые мы поднимаем в фантастике, становятся насущными проблемами человечества».

Многие до сих пор несправедливо считают, что эта литература выражает собой бегство от действительности, что она в лучшем случае является лишь «игрой ума». Нет, возражает Азимов: «Мы пишем о будущем с точки зрения настоящего». «Человек, не интересующийся будущим и считающий научно-фантастическую литературу вздором, неизбежно придет к атрофии воображения и никогда не сможет увидеть, что же ждет его впереди».

Подводя итоги своим размышлениям, Азимов приходит к выводу: «Род человеческий выживет, если будет смело смотреть в лицо будущему, а не держаться за прошлое, если найдет в себе мужество принять перемены, а не оказывать им бесполезное и разрушительное противодействие. Этому нас учит научная фантастика, и я горжусь тем, что в меру своих сил способствовал ее урокам».

Нельзя не согласиться с основными положениями выдающегося американского писателя-фантаста.