Дом на кленовой улице
Пятилетняя Мелисса была самой младшей в семье Брэдбери. Однако, несмотря на это, отличалась необыкновенной наблюдательностью; а потому неудивительно, что именно она первой обнаружила нечто странное в доме на Кленовой улице, появившееся после возвращения семьи Брэдбери из Англии, где они провели лето.
Она побежала и отыскала своего старшего братишку, Брайана, и сказала, что наверху, на третьем этаже, творится что-то непонятное. И обещала показать ему, но только если он поклянется, что не расскажет об этом никому. Брайан поклялся, зная, что Лисса боится только одного человека – их отчима. Папе Лью не нравилось, когда кто-то из ребятишек Брэдбери «занимается глупостями» – именно так он всегда выражался. И считал Мелиссу главным нарушителем спокойствия в доме и всей округе. Лисса, будучи совсем не глупой девочкой, знала об этих предрассудках Лью и относилась к отчиму с осторожностью. Вообще все дети Брэдбери немного побаивались второго мужа матери.
Возможно, это так называемое открытие Лиссы не стоило и выеденного яйца, однако Брайан был рад возможности немного поразвлечься, а заодно и потешить свою младшую сестренку, хотя был старше ее всего на два года. И он не медля и без возражений последовал за ней на третий этаж. И всего лишь один раз дернул при этом за косички. Этот жест он называл «экстренной остановкой».
Они на цыпочках прошли мимо кабинета Лью, единственной полностью обставленной комнаты наверху. Потому как сам Лью в это время находился там, распаковывал свои бумаги и книги и что-то тихо и недовольно ворчал при этом под нос. Брайан размышлял о том, что будут показывать сегодня по ТВ – он с нетерпением ожидал встречи с таким родным и любимым американским кабельным телевидением, по которому успел соскучиться за три месяца, смотря лишь занудные программы Би-би-си и Ай-ти-ви. И вот наконец они дошли до конца коридора.
Сестренка указала пальчиком, и то, что увидел Брайан Брэдбери, начисто вымело из его головы все мысли о телевизоре.
– А теперь поклянись еще раз! – прошептала Лисса. – Никому ни слова, понял? Ни папе Лью, никому! Чтоб мне под землю провалиться!
– Чтоб мне под землю провалиться, – покорно повторил Брайан, продолжая смотреть. И всего полчаса спустя потребовал того же от своей старшей сестренки, Лори, которая распаковывала вещи в своей комнате. Одиннадцатилетняя Лори очень трепетно относилась к собственной комнате, что свойственно девочкам ее возраста, и устроила Брайану настоящий разнос за то, что тот посмел войти к ней, не постучавшись. И это при том, что она была полностью одета.
– Извини, – сказал Брайан, – но я должен тебе что-то показать. Очень странное.
– Где? – Она продолжала раскладывать вещи по ящикам комода, делая вид, точно ей совершенно все равно. И этот сонный семилетний сопляк просто не может сообщить ей ничего, представляющего хоть какой-то интерес. Однако от внимания Брайана не укрылся блеснувший в ее глазах огонек. Он знал, чем можно заинтересовать Лори, и понял, что ему это удалось.
– Наверху. На третьем этаже. В самом конце коридора, после двери в кабинет папы Лью.
Лори сморщила носик – она делала это всегда, когда Брайан или Лисса называли так отчима. Она и Трент помнили своего настоящего отца. И были вовсе не в восторге от такой замены. Между собой они называли отчима просто Лью. И Льюису Эвансу совсем это не нравилось – он даже считал это наглостью с их стороны. Но такая реакция лишь укрепляла Лори с Трентом в молчаливом, но твердом убеждении, что именно так и следует называть мужчину, с которым их мать (тьфу, даже подумать противно!) спала последнее время.
– Что-то мне неохота туда идти, – сказала Лори. – Со дня приезда он пребывает в скверном настроении. И Трент говорит, что так оно и будет, пока не начнутся занятия в школе. Только тогда он снова почувствует себя в своей тарелке.
– Дверь у него закрыта. Мы потихоньку. Я и Лисса уже поднялись туда, а он ничего и не заметил.
– Лисса и я.
– Ладно. Мы. Как бы там ни было, но все тихо. Дверь закрыта, а он разговаривает сам с собой. Что бывает, когда он занят каким-то делом.
– Терпеть не могу этой его манеры! – мрачно заметила Лори. – Наш настоящий отец никогда сам с собой не разговаривал. И никогда не запирался в комнате один.
– Ну я же не сказал, что он там заперся, – заметил Брайан. – Если уж ты так боишься, что он вдруг выскочит оттуда, прихвати пустой чемодан. Притворимся, будто тащим его в чулан. Туда, где они все стоят.
– И что же это за удивительная вещь такая? – спросила Лори, подбоченившись.
– Сама увидишь, – сказал Брайан. – Но только ты сперва должна поклясться, жизнью мамы, или сказать «провалиться мне сквозь землю», что никому ничего не расскажешь. – Он умолк на секунду, задумался и добавил: – Особенно Лиссе, потому что я уже ей поклялся.
Лори навострила ушки. Возможно, все это шум ни из-за чего, но ей просто надоело раскладывать вещи по ящикам комода. Просто удивительно, какое количество хлама может накопиться у человека всего за три месяца!
– Ну, ладно. Клянусь.
Они прихватили с собой целых два пустых чемодана, по одному на каждого, но предосторожность эта оказалась излишней – отчим так и не вышел из своего кабинета. Что было только к лучшему: судя по издаваемым им звукам, он дошел до точки кипения. Дети слышали, как он громко топал по комнате, что-то бормотал, выдвигал ящики, с грохотом задвигал их обратно. Из-под двери сочился знакомый запах. Лори говорила, что так вонять могут только давно не стиранные и отсыревшие от пота носки. Это Лью дымил своей трубкой.
Проходя на цыпочках мимо его двери, Лори высунула язык, скосила глаза и выразительно покрутила пальцем у виска.
Но секунду спустя, взглянув туда, куда указывал Брайан, она полностью позабыла о Лью, как сам Брайан совсем позабыл о всех тех чудесных вещах, которые мог бы увидеть сегодня по телевизору.
– Что это? – шепотом спросила она у Брайана. – Господи, что все это означает?
– Не знаю, – ответил Брайан. – Но помни, Лори, ты поклялась именем мамы.
– Да, да, но…
– Поклянись еще раз! – Брайану не понравилось выражение, промелькнувшее в глазах сестры. По нему сразу становилось ясно, что она проболтается, и надо было дать ей острастку.
– Да, да, клянусь именем мамы, – небрежно протараторила она. – Но Брайан, Бог ты мой…
– И еще ты забыла сказать: чтоб мне сквозь землю провалиться!
– О, Брайан, какой же ты зануда!
– Пусть зануда. Только скажи: чтоб мне сквозь землю провалиться!
– Чтоб мне сквозь землю провалиться, теперь доволен? – огрызнулась Лори. – Ну скажи, в кого ты такой зануда, а, Брай?
– Не знаю, – буркнул он и криво ухмыльнулся. – Она терпеть не могла этой его ухмылочки. – Такой уж получился, что теперь поделаешь.
Прямо удушить его хотелось, на месте, голыми руками. Но обещание есть обещание, особенно когда ты клянешься именем своей одной и единственной мамочки. А потому Лори продержалась, наверное, больше часа, пока не пришел Трент, и она показала ему. Она и Трента заставила поклясться, и ее уверенность в том, что Трент сдержит это свое обещание, была вполне оправдана. Ведь Тренту уже исполнилось четырнадцать, он был старшим из детей, а потому рассказывать ему было просто некому… кроме как взрослым. А поскольку мама лежала в постели с мигренью, из взрослых оставался только Лью. А это все равно что никто.
На сей раз двум старшим детям Брэдбери не пришлось нести наверх пустые чемоданы в качестве камуфляжа, поскольку их отчим находился внизу, смотрел по телевизору английский научно-популярный фильм о норманнах и саксонцах (норманны и саксонцы были его специальностью, он преподавал историю в колледже). Итак, он смотрел фильм и наслаждался своим любимым ленчем – стаканом молока и сандвичем с кетчупом.
Трент стоял в конце коридора и разглядывал то, чем уже успели полюбоваться его младшие сестры и брат. Он простоял там довольно долго.
– Что это, Трент? – спросила наконец Лори. Ей и в голову не приходило, что брат может не знать. Трент всегда знал все. Но тут она с изумлением увидела, как он медленно покачал головой.
– Не знаю, – ответил Трент, продолжая всматриваться в щелочку. – Вроде бы какой-то металл, так мне кажется. Жаль, что не захватил с собой фонарика. – Он сунул пальцы в щелку и тихонько постучал. Лори почему-то испугалась – не то чтобы очень, но все-таки. И испытала настоящее облегчение, увидев, что брат втянул руку обратно. – Да, это металл.
– А он что, должен там быть, да? – спросила Лори. – Я хочу сказать, он всегда там был? Раньше?
– Нет, – ответил Трент. – Помню, как они там штукатурили. Ну, сразу после того, как мама за него вышла. И ничего, кроме дранки, там не было.
– А что это такое, дранка?
– Такие тоненькие дощечки, – ответил он. – Их прокладывают между штукатуркой, отделывая внешнюю часть дома. – Трент снова сунул руку в щель и пощупал металл, отливавший мутно-белым. Щель была примерно четыре с половиной дюйма в ширину. – Они и изоляцию тогда проложили, – задумчиво добавил он и сунул руки в задние карманы побелевших от стирки джинсов. – Я помню. Такая розовая штуковина, похожая на сахарную вату.
– И где же она тогда? Что-то я не вижу никакой розовой штуковины.
– Я тоже, – кивнул Трент. – Но я точно помню, что они ее клали. Точно помню. – Он снова, сощурясь, заглянул в щель. – Этот металл в стене – нечто новое. Интересно, сколько его тут и как далеко он заходит. Только здесь, на третьем этаже, или же…
– Или что? – Лори смотрела на него большими круглыми глазами. Ей стало почему-то страшно.
– Или он распространился по всему дому, – все так же задумчиво протянул Трент.
На следующий день, после школы, Трент созвал на собрание всех четверых детишек Брэдбери. Правда, начало получилось немного скандальное. Лисса обвинила Брайана в том, что тот проболтался – и «это несмотря на страшную клятву». Страшно смутившийся при этом Брайан, в свою очередь, обвинил Лори в том, что она, проболтавшись Тренту, приговорила тем самым душу матери к страшным мукам. Правда, он не слишком отчетливо представлял, что такое душа (все Брэдбери были унитариями). Однако не сомневался, что Лори приговорила их маму к аду.
– Что ж, – ответила на это Лори, – в таком случае, Брайан, ты должен взять на себя часть вины. Потому как именно ты втянул маму в эту историю. Заставил всех нас клясться ее именем. Уж лучше б ты заставил меня поклясться именем Лью. Тогда бы он точно отправился в ад.
Лисса, которая была еще слишком мала и слишком добросердечна, чтоб желать хоть кому-то оказаться в аду, не выдержала и расплакалась.
– Да тихо вы все! – прикрикнул на них Трент. А потом обнял Лиссу и начал утешать и баюкать, пока она окончательно не успокоилась. – Что сделано, то сделано. А все, что ни делается, как мне кажется, только к лучшему.
– Ты и правда так считаешь? – спросил Брайан. Если Трент говорил «к лучшему», он, Брайан, был готов умереть, защищая это мнение. Оно не подлежало сомнению, но ведь Лори действительно поклялась именем мамы.
– Нам надо расследовать это странное явление, а мы тут сидим и только напрасно тратим время на пустые споры, кто первым нарушил клятву. Так мы ничего не успеем сделать.
Трент многозначительно покосился на настенные часы, висевшие в его комнате, где они собрались. Уже двадцать минут четвертого. Ничего больше говорить ему не пришлось, и так было ясно. Мать их встала утром, чтобы подать Лью завтрак – два яйца «в мешочек» с тостами из зерна грубого помола и мармелад, без которого он никак не мог обойтись. Но после этого сразу же легла обратно в постель, где и оставалась по сию пору. Она страдала от ужасной головной боли, приступов мигрени, которые порой длились по два-три дня и безжалостно терзали ее беззащитный (и зачастую затуманенный) мозг. А потом вдруг отпускали, и месяц или два все было нормально.
Так что она просто не сможет подняться на третий этаж и посмотреть, чем это заняты там ее дети. Но что касается Папы Лью – то была совсем иная история. Учитывая, что кабинет его располагался почти в самом конце коридора, рядом с заветной щелочкой, они могли избежать его внимания – и любопытства, – проводя исследования лишь в его отсутствие. Именно об этом и напоминал многозначительный взгляд Трента, брошенный на настенные часы.
Семья возвратилась в Штаты за добрых две недели до начала занятий у Лью, но стоило ему оказаться в десяти милях от своего колледжа, как он почувствовал, что просто не может обойтись без него ни минуты, как рыба не может обходиться без воды. И вот каждый день он отправлялся туда примерно около полудня, с портфелем, битком набитым бумагами, которые он насобирал в различных исторических местах Англии. Он говорил, что идет разбирать и рассортировывать эти бумаги. Но Трент утверждал, что Папа Лью просто засунет их в один из ящиков письменного стола, затем запрет кабинет на ключ и прямиком отправится в университетский кафетерий на историческом факультете, где будет пить кофе и сплетничать со своими дружками. Хотя относительно недавно Трент обнаружил, что если ты являешься преподавателем колледжа и у тебя есть друзья, люди могут счесть тебя просто тупицей. Потому как никаких друзей у преподавателей колледжа быть не должно, есть только коллеги. Короче, в данный момент дома его не было, что как нельзя более кстати, однако он мог вернуться в любой момент, от четырех до пяти, и тогда все осложнится. Тем не менее некоторым временем они пока располагают. Но его совсем немного, а потому он, Трент, просто не намерен тратить его попусту на выяснение того, кто поклялся и чем.
– Слушайте сюда, ребята, – сказал он и тут же с радостью заметил, что все они действительно слушают его, забыв о разногласиях и спорах, с трепетом предвкушая расследование. Особенно возбуждала их мысль о том, что ему, Тренту, не удалось пока объяснить значение обнаруженного Лиссой явления. Ведь все трое до определенной степени разделяли веру Брайана в Трента. И раз Трент озадачен, раз он действительно считает, что они наткнулись на нечто странное и необычное, значит, так оно и есть.
Лори заговорила первой. От имени всех. «Ты только скажи, что нам делать, Трент. И мы сделаем».
– Ладно, – сказал Трент. – Прежде всего нам понадобятся кое-какие вещи. – И он набрал в грудь воздуха и начал перечислять.
И вот они снова собрались у щели в стене, в конце коридора на третьем этаже, и Трент, приподняв Лиссу, попросил ее посветить в щель маленьким карманным фонариком – его использовала мама, обследуя глаза, уши и носы ребятишек, когда те неважно себя чувствовали. Все они снова увидели металл; он был не слишком блестящий, а потому лучи фонарика отражались от его поверхности не очень ярко. Но все равно тусклый шелковистый отлив был заметен. По мнению Трента, то была сталь. Сталь или какой-то сплав.
– А что такое сплав, Трент? – спросил Брайан.
Трент молча покачал головой. Он точно не знал. Потом обернулся к Лори и попросил дать ему дрель.
Брайан с Лиссой обменялись встревоженными взглядами, Лори протянула дрель. Взяли они ее в мастерской, в подвале – то было единственное оставшееся в доме помещение, до сих пор целиком и полностью принадлежавшее их настоящему отцу. За все время женитьбы на Кэтрин Брэдбери Папа Лью спускался туда раза два, не больше. Даже младшие дети знали это, не говоря уже о Тренте и Лори. И ничуть не боялись, что Папа Лью заметит отсутствие дрели; их беспокоило другое – дыры в стене его кабинета. Правда, ни один не высказал этой мысли вслух, но Трент прочел все по их встревоженным физиономиям.
– Вот, поглядите, – сказал он и протянул дрель так, чтобы все могли ее хорошенько рассмотреть. – Вот эта штука называется сверлом. Видите, какое оно тонюсенькое? Как кончик иголки. И поскольку дырки мы будем сверлить под картинами, никто ничего не заметит. И беспокоиться, думаю, не о чем.
На стене в коридоре висели гравюры в рамках, половина из них находилась между дверью кабинета и входом в чулан, где хранились чемоданы. По большей части то были очень старые (и малоинтересные) виды Титусвилля, где проживали Брэдбери.
– Да он и на них-то никогда не глядит, и уж тем более не будет заглядывать под них, – согласилась с ним Лори.
Брайан потрогал пальцем кончик сверла и кивнул. Лисса смотрела, потом, копируя брата, тоже потрогала пальцем кончик сверла и тоже кивнула. Раз Лори говорит, что все нормально, значит, так, наверное, и есть. Раз Трент утверждает, что все о’кей, значит, точно так оно и есть. А уж если они оба говорят одно и то же – так тем более, какие тут могут быть вопросы.
Лори сняла со стены картину, висевшую ближе других к маленькой щели в штукатурке, и протянула ее Брайану. Трент начал сверлить. Они наблюдали за ним, сбившись в тесную дружную кучку – точно игроки внутреннего поля, ободряющие своего питчера в один из самых напряженных моментов игры.
Кончик дрели входил в стену легко, как по маслу, и дырочка действительно получилась совсем крохотная. Темный прямоугольник, обнаружившийся на обоях после того, как Лори сняла гравюру с крючка, тоже служил утешительным знаком. Он свидетельствовал о том, что никто давным-давно не снимал черно-белого изображения публичной библиотеки Титусвилля со стены.
Повернув рукоятку дрели с дюжину раз, Трент остановился и вытащил сверло из образовавшейся дырочки.
– Почему перестал? – спросил его Брайан.
– Наткнулся на что-то очень твердое.
– Тоже металл? – спросила Лисса.
– Думаю, да. Но то, что не дерево, это точно. Так, давайте-ка посмотрим. – И он посветил фонариком и, склонив голову набок, какое-то время всматривался. А потом отрицательно помотал головой. – Слишком уж у меня башка большая. Давай. Лисса, попробуй ты.
Лори с Трентом приподняли Лиссу на руках, Брайан протянул ей фонарик. Лисса, сощурив глазки, всмотрелась, потом сказала:
– В точности как там, в щели.
– Хорошо, – кивнул Трент. – Теперь давайте следующую картину.
И под второй гравюрой сверло наткнулось на металл, и под третьей тоже. А под четвертой – висевшей совсем рядом с дверью в кабинет Лью – прошило всю стену насквозь прежде, чем Трент успел выдернуть дрель. Лиссу в очередной раз подняли на руки, она посмотрела и заявила, что там «что-то розовое».
– Изоляция, о которой я тебе говорил, – заметил Трент Лори. – Теперь давайте попробуем по ту сторону двери.
Им пришлось просверлить дырочки под четырьмя гравюрами в восточной части коридора, прежде чем удалось наткнуться сначала на деревянную дранку, потом – на изоляционный материал под слоем штукатурки… И они как раз вешали последнюю картинку на место, когда послышалась немелодичная воркотня мотора. Это Лью въезжал во двор на своем стареньком «порше».
Брайан, которому поручили повесить последнюю гравюру на крючок – он мог сделать это, только привстав на цыпочки, – выронил ее из рук. Лори протянула руку и успела перехватить ее за рамку прямо на лету. Спустя секунду она вдруг обнаружила, что вся дрожит – так сильно дрожит, что пришлось передать картину Тренту, иначе бы она тоже ее выронила.
– Повесь лучше ты, – сказала она, подняв испуганное личико на брата. – А то я точно ее уроню. Нет, честно.
Трент повесил на крючок гравюру – на ней изображалась карета, запряженная лошадьми, ехавшая по городскому парку. И увидел, что повесил ее криво. Протянул руку, чтобы поправить, и тут же отдернул ее, не успели пальцы коснуться рамы. Сестры и брат считали его едва ли не богом; сам Трент был достаточно умен, чтобы понимать, что он всего лишь мальчик. Но даже мальчик, наделенный хотя бы половиной присущего Тренту разума, прекрасно знал, что когда в подобных делах все вдруг начинает идти наперекосяк, лучше оставить все как есть. И если он будет возиться с этой картиной и дальше, она наверняка упадет на пол, усыплет его осколками стекла. Неким непостижимым образом Трент предвидел это.
– Бежим! – шепнул он. – Быстро, вниз! К телевизору!
Внизу хлопнула дверь, Лью вошел в дом.
– Но она висит криво! – возразила Лисса. – Трент, так не…
– Не важно! – сказала Лори. – Делай, что тебе говорят, ясно?
Трент и Лори испуганно переглянулись. Если Лью пошел сейчас на кухню, перекусить чего-нибудь, чтоб продержаться до ужина, тогда все в порядке. Если нет, он непременно столкнется с Лиссой и Брайаном на лестнице. Достаточно только взглянуть на них, и сразу станет ясно, что они занимались чем-то запретным. Двое младших ребятишек Брэдбери были достаточно умны, чтобы держать язык за зубами, но еще не научились контролировать выражение своих лиц.
Брайан и Лисса понеслись вниз, как ветер.
Трент и Лори последовали за ними, более медленно, осторожно и прислушиваясь. Настал момент почти невыносимого напряжения, когда единственным звуком в доме был топот маленьких ног по ступеням, затем из кухни послышался резкий окрик Лью: «НЕЛЬЗЯ ЛИ ПОТИШЕ, ЭЙ, ВЫ! ВАША МАМА ЛЕГЛА ОТДОХНУТЬ. ОНА СПИТ!»
Вот дурак-то, подумала Лори. Да он сам ее разбудит, если станет так орать!
Позже, тем же вечером, когда Трент уже засыпал, Лори отворила дверь в его комнату, вошла и присела на краешек кровати.
– Тебе он не нравится, но дело не только в этом, – сказала она.
– Чего-чего? – сонно спросил Трент и приоткрыл один любопытный глаз.
– Лью, – тихо сказала она. – Ну, ты понимаешь, о чем я, Трент.
– А-а, – протянул он и открыл уже оба глаза. – Знаешь, ты права. Мне он действительно очень не нравится.
– И еще ты его боишься, верно?
Последовала долгая пауза. Затем Трент сознался:
– Да, пожалуй. Так, самую малость.
– Самую малость?
– Ну, может, чуть больше, чем самую малость, – ответил Трент. И подмигнул сестренке, надеясь, что она ответит улыбкой. Но Лори лишь серьезно и строго смотрела на него, и Трент сдался. Ее нельзя обманывать, по крайней мере сегодня.
– Почему? Считаешь, он может причинить нам зло?
Лью часто орал на них, но никогда не бил. Впрочем, нет, вдруг вспомнила Лори, не совсем так. Как-то раз, когда Брайан вошел к нему в кабинет не постучав, Лью его отшлепал. Причем довольно сильно. Брайан изо всех сил сдерживался, чтоб не заплакать, но в конце концов не выдержал. И мама тоже заплакала, хотя и не пыталась остановить Лью, когда тот наказывал мальчика. Но, очевидно, она все же поговорила с ним позже, и Лори не слышала, чтоб Лью при этом на нее орал. Он вообще довольно редко повышал голос на мать.
И однако то была лишь пара шлепков, и Лью вряд ли можно было обвинить в жестоком обращении с ребенком, тем более что этот самый ребенок, Брайан, бывал иногда таким стервецом и негодяем, что прямо руки чесались врезать ему по полной программе.
Интересно, как бы он поступил сегодня, подумала Лори. Или же Лью мог отшлепать младшего брата и заставить его плакать лишь из-за какой-то мелкой детской провинности? Она не знала, и внезапно ее посетила тревожная мысль, что Питер Пэн был совершенно прав, не желая становиться взрослым. И еще она вдруг подумала, что вовсе не уверена, что хочет знать. Одно она знала твердо: кто в этом доме был настоящим негодяем.
Тут она очнулась и поняла, что Трент так и не ответил на ее вопрос. И шутливо ткнула его кулачком в ребра.
– Что, язык проглотил?
– Нет, просто задумался, – ответил брат. – Все как-то жутко запутано, тебе не кажется?
– Да, – с горечью ответила она. – Кажется.
Впрочем, пусть думает сам.
– И все-таки, – начал Трент и закинул руки за голову, – все же я так не думаю, Килька. – Она терпеть не могла, когда ее так называли, но сегодня решила проигнорировать это. Она не помнила, когда в последний раз Трент говорил с ней так доверительно и серьезно. – Не думаю, что причинит… но считаю, что вполне может. – Он приподнялся на локте и взглянул на нее еще более серьезно и даже мрачно. – Но мне кажется, он обижает маму, и ей от этого с каждым днем все хуже и хуже.
– Она уже жалеет о том, что вышла за него, да? – спросила Лори. И ей вдруг захотелось плакать. Почему взрослые так глупы в самых очевидных вещах, которые ясны даже детям? Прямо так и тянет всыпать им как следует! – Во-первых, ей совсем не хотелось ехать в эту Англию… и потом он иногда так на нее кричит…
– И еще не забывай, эти головные боли, – заметил Трент. – Она говорит, что сама себя до них доводит. Да, она сожалеет, это ясно.
– А как ты думаешь… она когда-нибудь с ним…
– Разведется, да?
– Да, – ответила Лори и почувствовала облегчение. Она вовсе не была уверена, что сможет произнести это слово вслух. И только теперь поняла, насколько похожа на мать в этом смысле. Она просто не решалась вымолвить это слово, хотя вывод напрашивался сам собой.
– Нет, – сказал Трент. – Кто угодно, только не мама.
– Тогда мы не в силах ей помочь, – вздохнула Лори.
В ответ на это Трент еле слышно шепнул:
– Как знать, Килька, как знать…
В течение следующей недели они, пользуясь каждым удобным моментом, просверлили множество маленьких дырочек по всему дому: под афишами в своих комнатах, за холодильником в буфетной (причем Брайану удалось заползти за него и поработать дрелью самостоятельно), в чуланах под лестницей. Трент даже просверлил одно отверстие в столовой, прямо в обоях, но высоко и в самом темном уголке, где никогда не было достаточно света. Делал он это забравшись на стремянку, а Лори страховала его.
И ни в одном из этих мест металла обнаружено не было. Одна дранка.
А потом дети на какое-то время позабыли обо всем этом.
* * *
Однажды, примерно месяц спустя, когда Лью все дни напролет был занят в колледже, Брайан зашел к Тренту в комнату и сообщил, что видел еще одну щель в штукатурке на третьем этаже и что в ней тоже поблескивал металл. Трент с Лиссой тут же помчались наверх. Лори была в школе, репетировала в оркестре.
Как и тогда, в первом случае, у мамы был приступ мигрени, и она лежала в постели. Нрав Лью значительно улучшился с момента возобновления занятий (что, собственно, и предсказывали Трент с Лори), однако не далее как накануне вечером у них с матерью разгорелся жаркий спор. Лью хотел устроить вечеринку для членов исторического факультета, а для миссис Брэдбери не было ненавистнее и страшнее занятия, чем играть роль хозяйки на подобного рода вечеринках. Но Лью очень настаивал, и в результате она была вынуждена сдаться. И вот теперь лежала у себя в спальне с зашторенными окнами, с мокрым полотенцем на лбу и пузырьком фиоринала на тумбочке возле кровати. А Лью, по всей видимости, раздавал приглашения на вечеринку в университетском кафетерии и звучно шлепал при этом коллег по спине.
Новая щель находилась в западной части коридора, между дверью в кабинет отчима и лестничной площадкой.
– Ты уверен, что видел там металл? – спросил Трент. – Мы ведь эту сторону тогда проверяли, Брай.
– Сам посмотри, – ответил Брайан. И Трент последовал его совету. Тут даже фонарика не понадобилось: щель была широкая, и в глубине ее поблескивал металл.
Трент долго обследовал щель, затем заявил, что должен пойти в скобяную лавку, прямо сейчас.
– Зачем это? – спросила Лисса.
– Купить штукатурки, – ответил он. – Не хочу, чтоб он увидел эту дыру. – После некоторого колебания он добавил: – И уж тем более не хочу, чтоб он заметил там металл.
Лисса, недоуменно хмурясь, подняла взгляд на брата:
– Но почему, Трент?
Тот не ответил. Он и сам толком не знал. По крайней мере пока.
И они снова принялись сверлить, и на этот раз нашли металл за всеми стенами на третьем этаже, в том числе и в кабинете Лью. Трент пробрался туда днем, когда Лью был в колледже, а мама вышла в магазин за покупками к предстоящей вечеринке.
Все последние дни бывшая миссис Брэдбери выглядела бледной и удрученной – даже Лисса это заметила, – но когда кто-то из детей спросил, все ли в порядке, она лишь сверкнула встревоженной и фальшиво-веселой улыбкой. И сказала, что все прекрасно, лучше не бывает, просто замечательно. Тогда Лори, отличавшаяся излишней прямолинейностью, заметила, что, как ей кажется, мама сильно похудела. О нет, нет, поспешно ответила мама, Лью говорит, что в Англии я превратилась в настоящую толстушку. Наверное, виной всему эти бесконечные чаепития. Она просто пытается вернуть себе прежнюю форму, вот и все.
Лори было виднее, но даже несмотря на всю свою прямолинейность, она не осмелилась сказать матери в лицо, что та лжет. Вот если бы все они четверо, фигурально выражаясь, «навалились» на нее, тогда результат мог бы получиться другим. Но даже Тренту как-то не пришло это в голову.
В кабинете Лью висел в рамочке на стене один из его дипломов. Все остальные ребятишки столпились у двери, их едва ли не тошнило от волнения, а Трент спокойно снял рамочку с крючка, положил диплом на стол и просверлил в центре квадрата на обоях маленькую аккуратную дырочку. На глубине примерно двух дюймов сверло уперлось в металл.
Трент аккуратно повесил диплом на место – убедился, что висит он ровно, – и спокойно вышел из кабинета.
Лисса даже расплакалась от радости, что все обошлось. И к ней присоединился Брайан – он явно стыдился своей слабости, но ничего не мог с собой поделать.
Они просверлили отверстия по всей стене вдоль лестницы, до самого второго этажа и через равные интервалы, и повсюду за обоями и штукатуркой был металл. Металл обнаружился и ниже, при переходе со второго этажа к первому, но до входной двери так и не дошел. Металл находился и за всеми четырьмя стенами в комнате Брайана, а в комнате Лори – лишь за одной стеной.
– Тут он еще не закончил расти, – сделала мрачный вывод Лори.
Трент удивленно глянул на сестру.
– В смысле?
Но не успела она ответить, как Брайана, что называется, осенило.
– Попробуй пол, Трент! – воскликнул он. – Посмотрим, может, он и там тоже.
Трент на секунду задумался, потом пожал плечами и вонзил дрель в половицу в комнате Лори. Дрель прошла насквозь, не встретив сопротивления, но когда он, откинув ковер от ножки своей кровати, попробовал сверлить там, то вскоре наткнулся на твердую сталь… или твердое непонятно что.
Тогда, по настоянию Лиссы, он встал на стул и, щуря глаза от сыпавшейся сверху белой пыли, начал сверлить потолок.
– Все, приехали, – заметил он несколько секунд спустя. – Там тоже металл. Ладно, на сегодня хватит.
Лори единственная из всех заметила, как обеспокоен брат.
В ту ночь, когда в доме погасли все огни, уже Трент зашел в комнату Лори, и та не стала притворяться, что спит. По правде сказать, все дети спали крайне плохо последние две недели.
– Что ты хотела этим сказать? – шепотом спросил Трент, присаживаясь на край кровати.
– В смысле? – спросила Лори, оперевшись на локоть.
– Ну, когда говорила, что он еще не закончил расти в твоей комнате. Что ты имела в виду?
– Перестань, Трент! Ты же не тупица какой-нибудь.
– Нет, не тупица, – согласился он. – И я догадываюсь, о чем ты. Просто хотелось услышать из уст самой Кильки.
– Если хоть еще раз обзовешь меня так, никогда не услышишь!
– Ладно. Лори, Лори, Лори!.. Ну, теперь довольна?
– Да. Просто эта штука разрастается по всему дому. – Она на секунду умолкла. – Нет, не совсем так. Она разрастается из-под дома.
– Тоже нет.
Лори задумалась на секунду, потом вздохнула.
– О’кей, – сказала она. – Она растет в самом доме. Она его пожирает. Вас такой вариант устраивает, мистер Умник?
– Пожирает дом… – тихо повторил Трент, сидя рядом с Лори на кровати, разглядывая афишу на стене с портретом Крисси Хинд и словно смакуя произнесенную сестрой фразу. Потом кивнул и сверкнул улыбкой, которую она так любила. – Да, неплохо сказано.
– Как ни называй, но ведет себя эта штука так, точно она живая.
Трент снова кивнул. Ему уже приходила в голову эта мысль. Правда, он понятия не имел, как это возможно, чтобы металл вдруг оказался живым, но, черт побери, другого объяснения этому явлению просто не подобрать.
– И это еще не самое худшее.
– А что самое худшее?
– Он все время подглядывает и словно мотает на ус. – Глаза сестры, мрачно устремленные на него, казались огромными и испуганными. – И вот это мне особенно не нравится. Не знаю, с чего это все началось и что означает. Но эта штука точно подсматривает за нами.
Она запустила пальчики в его густые светлые волосы и убрала их с висков и лба. Этот неосознанный жест живо напомнил Тренту об отце, волосы у которого были в точности такого же цвета.
– У меня такое ощущение, что скоро что-то должно случиться, Трент. Вот только я не знаю, что именно. Похоже на кошмарный сон, из которого нельзя найти выхода. Ты ведь тоже так иногда чувствуешь, верно?
– Ну, пожалуй. Но я точно знаю, что что-то должно случиться. И даже догадываюсь что.
Сестра резко села в постели и схватила его за руки.
– Ты знаешь? Но что? Что?
– Еще не уверен, – ответил Трент и поднялся. – Думаю, что знаю, но не готов пока поделиться с тобой своими соображениями. Придется еще немного понаблюдать.
– Если мы просверлим еще несколько дырок, весь дом может рухнуть!
– Я же не сказал, что собираюсь опять сверлить. Я сказал, понаблюдать.
– За чем?
– За тем, что еще не пришло, еще недостаточно разрослось. Но когда придет, это мы заметим сразу.
– Расскажи мне, Трент!
– Еще не время, – ответил он и легонько чмокнул сестру в щеку. – И потом помни: любопытство погубило Кильку.
– Я тебя ненавижу! – воскликнула Лори и откинулась на подушки, натянув простыню на голову. Но после разговора с Трентом почувствовала себя лучше и спала гораздо крепче, чем все предшествующие дни.
До назначенной Лью вечеринки оставалось два дня. Будь Трент повзрослее, он наверняка бы заметил, что мама с каждым днем выглядит все хуже – туго натянутая на скулах кожа блестела, лицо было страшно бледное и с каким-то нехорошим желтоватым оттенком. Он также заметил бы, что она часто потирает виски. Хотя и отрицает, что у нее разыгрался новый приступ мигрени – причем в голосе ее при этом звучал неподдельный испуг – и что недомогание мучает ее всю последнюю неделю.
Однако он не замечал всего этого. Он был слишком занят поисками ответа на вопрос.
Примерно за пять дней до того, как у них с Лори состоялся тот памятный ночной разговор, он уже примерно понимал, что ищет. Заглянул в каждую кладовую, каждый чулан большого дома раза по три; чердак над кабинетом Лью осматривал пять или шесть раз; облазил весь большой, захламленный старыми вещами подвал дюжину раз, не меньше.
И в конце концов нашел именно в подвале.
Нет, нельзя сказать, чтобы в других обследованных им местах он не находил самых странных и занятных предметов. Уж чего-чего, а всякого добра там было предостаточно. Так, в чулане на втором этаже торчала в потолке шарообразная ручка из нержавеющей стали. В чулане для чемоданов на третьем этаже обнаружилась выступающая из стены изогнутая металлическая арматура. Тусклая, сероватая, отполированная на вид… но так казалось до тех пор, пока он не коснулся ее рукой. Стоило ему только дотронуться до нее, как железяка приобрела мутно-розовый оттенок, и еще он услышал, как в стене что-то тихо, но вполне внятно загудело. Он тут же отдернул руку, точно арматура была горячая (и на ощупь она показалась горячей, словно он дотронулся до электроплиты, вот только никаких следов ожогов на ладони не осталось). Но затем, стоило ему убрать руку, металлическая штуковина снова стала серой. И гудение тут же прекратилось.
За день до этого на чердаке он заметил паутину из тонких переплетенных проводов, слабо поблескивающую в темном углу под карнизом. Сам Трент полз в это время на четвереньках, весь вспотев и собирая с полу грязь и пыль, и вдруг увидел это поразительное явление. Он так и застыл на месте, уставившись через свалившиеся на лоб пряди волос на провода, взявшиеся неизвестно откуда (так, во всяком случае, ему тогда показалось), спутанные и переплетенные друг с другом так плотно, что казалось, будто они были слиты в единое целое. Но по мере приближения к полу эта «лавина» становилась все более разреженной, в разные стороны торчали отдельные «щупальца» и пытались укорениться в небольших кучках опилок на полу. Казалось, они создавали нечто вроде гибкой опоры, и на вид это сооружение выглядело очень крепким, способным удержать весь дом, не дать ему разрушиться от самых сильных толчков или ударов.
Но каких ударов?
Каких именно толчков?..
И снова Тренту показалось, что он знает. В это было трудно поверить, но он был почти уверен, что знает.
В северной части подвала находился маленький чуланчик. Вдалеке от того места, где стояли станки и находилась печь. Их настоящий отец называл этот чуланчик «винным погребком», и хотя держал там лишь дюжины две бутылок дешевой бурды (мама почему-то всегда начинала смеяться, услышав это слово), все эти бутылки аккуратно хранились на сделанных им собственноручно стеллажах.
Лью заходил сюда еще реже, чем в мастерскую, где стояли станки, вина он не пил. И хотя с отцом мать с удовольствием выпивала иногда стаканчик-другой, пить вино она теперь тоже перестала. Трент вспомнил, какое грустное стало у нее лицо, когда Брай однажды спросил, почему она не пьет больше «бурду», сидя у камина.
«Лью не одобряет, когда люди пьют, – ответила она тогда. – Говорит, это скверная привычка».
Дверь в «погребок» запиралась на висячий замок, но висел он там скорее для проформы – просто чтобы дверца вдруг не распахнулась и вино не попортилось от жара, исходившего от печи. Ключ висел рядом на гвоздике, но Тренту он был не нужен. Во время одного из первых посещений он осмотрел замок и убедился, что в «погребок» никто давным-давно не заглядывал. Да и вообще, насколько ему было известно, в эту часть подвала никто больше не заходил.
Теперь же он приблизился к двери и не слишком удивился, уловив исходящий из «погребка» кисловатый запах пролившегося вина. Еще одно доказательство в пользу того, что уже знали они с Лори, – в доме постоянно происходят странные перемены. Он отворил дверь, и увиденное хоть и напугало его, но нельзя сказать, чтоб сильно удивило.
Металлические конструкции прорвались сквозь две стенки «погребка» и снесли стеллажи. Бутылки «Боллинджера», «Мондави» и «Баттиглиа» попадали на пол и разбились.
И здесь тоже начала образовываться паутина из тонких проводов – «разрасталась», если использовать термин Лори, – но еще не закончила свой рост. И словно ожила, когда на нее упали лучи света, и так засверкала, что у Трента заболели глаза, а к горлу подступил комок тошноты.
Впрочем, при ближайшем рассмотрении оказалось, что никаких проводов здесь нет и изогнутых распорок тоже нет. То, что разрослось в заброшенном «винном погребке» отца, напоминало скорее корпуса каких-то приборов, кронштейны и панели управления. По мере того как он вглядывался в это смутное сплетение металлических конструкций, из него, точно головки змей, начали подниматься попавшие в фокус зрения диски, циферблаты, рычаги и счетчики. Заблестели мигающие огоньки. Нет, он был готов поклясться, некоторые из огоньков тут же начинали мигать, стоило только ему посмотреть на них.
И все это действо сопровождалось странными звуками, напоминавшими тихие вздохи.
Трент осторожно сделал еще один шаг вперед, и тут на глаза ему попалась особенно яркая красная лампочка. Или целое скопище этих лампочек. Он чихнул – все эти механизмы и кронштейны покрывал густой слой пыли.
Лампочки, привлекшие его внимание, оказались цифрами. Цифры эти были высвечены на табло. А табло это находилось под стеклом и было вмонтировано в металлическую конструкцию, закрепленную на кронштейне. Тут же на глаза попался новый предмет, некая штука, напоминающая стул, хотя сидеть на таком стуле вряд ли было удобно. Ну по крайней мере существу, наделенному человеческими формами, с легким содроганием подумал Трент.
И в один из подлокотников этого перекрученного стула – если то, конечно, был стул – была вмонтирована стеклянная полоска. А в ней виднелись цифры – очевидно, он заметил их только потому, что они двигались.
72:34:18
превратились в
72:34:17,
а затем в
72:34:16.
Трент взглянул на наручные часы с секундной стрелкой, и они только подтвердили его догадку. Этот самый стул, он, может, и не стул вовсе, но то, что в него вмонтированы электронные часы, не вызывает ни малейших сомнений. И идут они задом наперед. То есть, говоря точнее, отсчитывают время назад. И рано или поздно на табло появятся следующие цифры:
00:00:01,
а ровно через секунду –
00:00:00.
И от этого момента их отделяет трое суток.
Теперь он уже был уверен, что знает. Да каждый американский мальчишка знал, что происходит, когда на электронных часах возникают нули, то есть кончается отсчет времени. Взрыв – вот что. Или старт космического корабля.
Следующей мыслью Трента было: уж слишком много тут всякого оборудования, разных датчиков и конструкций, чтобы это было взрывом.
Он подумал, что нечто пробралось в их дом, когда все они были на отдыхе в Англии. Возможно, какая-то спора или микроб, проникший на Землю, пролетевший за миллиард лет непостижимое разуму пространство, прежде чем опуститься здесь, на Земле, попав под ее притяжение. Порхнуть вниз по спирали, как падает пушинка от одуванчика, подхваченная легким бризом, чтобы затем прямиком угодить в каминную трубу дома, что находится в Титусвилле, штат Индиана.
В доме Брэдбери, в Титусвилле, штат Индиана.
Нет, безусловно, это могло быть что угодно, иметь какую угодно форму, но почему-то Трента грела идея о том, что это была именно спора. И хотя он был старшим из детей Брэдбери, но при этом достаточно молод, чтоб заснуть как убитый ровно в девять вечера, после съеденной на ужин огромной порции пиццы, или чтоб полностью доверять своему восприятию и интуиции. Да и какая разница в конечном-то счете? Главное – это случилось!..
И будет иметь свое продолжение.
На сей раз, покидая подвальное помещение, Трент не только убедился, что навесной замок как следует заперт, но и прихватил с собой ключ от него.
* * *
На вечеринке, устроенной Лью, произошло нечто ужасное. Произошло без четверти девять, то есть всего через сорок пять минут после того, как начали прибывать первые гости. И Трент с Лори позже слышали, как отчим кричал на мать и говорил, что единственный положительный момент во всем сводился к тому, что она сваляла эту глупость достаточно рано. Что было бы гораздо хуже, если б она дождалась до десяти – к этому времени по дому расхаживали бы человек пятьдесят гостей, если не больше.
– Что, черт возьми, с тобой происходит? – орал он на нее. И Трент почувствовал, как в руку ему скользнула, точно маленькая холодная мышка, ладошка Лори, и он крепко сжал ее. – Неужели не понимаешь, что теперь скажут люди? Неужели не знаешь, какие сплетни разводят люди, особенно на факультете? Нет, Кэтрин, это просто выходит за рамки моего понимания! Вздумала комедию ломать, нашла время и место! – Мать не отвечала, лишь тихо и беспомощно плакала, и на секунду Трента против воли охватил приступ неукротимой ярости. Да к чему вообще ей понадобилось выходить за него замуж?.. Сама во всем виновата, вот и наказание за глупость.
Но он тут же устыдился этой своей мысли. Отбросил ее и обернулся к Лори. И с ужасом увидел, что по щекам сестренки градом катятся слезы, а тихая печаль в ее глазах резанула по сердцу, как ножом.
– Ничего себе вечеринка, да? – прошептала она и принялась вытирать слезы тыльной стороной ладони.
– Твоя правда, Килька, – сказал он и крепко прижал сестренку к плечу, чтоб плача ее никто не услышал. – Ладно, не переживай, все скоро образуется. Очень скоро.
Похоже, что Кэтрин Эванс (которая уже горько жалела о том, что сменила фамилию) все это время лгала своим близким. Приступ чудовищной невыносимой мигрени продолжался у нее не два дня, как она уверяла, но целых две последние недели. И все это время она почти ничего не ела и потеряла в весе пятнадцать фунтов. Она как раз подавала канапе Стивену Крачмеру, декану исторического факультета, и его супруге, когда вдруг вся кровь отхлынула у нее от лица, а перед глазами все помутилось и поплыло. Она качнулась вперед, задела и опрокинула полный поднос с китайским рулетом из свинины на новое дорогое платье миссис Крачмер, которая та приобрела у «Нормы Камали» специально к этому торжественному случаю.
Брайан и Лисса, услышав шум в гостиной, потихонечку прокрались на лестницу в пижамах – посмотреть, что там внизу происходит. Хотя всем им, всем четверым, папа Лью категорически запретил покидать свои комнаты как только начнется вечеринка. «Университетским людям ни к чему видеть детей на своих приемах, – коротко объяснил им Лью еще днем. – Они могут превратно это понять».
Но, увидев, что мать их лежит на полу и что вокруг столпились встревоженные члены факультета (миссис Крачмер среди них не было, та помчалась на кухню отмывать с платья пятна жира и соуса, пока они не въелись еще слишком глубоко), дети забыли о строгом запрете отчима и устремились вниз. Лисса рыдала, Брайан тихонько подвывал от страха. Лисса умудрилась оттеснить преподавателя с факультета Азии, бесцеремонно пнув его острым локотком в левую почку, и протиснулась вперед. Брайан, будучи двумя годами старше и весивший фунтов на тридцать больше, превзошел сестру: так сильно оттолкнул приглашенную читать лекции на осенний семестр дамочку профессора, походившую на пухлого младенца в розовом платьице и вечерних туфельках с острыми загнутыми вверх носами, что та отлетела и плюхнулась прямо в камин. Где и осталась сидеть в куче серого пепла, растерянно моргая глазами.
– Мама! Мамочка! – закричал Брайан. И затряс бывшую миссис Брэдбери. – Мамочка! Вставай!
Тут миссис Эванс шевельнулась и тихонько застонала.
– Ступайте наверх! – строго сказал Лью. – Вы, оба, живо!
Однако дети и не думали подчиняться. И тогда Лью положил руку Лиссе на плечо и начал сжимать пальцы, пока она не взвизгнула от боли. И смотрел при этом на нее страшными глазами, и на бледных его щеках проступили, точно нанесенные помадой, два круглых красных пятнышка.
– Я сам всем займусь, – прошипел он сквозь плотно стиснутые зубы. – А ты со своим братцем ступай немедленно наверх и…
– А ну убери лапы от моей сестры, сукин ты сын! – громко заявил Трент.
Лью – а вместе с ним и все гости, прибывшие как раз вовремя, чтобы стать свидетелями столь занимательного зрелища, – обернулись к арке, отделявшей гостиную от холла. Там стояли Трент и Лори – бок о бок. Трент был бледен, как и отчим, но лицо его поражало каким-то каменным спокойствием и собранностью. На вечеринке присутствовали гости – правда, их было немного, – которые знали первого мужа Кэтрин Эванс, и позже все они сошлись во мнении, что сходство между отцом и сыном просто поразительное. Казалось, что Билл Брэдбери восстал из мертвых – дать отпор этому разнуздавшемуся типу.
– Я хочу, чтоб все вы немедленно отправились наверх, – сказал Лью. – Все четверо. Вам здесь не место. Это вообще вас не касается.
Тут в гостиную вернулась миссис Крачмер, платье от «Нормы Камали» было совершенно мокрым спереди, но пятна исчезли.
– Отпусти Лиссу, – продолжал настаивать Трент.
– И отойди от нашей мамочки, – добавила Лори.
Теперь миссис Эванс уже сидела, прижав руки к голове и растерянно озираясь. Голова казалась ей раздувшейся, точно шар, она была полностью дезориентирована в пространстве и ощущала страшную слабость, но боль, терзавшая ее на протяжении последних четырнадцати дней, отступила. Она понимала, что сотворила нечто ужасное, огорчила Лью, возможно, даже опозорила его. Но в тот момент испытывала только облегчение – боль ушла. Раскаяние и позор придут позже. Теперь же ей хотелось лишь одного – подняться наверх, очень медленно – и прилечь.
– Вы будете наказаны за это, – сказал Лью, злобно глядя на своих пасынков, слова эти раздались в полной тишине, воцарившейся в гостиной. И оглядел всех четверых по очереди, словно оценивая степень вины каждого. И когда взгляд его остановился на Лиссе, девочка начала плакать. – Прошу простить за столь неподобающее поведение наших детей, – обратился он к гостям. – Боюсь, моя жена их несколько распустила. Им нужна хорошая английская нянька, которая…
– Ну и осел же вы, Лью! – сказала вдруг миссис Крачмер. Голос у нее был громкий, но не слишком мелодичный и немного напоминал крик того самого животного, о котором она только что упомянула. Брайан вскочил, обнял сестру и тоже заплакал. – Ваша жена потеряла сознание. Вполне естественно, что дети встревожились.
– Вы совершенно правы, дорогая, – заметила лекторша в розовом, с трудом выбираясь из камина. Только теперь платье ее было уже не розовым, а серым от пепла, а пухлое личико перепачкано сажей. Лишь туфельки с загнутыми вверх носками сохранили прежний вид, правда, теперь как-то не слишком сочетались со всем ее обликом. Тем не менее она сохраняла полное спокойствие, точно с ней не произошло ничего экстраординарного. – Дети должны заботиться о своих матерях. А мужья – о женах.
Произнося эти последние слова, она смотрела прямо на Лью, но тот, похоже ничего не заметил. Он провожал взглядом Трента и Лори, которые помогали матери подняться наверх. Лисса с Брайаном тащились следом, точно почетная свита.
Вечеринка продолжалась. Инцидент был, что называется, исчерпан. Да и вообще, университетским людям было не привыкать к разного рода инцидентам: чего только не случалось у них на вечеринках! Миссис Эванс (спавшая не больше трех часов в сутки с того момента, когда муж объявил о предстоящем приеме) уснула тотчас же, как только голова ее коснулась подушки. А дети слышали, как болтает и хохочет внизу Лью, разыгрывавший роль гостеприимного хозяина. Тренту даже подумалось, что отчим, должно быть, испытывает сейчас облегчение – ему не приходится делать на людях непрерывные замечания своей нерасторопной и робкой, как мышка, жене.
И ни разу за весь вечер он не поднялся наверх – посмотреть, все ли с ней в порядке.
Ни разу. До самого конца вечеринки.
Наконец, когда за последним гостем затворилась дверь, он, тяжело ступая, поднялся сам и велел подниматься жене. Что она и сделала, послушно и поспешно, как поступала с того самого дня, когда совершила роковую ошибку, дав в присутствии священника клятву, что будет во всем подчиняться своему мужу.
Затем Лью заглянул в спальню Трента, находившуюся рядом, и окинул детей злобным взглядом.
– Так и знал, что все вы здесь, – удовлетворенно кивнув, заметил он. – Заговорщики! Вас ждет наказание. Да, так и знайте. Завтра. А сегодня чтоб все и немедленно разошлись по своим комнатам и хорошенько обдумали позорное свое поведение. Ну, живо, все по местам! И чтобы никаких больше шастаний по дому!
Ни Лисса, ни Брайан вовсе не намеревались «шастать», они слишком устали и морально, и физически. И им хотелось только одного – улечься в свои кроватки и уснуть. Но Лори, несмотря на запрет Папы Лью, все же вернулась в комнату Трента. И оба они молча и с отвращением слушали, как отчим отчитывает мать за то, что та осмелилась упасть в обморок на его вечеринке… А мама только рыдала и не возразила ему ни словом.
– О, Трент! Что же нам делать? – прошептала Лори, уткнувшись носом брату в плечо.
Лицо Трента было неестественно спокойным и бледным.
– Делать? – переспросил он. – Да ровным счетом ничего, Килька.
– Но мы должны! Трент, мы должны! Так же нельзя. Надо ей помочь!
– Нет, мы ничего не должны делать, – медленно произнес Трент, и на губах его заиграла странная и немного пугающая улыбочка. – За нас все сделает дом. – Он взглянул на часы и пошевелил губами, точно отсчитывая время. – Завтра днем, примерно в три сорок, дом все сделает за нас.
* * *
Никакого наказания утром не последовало; мысли Лью были целиком заняты предстоящим семинаром, посвященным последствиям норманнского вторжения. Нельзя сказать, чтобы это очень удивило Трента или Лори, скорее – обрадовало. Лью обещал собрать их вечером у себя в кабинете, вызвать туда по одному и «воздать каждому сполна по его заслугам». И пригрозив этой цитатой, взятой непонятно откуда, он вышел из дома с высоко поднятой головой и крепко сжимая в правой руке портфель. Мама еще спала, когда со двора донеслось чихание заводимого мотора, и вот «порш» выехал за ворота.
Двое младших ребятишек стояли у окна в кухне, крепко обнявшись, смотрели на Лори и напоминали ей иллюстрацию из сказки братьев Гримм. Лисса плакала, Брайан изо всех сил сдерживался, прикусив нижнюю губу, но был бледен, и под глазами его залегли тени.
– Он нас выпорет, – сказал Брайан Тренту. – А знаешь, как он больно порет!
– Нет, – ответил Трент. Ребятишки воззрились на него с надеждой и недоверием. Ведь Лью обещал наказать и вряд ли пощадит даже Трента.
– Но Трент… – начала было Лисса.
– Слушайте сюда, – сказал Трент. Отодвинул от стола стул и уселся на него задом наперед, лицом к испуганным малышам. – Слушайте внимательно, старайтесь не пропустить ни единого слова. Это очень важно, так что мотайте на ус.
Они уставились на него большими голубовато-зелеными глазами.
– Как только занятия в школе кончатся, я хочу, чтобы вы двое немедленно пошли к дому. Но в дом не входить, остановитесь на углу Кленовой и Каштановой и там ждите. Ясно?
– Да-а, – растерянно протянула Лисса. – Но зачем это, а, Трент?
– Не важно, потом поймете, – ответил Трент. Его глаза – тоже голубовато-зеленые – возбужденно сверкали. Но Лори показалось, она уловила в них какой-то нехороший, опасный огонек. – Просто будьте там, и все. Стойте у почтового ящика. Вы должны быть там в три, самое позднее – три пятнадцать. Все понятно?
– Да, – ответил Брайан за двоих. – Мы поняли.
– Мы с Лори тоже будем там. Или придем чуть попозже.
– Интересно, как это у нас получится, Трент? – спросила Лори. – Ведь раньше трех из школы нам не выйти, потом у меня практика, потом еще на автобусе надо…
– Сегодня мы с тобой в школу не пойдем, – сказал Трент.
– Нет? – Лори, похоже, была в полном замешательстве.
Лисса же была так просто в ужасе.
– Трент! – сказала она. – Ты не можешь этого сделать! Это… это… Прогуливать занятия?.. Но мы еще никогда…
– Давно пора начать, – мрачно заметил Трент. – Так, теперь вы двое, быстренько собирайтесь и валите в школу. Помните: в три, три пятнадцать самое позднее, на углу Кленовой и Каштановой. И что бы ни случилось, ни в коем случае не приближаться к дому! – Он с такой яростью и так многозначительно смотрел на Лиссу с Брайаном, что малыши еще теснее придвинулись друг к другу, а Лори даже испугалась. – Ждите нас, но не смейте заходить в этот дом, – сказал он. – Ни за что и никогда!
Когда младшие ребятишки ушли, Лори ухватила брата за рукав и потребовала объяснить, что происходит.
– Я знаю, это как-то связано с той штукой, что разрастается в доме. Знаю, и нечего морочить мне голову и делать из меня дурочку. Если хочешь, чтоб я тебе помогала, лучше скажи все, Трент Брэдбери!
– Ладно, остынь. Скажу, – ответил Трент. И осторожно высвободил рукав из цепких пальчиков сестры. – Но только давай потише. Не хочу будить маму. А то заставит нас пойти в школу, и тогда все пропало.
– Что пропало? Ну, давай же, не тяни, говори, Трент!
– Пошли вниз, – сказал Трент. – Хочу показать тебе кое-что.
И они вместе спустились в подвал, к «винному погребку».
* * *
Трент вовсе не был уверен, что Лори согласится со всеми его доводами – слишком уж страшновато все это выглядело, даже на его взгляд. Но она поняла. И если б речь шла только о порке, которую предстояло вынести от Папы Лью, она вряд ли бы согласилась с ним. Но девочку настолько потрясло вчерашнее событие, вид матери, лежавшей на полу в гостиной без чувств, и полное пренебрежение к несчастной со стороны отчима, что она целиком поддержала брата.
– Да, – робко кивнула Лори. – Думаю, мы должны поступить именно так. – Она не сводила глаз с мигающих в подлокотнике кресла цифр. Теперь они показывали:
07:49:21
«Винный погребок» уже больше не являлся таковым. Нет, там до сих пор еще попахивало прокисшим вином, и весь пол был усыпан зеленоватыми осколками стекла, а также обломками стеллажей для бутылок. Но более всего это помещение напоминало некую безумную декорацию пульта управления космическими полетами из новой версии «Звездных войн». Мерцали и вращались какие-то диски. Мигали лампочки, менялись цифры. Свет то ярко вспыхивал, то мерк снова.
– Да, – протянул Трент. – Я с тобой совершенно согласен. Вот сукин сын, да как он смел так на нее орать!
– Трент, не надо.
– Да он подлец! Ублюдок! Грязная скотина!
Трент просто подбадривал себя этой бранью – так бывает, когда, нарочито весело посвистывая, проходишь ночью через кладбище, – и оба они это понимали. И все равно при первом же взгляде на все то скопление инструментов, приборов и контрольных панелей Трента затошнило от неуверенности и беспокойства. Тут он вспомнил сказку, которую читал ему отец, когда он был еще совсем маленьким мальчиком. Историю о неком загадочном создании по имени Троллуск Пожиратель Марок. Этот злодей приклеил к конверту маленькую девочку и отправил ее почтой по следующему адресу: «Тому, Кому Это Может Понадобиться». Разве примерно не то же самое собирался сделать он и с Лью Эвансом?
– Если мы не предпримем мер, он ее убьет, – тихо сказала Лори.
– Вот как? – Трент так резко обернулся к сестре, что заныла шея, но Лори смотрела вовсе не на него. Она смотрела на красные цифры отсчитывающего время устройства. В нем отражались ее очки, которые она носила на занятиях в школе. Смотрела, словно загипнотизированная, и, похоже, вовсе не замечала Трента или того, что он на нее смотрит.
– Не нарочно, конечно, – тихо добавила она. – Он может даже огорчиться. Переживать какое-то время. Потому что все же, мне кажется, он ее любит, по-своему. И она тоже его любит. Ну, не так, как папу, но все-таки… Но из-за него ей только становится все хуже и хуже. Она болеет, и настанет день, когда…
Тут Лори умолкла и взглянула на брата, и нечто в выражении ее лица испугало Трента гораздо сильнее, чем все то, что творилось в этом странном, пожираемом металлом доме.
– Расскажи мне, Трент, – взмолилась она и вцепилась ему в руку. Ее маленькая ручка показалась ледяной. – Расскажи, что мы должны сделать.
В кабинет Лью они вошли вместе. Трент приготовился обыскивать комнату вдоль и поперек, но нужды в том не было. Ключ они нашли в верхнем ящике стола, в маленьком конверте, на котором мелким и аккуратным, каким-то геморроидальным почерком Лью было выведено всего лишь одно слово: «КАБИНЕТ». Трент сунул ключ в карман. Выходя из дома, они услышали на втором этаже шум воды. Это означало, что мама проснулась и принимает душ.
Весь день они проторчали в парке. Ни один из них не произносил ни слова, но этот день показался самым длинным в их жизни. Два раза видели дежурного копа, прогуливавшегося по дорожкам, и тут же прятались в туалетные кабинки и выжидали, пока он не пройдет мимо. Им вовсе ни к чему попадаться ему на глаза. А то, чего доброго, коп вдруг может заинтересоваться, почему они не в школе, и препроводить их туда лично.
В половине третьего Трент дал Лори четвертак и проводил ее к телефонной будке в восточной части парка.
– Я что, действительно должна?.. – жалобно спросила она. – Мне так не хочется пугать ее. Особенно после того, что случилось вчера вечером.
– Ты что же, хочешь, чтоб она находилась в доме, когда все это произойдет, да? – спросил Трент. Лори опустила четвертак в щель телефона-автомата.
Телефон все звонил и звонил, и они уже начали думать, что мама куда-то вышла. С одной стороны, хорошо. С другой – может обернуться самым скверным образом. Неизвестность хуже всего. Если она действительно вышла, то, вполне вероятно, может вернуться как раз к тому моменту, когда…
– Трент? Мне кажется, ее нет до…
– Алло? – раздался в трубке сонный голос миссис Эванс.
– Ой, привет, мам! – сказала Лори. – Я уж думала, ты куда-то вышла.
– Нет. Просто снова легла, – ответила мама с немного смущенным смешком. – Такая сонливость вдруг навалилась, просто сил никаких нет. Так бы и проспала весь день. И потом, когда спишь, уже не думаешь о том, как ужасно вела себя вчера ве…
– Ой, мам, да ничего не ужасно! Ведь человек падает в обморок вовсе не потому, что ему так хочется или…
– Откуда ты звонишь, Лори? У тебя все в порядке?
– Да, мам. Вот только…
Тут Трент ткнул Лори пальцем в ребра. Довольно чувствительно.
И Лори, которая до этого горбилась (словно для того, чтобы казаться меньше ростом), сразу выпрямилась и выпалила на одном дыхании:
– Вот только я немного ушиблась в физкультурном зале. Так… самую чуточку. Ничего страшного.
– А что случилось?.. Господи! Ты, случайно, не из больницы звонишь, нет?
– Да нет, мам, что ты! – торопливо сказала Лори. – Просто постянула связку на колене. И миссис Китт спрашивает, не могла бы ты приехать и забрать меня? Просто не уверена, что смогу ступать на эту ногу. Болит.
– Сейчас же еду. И старайся не двигаться, детка моя дорогая. А что, если ты порвала связки? Там у вас есть медсестра?
– Сейчас нет, куда-то вышла. Да ты не волнуйся так, мам. Впредь буду осторожнее.
– А ты была в медпункте?
– Да, – ответила Лори. И покраснела, как помидор.
– Хорошо. Сейчас же выезжаю.
– Спасибо, мам. Пока.
Она повесила трубку и покосилась на Трента. Задержала дыхание, а потом испустила долгий печальный вздох.
– Милый разговорчик, ничего не скажешь. – Голос у нее дрожал, в нем уже слышались слезы.
Трент крепко обнял сестру.
– Ты здорово справилась, – сказал он. – Я бы так не смог, Киль… Лори. Мне бы она точно не поверила.
– Теперь уже вряд ли когда-нибудь будет верить, – с горечью пролепетала Лори.
– Ничего. Будет, еще как будет, – уверил ее Трент. – Ладно, пошли.
Они прошли в западную часть парка, откуда было хорошо видно Каштановую улицу. Заметно похолодало, небо потемнело. Над горизонтом собирались грозовые тучи, и ветер становился все резче и холоднее. Они прождали пять минут, показавшихся им целой вечностью, и вот, наконец, по улице, в направлении средней школы Гриндаун, куда ходили Лори с Трентом, промчался старенький «субару» матери.
– Мчит сломя голову, – заметил Трент. – Остается надеяться, что не попадет в аварию.
– Об этом теперь беспокоиться поздно, – философски заметила его сестра. – Идем. – И Лори взяла Трента за руку и потащила его обратно к телефонной будке. – Теперь твоя очередь. Будешь звонить Лью, везунчик ты эдакий.
Трент бросил в щель очередной четвертак и набрал номер исторического факультета, сверяясь с карточкой, которую предварительно вынул из бумажника. В эту ночь он почти не сомкнул глаз, терзаясь сомнениями. Но теперь, когда пришло время действовать решительно и быстро, вдруг с удивлением обнаружил, что совершенно спокоен и холоден. Так холоден, точно превратился в холодильник, с улыбкой подумал он. И взглянул на наручные часы. Без четверти три. Осталось меньше часа. С запада донесся приглушенный рокот грома.
– Исторический факультет, – раздался в трубке женский голос.
– Добрый день. Это Трент Брэдбери. Я бы хотел поговорить со своим отчимом, Льюисом Эвансом. Если можно, пожалуйста.
– Профессор Эванс на занятиях, – ответила секретарша. – Но как только он выйдет, я…
– Я знаю, у него лекция по современной истории Великобритании, и заканчивается она в три тридцать. Но все равно очень прошу вас, позовите его. Это срочно. Это касается его жены. – Тут он выдержал многозначительную расчетливую паузу. – Моей матери.
Последовала еще более долгая пауза, и Трента охватило тревожное предчувствие. То ли она не может вызвать его, то ли просто не хочет. В любом случае это грозит провалом всему плану.
– Он в лекционном зале, рядом с нами, – ответила она наконец. – Сейчас схожу за ним. И попрошу позвонить домой сразу же, как только…
– Нет, я должен поговорить с ним сам, – продолжал настаивать Трент.
– Но…
– Пожалуйста, давайте прекратим эти пустые препирательства! И сходите за ним, если вам не трудно, будьте так любезны, – сказал он, подпустив в голос тревоги. Что, учитывая ситуацию, было совсем не трудно.
– Хорошо, – ответила секретарша. По ее голосу трудно было судить, была ли она рассержена или обеспокоена. – Но если бы вы вкратце могли объяснить мне суть, так сказать, проблемы…
– Нет, – коротко отрезал Трент.
Она возмущенно фыркнула, и в трубке повисла тишина.
– Ну, что там? – спросила Лори. Она стояла рядом, нетерпеливо пританцовывая с ноги на ногу, точно ей нужно было в туалет.
– Жду. Они пошли за ним.
– А что, если он не подойдет?
Трент пожал плечами.
– Тогда все пропало. Но он подойдет. Подожди, сама увидишь. – Ему и самому отчаянно хотелось верить в эти свои слова. Но он сомневался. И одновременно все же верил, что уловка его сработает. Должна сработать!
– Наверное, мы позвонили слишком поздно.
Трент кивнул. Да, они действительно припозднились, и Лори прекрасно знала почему. Дверь в кабинет была сделана из толстого и крепкого дуба, и ни один из них толком не знал, как устроен замок. И Тренту хотелось, чтобы Лью возился с ним как можно меньше времени.
– А что, если он, возвращаясь домой, столкнется по дороге с Брайаном и Лиссой?
– Когда человек так взвинчен, весь на нервах, как в данном случае, полагаю, и будет, он не обратит внимания на них, даже если они станут танцевать перед ним на ходулях. Даже если они напялят на себя клоунские колпаки, – ответил Трент.
– Ну что же он не подходит к этому чертовому телефону? – воскликнула Лори, нетерпеливо поглядывая на часы.
– Подойдет, – сказал Трент. И в следующую же секунду услышал в трубке голос отчима.
– Алло?
– Это Трент, Лью. Мама у тебя в кабинете. Кажется, снова сильная мигрень, потому что она опять потеряла сознание. Я не мог ее поднять. Так что ты лучше приезжай домой, и поскорее.
Трента не слишком удивила первая реакция отчима – он ожидал ее и именно на ней базировалась часть их плана, – но, услышав его слова, он чуть не задохнулся от гнева, а костяшки пальцев, сжимавшие телефонную трубку, побелели.
– В моем кабинете? Моем кабинете? Но что, черт возьми, она там потеряла?!
Несмотря на гнев, голос Трента звучал спокойно.
– Прибиралась, наверное. – А затем подбросил еще одну приманку человеку, которого куда больше волновала его работа, нежели здоровье жены. – Бумаги разбросаны по всему полу.
– Выезжаю немедленно, – рявкнул Лью, а потом добавил: – И если там вдруг открыты окна, ради Бога, немедленно закрой! Приближается гроза. – И с этими словами, даже не попрощавшись, Лью бросил трубку.
– Ну что? – спросила Лори Трента, когда он тоже повесил трубку.
– Едет, – коротко ответил Трент и мрачно усмехнулся. – Этот сукин сын так разволновался, что даже не спросил меня, почему я дома, а не в школе. Пошли!
И они побежали к перекрестку Кленовой и Каштановой улиц. Небо потемнело, гром гремел почти непрерывно. Добежав до синего почтового ящика, что висел на углу, они увидели, как по всей длине Кленовой улицы, уходящей вдаль, к холмам, начали загораться огни.
Лиссы с Брайаном еще не было.
– Мне очень бы хотелось пойти с тобой, Трент, – сказала Лори, но лицо выдавало ее. Оно было бледным от страха, а глаза – большие, расширенные, и в них стояли слезы.
– Это ни к чему, – ответил Трент. – Оставайся здесь, жди Лиссу с Брайаном.
Услышав эти имена, Лори обернулась и оглядела улицу. И увидела бегущих навстречу им сестру и брата с коробками для завтраков в руках. Они были еще далеко, и разглядеть их лица было невозможно, но она сразу поняла, что это Лисса с Брайаном, и сказала Тренту.
– Вот и хорошо, – заметил тот. – Теперь вы, трое, спрячетесь за живой изгородью миссис Редлэнд и ждите, пока мимо вас не проедет Лью. Потом снова можете выйти на улицу, но только ни в коем случае не приближайтесь к дому. Ждите меня на улице.
– Я боюсь, Трент. – Слезы побежали по ее щекам.
– Я тоже боюсь, Килька, – сказал он и поцеловал ее в лоб. – Но все скоро кончится.
И не успела она сказать что-то еще, как Трент развернулся и побежал по направлению к дому Брэдбери, что на Кленовой улице. И на бегу взглянул на часы. Было двенадцать минут четвертого.
Воздух в доме был жаркий и спертый, и это его напугало. Ощущение было такое, словно в каждом углу насыпали кучи пороха и рядом стояли люди, готовые в любую секунду поднести к ним горящие фитили. Он представил себе часы в «винном погребке», представил, как они безжалостно отсчитывают секунды и показывают сейчас
00:19:06.
А что, если Лью опоздает?
Впрочем, теперь уже поздно беспокоиться об этом.
И Трент бросился на третий этаж, жадно ловя ртом жаркий, заряженный угрозой воздух. Ему казалось, что весь дом ожил, что он шевелится, содрогается в такт каждой отсчитываемой часами секунде. Пытался сказать себе, что все это не более чем игра воображения, но как-то не слишком получалось.
Вошел в кабинет Лью, открыл наугад два-три ящика, вывалил находившиеся там бумаги на пол. На это понадобилось всего несколько секунд, но, заканчивая разбрасывать их по полу, он услышал во дворе шуршание шин. С улицы въезжал «порш». Сегодня мотор не чихал и не кашлял, очевидно, Лью хорошенько проветрил его быстрой ездой.
Трент выскользнул из кабинета и спрятался в тени, в самом дальнем конце коридора, где они просверлили первые дырки. Казалось, с тех пор прошла целая вечность. Сунул руку в карман за ключом, но не нашарил там ничего, кроме скомканного старого талона на завтрак.
Должно быть, выронил, когда бежал по улице. Выпал из кармана на бегу.
Он стоял неподвижно, чувствуя, что весь вспотел, и одновременно ощущая озноб. А «порш» тем временем притормозил у дверей и мотор заглох. Вот открылась, а потом с грохотом захлопнулась дверца. Шаги Лью, он подходил к крыльцу задней двери. Тут раздался страшный раскат грома, словно дали залп из нескольких орудий. Тьму расколола ослепительная вспышка раздвоенной, точно вилка, молнии. Где-то в глубине дома с тихим подвыванием выключился мощный мотор. Испустил низкий приглушенный звук, похожий на лай, потом загудел снова.
Господи, Боже мой милостивый, что же мне теперь делать? Что я МОГУ сделать? Он ведь больше меня, сильнее! Попробовать ударить его по голове, может, тогда он…
Трент машинально сунул руку в другой карман и – о, счастье и чудо! – пальцы наткнулись на металлические зазубрины ключа. Должно быть, коротая время в парке, он машинально переложил его из одного кармана в другой, не осознавая, что делает.
Сердце колотилось как бешеное и подкатывало к горлу, воздуха не хватало, и он ловил его ртом. Трент стал потихоньку отступать назад, к чулану для чемоданов, шагнул в него, тихонько притворил за собой дверцу.
Лью шумно поднимался по ступеням, выкрикивая имя жены. Трент глянул в щелочку и увидел его: волосы всклокочены, стоят дыбом (ведя машину, он имел манеру откидывать их со лба), галстук съехал набок, на лбу крупные капли пота (какой высокий и умный у него лоб), глаза сощурены от ярости и превратились в маленькие щелочки.
– Кэтрин! – заорал он что есть мочи и двинулся по коридору к двери в свой кабинет.
Не успел он проделать и половины пути, как Трент выскочил из чулана и бесшумно помчался по коридору в противоположную сторону. У него был один-единственный шанс. Если он не попадет сразу ключом в замочную скважину… если ключ не сработает при первом же повороте…
Если произойдет или то, или другое, я буду сражаться с ним не на жизнь, а на смерть, успел подумать он. И если не удастся запереть его там одного, запрусь вместе с ним, и будь что будет.
Он ухватился за ручку двери и захлопнул ее с такой силой, что из щелей между петлями вылетели маленькие облачка пыли. Мельком успел увидеть изумленное лицо Лью. Затем ключ оказался в замке. Он повернул его и задвижка защелкнулась за долю секунды до того, как Лью всем телом обрушился на дверь.
– Эй! – заорал Лью. – Ты что же это делаешь, мерзавец? Где Кэтрин? Выпусти меня отсюда, немедленно!
Ключ безжалостно повернулся в замочной скважине еще два раза. Затем Трент увидел, как завертелась круглая ручка двери. Лью пытался открыть, дверь не поддавалась. Тогда он обрушил на нее целый град ударов.
Выпусти меня отсюда сию же секунду, Трент Брэдбери! Иначе получишь такую взбучку, какой в жизни своей еще не получал!
Трент медленно отступал по коридору. И лишь натолкнувшись спиной на дальнюю стенку, остановился. Он задыхался. Ключ от кабинета он чисто автоматическим жестом успел вынуть из замочной скважины. Разжал пальцы и уронил его на полинялую дорожку, устилавшую пол коридора. Теперь, когда дело было сделано, настала реакция. Перед глазами все дрожало и плыло, точно он находился под водой. И Тренту пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не потерять сознание. Лишь теперь, когда Лью был заперт в кабинете, маму обманом удалось отослать из дома, а младшие братишка и сестренки благополучно отсиживались за буйно разросшейся тисовой изгородью миссис Редлэнд, только теперь до него дошло, что план его сработал безупречно. Он сам не ожидал, что все получится так удачно. И если Папа Лью был, мягко говоря, удивлен, оказавшись запертым в комнате, то Трент Брэдбери был просто потрясен этим фактом.
Круглая дверная ручка продолжала крутиться взад и вперед.
– ВЫПУСТИ МЕНЯ ОТСЮДА, ЧЕРТ БЫ ТЕБЯ ПОБРАЛ!
– Выпущу, но только без четверти четыре, Лью, – сказал Трент дрожащим от волнения голосом. А затем не сдержался и хихикнул. – Просто ты должен пробыть здесь ровно до без четверти четыре.
Затем вдруг снизу послышался голос:
– Трент? Трент, ты где? Ты в порядке?
Господи, Лори!..
– Эй, ты где, Трент?
И Лисса!
– Эй, Трент! Ты о’кей?
И Брайан тоже.
Трент взглянул на часы и с ужасом увидел, что они показывают 3:31… нет, уже 3:32. А что, если его часы отстают?..
– Вон отсюда! – закричал он и бросился по коридору к лестнице. – Вон из этого дома, живо!
Этот бег к лестнице по коридору третьего этажа показался ему бесконечным: чем быстрее он бежал, тем непреодолимее казалось оставшееся пространство. Лью молотил кулаками в дверь и чудовищно ругался, гром грохотал, а внизу, в глубине дома, все нарастал шум механизмов, пробуждающихся к жизни.
Наконец он добежал до площадки и помчался вниз, прыгая сразу через несколько ступенек и весь подавшись вперед, отчего казалось, что ноги все время отстают. На миг ухватился рукой за перила и увидел внизу, в пролете между вторым и первым этажами, брата и двух сестер, которые, задрав головы кверху, смотрели на него.
– Вон! – крикнул он, схватил их за шкирки и стал подталкивать к распахнутой входной двери, за которой было черно и бушевало ненастье. – Быстро!
– Трент! – воскликнул Брайан. – Трент, что происходит в доме? Он весь трясется!
И это было сущей правдой – откуда-то из самой глубины нарастала дрожь, сильнейшая вибрация, сотрясающая все вокруг, и на миг Тренту показалось, что даже глаза в глазницах у него дрожат, как желе. С потолка начала сыпаться штукатурка, припудривая его волосы.
– Нет времени! На улицу! Быстро! Лори, да помоги же мне!
Трент подхватил Брайана на руки. Лори схватила Лиссу под мышки и потащила ее к двери.
Гром грохотал. Молнии перечеркивали небо. Ветер, разыгравшийся не на шутку еще раньше, теперь ревел, как дракон.
Трент почувствовал, что весь дом так и заходил ходуном, точно при землетрясении. Выбегая из двери вместе с Брайаном, он увидел вспышку электрически-голубоватого света, такую яркую, что потом еще с час она так и стояла перед глазами (позже он подумал: еще слава Богу, что не ослеп). И вырвался этот свет из узких оконец подвального этажа. И лучи, отбрасываемые этим светом на лужайку, казались какими-то твердыми. Он услышал звон разбитого стекла. И еще, проскальзывая в дверь, ощутил, как весь дом приподнимается под его ногами.
Он кубарем скатился по ступеням крыльца и схватил Лори за руку. И они помчались по дорожке к улице, на которой с приближением грозы стало темно, как ночью.
Потом они остановились, обернулись и стали смотреть, что происходит.
Дом на Кленовой улице, казалось, силится собраться. Он уже не выглядел прямым и надежным, как прежде; он дрожал и пошатывался и походил на карикатурное изображение калеки, опирающегося на палочку. От него во все стороны разбегались огромные трещины, прорезали не только забетонированную дорожку, но и землю в саду. Лужайка раскололась пополам и походила на два огромных куска пирога, увенчанных зеленой травой. Под травой виднелись натянувшиеся, как струны, черные корни, и весь их двор точно напрягся, чтоб удержать дом на месте.
Трент бросил взгляд на третий этаж, где в окнах кабинета Лью все еще горел свет. Затем снова послышался звон разбитого стекла, именно оттуда, он был в этом уверен, и еще один тонкий пронзительный звук, хотя что можно было расслышать в царившем вокруг треске, громе и грохоте? Позже Лори уверяла его, что тоже слышала последний крик отчима.
Первым не выдержал фундамент дома. Сначала он осел. Затем треснул, потом просто взорвался, как бомба. Оттуда вырвался поток ослепительного голубого пламени. Дети закрыли лица ладонями и отступили. Взвыли какие-то механизмы. Земля вспучилась и поднималась все выше и выше, отчаянно сопротивляясь этой неведомой неумолимой силе, толкавшей ее вверх… и вдруг не выдержала, отпустила. И весь дом вдруг оказался в воздухе, завис в футе над землей, опираясь на подушку из яркого синего пламени.
Самый настоящий, эффектнейший старт космического корабля!
А на коньке крыши продолжал бешено крутиться флюгер.
Сначала дом поднимался медленно, затем начал набирать скорость. Он опирался на рвущуюся из-под фундамента подушку голубого пламени, и распахнутая входная дверь беспомощно хлопала на ветру.
– Мои игрушки! – жалобно взвизгнул Брайан, и Трент дико расхохотался.
Дом достиг высоты тридцати футов и завис, очевидно, готовясь к новому рывку, и вдруг весь взорвался в низко нависших над землей черных тучах.
И исчез.
Лишь сверху спланировали вниз, как два черных больших листка, два куска кровельного гонта.
– Гляди-ка, Трент! – взвизгнула Лори секунду-другую спустя и так сильно подтолкнула брата в бок, что тот не устоял на ногах и упал. На улицу, где они находились, слетал резиновый коврик с надписью «Добро пожаловать».
Трент взглянул на Лори. Та ответила вызывающим взглядом.
– Вот шлепнулся бы он тебе на голову, и от тебя бы мокрое место осталось, – сказала она. – Так что советую тебе, Трент, не называй меня больше Килькой. Никогда!
Трент мрачно взирал на сестру несколько секунд, затем начал смеяться. К нему присоединилась Лори. Затем засмеялись и малыши. Брайан взял Трента за одну руку, Лисса – за другую. Они помогли брату подняться на ноги, а потом все четверо стояли плечом к плечу и разглядывали дымящуюся дыру на месте подвала – ровно посередине пришедшей в полную негодность лужайки. Из других домов по соседству начали выходить люди, но дети Брэдбери не обращали на них внимания. Или, точнее говоря, просто притворялись, что вовсе не замечают их.
– Вот это да! – весело воскликнул Брайан. – Наш домик взлетел, да, Трент?
– Да, – кивнул Трент.
– Может, там, где он приземлится, найдутся люди, которым смерть до чего интересно узнать о норманнах и этих, как их, сексонцах, – заметила Лисса.
Трент с Лори, стоявшие в обнимку, так и покатились со смеху… и тут на них на всех обрушился ливень.
К ним присоединился мистер Слэттери, живущий в доме через дорогу. Волос у него на голове осталось совсем немного, но те, что остались, липли к блестящему черепу узкими мокрыми прядями.
– Что случилось? – заорал он, стараясь перекричать гром, который рокотал теперь почти беспрерывно. – Что здесь такое произошло?
Трент отпустил сестру и взглянул на мистера Слэттери.
– Настоящее космическое путешествие, – многозначительно и мрачно ответил он, и все ребятишки снова захохотали.
Мистер Слэттери подозрительно и испуганно взглянул на оставшуюся от подвала дыру в земле и, видимо, решив, что секретность в таких делах есть лучшая доблесть, торопливо отошел на противоположную сторону улицы. И хотя дождь продолжал лить как из ведра, не пригласил детишек Брэдбери к себе в дом. Но им было плевать. Они уселись у обочины – Трент и Лори посередине, Брайан с Лиссой по бокам.
Лори наклонилась к Тренту и шепнула ему на ухо:
– Мы свободны.
– Все обстоит куда лучше, – ответил Трент. – Главное, теперь она свободна.
А потом обнял их всех, своих родных сестренок и братишку, обнял, насколько хватило рук, и они сидели у обочины под проливным дождем и ждали, когда мама вернется домой.
