Назад: Часть 3. Союз нерушимый республик свободных

Часть 4. Путь к победе

17 августа 1940 года, 10:55. СССР, Москва, Кунцево, Ближняя дача Сталина

Делегацию, вернувшуюся из Российской Федерации, сразу же без задержек доставили на Ближнюю дачу Сталина. Расслабляться было некогда. На западе после капитуляции Франции продолжалась воздушная «Битва за Британию». Обе стороны несли тяжелые потери в самолетах, и мало-помалу воздушная война начинала перерастать в террор против гражданского населения Англии. До первых массированных бомбежек Лондона был еще почти месяц, но уже сейчас было понятно, что проиграв чисто военную кампанию и не сумев полностью подавить Королевский Воздушный флот, люфтваффе неизбежно будет вынуждена перейти к ночным налетам на промышленные центры.

Дневники Гальдера стали у товарища Сталина настольной книгой, и он каждый день заглядывал в них, делая пометки о наличии или отсутствии совпадений. Совпадений было много, очень много, История шла по своему маршруту, как паровоз по рельсам, и следовало готовиться к тому, что Гитлер все же пойдет на нападение на СССР, так и не победив Англию.

Там, на Западе, все шло, как обычно, но в СССР обстановка уже менялась. Эти изменения были пока с трудом заметны даже для осведомленного наблюдателя, но они были. Например, пошла ко дну головокружительная карьера Александра Сергеевича Яковлева. Его проект ББ-22, он же Як-4, был нещадно раскритикован, а сам Александр Сергеевич потерял свободный доступ к вождю и корочки референта по авиационным делам. Одновременно был смещен с должности начальник авиационного завода в Горьком Паншин, до этого вставлявший Поликарпову палки в колеса.

Сразу же после этого события Сталин имел длительную ночную беседу с главкомом ВВС генерал-лейтенантом Павлом Рычаговым. Впечатления у вождя от этой встречи остались самые тягостные. Предварительно тщательно изучив вопрос и его предысторию, Сталин сделал вывод, что Рычагов занимаемой должности не соответствует. Как был лейтенантом, так им и остался. «Советского Геринга», в комплексе воспринимающего все вопросы войны в воздухе, из него не вышло. Да, Павел Рычагов был честным человеком, храбрым и грамотным летчиком, но при этом весьма посредственным командиром и совсем никудышным военачальником. Вопрос личной судьбы генерал-лейтенанта Рычагова был не столь важен, как общее состояние дел в советских ВВС. Короткая записка маршала Шапошникова, поступившая с ТОЙ СТОРОНЫ с курьером, только подтверждала эти подозрения. Если организационные дела в сухопутных войсках и на флоте, по мнению Бориса Михайловича, можно было решить в рабочем порядке, то организационное строительство Военно-воздушных сил как рода войск фактически надо было начинать с нуля.

Но это были еще цветочки. В Наркомате внутренних дел решением наркома с понижением в должности на периферию были переведены несколько весьма влиятельных руководителей отделов. Кроме того, вместо ожидаемого непосредственного включения в состав РККА армий буржуазной Литвы, Латвии и Эстонии, Президиум Верховного Совета СССР под давлением Сталина и Берии вынес решение об их полном расформировании и решении судьбы каждого офицера и солдата в индивидуальном порядке. Так же было принято решение о направлении для прохождения службы всех призывников с так называемых «освобожденных территорий» в части Дальневосточного, Забайкальского и Среднеазиатского военных округов и о недопущении их локальной концентрации в каких-либо воинских частях.

Эти события, а также просочившиеся в высшие партийные круги невнятные слухи о тайных контактах товарища Сталина с какими-то неизвестными личностями, необычайно встревожили некоторых советских руководителей. На стол Лаврентия Берия легло донесение начальника ГУГБ НКВД комиссара государственной безопасности 2-го ранга Всеволода Николаевича Меркулова о зафиксированных внеслужебных контактах некоторых членов Политбюро. Началось все с участившихся встреч Маленкова с Кагановичем, к которым впоследствии примкнул первый секретарь КПУ Хрущев. Никита Сергеевич в течение пяти дней два раза летал в Москву из Киева, что было для него нетипично. Также были отмечены попытки контактов Маленкова с Ворошиловым и Молотовым. Но те от участия в таких «посиделках» демонстративно уклонялись. Хуже было то, что одновременно с Хрущевым из Ленинграда в Москву прилетал командующий ЛВО генерал-лейтенант Михаил Кирпонос, а во время второй встречи, пятнадцатого числа, к ним присоединились и командующий ЗапОВО генерал-полковник Дмитрий Павлов, и новоназначенный начальник Генштаба генерал-лейтенант Кирилл Мерецков. В воздухе отчетливо запахло тридцать шестым годом и тухачевщиной.

– Лаврентий, – сказал тогда Сталин Берии после прочтения этого донесения, – ты их людей от себя убирать начал, вот они и зашевелились. Раз уж так вышло, то создай по этому делу особую группу. Старшим назначь майора Филимонова, в замы ему дай кого-то из своих, понадежней. Секретность чтоб была высочайшая. И пусть роют со всей чекистской дотошностью. Если надо – до самого центра земли. И докладывай мне по этому вопросу ежедневно. ЭТИ могут быть пострашнее любого Гитлера. Мы-то с тобой уже знаем, чем закончилось подобное у наших потомков.

Случился этот разговор вчера вечером, а сегодня, после недельной командировки из РФ вернулась советская делегация. Вместе с ними прибыли и посланцы РФ более высокого ранга, чем в первый раз. Сразу у пункта перехода всех усадили в автобус и повезли на дачу к Хозяину. Из Кремля спешно выехал другой, не менее охраняемый кортеж. Покинул свой кабинет в здании на Лубянке и человек в пенсне.

На Ближнюю дачу они подъехали почти одновременно. Сначала «Паккард» Сталина, затем автобус с делегацией, потом и «эмка» Берии.

– Здравия желаю, товарищ Сталин, – сдержанно поздоровался с вождем маршал Шапошников, первым вышедший из автобуса, – вот мы и вернулись из будущего.

– Здравствуйте, Борис Михайлович, – Сталин пожал Шапошникову руку и с ног до головы оглядел стоявшего перед ним маршала. – Вы неплохо выглядите. Как ваше здоровье?

– Ничего, товарищ Сталин, – ответил Шапошников, – нормально.

– А мне докладывали, что вам нужна операция, – прищурившись, сказал Сталин. – Борис Михайлович, относитесь к своему здоровью серьезнее, дела, которые нам предстоят, воистину государственной важности. А потому мы просто обязаны заботиться о своем здоровье. Так что сразу после сегодняшнего совещания сдайте все дела в группе товарищу Василевскому и возвращайтесь в госпиталь. Есть мнение, назначить вас на очень ответственный пост, разумеется, после прохождения вами полного курса лечения. Вам все понятно?

– Так точно, товарищ Сталин, – ответил Шапошников, – есть сдать дела в группе генерал-майору Василевскому и пройти полный курс лечения.

– Ну, зачем же так официально? – уже мягче сказал Сталин. – Просто вы, Борис Михайлович, нужны нам живым, здоровым и в хорошем самочувствии. Впереди у нас еще много очень важных дел и болеть нам будет некогда.

– Спасибо, товарищ Сталин, за оказанное доверие, – кивнул маршал, – постараюсь не подвести нашу партию и правительство, – Шапошников оглянулся. – Разрешите, говоря по-старорежимному, представить вам генерал-полковника Шаманова Владимира Анатольевича, прибывшего к нам с ознакомительным визитом для согласования совместных действий.

– Здравия желаю, товарищ Сталин, – сказал Шаманов, с интересом разглядывая стоявшего перед ним Вождя Народов.

– Здравствуйте, товарищ Шаманов, – ответил Сталин, с не меньшим интересом смотревший на стоящего перед ним генерала. – Скажите, а почему вы тогда, в две тысячи восьмом, заранее объявили о своем наступлении на Зугдиди. Прямо какой-то князь Святослав получился. «Иду на вы». Противник-то и разбежался.

– Крови лишней не хотел, товарищ Сталин, – ответил Шаманов, – ни своей, ни чужой. Да и какие они нам чужие? В России грузин живет чуть ли не больше, чем в самой Грузии. Были бы на их месте какие-нибудь натовцы, тогда да, светопреставление было бы обеспечено. Храбрости у них еще меньше, чем, простите, у грузин, а жалости к ним у наших людей нет совершенно никакой.

– А немцы, – с интересом спросил Сталин, – как вы думаете, товарищ Шаманов, они могут стать для нас своими?

– Точно не знаю, товарищ Сталин, – ответил Шаманов, – но думаю, что в настоящий момент вряд ли. Сейчас они в эйфории от идеи национальной исключительности и от перспективы установить свое господство над миром. Драться за обещанные им Гитлером поместья и славянских рабов они будут ожесточенно, и истреблять их надо без всякой жалости. Может быть, когда-нибудь потом, они и сумеют перевоспитаться. Если кто на это способен, то только немцы, не зря же они чуть ли не со времен Ивана Васильевича начали переезжать из своей Германии в Россию.

– Понятно, – сказал Сталин, здороваясь с только что подошедшим Берия, – думаю, что мы еще с вами переговорим на эту очень интересную тему. А сейчас я попрошу всех пройти в дом. Раз все в сборе, то пора бы нам уже и начать…

Пятнадцать минут спустя, там же на Ближней даче. Рабочая комната Сталина

Сидящий во главе стола Сталин обвел всех присутствующих внимательным взглядом.

– Начнем, товарищи. Кто выступит первым?

В ответ на эти слова вождя со своего места поднялся сидевший напротив Сталина маршал Шапошников.

– Мы вас слушаем, Борис Михайлович, – кивнул Сталин.

– Я бы предложил первым дать слово товарищу Косыгину, – сказал маршал, – потому что после его доклада у вас сможет сложиться вполне определенное понимание цены обсуждаемого вопроса. Да и Алексею Николаевичу, наверное, будут совсем неинтересны наши, чисто военные, рассуждения по вопросам стратегии и тактики. Потом я предлагаю заслушать товарища Симонова, потом – полковника Катукова, ну, а вопросы ведения грядущей войны мы можем обсудить уже исключительно в кругу старшего комсостава.

– Наверное, вы правы, Борис Михайлович, – кивнул вождь, – начинайте, товарищ Косыгин.

– Товарищ Сталин, – волнуясь, сказал поднявшийся со своего места Алексей Николаевич Косыгин, – свой доклад я хочу начать с цены золота, которым, если будет заключено соответствующее соглашение, мы будем расплачиваться с нашими поставщиками из двадцать первого века. Так вот, за истекшие с этого момента семьдесят лет цена золота выросла примерно в восемьдесят-девяносто раз и колеблется в диапазоне между тысяча двести – тысяча пятьсот американских долларов за тройскую унцию. Это обстоятельство ставит нас, как покупателей, в крайне выгодное положение.

– Очень хорошо, товарищ Косыгин, – сказал Сталин, – вы можете привести пример, чтобы мы могли сравнить.

– Хорошо, товарищ Сталин, – кивнул Косыгин, – поскольку здесь в большинстве своем люди военные, то я и пример приведу соответствующий. Производство нового танка Т-34 обходится нашей промышленности при пересчете на золотой эквивалент в сто тридцать килограммов драгоценного металла, а танк Т-72, многократно превосходящий его по, гм, производственным возможностям, будет стоить РККА в пятьдесят килограммов золота. Причем только половина этой суммы уплачивается вперед. С промышленным оборудованием картина та же самая. Вдвое-втрое дешевле, чем аналогичное американское или германское, и при этом в пятнадцать-тридцать раз производительнее. Я пока не говорил о цене чисто сырьевых товаров: стали, в том числе и броневой, каучуке, алюминии, легирующих присадках, химических удобрений. Сейчас это было бы слишком долго, да и неинтересно многим здесь присутствующим. Все это имеется в составленном мною докладе на ваше имя.

С этими словами Косыгин передал Сталину увесистую красную папку. Взяв доклад в руки, вождь бегло пробежал глазами несколько первых страниц.

– Очень хорошо, товарищ Косыгин, – сказал он, закрывая папку, – теперь скажите, это какие-то специальные цены для товарища Сталина, или все эти товары действительно там столько стоят?

– Нет, товарищ Сталин, – ответил Косыгин, – это цены товарной биржи, взятые, как говорится, по максимуму. Если иметь дело непосредственно с производителем, приобретая большую партию и платя за нее вперед, то и с этих цен еще можно скинуть процентов десять-пятнадцать.

– Это хорошо, – кивнул Сталин, положив папку с докладом на край стола. – И последний вопрос, точнее, даже два вопроса. Товарищ Косыгин, чем можно объяснить такое, я бы сказал, неожиданное при капиталистической системе хозяйствования, удешевление товаров?

Косыгин на минуту задумался, а потом сказал:

– Наверное, все дело в общем росте производительности труда. Например, скорость обработки металла на токарных станках за прошедшие годы выросла примерно в пятьдесят раз. Кроме того, большие объемы производства тоже удешевляет конечный продукт. Чтобы вам было понятней, скажу, что лишь один российский стальной трест «Северсталь» выплавляет в их времени столько же стали, сколько в наше время вся Германия. А алюминиевый трест «Русский Алюминий» производит столько же алюминия, сколько сейчас производит весь мир. И это при том, что часть мощностей законсервирована из-за перепроизводства.

– Мы вас поняли, товарищ Косыгин, – сказал Сталин, немного подумав, – в принципе, с позиций марксизма, все сходится. Теперь скажите нам, что мы со всем этим должны делать дальше?

После этого вопроса пришло время задуматься уже Косыгину.

– Наверное, – сказал он после минутной паузы, – как говорят товарищи военные, к «Часу Ч» мы ничего сделать просто не успеем – слишком мало осталось времени. Подобрать площадки, построить цеха, завезти оборудование, обучить персонал, провести пуско-наладочные работы – на все это надо года два. Даже при всем советском энтузиазме и стахановских методах – от десяти месяцев до года. Получается, что к началу войны мы просто не успеваем. То есть в лучшем случае возможна отдельная модернизация существующих производств, расшивающая узкие места. На этом этапе, который я назвал бы нулевым, все то, что для РККА не сможет произвести наша промышленность, мы должны импортировать из Российской Федерации. Потому, в первую очередь, мы должны закупать оборудование и развивать те производства, которые у нас еще отсутствуют или развиты крайне слабо. Я бы отдельно выделил электронную промышленность, нефтехимию, органический синтез, производство синтетических волокон. И порекомендовал бы строить сразу крупные предприятия, с возможностью выпуска большого количества продукции для получения максимального экономического эффекта от появления новых товаров собственного производства. И, на последнем этапе, уже можно будет строить новые и модернизировать старые предприятия на уже существующих производствах. На этом у меня всё, – сказал Косыгин.

– Спасибо, – ответил Сталин, – мы обдумаем ваши предложения. У кого-нибудь есть вопросы к товарищу Косыгину?

Ответом вождю была тишина.

– Если вопросов нет, – сказал Сталин, – тогда вы, товарищ Косыгин, можете быть пока свободным. Отправляйтесь домой и как следует отдохните. Мы встретимся с вами позже, после изучения доклада, и поговорим обо всем более подробно. До свидания.

Когда за Косыгиным, ушедшим в сопровождении одного из охранников, закрылась дверь, взор Сталина обратился к сидящему справа от него конструктору-оружейнику.

– Товарищ Симонов, – сказал вождь, – мы вас слушаем. Только, пожалуйста, говорите коротко и по существу.

– Хорошо, товарищ Сталин, – сказал конструктор, – буду краток. Итак, к принятию на вооружение частями РККА, НКВД и пограничных войск предлагаются следующие образцы стрелкового оружия… Это, прежде всего, автомат Калашникова образца сорок седьмого года под промежуточный патрон 7,62 на 39, который в прошлом наших потомков был принят у нас на вооружение в сорок третьем году… Точнее, даже не так.

Нам предлагают принять на вооружение этот патрон и поставить под него целый комплекс стрелкового вооружения. Это – сам автомат Калашникова в количестве около двух миллионов экземпляров – сколько их имеется точно, еще не подсчитано, но наши потомки обещают, что отдадут все. Далее, ручной пулемет Калашникова в количестве около трехсот тысяч стволов, затем – самозарядный карабин Симонова, в наличии имеются около четырехсот тысяч экземпляров. Кроме того, нам предлагается приобрести недостающий у нас станочный парк для собственного производства вышеуказанных вооружений, а также законсервированные сейчас в Российской Федерации роторные линии Кошкина для производства боеприпасов данного типа с гильзой не из дорогой дефицитной латуни, а из тонкой плакированной стали.

– Товарищ Симонов, – хитро прищурился Сталин, – скажите, как вы думаете, в чем причина такой щедрости потомков?

– Дело в том, товарищ Сталин, – ответил Симонов, – что в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году в армии, тогда еще СССР, с принятием на вооружение патрона 5,45 на 39, произошла реформа стрелкового оружия и калибр 7,62 оказался невостребованным. Но поскольку у интендантов нет такой привычки что-либо выбрасывать, то все это оружие хранилось в мобзапасах на случай большой войны.

Сейчас нам предлагают приобрести все, что относится к этому патрону, освободив склады для запасов более новых образцов. Кроме того, нам предлагают некоторое количество станковых и танковых пулеметов Калашникова, под трехлинейный патрон образца 1908 года, а также около двухсот тысяч пистолетов-пулеметов Судаева образца сорок третьего года под патрон ТТ.

– Комплексный подход – это очень хорошо, – сказал Сталин и добавил: – Я вижу, что товарищ Рокоссовский хочет что-то сказать. Говорите, товарищ генерал-майор, не стесняйтесь.

– Товарищ Сталин, – сказал генерал-майор Рокоссовский, – мы с Сергеем Гавриловичем подробно обсудили этот вопрос. Автоматы, ручные и станковые пулеметы можно будет поставить в первую линию стрелковых и мотострелковых подразделений. Это будет неприятным сюрпризом для немецкой пехоты. Конечно, при таком подходе основной упор в частях надо будет сделать на обучении бойцов навыкам прицельной стрельбы одиночными выстрелами и короткими очередями. Самозарядными карабинами Симонова можно вооружить расчеты буксируемой артиллерии, зенитчиков, железнодорожников и другие технические войска в прифронтовой зоне. Стрелять им придется нечасто, но такие случаи вовсе не исключены. Компактные пистолеты-пулеметы Судаева со складывающимся металлическим прикладом очень хорошо подойдут для вооружения экипажей боевых машин и боевых самолетов…

– Вы предлагаете вооружить летчиков автоматами? – с удивлением спросил Сталин. – Разве пистолетов им недостаточно?

– Товарищ Сталин, – вместо Рокоссовского вождю ответил генерал Захаров, – как говорят товарищи из будущего, реально пистолет летчику нужен только для того, чтобы застрелиться. Зато компактный пистолет-пулемет и несколько запасных магазинов дают вполне реальный шанс отбиться от поисковой группы, пусть даже и с собаками, и вернуться к своим. А, как говорят у нас, летчиков, за одного сбитого двух несбитых дают…

– Очень хорошо, товарищи, – сказал Сталин, – я вижу, что вы между собой уже обо всем договорились, и это меня радует. Может быть, товарищ Симонов хочет еще что-нибудь добавить?

– Совсем немного, товарищ Сталин, – сказал Симонов. – Вопрос касается модернизации пехотных и танковых пулеметов Дегтярева, стоящих сейчас на вооружении РККА. Несложное переходное устройство, чертежи которого были переданы мне в Российской Федерации, позволит использовать в них вместо дисков ленты от пулеметов Калашникова, что значительно увеличит боевые возможности этого пулемета. Кроме того, есть предложения по модернизации крупнокалиберного пулемета Дегтярева-Шпагина и переводу его с колесного хода на легкий трехногий станок с возможностью ведения зенитного огня… В общем, что касается стрелкового вооружения, все подробно изложено в моем докладе.

– Очень хорошо, товарищ Симонов, – Сталин посмотрел на часы, – я вижу, что вы подошли к вопросу в комплексе и советовались с авторитетными товарищами. Есть мнение отпустить товарища Симонова и после короткого перерыва на чай продолжить обсуждение чисто военных вопросов тактики и стратегии. Вопросов, возражений нет? Все, товарищ Симонов, вы свободны…

Еще полчаса спустя, там же

После перерыва, когда все расселись по своим местам, слово снова взял маршал Шапошников.

– Товарищ Сталин, – сказал он, – у меня есть предложение по ведению нашего собрания…

– Говорите, Борис Михайлович, – ответил вождь, раскрывая свой любимый блокнот, – мы вас слушаем.

– Посовещавшись с товарищами, мы пришли к выводу, – сказал Шапошников, – что состав нашего собрания идеально подходит для ведения классического военного совета. Присутствует высшее политическое руководство, два генштабиста, два генерала-войсковика, летчик, танкист, представители разведки и контрразведки. Поэтому я предлагаю не отпускать полковника Катукова и генерала Захарова после их докладов, а всем вместе обсудить вопросы ведения грядущей войны и подготовки к ней, так сказать в полном объеме. У нас тут не хватает только моряков, но основной театр военных действий – чисто сухопутный, где флот играет лишь вспомогательную роль, поэтому вопросы взаимодействия с наркомом товарищем Кузнецовым можно будет обсудить чуть позже. На этом у меня все, товарищ Сталин.

Сталин и Берия переглянулись, и оба чуть заметно кивнули друг другу.

– Очень хорошо, Борис Михайлович, – сказал вождь, – попробуем обсудить грядущую войну, как вы правильно выразились, в полном объеме. Поэтому начнем, как говорится, сверху. Нам хотелось бы услышать мнение товарища Захарова о том, как нам сделать так, чтобы наша авиация с самого начала войны действовала, как положено, а не в силу разумения каждого отдельного летчика или комэска. Наша задача, товарищи, состоит не в том, чтобы наши летчики героически погибали за нашу советскую Родину, а в том, чтобы немцы погибали за своего фюрера.

– Для успешной войны в воздухе, – начал Захаров, – нужна связь, связь и еще раз связь. Связь летчика с аэродромом, связь с наземным пунктом наведения, связь самолетов между собой и связь аэродрома с командованием. Без связи вместо полноценной войны у нас выйдет драка слепых со зрячими. Только при наличии качественной связи можно будет говорить о возможности полноценного управления воздушным сражением со стороны командования.

После решения проблем с управлением и связью можно заняться и вопросом новых скоростных самолетов с пушечным вооружением, и индивидуальной и групповой подготовкой пилотов, а также созданием полноценной аэродромной сети в будущей прифронтовой зоне, находящейся сейчас явно в неудовлетворительном состоянии.

– Очень хорошо, – сказал Сталин, – в смысле хорошо то, что вы понимаете важность вопросов связи и управления, важных в любой области. А так, конечно, все очень плохо, можно сказать, хуже некуда. То, что вы сейчас мне сказали, я должен был услышать от главкома ВВС товарища Рычагова, а не от командира истребительной дивизии генерала Захарова. Ведь это именно товарищ Рычагов распорядился снять с самолетов все рации, чтобы они «не отвлекали летчиков в бою». Но нам хотелось бы знать, как сам генерал-майор Захаров собирается управлять авиацией в бою?

– Товарищ Сталин, – ответил Захаров, – я считаю, что не бывает какой-то особой отдельной воздушной войны. Военно-воздушные силы над полем боя должны действовать, прежде всего, в интересах сухопутных войск и спрашивать с авиационных командиров надо за конкретный результат или его отсутствие.

Действия противника надо упреждать, и тут как никогда высока роль систем управления и связи. Посты ВНОС, радары, прослушивание частот люфтваффе станциями радиоразведки, а также барражирующие на высоте самолеты-разведчики должны заблаговременно вскрывать замыслы противника, чтобы советские истребители могли своевременно их пресечь. В ТОТ РАЗ в ходе войны было замечено, что немецкие истребители принимают свои бомбардировщики под охрану у самой линии фронта. Возникает закономерное желание – получив от радарных постов заблаговременное предупреждение о приближающемся противнике, осуществить перехват вражеских бомбардировщиков до их встречи со своими истребителями.

То же самое, но только со знаком минус, должно применяться при атаке нашими ударными самолетами вражеских наземных войск. Нашим бомбардировщикам и штурмовикам необходимо обеспечить надежное истребительное сопровождение, задача которого была бы не уничтожение немецких истребителей, а предотвращение их атак на сопровождаемые ими ударные самолеты. При неподавленном ПВО противника, для сокращения времени воздействия вражеской зенитной артиллерии и сведения к минимуму собственных потерь атака цели ударными самолетами должна осуществляться не более чем в один заход. Соответственно возрастает роль как тактико-технических характеристик самолетов, так и их вооружения…

– Товарищ Захаров, тут далеко не все летчики, – Берия блеснул стеклышками пенсне, – объясните нам, пожалуйста, все то же самое, но обыкновенными словами и поподробнее… Ваши слова об истребительном прикрытии наших бомбардировщиков и штурмовиков я понял, а вот дальше – нет.

– Товарищ Берия, – ответил Захаров, – В ТОТ РАЗ основные потери наша ударная авиация несла при выполнении второго и, особенно, третьего захода на цель. Противник, пришедший в себя после нашей внезапной первой атаки, разворачивал против наших самолетов всю мощь своего ПВО. Чтобы избежать напрасных потерь, цель должна быть уничтожена с первого захода, для чего наши ВВС должны иметь соответствующую материальную часть, летную подготовку пилотов и тактические схемы.

– Теперь мы вас поняли, товарищ Захаров, – кивнул Сталин, – а потому давайте теперь поговорим о материальной части. Ведь с этого все начинается?

– Да, товарищ Сталин, – коротко ответил Захаров, – вы абсолютно правы. Каждый самолет требует от пилота индивидуальных навыков и имеет свои особенности тактического применения.

– Тогда ответьте нам, только честно, – Сталин внимательно посмотрел на генерала, – какие типы самолетов вы хотели бы видеть на вооружении наших ВВС? Я говорю это потому, что у нас пока еще есть возможность внести изменения в производственные планы авиационной промышленности. Ведь в отличие от стрелкового оружия, бронетанковых войск и артиллерии мы не ожидаем массированных поставок авиационной техники из Российской Федерации. Не так ли, товарищ Шаманов?

– Так точно, товарищ Сталин, – ответил Шаманов, – в составе нашего Экспедиционного корпуса, конечно, будет и авиационная группировка, но за некоторым исключением у нас отсутствует авиационная техника, пригодная к немедленному принятию на вооружение в ВВС РККА. Поставленный на длительное хранение самолет или вертолет приходит в полную негодность куда быстрее, чем танк или самоходное орудие.

– Значит, я был прав, – удовлетворенно кивнул Сталин. – Мы вас слушаем, товарищ Захаров.

– Поскольку эта тема мне наиболее близка, то начну я с истребителей, – сказал Захаров. – Из всех новых моделей самолетов, готовящихся к запуску в производство или уже стоящих на конвейере, я бы остановился на модернизированном с помощью товарищей из Российской Федерации истребителе И-180 конструктора Поликарпова. Суть модернизации заключается в установке нового мотора М-82, мощностью 1850 лошадиных сил, бронировании кабины с целью уравновесить новый, более тяжелый мотор, и вооружении истребителя тремя синхронными авиационными пушками калибром 23 миллиметра. Кроме того, под крыльями за пределами зоны ометания винта имеется возможность подвешивать до двухсот пятидесяти килограммов дополнительного вооружения. На выбор это могут быть: два подвесных контейнера с четырехствольными пулеметами ЯкБ-12,7, четыре противотанковых ракеты «Атака-В» или четыре ракеты Р-60, класса «воздух-воздух». Помимо нового мотора, основного и дополнительного вооружения, на самолет установлена мощная компактная радиостанция, защищенная от прослушивания противником.

– У вас прямо какой-то Змей Горыныч получился… – задумчиво сказал Сталин, – но, если мне не изменяет память, то именно при испытаниях этого самолета погиб в авиакатастрофе наш лучший летчик-испытатель товарищ Чкалов. Не так ли, Лаврентий?

– Да, товарищ Сталин, – твердо ответил генерал-майор Захаров, – в свое время, при испытаниях этого самолета, в катастрофе разбился наш лучший летчик-испытатель Валерий Чкалов. Но дело в том, что тогда причиной катастрофы был не сам самолет, а не доведенный до готовности двигатель М-88Б и допущенное руководством завода и аэродромным начальством грубейшее нарушение правил авиационной безопасности.

Скажу лишь, что я лично облетал модернизированный И-180 и могу ручаться за то, что это – машина-зверь. Капризный, конечно, зверь и своенравный, но при этом хищный и кровожадный. Скорость у земли в горизонтальном полете – шестьсот десять километров в час, скорость на высоте – шестьсот пятьдесят. По высоте горки И-180 на триста метров превосходит «мессершмитт», а по горизонтальной маневренности он почти не уступит «ишаку». В нынешней угрожающей обстановке у истребителя И-180 есть еще три несомненных и очень важных достоинства. Во-первых, заводы, выпускавшие И-16, могут перейти на И-180 без замены станочного парка и оснастки. Во-вторых, на складах имеется значительный запас ранее невостребованных двигателей М-82. В-третьих, новый самолет совместим с И-16 не только по своей конструкции, но и по особенностям пилотирования. Поэтому процесс переучивания должен занять у летчиков минимальное время. На этом у меня всё. Товарищ Поликарпов считает, что истребитель И-180 хоть сейчас готов к показу высшему руководству и к запуску в серийное производство. Не забывайте, что наши заводы каждый день выпускают все новые и новые устаревшие машины, которые почти наверняка окажутся невостребованными в грядущей войне.

– Завтра утром, – после недолгих размышлений сказал Сталин, – вы покажете нам этот самолет на полигоне в Кубинке. Ведь, как я понимаю, товарищи Шаманов, Рокоссовский и Катуков приехали к нам тоже не с пустыми руками, и им тоже будет, что нам показать. На этом тему нового истребителя будем считать временно закрытой. До особого распоряжения. Теперь нам хотелось бы знать, что вы думаете о тех самолетах, которые все же производились серийно в прошлом наших потомков?

– Товарищ Сталин, в первую очередь я хотел бы сказать об истребителе Як-1, конструктора Яковлева. Машина легкая, маневренная, доступная в пилотировании даже летчику-новичку. Недостатком машины является откровенно слабое вооружение, недостаточное для поражения современных цельнометаллических бомбардировщиков. Истребитель истребителей. Рекомендуется модернизировать до уровня Як-3 образца сорок третьего года, и в таком виде использовать для сопровождения наших ударных самолетов. Рекомендации по модернизации Як-1 в Як-3 приведены в моем докладе отдельным приложением.

Истребитель МиГ-1, он же – МиГ-3, конструкторов Микояна и Гуревича. Высотный скоростной истребитель. Недостатки: строгий в управлении, имеет высокую посадочную скорость, плохую маневренность на средних и малых высотах и чисто пулеметное вооружение. После перевооружения на спаренную 20-мм пушку пригоден в роли высотного перехватчика и чистильщика. Рекомендуется к выпуску ограниченной серией, по сто машин в ВВС каждого фронта, и по пятьдесят машин в ПВО Москвы, Мурманска, Севастополя и Баку.

Истребитель ЛаГГ-1, он же – ЛаГГ-3. Из достоинств у него только цельнодеревянная конструкция, не требующая дефицитного дюраля. Выдающиеся скоростные характеристики были получены путем лакировки и последующей полировки изделия, за что самолет получил кличку «Рояль». По спектру применения ЛаГГ-1 конкурирует с И-180 и будущим истребителем Поликарпова И-185. В случае крайней необходимости возможен выпуск на перепрофилированной мебельной фабрике и под мотор М-82.

– То есть вы сомневаетесь в необходимости производства самолета конструкции товарищей Горбунова, Лавочкина и Гудкова? – неожиданно спросил Захарова Сталин.

– Да, товарищ Сталин, сомневаюсь, – ответил летчик, – в условиях отсутствия дефицита дюралюминия и при запуске в серию И-180 данная конструкция полностью утрачивает свой смысл.

– Хорошо, – сказал вождь, – мы подумаем об этом. Теперь, что вы, товарищ Захаров, можете сказать о других перспективных самолетах: Ил-2, Су-2, Пе-2, Ту-2, а также о нашем новом тяжелом бомбардировщике ТБ-7?

– Ил-2 и Пе-2 необходимо как можно скорее довести до готовности и запустить в серию, – ответил Захаров, – в бою они нам будут нужны как воздух. Су-2 себя не оправдал полностью, поэтому производить его нет смысла. Насчет же Ту-2… Надо как-то довести до товарища Туполева, что ждать готовности моторов М-120ТК-2 нет смысла. И в серию машину необходимо ставить с моторами М-82. Те же самые М-82 необходимо ставить и на ТБ-7, что резко увеличит его общую энерговооруженность, бомбовую нагрузку и радиус действия. Конкретнее сказать не могу, поскольку я все-таки летчик-истребитель, а не бомбардировщик.

– Вы и так немало сказали, – кивнул вождь, – у вас есть что-нибудь еще?

– Никак нет, товарищ Сталин, – ответил Захаров, передавая главе советского государства толстую красную папку, – вот мой рапорт, где все сказанное мной изложено в письменном виде с приложением дополнительных справочных материалов.

– Очень хорошо, – сказал Сталин, положив папку на край стола, – присаживайтесь, товарищ Захаров, и давайте вместе послушаем, что нам сейчас скажет товарищ Катуков. Ведь, по мнению некоторых, на поле боя все решают именно танки…

– Это не совсем так, товарищ Сталин, – ответил Катуков, – конечно, основная ударная сила сухопутных войск – танки. Но и они бессильны без сопровождения мотострелками, без поддержки самоходной артиллерии и фронтовой авиации. По сути, формируемые сейчас на западной границе СССР механизированные корпуса являются несбалансированными, а потому небоеспособными формированиями, укомплектованными в основном устаревшей техникой. Следовательно, создание механизированных войск надо начинать с нуля…

– Вы предлагаете расформировать эти механизированные корпуса? – прервал Катукова Сталин.

– Совсем нет, товарищ Сталин, – ответил Катуков, – скорее, их требуется переформировать. Вместо двух танковых и одной мотострелковой дивизии я предлагаю сформировать четыре или пять компактных механизированных бригад. Мотострелков при этом можно посадить десантом на танковую броню, а высвободившийся автотранспорт использовать как базу для средств ПВО и для организации материального снабжения соединения.

Часть устаревших легких танков Т-26 считаю желательным переделать в противотанковые самоходные орудия, по образцу не пошедшей в серийное производство САУ АТ-1. В качестве артиллерийской платформы для создания таких САУ можно использовать качающуюся часть зенитных орудий 3-К, дающих при разрыве зенитного снаряда недостаточное количество крупных осколков, способных поразить современные цельнометаллические самолеты. Но при этом бронебойный снаряд, выпущенный из этой пушки, способен поражать практически все виды бронетехники, а, следовательно, она вполне пригодна для применения в качестве орудия противотанковой артиллерии. Предлагаю укомплектовать каждую такую механизированную бригаду шестьюдесятью танками с пушечно-пулеметным вооружением, тридцатью противотанковыми САУ и примерно двумя тысячами бойцов личного состава, вооруженными пистолетами-пулеметами и самозарядными винтовками.

– Скажите, товарищ Катуков, – спросил Сталин, – какова может быть тактика и назначение подобных механизированных бригад?

– Активная оборона на второстепенных направлениях, – ответил танкист, – поддержка пехоты, рейды по ближним тылам, имитация танковых контрударов. Надо понимать, что немецкие генералы исповедуют принцип «танки с танками не воюют», поэтому, при попадании в засаду и при малейшей угрозе танковых атак, они будут сдавать назад, пытаясь прикрыться своей традиционно сильной противотанковой артиллерией и вызвав в качестве поддержки штурмовую авиацию. Это должно сильно сковать их маневр и замедлить продвижение.

– Мы вас поняли, – кивнул вождь, – конечно, разумное использование уже имеющихся ресурсов необходимо, но мы хотели услышать ваши соображения по поводу поставок техники из 2017 года и ее применении.

– Извините, товарищ Сталин, – сказал Катуков, – я как раз собирался перейти к этому моменту. Дело в том, что нам к поставке предлагается до четырех тысяч основных танков, две тысячи САУ калибров 122 и 152 мм, пять тысяч гусеничных боевых машин пехоты, две с половиной тысячи мобильных установок ПВО и около полутора тысяч единиц инженерно-саперной техники. Такое количество – пятнадцать тысяч гусеничных машин – потребуют от РККА наличие хотя бы механиков-водителей с как минимум начальной подготовкой. Добавьте к этому еще потребность в водителях для примерно двадцати пяти тысяч колесных бронетранспортеров, разведывательно-дозорных машин и прочего автотранспорта, необходимого для сбалансированного укомплектования группировки…

Сталин и Берия переглянулись, и полковник Катуков замолчал. В комнате повисла напряженная тишина.

– Товарищ Сталин, – сказал маршал Шапошников, – разрешите вам пояснить некоторые моменты, упущенные товарищем Катуковым?

– Мы вас внимательно слушаем, Борис Михайлович, – кивнул Сталин.

– Во-первых, объем запрашиваемой нами техники, – сказал маршал, – зависел, с одной стороны, от замысла операции по противодействию вторжению Гитлера, а с другой стороны, от возможностей Российской Федерации нам эту технику поставить.

– Мы согласны с этим утверждением, Борис Михайлович, – кивнул Сталин, – говорите дальше.

– Во-вторых, замысел операции, – продолжил Шапошников, – базировался на необходимости гарантированно остановить, разгромить, окружить и полностью уничтожить части вермахта еще на этапе приграничного сражения, не допустив ни лишних потерь среди военнослужащих РККА, ни жертв среди гражданского населения и разрушений нашей промышленности и транспортной инфраструктуры.

– И это правильно, – сказал Сталин, сделав пометку в блокноте, – продолжайте.

Маршал Шапошников кашлянул.

– Для достижения этой цели товарищи из будущего предложили нам использовать концепцию решающего превосходства. Именно так в прошлом европейцы воевали с дикарями.

– Товарищ Шапошников, вы предлагаете низвести вермахт до уровня африканских дикарей? – подозрительно спросил Берия.

– Почти что так, – кивнул маршал, – тактико-технические характеристики предложенной нам техники настолько превосходят современные германские образцы, что различие будет несущественным. Кроме того, плотное построение противника в один эшелон у самой границы, которое в тот раз дало ему определенные решающие преимущества, в этот раз должно обернуться катастрофой. Но это лучше объяснять на карте. Разрешите?

Сталин кивнул, и Василевский с Рокоссовским расстелили на столе огромную карту-склейку от Балтики до Черного моря, с нанесенным на ней положением советских и германских частей на 21 июня 1941 года.

Маршал Шапошников взял карандаш.

– Видите, товарищ Сталин, как близко придвинуты к границе немецкие резервы и как пусто у них даже в оперативном тылу? Это, конечно, дает возможность немецкому командованию спешно вводить в дело дополнительные силы, но в этой возможности и кроется ловушка. Основные удары по плану «Барбаросса» противник нанесет в Белоруссии и Литве 2-й и 3-й танковыми группами. Для того чтобы сорвать замысел немецких генералов, необходимо остановить противника, 3-ю танковую группу генерала Гота вот здесь – у Алитуса, и 2-ю танковую группу генерала Гудериана вот здесь – у Кобрина. Основная задача не дать немцам сомкнуть клещи вокруг частей наших 4-й, 10-й и 3-й армий.

– Так вы, Борис Михайлович все же планируете допустить немцев на советскую территорию? – спросил Сталин.

– На отдельных участках это неизбежно, товарищ Сталин, – ответил маршал Шапошников, – общая численность РККА пять миллионов штыков, полтора миллиона из них находятся на западных рубежах в первом стратегическом эшелоне, миллион во втором, остальные обеспечивают безопасность наших рубежей на Кавказе, в Средней Азии и на Дальнем Востоке. Таким образом, противник в начале войны будет иметь более чем двукратное превосходство над нашими частями первого и второго стратегических эшелонов, которое на направлениях главных ударов можно будет считать десятикратным. А за счет растянутости наших войск в глубину может получиться и так, что наша рота при поддержке двух танков и батареи сорокопяток должна будет противостоять полнокровной немецкой пехотной дивизии. Чтобы хотя бы сравняться с группировкой вторжения, нам надо будет за полгода до начала войны провести всеобщую мобилизацию и довести численность РККА до уровня военного времени в десять-пятнадцать миллионов штыков.

– Нет, – сказал Сталин, подумав, – на такой шаг мы пойти не можем. Войну, как вы правильно сказали, вначале необходимо выиграть исключительно армией мирного времени. Именно для этого мы и собираемся воспользоваться помощью наших потомков. Продолжайте, Борис Михайлович.

Маршал Шапошников кивнул и сказал:

– Все именно так, товарищ Сталин. Мы с коллегами рассчитали, что если даже убрать растянутость наших частей в глубину и более рационально перегруппировать войска на приграничных территориях, то немцы все равно будут превосходить наши части по живой силе и технике. На второстепенных направлениях – примерно в полтора раза, а на направлениях главных ударов – в пять-шесть раз. При этом, как я уже говорил, у немецкого командования будет возможность быстро снимать силы с второстепенных участков, перебрасывая их на направления главных ударов. Без помощи из будущего самым реалистичным был бы вариант поэтапного отступления с рубежа на рубеж с целью сохранить от уничтожения костяк армии мирного времени и, проведя мобилизацию, стабилизировать фронт по Днепру и Западной Двине. План, который мы рассматриваем сейчас, совершенно иной, и он основан на том, что численное превосходство германских войск будет с лихвой перекрыто превосходством в качестве вооружения, отличной выучкой и высоким боевым духом наших войск.

– Хорошо, – сказал Сталин, – давайте, как мы и собирались с самого начала, поговорим о вооружении. Товарищ Катуков, теперь вы нам расскажете о новых танках, которые мы можем приобрести у Российской Федерации?

Полковник Катуков прокашлялся.

– Танк Т-55М2, товарищ Сталин, имеет боевой вес тридцать семь с половиной тонн. Двигатель дизельный, мощностью в шестьсот двадцать лошадиных сил. Танк вооружен стабилизированной нарезной пушкой Д-10Т2С, калибром сто миллиметров и длиной ствола в пятьдесят шесть калибров, зенитным пулеметом ДШКМ калибром двенадцать и семь, и пулеметом СГМТ калибром семь шестьдесят два. Бронирование: лоб башни двести миллиметров, борт башни – сто шестьдесят миллиметров, лоб корпуса сто миллиметров, борт корпуса – шестьдесят миллиметров стальной брони. Танк способен поражать вражескую бронетехнику и пехоту на любых реальных дистанциях боя и практически неуязвим для вражеских средств ПТО. Угрозу ему могут представлять только минные поля. Но на этот случай предусмотрена установка танковых противоминных тралов. Основные достоинства данного танка – высокие боевые характеристики, межремонтный ресурс около двадцати тысяч километров, простота в управлении и надежность механизмов. Немаловажным плюсом является и то, что к танковой пушке Д-10Т2С, в девичестве именовавшейся морским орудием Б-34, в СССР уже налажено производство боеприпасов.

Вся остальная техника: боевые машины пехоты, бронетранспортеры и самоходные гаубицы, также на порядок превосходят все современные образцы. Так что, товарищ Сталин, если вспомнить об изменениях в авиации, нашем новом стрелковом оружии, а также об изменениях в тактике, то считаю вполне реально перекрыть численный перевес противника нашим качественным превосходством. Не числом, как говорится, а умением.

– Очень хорошо, – сказал Сталин, искоса глянув на Берию, – теперь скажите мне, где, на каких участках фронта собираются воевать наши союзники из РФ?

– Экспедиционный корпус, товарищ Сталин, – сказал генерал-полковник Шаманов, – мы бы хотели поставить на самых опасных местах. По одной мотострелковой и две артиллерийских бригаде в районах Бреста и Августова, оттуда наша дальнобойная артиллерия сможет доставать тылы 2-й и 3-й танковых групп. По одной мотострелковой и одной артиллерийской бригаде в Гродно и Граево. Самые сильные группировки – по три мотострелковых, две артиллерийских и одной танковой бригаде планируется развернуть перед фронтом наступления основных ударных группировок гитлеровцев, в районы Кобрин – Жабинка, и Алитус – Друскининкай. Если мы сумеем остановить ударные группировки Гота и Гудериана, выбить немецкую технику, подорвать боевой дух противника, то все остальное, при некоторой подготовке, конечно, Красная Армия сумеет сделать и сама. По крайней мере, товарищ Шапошников считает, что у нас есть для этого шанс.

Сталин задумчиво повертел в руках карандаш.

– Хорошо, – сказал он после некоторой паузы, – в общем обстановка нам ясна. Есть мнение, что сначала нам необходимо лично посмотреть на образцы техники из Российской Федерации, увидеть ее, так сказать, в действии. Поэтому встречаемся завтра в восемь утра в Кубинке. Там, на месте и поговорим обо всем более предметно. А сейчас, товарищи, все свободны, за исключением товарища Берии. Все, до свидания.

Когда военные вышли, Сталин взял со стола трубку и, набивая ее табаком из разломанной папиросы «Герцеговина Флор», задумчиво сказал:

– Лаврентий, как говорят наши потомки в будущем, у меня к тебе есть вполне конфиденциальный разговор.

– Слушаю тебя, Коба? – сказал Берия, устало протирая пенсне.

– Видишь ли, Лаврентий, – начал Сталин, – есть некоторые вещи, которые я могу обсуждать только с тобой и ни с кем другим. Ты меня понял?

– Понял, Коба, – эхом отозвался Берия.

– Сейчас нам надо, наконец, принять окончательное решение, – жестко сказал Сталин. – Что нам поменять, а что оставить как есть. Тут и помимо нападения Гитлера открываются такие бездны, в которые и заглянуть-то страшно…

– Если ты, Коба, о «деле Клоуна», то это не бездна, а клоака, смердящая и зловонная, – ответил Берия. – Стоило чуть копнуть, и понесло таким троцкистским смрадом, что хоть святых выноси. Всех можно брать хоть завтра. Техника у потомков, конечно, мечта для чекиста: микрофоны размером с муху, аппараты, снимающие звук с оконного стекла, камеры, делающие снимок чуть ли не за километр.

– Лаврентий, – жестко сказал Сталин, – брать их пока не спеши. Надо будет посмотреть – кто еще примкнет к этой, так сказать, антипартийной группировке. Да и потом, не стоит сейчас затевать большой процесс, не время. Товарищ Путин меня об ЭТОМ особо предупреждал, и он прав. Тоньше нам надо работать и аккуратней. Но глаз с этой компании не спускай – мало ли что.

– Генералы? – спросил Берия. – Павлов?

– Павлов в Минске, – ответил Сталин, – и трогать его нельзя… Пока нельзя. Если мы его уберем, то немцы могут изменить планы, а нам этого не надо. Пока не надо. Убирать его, Лаврентий, мы будем в последний момент, когда Гитлеру уже будет невозможно что-либо изменить. Сейчас меня больше беспокоит Москва. Тимошенко меняет в Московском округе Буденного на Тюленева.

– Коба, – задумчиво сказал Берия, – по данным потомков, Тюленев числится «мутным». Вроде в архивах на него ничего нет, но он провалил, ну или провалит, все, что ему было поручено. Так же, как Мерецков, Козлов, Кузнецов, да и сам Тимошенко.

– Не нравится мне все это, – Сталин чиркнул спичкой, – с Павловым этот Тюленев где-нибудь пересекался?

– Да вроде нет, – ответил Берия. – А что?

– Видишь ли, Лаврентий, – сказал Сталин, сделав первую затяжку, – пуганая ворона куста боится. Сейчас мы с тобой знаем, что в тот раз что-то пошло не так, и хотим это предотвратить. Правильно?

– Правильно, – кивнул Берия, – и в чем дело?

– А дело в том, Лаврентий, – сказал Сталин, – что исправляя наши старые ошибки, мы вполне можем наделать новых, ничуть не хуже прежних. Кадры же остались все теми же самыми, да и мы с тобой все те же.

– Теперь мне понятно, – сказал Берия, – ты как всегда прав, Коба. Но в любом случае теперь нам известны как трусы и предатели, так и те, кто не сломался даже в самых тяжелых условиях немецкого плена. Алавердов, Ершаков, Макаров, Огурцов, Карбышев, Романов, Никитин…

– Карбышев, Карбышев… – Сталин как бы покатал фамилию на языке. – Дмитрий Михайлович, кажется?

– Так точно, Коба, – ответил Берия, – он самый.

– Есть мнение, – медленно проговорил Сталин, – что с назначением Тюленева нам надо переиграть. И вообще, в ТОТ РАЗ в начале войны у нас в высших эшелонах НЕ ТЕ люди оказались НЕ НА ТЕХ местах. Понимаешь?

В ответ Берия только кивнул, приготовившись слушать.

– Кадры решают всё! Это-то ты еще не забыл? – жестко сказал Сталин. – Поэтому! Карбышева – надо ставить на МВО. Шапошникова, как вылечится, – наркомом обороны. Василевского – на Генштаб. Жуков – пусть остается в Киеве, там его место. Конева – в Прибалтику. Говорова – на Ленинград. Одесскому округу передать всю полосу румынской границы и назначить туда командующим генерала Толбухина. Отдельно надо подумать, что нам делать с командованием Черноморского флота. Он должен будет поддерживать своими действиями приморский фланг Южного фронта, а у товарища Октябрьского в ТОТ РАЗ все выходило как-то не так. Военные корабли – это очень дорогие игрушки, и у меня волосы дыбом встают от известия о том, что на четвертый день войны лидер «Москва» в окрестностях Констанцы был потоплен нашей же подводной лодкой, которую потом разбомбили наши же эсминцы… Придется, наверное, товарищу Кузнецову совмещать две должности – и главкома, и командующего Черноморским флотом. При нашем господстве на море и завоевании превосходства в воздухе вполне реальным становится наш десант в Болгарии и прямой выход на Балканы. Но об этом мы с товарищами Шапошниковым, Кузнецовым и Василевским еще подумаем.

– Пора посвящать Кузнецова? – спросил Берия.

– Да, пора, – кивнул Сталин, – флот, как я уже говорил, это очень дорогая штука, и нам надо иметь четкое представление о том, что мы можем взять для него у потомков, а что нет. Тем более по таким ценам. Пожалуй, стоит пригласить адмирала Кузнецова на завтрашнее мероприятие в Кубинку.

Сталин положил на стол погасшую трубку.

– Конечно, на следующем этапе нам стоит почистить и начальников помельче, вроде командармов и командиров корпусов. Но, Лаврентий, тут надо действовать без фанатизма. Надеюсь, ты понял, что в канун войны нам совсем не нужны разговоры о новом тридцать седьмом годе?

Сталин подошел к окну и задумался.

– Все эти перестановки, – сказал он, – нам надо осуществить так, чтобы никто не понял истинного смысла происходящих событий. Действовать надо тоньше. Моральный облик, адюльтеры, участие в пьяных дебошах, разгильдяйство и бесхозяйственность, плохая подготовка войск, финансовые злоупотребления… Словом, все, кроме политики и шпионажа. Ты меня понял? У прочего командного состава и рядовых бойцов должно сложиться мнение, что мы очищаем нашу армию от дураков и бездельников, а отнюдь не занимаемся очередным разоблачением врагов народа. Целью операции должно быть точечное устранение нежелательных лиц с определенных должностей, а отнюдь не массовый террор. На этом всё. Дело «Клоуна» держи на особом контроле и осведомляй меня о нем ежедневно. Нам крайне важно знать, кто у нас в ЦК думает так же, как эти трое.

– Коба, – спросил Берия, – значит, ты все-таки решил?

Сталин опустился на свое место за столом и снизу вверх, исподлобья, посмотрел на наркома внутренних дел.

– Да, Лаврентий, я решил, – угрюмо сказал он. – Я не отдам этим шакалам ни своих детей, ни нашу страну, которую мы с таким трудом вытащили из разрухи, провели в ней индустриализацию и коллективизацию. Эх, скольких жизней все это стоило! – Сталин скрипнул зубами.

– Запомни, Лаврентий, – после минутной паузы продолжил он, – марксизм – это живое, эволюционирующее учение, руководство к действию. А эти идиоты пытаются заковать его в мертвые окаменевшие догмы. Драка у нас с ними будет страшная, но к тому моменту, когда на нас нападет Гитлер, никто не должен даже попытаться помешать нам сделать действительно все необходимое для окончательной и бесповоротной победы. Вот на этом, Лаврентий, у нас действительно всё!

18 августа 1940 года 07:25. СССР, Подмосковье, окрестности полигона ГАБТУ РККА в Кубинке

Колонна военной техники, двигающаяся ранним утром по подмосковному лесу, могла бы вызвать у неподготовленного советского человека детский восторг и искреннее любопытство. Ну, а любой иностранный шпион, хоть германский, хоть британский, отдал бы за право увидеть это зрелище полжизни и правую руку с левой почкой в придачу. Особенно если это будут чужие полжизни и чужие руки и почки.

Но никто посторонний не мог встретиться им на пути – люди в васильковых фуражках, выставленные в это утро вдоль лесной дороги, хорошо знали свое дело. Каждый из них, видя это мерно взрыкивающее дизелями железное стадо, неудержимо прущее к своей цели, только еще больше проникался значимостью и важностью свой службы. Пока не пришло время, никто не должен знать, что у СССР появилась на вооружении такая техника.

Совсем недавно этих железных зверей пробудили от спячки, в которую они погрузились после распада СССР. Ловкие, вымазанные тавотом пальцы механиков и инженеров полностью перебрали металлические потроха, возвращая к жизни двигатели, трансмиссии и вооружение. Электрики заменили у них подгнившую проводку, а вооруженцы – помутневшую оптику прицелов и приборов наблюдения. Свежая краска на броне и новенькие ТПУ и рации внутри. Пусть российская военная промышленность после 2012 года и совершила невиданный рывок, каждый год наращивая производство на двадцать пять – тридцать процентов, но ради выполнения программы «Грозы плюс» Российской Федерации пришлось перенести на более поздние сроки модернизацию техники своих союзников по ОДКБ.

И вот он – первый запуск дизеля снятого с хранения танка. Это как первый крик новорожденного, возвещающий о том, что он появился на этот свет. Первые метры, которые машина преодолела самостоятельно, а не на буксире, это как первые шаги ребенка, пока еще робкие и неуверенные, но очень многообещающие.

Танки, САУ, БМП, КШМки, гусеничные тягачи, ЗСУ, БТРы, БРДМы, армейские «Газоны», «Уралы», «КамАЗы» и «ЗиЛы»… Когда-то они были рождены для великой и ужасной последней войны, в которой должно было решиться все и в которой не могло быть победителей. Теперь у них появился второй шанс пойти в последний смертный бой и в этот раз все-таки решить все, победив и удивив. Это был шанс направить человечество к лучшей жизни, к звездам и новым свершениям, а не в засасывающую воронку Холодной войны, краха советской системы и мрачной серой постистории Фукуямы-сана. Сейчас вся эта техника шла на встречу с человеком, который одной своей подписью на документе, одним словом и даже одним кивком мог решить всё.

В этих боевых машинах сидели российские экипажи, самые лучшие, самые преданные своей стране. Обычно среди людей военной профессии, как правило, не водится поклонников мадам Новодворской. Но все равно особая ответственность лежала на Павле Архипове, или, как его за глаза звали российские остряки – «товарище дважды майоре НКВД». Именно он давал добро на допуск того или иного человека туда, где он буквально рукой сможет дотянуться до товарища Сталина и других советских вождей.

Но обошлось. То ли местные, российские коллеги хорошо поработали, то ли действительно народ, с пометкой в личном деле «УБД», подобрался особенный, чуждый низкопоклонству перед Западом и гомофильной толерантности. Именно такие в свое время охранили Россию от окончательного развала. Они привыкли неполиткорректно называть вещи своими именами. Предателей они называли предателями, а героев – героями. Святая правда суровых времен была им гораздо ближе заунывного воя десталинизаторов и разоблачителей. Именно про таких, как они, шестнадцать лет назад президент Путин сказал: «Мне не нужна охрана, когда я среди наших солдат».

Но вот дошли. Поднялся шлагбаум на КПП, и невысокий белобрысенький красноармеец с детской улыбкой на лице глотал соляровый угар, глядя на проходящих мимо стальных монстров. Кто знает, может, через год эти машины спасут жизнь ему, его семье и всем его соседям и знакомым. Маленькую белорусскую деревню в декабре сорок второго вместе со всеми жителями не сожгут латышские каратели, а сам он перед тем не упокоится в заваленном снарядом окопе в отчаянной мясорубке Смоленского сражения. Ничего этого этот мальчик пока не знает, а если и узнает, то не поверит. Сейчас же он видит просто новейшие секретные, а потому неизвестные советские танки, которые пригнали сюда для показа САМОМУ товарищу Сталину, кортеж которого проследовал на полигон получасом ранее.

Сегодня рано утром, никому ничего не объясняя, Сталин собрал у себя тех людей, которых он считал самыми преданными своими соратниками. Теми, кому можно было доверить две самые большие тайны в СССР: факт неизбежности будущей войны с фашистской Германией и факт контакта с потомками из Российской Федерации, лидеры которой предлагали превратить эту войну в нечто совершенно ни на что не похожее.

Среди людей, удостоившихся высокого доверия были, конечно же, Лаврентий Павлович Берия, участвовавший в этом предприятии с самого начала и фактически курировавший эту тему. Вторым по значимости человеком среди советских руководителей, привлеченных к этому проекту, был Лев Захарович Мехлис. Он испытал настоящий шок, когда вчера вечером, прибыв на Ближнюю дачу и оставшись один на один со Сталиным, узнал от него все подробности событий, произошедших за последние десять дней. Для Мехлиса известия о XX съезде и крахе СССР стали настоящей катастрофой, которую этот человек, впрочем, перенес довольно мужественно. Еще ничего не предрешено окончательно, тем более что возглавляемый им Наркомат Госконтроля должен был сыграть немаловажную роль в последующих событиях. Ни в коем случае ничего нельзя было пускать на самотек, товарищи на местах могут такого нарулить, что ни на одну голову не налезет. В конце разговора Сталин передал Льву Захаровичу отпечатанный на печатной машинке список из двух десятков фамилий, возглавлял который всемирно известный любитель постучать по столу ботинком и сажать кукурузу в тундре.

– Есть мнение, – сказал он, – что Госконтролю необходимо обратить особое внимание на этих товарищей. Мы хотим знать – они действительно нам товарищи, или попутчики, обманом затесавшиеся в наши ряды в своих корыстных интересах? Я поручаю это тебе вместе с Берией. Но именно ты будешь в этом деле главным, поскольку в деле не должно быть никакой политики. Халатность и растраты, воровство и хищения, пьянки и аморалки – это да, политики – нет. Никаких врагов народа. Все, и в СССР, и за рубежом, должны видеть, что мы не проводим никаких репрессий, а просто наводим в доме порядок. И будь осторожен. Нам нужно аккуратно вскрыть нарыв, при этом не зарезав пациента. Никаких списков, лимитов и прочей ежовской дребедени – только сугубо индивидуальная работа. – Сталин вразвалку прошелся по комнате. – Лев, ты меня понял? Если ты в себе не уверен, я лучше попрошу сосредоточиться на этом деле именно товарища Берия, хотя он и так загружен выше головы. От этого дела зависит все будущее СССР.

Побелевший от волнения Мехлис вскинул подбородок и ответил:

– Спасибо за доверие, товарищ Сталин, я справлюсь.

Еще одному из приглашенных, так сказать по партийной линии, Клименту Ефремовичу Ворошилову, Сталин ничего объяснять не стал. Просто позвонил ему полшестого утра по телефону и, сказав:

– Клим, срочно приезжай на полигон в Кубинку, – и повесил трубку. Тиран и диктатор, что поделаешь…

Ни нарком обороны маршал Тимошенко, ни начальник Генерального штаба Мерецков, ни начальник ГАУ маршал Кулик не были приглашены на эти секретные смотрины, что обещало в будущем новые перестановки в высшем командном эшелоне РККА. Зато тут были: генерал-майор Василевский, докладную записку которого Сталин прочел очень внимательно, что называется, с карандашом в руках, и новый начальник ГАБТУ генерал-лейтенант танковых войск Яков Николаевич Федоренко, который не только присутствовал среди приглашенных, но и, можно сказать, исполнял роль гостеприимного хозяина.

Последним из военных прибыл прилетевший из Ленинграда главком ВМФ, адмирал Николай Герасимович Кузнецов. Маршал Шапошников, который уже завтра должен был вернуться в российский госпиталь имени Бурденко, должен был прибыть вместе с колонной.

Сейчас, когда из-за поворота дороги вслед за двумя легковыми машинами одна за другой появлялись рычащие дизелями и лязгающие гусеницами бронированные машины, все присутствующие на полигоне, замерев, смотрели на них и не могли насмотреться.

Для сравнения, тут же у края поля, были выставлены участники минувшей Финской войны – новые тяжелые танки КВ-1 и КВ-2, новейший, только что принятый на вооружение средний танк Т-34 и самая последняя модель советского легкого танка БТ-7.

Разница между ними и пришельцами была видна сразу. Но если присмотреться еще внимательнее, то можно было заметить, что… ба, да это же родня! – без БТ не было бы Т-34, а без Т-34 и КВ не было бы и Т-55, Т-62 и Т-72, которые так вальяжно въехали сейчас на полигон. Черт возьми, оно случайно так получилось, или эта яма была вырыта специально – но, въезжая на трассу, российские танки как бы кланялись своим далеким предкам, присутствующим здесь по полному праву.

Вслед за танками Т-72, Т-62 и Т-55 на полигон въехали две башенных самоходки – «Акация» и «Гвоздика», похожие друг на друга как родные сестры, старшая и младшая. Следом за ними – две командно-штабные машины – командира батареи и старшего офицера. Потом появился очень компактный гусеничный тягач, за ним ощетинившаяся четырьмя стволами калибра 23 мм зенитная самоходка со смешным названием «Шилка».

Следующей шла бронированная машина с маленькой пулеметной башенкой на восьми огромных колесах. Башня была маленькой, зато пулемет внушал уважение. За ней еще одна колесная машина, на этот раз двухосная, но тоже вооруженная крупнокалиберным пулеметом. Как пояснил Сталину генерал-майор Василевский, это была бронированная разведывательно-дозорная машина.

Вслед за БРДМ из лесу показалось несколько грузовиков разных марок, от вполне обычных по размеру трехтонок и пятитонок до гигантов, рассчитанных на перевозку от восьми до десяти тонн груза. Демонстрируя хорошую советскую родословную, они вполне уверенно продвигались вслед за танками по раздолбанной в хлам трассе. В иную такую «ямку с водичкой» банальная «эмка» могла бы провалиться по самое не хочу. И даже знаменитая своей проходимостью полуторка ГАЗ-АА вполне бы могла сесть на брюхо. А этим выходцам из конца века было хоть бы что. Они шли и шли друг за другом, уверенно ныряя в ямы и вскарабкиваясь на ухабы.

Но вот, наконец, колонна остановилась, и из передних машин вышли люди, среди которых товарищ Сталин сразу же узнал маршала Шапошникова и президента Российской Федерации Владимира Владимировича Путина. Пока покинувшие машины экипажи не спеша строились перед ними, два человека, готовые определить судьбы этого мира, не спеша двинулись навстречу друг другу.

– Здравствуйте товарищ Путин, – сказал советский вождь, – мы очень рады вас видеть…

– Здравствуйте, товарищ Сталин, – ответил президент России, – и мы тоже очень рады, что вы рады… Но давайте оставим церемонии китайцам и сразу будем говорить по существу.

– Давайте по существу, – согласно кивнул Сталин, – я тоже не очень люблю церемонии. Скажу сразу, что мы внимательно рассмотрели условия предложенного нам соглашения и можем признать, что они нас в общем устраивают. Есть мнение, что дальнейшая бесцельная трата времени – это преступление против нашего государства и нашего народа, и мы намерены прямо здесь подписать предлагаемый вами договор и немедленно приступить к его практической реализации. Мы внимательно изучили рапорты и отчеты товарищей Косыгина, Шапошникова, Василевского, Рокоссовского, Захарова, Симонова и Катукова, и мы понимаем – какую неоценимую помощь вы собираетесь нам оказать.

Сталин внимательно посмотрел на собеседника и добавил:

– Но возникает законный вопрос – а что вы будете с этого иметь, кроме чувства глубокого морального удовлетворения? Поскольку ваша Российская Федерация – это буржуазное государство, и, по нашему мнению, оно должно руководствоваться сугубо меркантильными соображениями.

– Не совсем так, товарищ Сталин, – ответил российский президент, – самые великие дела делаются именно ради этого самого чувства – глубокого морального удовлетворения. Вы уже, наверное, знаете, что несколько лет назад мы успешно провели Зимние Олимпийские игры в Сочи. На взгляд людей, мыслящих исключительно материальными категориями, мы, затратив огромные средства и семь лет времени, не получили от этих вложений равноценной чисто материальной отдачи. Хотя наши экономисты говорят, что это не совсем так.

На самом же деле наш основной выигрыш заключался в росте нашего международного авторитета, в опыте осуществления таких крупных проектов, наконец, в той гордости, которую наши граждане испытали за свою страну. И вдобавок, в качестве материального довеска, мы получили полностью приведенный в порядок курортный регион. Дороги, мосты, линии электропередач, аэропорт. Материальный выигрыш пришел потом, когда наши граждане меньше стали ездить по Турциям и Египтам и больше – на наши черноморские курорты.

Сталин кивнул.

– Мы по своему опыту знаем, какой огромный выигрыш в тридцать шестом году извлек из Берлинской Олимпиады Гитлер. Но все же есть разница между Олимпиадой и войной. Особенно если это не ВАША война.

– А вот тут, товарищ Сталин, – ответил Путин, – вы не совсем правы – это и НАША война. Она останется НАШЕЙ навечно, даже спустя десятки лет после ее окончания. Мой отец защищал Ленинград, моя мать работала медсестрой в госпитале. И так у всех, – Владимир Владимирович кивнул головой в сторону экипажей, уже выстроившихся у своих машин. – Гитлер, находящийся сейчас по ту сторону границы, – это абсолютное зло, которое надо уничтожить полностью и без остатка. А двадцать шесть миллионов погибших советских людей – это огромная кровоточащая рана. У тех, кто в наше время умудрился об этом забыть, нет ни совести, ни разума. Вы слышали что-нибудь про «Бессмертный полк» – шествие по главным улицам российских городов в День Победы тех, у кого в ТОЙ войне погибли близкие, у кого воевали родственники? А таких в России – да и не только в России – большинство.

– Мы знаем об этом, – кивнул Сталин, – товарищу Архипову было поручено досконально изучить настроения ваших граждан. Мы внимательно прочитали все его донесения. Мы только не знали, разделяются ли эти настроения вашим высшим руководством. Вы понимаете, что у нас были основания сомневаться. Теперь мы видим, что наши опасения напрасны. – Вождь резко взмахнул рукой, словно отсекая будущее от прошлого. – Мы подпишем договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи с Российской Федерацией. А теперь давайте посмотрим – что собой представляет ваша техника…

Сталин повернулся к своей свите.

– Товарищ Федоренко, у вас всё готово?

– Так точно, товарищ Сталин, всё! – ответил начальник полигона.

– Тогда давайте команду, пусть начинают, – кивнул вождь и на правах радушного хозяина повел рукой, указывая гостям из Российской Федерации в сторону трибуны. – Пойдемте, товарищи, посмотрим на всё оттуда.

По взмаху флажка экипажи, словно спринтеры, бросились к своим машинам. Взревели, выбросив сизый выхлоп, дизеля. Еще один взмах, и первый танк рванулся вперед…

Генерал Федоренко скептически сказал Сталину:

– В качестве мишеней мы частично использовали приобретенные нами весной в Германии немецкие танки Т-III и T-IV, рубежи пятьсот метров, километр и полтора. Так что посмотрим…

В этот момент головной танк, ныряющий между ухабов и рытвин танкодрома, прямо на ходу повернул башню, и секунду спустя ствол орудия окутался бледно-сизым, быстро тающим облаком. До гостевой трибуны донесся грохот выстрела. Тупоголовая бронебойная болванка пролетела километр с хвостиком и снесла башню у германского танка-мишени Т-III. Еще один Т-III разорвало на куски лопнувшим внутри осколочно-фугасным снарядом, а танк T-IV оказался с восьмисотметрового расстояния прошит стомиллиметровым вольфрамовым БОПСом с Т-55 навылет от лобового листа, через двигатель до самой кормы. Бедный германский пепелац аж перекосило на один борт.

Сталин хмыкнул и повернулся к Путину.

– Нам уже заранее немного жалко немецких танкистов. Кажется, что им сильно не повезет. Передайте своим героям, чтобы больше не портили нам дорогую импортную технику. Мы уже и так все поняли.

Потом вождь посмотрел на генерал-майора Василевского.

– Скажите, товарищ генерал-майор, какой ресурс пробега у этих замечательных танков?

– Пятьдесят тысяч километров у нового и двадцать тысяч после капремонта, товарищ Сталин, – ответил Василевский.

– Это просто замечательно, – восхищенно произнес Сталин. – Нам предлагают танк, который не боится грязи, бугров, ухабов. Танк, который можно подбить только из орудий крупного калибра и который сам способен уничтожить на поле боя любого противника. И при этом его цена составляет всего двадцать килограммов золота.

Дальше присутствующие товарищи вполглаза досматривали, как танки уничтожают доты и дзоты, утюжат траншеи, а БМП, БТРы и БРДМы подавляют пулеметные гнезда и наблюдательные пункты. Даже самое начало демонстрации впечатляло. Настроение Вождя из приподнятого стало превосходным. Его дальнейшие решения были уже вполне очевидными. Следовало ждать или еще каких-то «изюминок», или на этом представление должно было закончиться, и Сталин стал бы раздавать присутствующим поручения.

Но «изюминка» все же последовала. Единственным, кто оказался предупрежден о ней заранее, был сам советский вождь и члены делегации, вернувшейся из РФ. «Изюминкой» оказался полностью испытанный, обкатанный и подготовленный к показу модернизированный истребитель И-180 с мотором АШ-82Т, бронезащитой пилота и новым пушечным вооружением.

Над изрытым ямами и ухабами, забрызганным грязью полем танкодрома, с ревом промелькнула краснозвездная молния. Будто гордясь мощью своего нового мотора, машина сделала свечу и ракетой взметнулась в летнее голубое небо. Проделав там, на высоте, головокружительный каскад фигур высшего пилотажа, лобастый истребитель неожиданно ринулся в пике, и, выровнявшись над полем, буквально на уровне трибун пронесся, словно хвастаясь перед зрителями своей новой раскраской.

А посмотреть было на что. Неведомый российский дизайнер превратил самолет в настоящее произведение искусства. Светло-голубое брюхо и нижняя поверхность плоскостей были покрыты белыми расплывчатыми продольными полосами, которые наверняка должны были символизировать облака и скорость полета, а заодно еще и смазывать силуэт в глазах противника, которому может понадобиться на прицеливание решающие лишние пару секунд. Фюзеляж и верхняя поверхность плоскостей были окрашены в нежно-салатовый цвет, поверх которого были пущены узкие, чуть расплывчатые темно-зеленые поперечные полоски. Чем-то эта раскраска напоминала тигриную шкуру, только выполненную не в желтых, а в зеленых, словно у крокодила, цветовых тонах. Дополняли картину вызывающе ярко-красные капот двигателя и кок винта.

С первого взгляда всем было ясно, что перед ними воздушный суперхищник, крылатый убийца, готовый диктовать противнику в небе свои правила игры. Сделав показательно пологий вираж, истребитель зашел в атаку на ряд наземных мишеней, изображающих колонну грузовиков. Даже на трибуне было слышно, как, перебивая звук двигателя, зарокотали авиапушки. Среди мишеней пронесся ураган снарядных разрывов и во все стороны полетели щепки и обломки.

– Да, – сказал Сталин, из-под ладони разглядывающий маневры истребителя, – правду говорят, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

– Товарищ Сталин, – негромко сказал президент, вытаскивая из нагрудного кармана небольшую черную коробочку с коротким выступом ферритовой антенны, – сейчас этот самолет пилотирует генерал-майор авиации Захаров. Если у вас есть желание – можете прямо отсюда с ним переговорить…

– Вы поставили на этот самолет свою рацию? – спросил Сталин, беря в руки коробочку и вертя ее в руках. – Замечательно! Скажите, куда тут надо нажимать?

– Нажимать тут ничего не надо, – ответил Путин, – просто держите в руке и говорите…

– Здравствуйте, товарищ Захаров, – сказал Сталин в рацию. – Скажите, как вы оцениваете эту машину? Меня интересует ваше мнение как боевого летчика, воевавшего против японских, германских и итальянских самолетов.

– Здравствуйте, товарищ Сталин, – донеслось из динамика сквозь рокот мотора, – оцениваю очень хорошо – на твердую «четверку с плюсом». Скоростная, маневренная, с мощным мотором и хорошим вооружением. Вооружение, черт возьми, просто отличное! Все, что попадется ей в прицел, будет разнесено в хлам. Работу по наземным целям вы уже видели. Жаль только, что тут нет поблизости ни одного завалящего «юнкерса», «хейнкеля» или «дорнье».

– Вы сказали, что оцениваете эту машину на четверку с плюсом, – спросил Сталин, – значит, у нее все же есть недостатки?

– Да, товарищ Сталин, – ответил Захаров. – Как я вам уже говорил вчера, машина с очень чутким управлением и немного капризна при посадке. Но не больше, чем И-16, на который она, кстати, очень похожа при пилотировании. Это расплата за хорошую маневренность. Могу сказать, что летчики, уже освоившие И-16, очень быстро, практически без дополнительной подготовки, освоят и этот истребитель.

– Очень хорошо, товарищ Захаров, – сказал Сталин, – мы помним наш вчерашний разговор и примем ваше мнение во внимание. Сейчас вы можете лететь на аэродром и оттуда немедленно приезжайте сюда к нам. Машину вам обеспечат. И, кстати, «юнкерсы» мы для вас и ваших товарищей еще найдем, об этом вы не беспокойтесь.

Вернув рацию российскому президенту, вождь поинтересовался:

– И много таких штучек вы сможете нам поставить?

– Сколько потребуется, столько и поставим, – ответил Путин, – мы знаем, какие трудности испытывает СССР с развитием радиоэлектронной промышленности, и готовы на первом этапе взять на себя обеспечение РККА и государственных структур системами связи и управления.

– Да, – признал Сталин, – это одно из самых слабых наших мест. Но мы над этим сейчас работаем, и надеюсь, что скоро с вашей помощью мы исправим положение. Но сейчас давайте, наконец, подпишем наш договор и предметно обсудим с приглашенными товарищами детали его выполнения…

– Товарищи, приступим, – сказал Сталин, когда все приглашенные расселись за длинным столом, установленным под растянутой между деревьями маскировочной сетью. – На повестке дня – подготовка к отражению массированной агрессии фашистской Германии, возможной в период с десятого мая по первые числа июля 1941 года. Это будет не обычная война за территории, ресурсы или рынки сбыта, а война на уничтожение всех народов СССР.

После этих слов наступила мертвая тишина. Чуть поодаль рычали моторы и слышалась стрельба. Но это уже были чисто технические вопросы, целиком находящиеся в ведении начальника ГАБТУ генерал-лейтенанта танковых войск Якова Федоренко. Сидящим же за этим столом предстояло разрешать проблемы совсем другого, можно сказать, гамлетовского масштаба. Вопрос стоял – быть или не быть первому в мире государству рабочих и крестьян? А если и быть, то каким?

Сталин, Берия, а теперь еще и Мехлис, фигуры, можно сказать, первой величины, ни на секунду не забывали, что отразить агрессию и отбросить противника к Ла-Маншу – это еще лишь половина дела, причем наименьшая его часть. Главное же было, не меняя самой советской системы, сделать так, чтобы к руководству партией и страной больше никогда не прорвались Хрущевы, Булганины, Маленковы, Горбачевы и Ельцины. Чтобы инженерами человеческих душ и властителями дум были не распространители западного декаданса, а советские люди: бойцы, строители, первопроходцы, чтобы интеллигенция из «говна нации» на деле превратилась в ее мозг.

Напряженную тишину нарушил поднявшийся со своего места маршал Шапошников:

– Товарищи, большинство из вас уже знают, что замысел операции «Барбаросса» заключается в нанесении рассекающих ударов на всю глубину нашего стратегического развертывания, окружении и уничтожении основной части нашей армии западнее Днепра и Западной Двины. Противостоящая нам германская армия будет разделена следующим образом. Группа армий «Центр», наносящая основной удар на Москву, левым флангом действует против 11-й армии ПрибОВО, а правым флангом и центром – против ЗапОВО. Группа армий «Север», наносящая вспомогательный удар на Ленинград, действует против 8-й армии ПрибОВО. Группа армий «Юг», наносящая вспомогательный удар на Киев в союзе с румынами и венграми, действует против КОВО. На севере горный корпус «Норвегия» генерала Дитля атакует Мурманск, а Финляндия, после захвата немцами Риги, переходит в наступление на Карельском фронте.

Основной тактикой вермахта, как мы уже знаем по Франции, являются рассекающие удары механизированными соединениями на всю глубину нашего стратегического развертывания, расчленение нашего фронта на несколько не связанных между собой котлов и их последующее уничтожение. По всем расчетам общее превосходство вермахта в живой силе и технике над противостоящими им частями РККА составит два с половиной раза, а на направлениях главных ударов механизированных частей превосходство вермахта может доходить и до десяти раз.

При этом план германского наступления учитывает захват наших складов МТО и ГСМ для дальнейшего использования в своих интересах. По австрийской, чешской, польской и французской кампаниям отмечено, что вермахт активно использует трофейную бронетехнику, артиллерию и даже стрелковое вооружение. В случае утраты нами какой-то части складских запасов они тут же будут использованы против нас.

Теперь коротко о плане «Гроза плюс». Основной задачей частей РККА и союзных им Вооруженных сил Российской Федерации, будет: удерживая фронт на вспомогательных направлениях по линии госграницы, упорной обороной остановить ударные немецкие группировки, пропустив их в глубину советской территории не далее чем на пятьдесят-семьдесят километров, образовав узкие, насквозь простреливаемые артиллерией «мешки». Из этих мешков заблаговременно должны быть убраны наши склады МТО и ГСМ, запасы продовольствия, фуража и все местное население. Там не должно остаться ничего, что могло бы поддержать ведение боевых действий противником…

– Очень это как-то все сложно, – проворчал Мехлис. – Почему бы нам не остановить немцев на линии госграницы и сразу не погнать их назад?

– Товарищ Мехлис, – ответил маршал Шапошников, – предложенный вами метод ведения войны имеет несколько недостатков.

Во-первых, немцы будут обороняться, а мы наступать и, соответственно, наши потери будут втрое или вчетверо больше, чем у них. Народ у нас в СССР тоже не бесконечный, и на Гитлере, как подсказала история того мира, наши враги не кончаются.

Во-вторых, наши войска будут вынуждены оторваться от своих складов и испытывать перебои со снабжением, а у вермахта склады окажутся в первых эшелонах и со снабжением частей будет все в порядке.

В-третьих, наше немедленное наступление даст Гитлеру повод завопить о советской агрессии, не говоря уже о том, что, учитывая разницу в подготовке и боевом опыте, один красноармеец пока далеко не равноценен солдату вермахта.

– Лев, сядь, – жестко сказал Мехлису Сталин, – товарищи военные воспринимают обстановку вполне адекватно. Вопрос только в том, кто будет всем этим руководить, – вождь посмотрел на Шапошникова. – Борис Михайлович, у вас есть подходящие кандидатуры?

– Есть, товарищ Сталин, – ответил Шапошников, – посоветовавшись с российскими товарищами, мы решили, что наилучшим образом нашим целям будет отвечать следующая расстановка командующих: КОВО – Жуков, ПрибОВО – Конев, в ЗапОВО до последнего момента, чтобы не спугнуть немцев, держать «свадебным генералом» Павлова. Поскольку российский Экспедиционный корпус, принимая на себя главный удар вермахта, будет действовать целиком и полностью в полосе ЗапОВО, я бы поручил оперативное руководство войсками ЗапОВО товарищу Шаманову, а свадебным генералом, то есть официальным командующим назначил бы… – Борис Михайлович пробежался взглядом по присутствующим, – товарища Ворошилова.

Сталин после этих слов одобрительно кивнул, а у Ворошилова, сидящего за столом с абсолютно непонимающим, но умным видом, стало вдруг такое лицо, будто он спрашивал у всех: «А почему меня?»

Уже давно «первый красный офицер» не рвался к реальному командованию войсками, понимая предел своей компетенции. Но это был вполне лояльный и, более того, лично преданный Сталину человек. Если вождь молчит и не возражает, то лучше тоже с умным видом покачать головой.

Сталин, в свою очередь, насладившись эмоциями, пробежавшими по лицам присутствующих, огладил усы и сказал:

– Товарищ Шапошников, скажите, кого бы вы, с нашей стороны, предложили назначить ответственным за организацию процесса боевой подготовки? Ведь организовать в чистом поле все необходимое для трехсот тысяч человек – это очень ответственное дело.

Шапошников ответил, даже не заглядывая в свои блокноты:

– На эту должность мы предлагаем назначить генерал-лейтенанта инженерных войск Дмитрия Михайловича Карбышева.

– Хороший выбор, – кивнул Сталин, – но, к сожалению, для товарища Карбышева у нас есть несколько иная, не менее важная работа. Подумайте, кто еще может оправдать высокое доверие партии и правительства?

– Тогда я предлагаю товарища Буденного, – сказал Шапошников, – тоже хороший организатор, внимательный как к людям, так и к лошадям.

– Очень хорошо, – кивнул Сталин и добавил: – Также у нас есть мнение, что слово «Ударные» не совсем соответствует миролюбивой политике советского государства. Мы не нападаем сами, мы только отвечаем на агрессию. Пусть же наши новосформированные армии будут называться Армиями ОСНАЗ. Громко, красиво и абсолютно непонятно для непосвященных.

Вождь сделал паузу, как бы задумавшись, потом спросил:

– Борис Михайлович, скажите, какие у вас есть кандидатуры на должности главнокомандующего всей группировкой Армий ОСНАЗ?

Маршал Шапошников кашлянул:

– Командующим всей группировкой в целом мы предлагаем назначить все того же Семена Михайловича Буденного…

– Кхм… – от неожиданности Ворошилов закашлялся, а Сталин, усмехнувшись, постучав по столу своим знаменитым двуцветным карандашом, сказал: – Борис Михайлович, обоснуйте, пожалуйста, товарищам свой выбор?

Но Шапошников не изменил своего мнения.

– Товарищ Буденный имеет высокий авторитет в войсках, он недавно закончил Академию Генштаба, продемонстрировав при этом хорошие способности к обучению. Ну и мы с российскими товарищами, совместно проанализировав все успехи и неудачи товарища Буденного, пришли к выводу, что наибольшего успеха он всегда добивался в составе рейдирующих соединений, когда он, имея свободу маневра, сам назначал противнику место, время и вид боя. Думаю, что Семену Михайловичу вполне по плечу командование фронтом Особого Назначения.

– Понятно, – коротко сказал Сталин, – и пока утвердим ваш выбор. Посмотрим, как товарищ Буденный будет справляться с делами на стадии формирования частей и соединений Особого фронта. Какие у вас есть кандидатуры на должность начальника штаба при товарище Буденном?

– Присутствующий здесь генерал-майор Василевский, товарищ Сталин, – ответил Шапошников, – его не надо вводить в курс дела, а это очень важно ввиду нашей нехватки времени. Ну и, как нам известно, в прошлом наших потомков у него с Семеном Михайловичем складывались нормальные рабочие отношения.

Сталин отрицательно покачал головой.

– Товарищ Василевский в ближайший год будет занят совсем другими делами, так что, Борис Михайлович, подумайте еще. Свои Гинденбурги у нас, конечно, есть, но нам их все равно остро не хватает. Поэтому кандидатов на должности командующих армиями, механизированными и мотострелковыми корпусами мы обсудим в другой раз. Я только хочу сделать из этого правила одно исключение. Товарищ Путин и его российские коллеги, составляя костяк Особого фронта, совершенно забыли об авиационной составляющей, которая тоже должна быть особой. Сейчас сюда подъедет генерал-майор авиации Захаров. Есть мнение, что он вполне достоин стать командующим Воздушной армией ОСНАЗ и моим референтом по авиационным делам.

Товарищи Шапошников, Василевский и Шаманов. Я прошу вас вместе с генералом Захаровым разобраться – какие самолеты и в каком количестве нам нужны, чтобы гарантированно выполнить все поставленные сегодня задачи. На этом, товарищи, все, вы свободны.

19 августа 1940 года, 09:35. СССР, Москва, Кунцево, Ближняя дача Сталина, кабинет вождя

– Товарищ Буденный, – Сталин прохаживался взад и вперед по кабинету, – партия и правительство решили поручить вам выполнение очень важной и ответственной задачи. Легко и просто не будет, это я вам обещаю сразу. Дело настолько секретное, что мы вынуждены спрашивать вашего согласия, предварительно не посвятив в курс дела. Если вы откажетесь, то ничего страшного, никаких неприятных последствий это для вас не принесет, просто мы будем вынуждены искать вместо вас другого человека, – Сталин резко взмахнул рукой. – Например, товарища Жукова?

– Товарищ Сталин, я согласен служить везде, куда бы ни послала меня партия, – отчеканил Буденный.

– Слышу слова настоящего большевика, – кивнул Сталин, – не боящегося никаких трудностей.

– Товарищ Сталин, трудностей я действительно не боюсь. Думаю, что нигде и никогда не будет так же тяжело, как было в девятнадцатом под Орлом.

– Вы в этом уверены? – Сталин посмотрел на своего собеседника тяжелым взглядом. – А если я скажу вам, что всего через год вражеские полчища могут встать у стен Москвы и Ленинграда, и мы оставим врагу Киев, Одессу, Симферополь. Мы уже знаем, что ставкой в той войне будет не кусок территории или неравноправный торговый договор, а само существование и первого в мире государства рабочих и крестьян, и всех населяющих его народов и национальностей. Теперь вы поняли – какова цена вопроса?

– Да, товарищ Сталин, понял, – кивнул Буденный и тут же спросил: – Немцы?

– Они, – подтвердил Сталин, – а вместе с ними итальянцы, финны, румыны, венгры и даже словаки с испанцами. Антикоммунистический интернационал, одним словом. Гитлер еще в двадцать третьем году прямо написал, чего он хочет и какими средствами будет этого добиваться. Так что и нам не надо строить никаких иллюзий по поводу его миролюбия. На земле слишком тесно для фашистов и коммунистов. Остаться должен кто-то один – или мы, или они. Нам придется учитывать этот факт в своих планах и драться с врагом насмерть, как в девятнадцатом. Хотя даже в девятнадцатом было не так страшно, потому что Колчак, Юденич, Деникин и Врангель вовсе не собирались истреблять под корень наш народ. Кто знает, если бы не Иудушка с его завиральными идеями… – Сталин махнул рукой. – Ну ладно, сейчас это к делу не относится.

В ответ Буденный поднял голову и тихим голосом задал Сталину только один вопрос:

– Когда?

– По имеющимся у нас сведениям, – ответил Сталин, – война может начаться в период с десятого мая по двадцать девятое июня следующего года. Все зависит от разного рода побочных политических, военных, экономических обстоятельств, каждое из которых может либо ускорить, либо оттянуть начало выполнения немецкого плана нападения на СССР.

Очевидно лишь одно – переноса операции на 1942 год не будет. Гитлер знает, что Красная Армия усиливается с каждым днем, и считает, что на следующий год она может стать ему уже не по зубам. Короче, мы знаем об этом деле достаточно, чтобы вести себя так, как будто война уже началась – то есть без жалости, церемоний или сантиментов. Любой, кто не с нами, тот пособник фашистов и враг народа. Но это уже компетенция совсем других людей. Теперь о ГЛАВНОМ.

Прохаживающийся по кабинету Сталин, остановившись, посмотрел на Буденного своими желтыми тигриными глазами, и тот вздрогнул. Если все сказанное ранее не было ГЛАВНЫМ, то что же должно быть такое еще, что он должен услышать сейчас, чтобы все сказанное ранее стало вопросом второстепенным? А Сталин тем временем снял трубку телефона и сказал:

– Пригласите ко мне, пожалуйста, товарищей Василевского и Шаманова.

Вошли двое. Генерал-майора Василевского Буденный мельком знал. «Из царских еще офицеров, – подумал он, – белая кость. Но дело свое, кажется, знает, и совсем не спесив, не считает себя Бонапартом, как некоторые покойники».

Второй же невысокий, плотный, с тяжелым взглядом кадрового боевого командира и петлицами генерал-полковника, скорее всего, и был тем самым Шамановым. Этот человек был Буденному незнаком. А ведь незнакомый маршалу генерал-полковник РККА – это даже еще большее диво, чем крылатая лошадь или говорящий медведь. Это и никто из «бывших», пребывающих в генеральских званиях. Они тоже были известны все наперечет. Да к тому же большая их часть давно отправилась в мир иной. Ну, а товарищ Сталин и близко бы не подпустил к себе самозванца.

– Знакомьтесь, товарищ Буденный, – на правах гостеприимного хозяина сказал Сталин, втайне наслаждавшийся сложившейся невольной «комедией положений».

– Генерал-полковник Шаманов Владимир Анатольевич, командующий союзным нам Экспедиционным корпусом Российской Федерации.

– Будущий командующий, будущим корпусом, товарищ Сталин, – смело поправил вождя генерал Шаманов, – мой корпус пока существует лишь на бумаге, и его, так же как и ваши армии ОСНАЗ, еще только предстоит создать и обучить. Но я вижу, что товарищ Буденный пока еще не понимает, о чем здесь идет речь. Пожалуйста, введите его в курс дела.

– Наверное, вы правы, – вздохнул Сталин, – все приходится делать самому… Итак, товарищ Буденный, слушайте и запоминайте. Десять дней назад… Нет, не так. …Много лет тому вперед, в XXI веке, в одном секретном институте создали машину, которая делает дыры во времени. Одна из таких дыр и привела товарищей потомков в наш тихий и спокойный 1940 год. Последний спокойный год перед началом такой ужасной войны, что перед ней померкнут Русско-японская, Германская, да и Гражданская война. Я вам о ней уже немного сказал.

Четыре года ужасной бойни, двадцать шесть миллионов погибших… Сначала враг дошел до стен Москвы, до Сталинграда и Кавказа, взял в блокаду Ленинград. Зверства над нашим мирным населением, какие даже невозможно описать языком. Потом мы, конечно, оправились и закончили войну в Вене, Берлине и Праге. Но потери СССР были ужасными, а победа получилась пирровой. А вот другие… Как там у вас говорилось, товарищ Шаманов: «СССР победил в Великой Отечественной войне, а Вторую мировую войну выиграли США?»

– Так точно, товарищ Сталин, – подтвердил генерал Шаманов, – находящаяся вне зоны боевых действий американская промышленность за счет военных заказов сумела поднять свое производство до половины мирового уровня и стала недосягаемой. Их доллар по этой же причине стал мировой валютой и вытеснил из оборота золото. Их главное оружие – не солдаты, танки или самолеты, а бумажный, ничем не обеспеченный доллар, который они печатают в ничем не ограниченных количествах.

– Спасибо за справку, товарищ Шаманов, – кивнул Сталин, – насквозь меркантильная цивилизация Шейлоков может быть столь же опасной, как и откровенно людоедская цивилизация Гитлеров… Так вот, товарищ Буденный, чтобы не допустить у нас такого развития событий, наши потомки из будущего обратились к нам и предложили заключить равноправный всеобъемлющий военный и экономический союз, – Сталин прошелся по кабинету, – скрепленный Договором о дружбе, сотрудничестве, торговле и взаимной помощи. Рассмотрев все аспекты предложенного соглашения, мы приняли план наших потомков и подписали такой договор в полном объеме. Теперь наша с вами задача – до конца использовать предоставленные нам возможности.

– Смотрите, – вождь подошел к стене и, потянув за шнур, отдернул плотную занавеску, прикрывающую две карты. На одной жирные синие стрелы глубоко вонзались в территорию СССР, тянулись к Минску, Смоленску, Москве, Киеву, Риге и Ленинграду.

На другой карте эти же самые стрелы упирались в рубежи обороны, обозначенные в 50–100 километров от границы, вязли в них, и, в свою очередь, окружались другими стрелами поменьше, но уже красного цвета.

И три большие красные стрелы, берущие свое начало в глубине советской территории, пронзали Европу навылет. Одна стрела упиралась своим концом в город Амстердам, обходя Берлин с севера. Другая красная стрела заканчивалась на городе Париже, обойдя Берлин с юга, и третья, изгибаясь через Прагу, Вену и Страсбург, заканчивала свой путь в Марселе.

– Товарищ Василевский, – сказал Сталин, – будьте добры, изложите маршалу Буденному вводные.

– Товарищ Буденный, – начал генерал-майор Василевский, беря в руки указку и указывая ею на карту с синими стрелами, – это германский план «Барбаросса» в той форме, в какой он был задействован в прошлом наших потомков. …А вот это ответ на него наших потомков, план «Гроза плюс», уже принятый нами к исполнению. Необходимо, удерживая фронт на вспомогательных направлениях по линии госграницы, остановить ударные вражеские группировки в упорной обороне, опираясь на укрепления, оборудованные в некоторой глубине нашей территории. Надо заставить их растратить боеприпасы и наступательный порыв, а также понести тяжелые потери в живой силе и технике.

Когда же будет достигнут этот результат и противник ослабнет, в ходе генерального контрнаступления следует отрезать прорвавшиеся части противника от баз снабжения, а затем полностью окружить их и уничтожить.

Но и это еще не все. В плане «Барбаросса» германская авиация участвует на сто процентов своего численного состава, танки и артиллерия – на девяносто пять, пехота – на семьдесят пять процентов. В резерве у немецкого командования только учебные подразделения и полицейские части. То есть ничего. Вот эту пустоту, которой, как известно, не терпит природа, нам с вами и предстоит заполнить, – Василевский по очереди ткнул указкой в три толстые красные стрелы. – Это, товарищ маршал, три армии Особого Назначения, на сто процентов оснащенные техникой и вооружениями, поставленными из будущего. С воздуха их боевые действия будет прикрывать Воздушная армия ОСНАЗ. Все четыре Особых армии вместе, плюс еще некоторые подразделения, составят фронт Особого Назначения.

– Есть мнение, – неожиданно добавил Сталин, – что этим Особым фронтом должны командовать именно вы, товарищ Буденный. А товарищ Василевский, уже вошедший в курс дела, на первом этапе будет вашим начальником штаба. Товарищ Шаманов и его Экспедиционный корпус будет тесно взаимодействовать с вашим Особым фронтом на начальном этапе приграничного сражения. Но вглубь европейской территории они с вами не пойдут. Товарищ Буденный, теперь вам все понятно?

– Так точно, товарищ Сталин, – отчеканил Семен Михайлович, – только хотелось бы узнать обстановку поподробнее. Но это, как я понимаю, уже с товарищами Василевским и Шамановым?

– Вы все правильно понимаете, – сказал Сталин, – тут же прямо на даче для вас троих подготовлена комната, где есть все необходимое для работы. К вечеру сегодняшнего дня вы должны представить списки старших командиров РККА, предлагаемых к заполнению вакансий командующих особыми армиями и входящими в их состав корпусами. Всё, товарищи, время не ждет. Идите.

Буденный, вошедший в кабинет к Сталину одним и вышедший из него совершенно другим человеком, как будто даже помолодел на двадцать лет, снова вернувшись в эпоху лозунгов: «Даешь Варшаву! Даешь Берлин!». Если тогда не вышло у его конармейцев пронестись по Европе, сметая к чертям собачьим старый мир, то, возможно, в этот раз у них все получится…

Полчаса спустя. Москва, Кунцево, Ближняя дача Сталина, комната для гостей

Маршал Буденный внимательно прочитал структуру армий Особого назначения и, отложив в сторону лист бумаги, тихо спросил, глядя на Василевского:

– Скажите, Александр Михайлович, почему в ваших планах совершенно нигде не упомянута кавалерия?

– Потому что, Семен Михайлович, – так же тихо ответил Василевский, – кавалерия, к сожалению, сильно уступает в подвижности механизированным частям нового образца. Кавалерийские дивизии будут отставать на марше, не говоря уже о том, что они не смогут быть для наступающих частей головным дозором и разведкой. Лошадь, в отличие от машины, быстро устает. В ТОТ раз нередки были случаи, когда продвинувшись вперед на двадцать километров, кавалерийская дивизия вместо развития успеха на сутки останавливалась, чтобы дать отдых лошадям. За это время враг подтягивал резервы, и наступление наших войск захлебывалось. Единственное преимущество кавалерии перед бронетехникой – это возможность передвигаться по абсолютному бездорожью, но согласитесь, что и кони при этом будут утомляться значительно быстрее.

– Так что вы предлагаете, Александр Михайлович, – с грустью в голосе спросил Буденный. – Совсем расформировать кавалерийские части?

– Нет, товарищ Буденный, – вместо Василевского ответил генерал Шаманов, – кавалерия как род войск совсем себя не изжила. А для повышения ее подвижности надо попробовать вспомнить хорошо забытые старые времена, когда кавалерийские части комплектовались по принципу: три лошади на одного всадника. Тут надо действовать по ленинскому принципу: «лучше меньше, да лучше». Тогда в штатах мотострелковых корпусов вполне можно будет заменить две мотострелковые дивизии из шести на две, скажем так, мотокавалерийские дивизии. Вооружить всадников нашим автоматическим оружием и гранатометами, в тачанки вместо «максимов» установить тяжелые пулеметы НСВ и автоматические станковые гранатометы «Василек», и марш-марш, вперед…

В первую линию их, конечно, ставить будет нельзя, а вот для флангового и тылового охранения, борьбы с окруженными немецкими частями и АКовскими бандами такая кавалерия вполне годится. Но при этом действовать они должны не в конном строю с шашками наголо, а скорее, как подвижная пехота. Типа драгун, какими они были раньше. Вы ведь, товарищ Буденный, в свое время служили в 18-м драгунском Северском полку? Подумайте об этом.

– Трехкратное комплектование, говорите? – задумался Буденный. – Не слишком ли это дорого в мирное время. Хотя… Шесть усиленных по вашему способу кавалерийских дивизий – это чуть больше двадцати тысяч всадников, для которых нужны шестьдесят тысяч лошадей. Я думаю, что такое количество конского поголовья наши конезаводы обеспечить смогут. Но вот подскажите, товарищ генерал из будущего, что нам делать с остальными кавалерийскими дивизиями?

– Передать в состав войск НКВД для охраны тыла, – отрубил Шаманов. – Вы думаете, европейская сволочь встретит нас хлебом-солью? Кто-то, наверное, и встретит, а кто-то и нож в спину всадит. Вспомните опыт борьбы с басмачеством в Средней Азии.

– Спасибо хоть не на колбасу отправили, – криво усмехнулся Буденный. – Но, может быть, вы и правы, роль кавалерии уже далеко не та. НКВД так НКВД…

– Тут вы, Семен Михайлович, не правы, – ответил Шаманов. – Территорию противника мало занять, ее надо еще удержать под своим контролем и установить на ней порядок. И у НКВД тут первейшая роль. Если они не справятся, то все, что сделала армия, пойдет насмарку.

– Да понимаю я, – махнул рукой Буденный, – по вашему плану у нас в тылу останется Польша, а это язва пострашнее Средней Азии со всеми ее басмачами. Давайте лучше посмотрим, что у вас есть по командному составу?

Генерал-майор Василевский открыл большую красную папку.

– Семен Михайлович, в связи с тем, что у нас мало времени на какие-то особые изыски, то, посовещавшись с товарищами, мы решили предложить назначить командующих армиями и корпусами тех советских генералов, которые один раз уже проявили себя в прошлом наших потомков. По принципу «от добра добра не ищут».

При этом мы учли, что по степени ответственности должность командующего армией Особого Назначения соответствует должности командующего обычным фронтом. Мы решили, что командовать должны: армиями ОСНАЗ – генерал-майоры Рокоссовский и Горбатов, генерал-лейтенант Ватутин. Мехкорпусами ОСНАЗ – генерал-майоры Рыбалко, Лелюшенко, Лизюков, полковник Катуков, подполковник Черняховский. Мотострелковыми или конно-механизированными корпусами ОСНАЗ – полковник Плиев, генерал-майор Доватор, генерал-лейтенант Белов. Получается некоторый разнобой в званиях. Но это из-за того, что действительно способные командиры росли во время войны с утроенной скоростью.

Товарищ Сталин поставил перед нами задачу укомплектовать соединения ОСНАЗ действительно лучшим комсоставом, невзирая на нынешние звания кандидатов. Вот, можете убедиться сами, – Василевский передал папку Буденному – тут полные биографии и послужные списки всех упомянутых товарищей, а также некоторых резервных кандидатур.

Буденный быстро просмотрел вложенные в папку листы формата А4, с отпечатанным на нем текстом, потом снова посмотрел на Василевского.

– Спасибо, Александр Михайлович, – сказал он. – Это всё?

– Нет, Семен Михайлович, не всё, – вздохнул Василевский. – Дело в том, что части и соединения армий ОСНАЗ должны быть сформированы в самый кратчайший срок. Это необходимо, чтобы как можно больше времени было уделить освоению новой техники, боевой учебе и фактическому слаживанию. Лишнего времени у нас нет буквально ни одной минуты. Поэтому давайте сделаем так – сейчас вы еще раз просмотрите списки основных кандидатов, и если у вас не будет возражений, то оставим их секретарю товарища Сталина, а сами поедем на автобронетанковый полигон в Кубинку. Будем знакомить вас с боевой техникой потомков.

19 августа 1940 года, 18:35. СССР, Москва, Кунцево, Ближняя дача Сталина, кабинет вождя

– Товарищи, вы уверены, что правильно усомнились в том, что наши органы справедливо поступили с комбригом Горбатовым? – сказав эту заковыристую фразу, вождь остановился у стола и стал медленно крошить в свою знаменитую трубку табак из папиросы «Герцеговина Флор».

– Совершенно уверены, товарищ Сталин, – ответил генерал Шаманов, – да и сами органы под руководством товарища Берии, всего через полгода проверив дело товарища Горбатова, выпустят его, полностью реабилитировав за отсутствием события преступления. Но, товарищ Сталин, у нас сейчас нет полгода лишнего времени…

– Хорошо, – кивнул вождь, – пусть будет по-вашему, товарищ Шаманов. Мы поручим товарищу Берии немедленно проверить дело комбрига Горбатова и разобраться – не нарушена ли была социалистическая законность. А поскольку время дорого, то самого Горбатова немедленно доставят к месту формирования армий ОСНАЗ, под вашу, товарищ Шаманов, личную ответственность. Ну как, вы еще не передумали?

– Никак нет, товарищ Сталин, не передумал! – ответил российский генерал.

– Ну, вот и хорошо, – сказал Сталин, чиркнул спичкой и поднес огонь к набитой трубке. Выпустив первый клуб густого белого дыма, он сказал:

– Теперь, товарищи, вернемся к нашим делам. Ваш список кандидатов мы предварительно утвердим. Пусть они приступают к своим обязанностям. Но помните, самое главное в этом деле – всеобъемлющая секретность. О наших планах и, самое главное, о самом факте наших контактов с Российской Федерацией не должны пронюхать ни немцы, ни американцы, ни англичане, ни вообще кто-либо другой, кто не имеет на это права.

Если случится утечка, то положение наше осложнится до чрезвычайности. Поэтому, товарищи, весь командный и рядовой состав, участвующий в операции «Гроза плюс», а также гражданский персонал, не должны покидать территории учебных лагерей, вплоть до вывода их частей на исходные позиции перед началом операции. Это очень хорошо, товарищ Шаманов, что ваше руководство загнало эти учебные лагеря так глубоко в прошлое.

Товарищ Буденный, проработайте, пожалуйста, вопрос размещения в тамошнем Крыму семей задействованных в операции советских командиров и политработников. Надо, чтобы наши люди знали, что с их родными все в порядке, и тогда они до конца смогут выполнять свои обязанности. Да и их близкие не будут беспокоиться за своих мужей и отцов. На этом, товарищи, все, можете быть свободными.

20 августа 1940 года, 10:15. СССР, Москва, Кунцево, Ближняя дача Сталина, кабинет вождя

– Здравствуйте, товарищ Сталин, – сказал генерал-майор Захаров, входя в кабинет вождя.

– Здравствуйте, товарищ Захаров, – поприветствовал гостя хозяин кабинета, – проходите. Вы, наверное, думаете, зачем мы вас вызвали? – товарищ Сталин сделал паузу и прошелся взад-вперед по кабинету. – Есть мнение поручить вам очень ответственный участок работы. Вы согласны?

– Так точно, товарищ Сталин, – с недоумением ответил генерал Захаров, – я готов работать там, куда пошлет меня наша партия.

– Очень хорошо, – сказал вождь, – мы планируем назначить вас командующим формирующейся Первой Воздушной армией Особого назначения. Подчиняться вы будете только командующему фронтом Особого Назначения товарищу Буденному Семену Михайловичу. Ваша армия будет состоять из трех смешанных авиакорпусов и корпуса дальнебомбардировочной авиации. Вам все понятно?

– Не совсем, товарищ Сталин, – покачал головой Захаров, – какова будет численность входящих в армию авиакорпусов, какими типами самолетов они будут оснащены и какая перед нами будет поставлена задача?

– Задача перед вами будет стоять простая, – Сталин взял со стола трубку, – загнать хваленые люфтваффе Геринга в землю и бомбоштурмовыми ударами поддерживать наступление наших войск вглубь Европы. Для выполнения этой задачи мы дадим вам не только лучшие в мире самолеты, но и самый бесценный ресурс – минимум семь месяцев – на то, чтобы превратить ваших молодых летчиков из неопытных птенцов в умелых и сильных бойцов, настоящих сталинских соколов.

Для того чтобы вы могли успешно выполнить поставленную перед вами задачу, советская промышленность, получив поддержку от своих российских партнеров, даст вам четыреста высотных истребителей МиГ-3 с пушечным вооружением, тысячу двести уже знакомых вам фронтовых истребителей И-182, шестьсот штурмовиков Ил-2, триста пятьдесят пикирующих бомбардировщиков Пе-2 и столько же фронтовых бомбардировщиков Ту-2.

В корпусе дальней бомбардировочной авиации вы будете иметь двадцать четыре поставленных из будущего бомбардировщика Ту-95, тридцать тяжелых дальних бомбардировщиков Пе-8, переоборудованных под моторы ВК-2500, и триста средних дальних бомбардировщиков Ер-2. Все самолеты ДБА будут иметь возможность применять поставленные из будущего высокоточные боеприпасы особой мощности.

Душа генерала Захарова возрадовалась. Дело было в том, что он только что вернулся с финальных испытаний И-182, оснащенного всеми дополнительными приспособлениями, вроде лазерного прицела-дальномера и мини-радара, предупреждающего о появлении чужого самолета на дистанции стрельбы в задней полусфере. Сейчас конструктора изучали вопрос установки на этот истребитель вместо РС-82 от четырех до восьми ракет «воздух-воздух» ближнего радиуса действия «Игла-В».

Если все остальные типы самолетов прошли или пройдут подобную же модернизацию, то в руках генерала Захарова, после надлежащей подготовки пилотов, появится инструмент огромной силы по завоеванию господства в воздухе.

Одно только «но» – генерал уже знал, как в том варианте истории директора авиазаводов отнеслись к решению о серийном производстве И-180. И товарищ Яковлев, приближенный к товарищу Сталину, вел себя не совсем подобающим образом. Эти свои сомнения генерал и высказал вождю, чтобы между ними не оставалось никаких недомолвок.

Товарищ Сталин задумчиво пососал потухшую трубку, потом, выдерживая паузу, медленно положил ее в пепельницу.

– Все необходимые распоряжения о начале производства НКАПу уже отданы, – тихим голосом начал он. – Но мы понимаем ваши сомнения и уже знаем, что директора авиазаводов из ложно понимаемых узковедомственных интересов могут саботировать выданные им задания. Поэтому мы дали широчайшие полномочия и назначили ответственным за контроль исполнения посуточного графика выпуска самолетов и прочей боевой техники лично товарища Берия. Директора заводов будут докладывать о выполнении графика выпуска военной продукции, как в военное время, каждый день, ровно в 23-00. Вам этого достаточно?

– Так точно, товарищ Сталин, достаточно, – ответил Захаров и добавил: – Если это дело поручено товарищу Берия, то, как говорят потомки, все будет тип-топ, и самолеты поступят в части в полном объеме и вовремя.

– Мы тоже так думаем, – улыбнулся в усы Сталин, – первые партии истребителей придут на полигоны уже на днях. Не стесняйтесь использовать их по полной программе. Только интенсивная эксплуатация способна до конца выявить все недостатки.

Мы направим вам на аэродромы представителей от заводов и КБ. Пусть они, в случае выявления дефектов, на ходу вносят изменения в конструкцию и технологические процессы. При наборе на обучение берите по полтора летчика на одно место и, при малейшей неспособности или халатности, немедленно отчисляйте. Быть пилотом Воздушной армии ОСНАЗ – это высочайшая честь и привилегия, а отнюдь не право. У вас должны быть собраны только лучшие из лучших.

Но вы не беспокойтесь, вам не придется делать всю работу в небе. Мы здесь за оставшееся время постараемся подтянуть уровень подготовки и оснащения линейных частей ВВС РККА. Если вам удастся сломать кость, то они должны суметь съесть мясо. Постараемся избавиться от чисто пулеметных истребителей – товарищи потомки правы – время подобных самолетов прошло. Даже И-16 и «Чайки», вооруженные пушками, в своей нише способны еще на очень многое. Погодите минуту… – Сталин снял трубку внутреннего телефона: – Позовите ко мне Василия.

Минуты через три вошел невысокий худощавый рыжеватый летчик с тремя кубарями старшего лейтенанта в петлицах.

– Знакомьтесь, товарищ Захаров, – сказал вождь, – мой младший сын Василий. В марте этого года он закончил Качинскую летную школу. Поскольку он, с одной стороны, порядочный шалопай, а с другой – не может жить без авиации, мы думаем, что будет лучше, если он пройдет школу настоящего бойца под вашим руководством. В тот раз я слишком много его оберегал, и после моей смерти все это закончилось для него трагедией. Я надеюсь, что вы сделаете из него не только настоящего боевого пилота, но и примерного советского человека.

Сталин повернулся к сыну.

– Смотри, Василий, там ты будешь на таком же положении, как и все остальные летчики. Забудь, что ты сын товарища Сталина, и попробуй добиться всего самостоятельно. Возвращайся сюда с победой! Тогда я смогу по-настоящему гордиться таким сыном. – Ты понял меня?

– Да, отец, – вспыхнул Василий, – ты будешь мной гордиться!

– Все, Василий, – кивнул Сталин, – иди. Подожди у входа, нам с товарищем Захаровым надо еще кое о чем переговорить.

– Итак, товарищ Захаров, – сказал Сталин, когда Василий вышел, – вы начинаете немедленно. В Крыму, на известном вам аэродроме Кача уже организован пункт перехода на Полигоны. Мы даем вам карт-бланш на то, чтобы отобрать из летных частей и из училищ самых способных пилотов. Лучшие самолеты и лучшие летчики под вашим руководством должны разгромить вражескую авиацию. Каждую неделю я жду от вас письменного рапорта, а через два месяца, когда закончите формирование костяка армии, вы приедете и отчитаетесь мне лично. Успехов вам, товарищ Захаров, мы надеемся, что оправдаете оказанное вам доверие.

31 марта 1680 года, полдень. Полевой лагерь Сталино-5

Семен Михайлович остановил коня на плоской вершине холма. Нещадно палило южное солнце. Только утром сегодня прошел дождь. Но потом облака рассеялись, и земля сильно парила.

Внизу, у подошвы холма, плотной колонной на рысях шел 11-й кавалерийский Саратовский Краснознаменный полк из состава 5-й кавалерийской дивизии 2-го кавкорпуса. Это была одна из первых частей, переброшенная на Полигоны из 1940 года. Еще в пункте постоянной дислокации был получен дополнительный конский состав, а по прибытии на место бойцы были экипированы надлежащим образом и перевооружены по российским стандартам. Выглядели они сейчас, на взгляд Семена Михайловича, непривычно, хотя даже он не мог не признать, что вид у бойцов грозный и донельзя бравый. Да и на самом Семене Михайловиче в данный момент был не привычный китель и галифе, а такая же командирская экипировка, в удобстве которой ему уже не раз довелось убедиться.

Правда, вид видом, а вот с обучением бойцов еще придется повозиться. Заводные и вьючные лошади путались в колонне, сбивая темп, новая амуниция сидела неловко, как седло на корове. Бойцы то и дело поправляли сползшую набок каску или перекосившийся бронежилет. Но Семен Михайлович понимал, что все это преходяще. Для того чтобы довести навыки до автоматизма, есть еще более полугода. Самое главное, что после доукомплектования и перевооружения возможности полка сравнялись с дивизией, а дивизии – с корпусом.

Ночами, нацепив на нос очки, Семен Михайлович перечитывал все, что историкам удалось найти о дальних походах «железных туменов» Потрясателя Вселенной Чингисхана, гуннских орд Аттилы, и конных дружин русских князей. Этот забытый опыт мог пригодиться и при выработке тактики для конно-механизированных корпусов ОСНАЗ. Хотя какие они, к черту, корпуса! Две кавалерийских и четыре легких мотострелковых дивизии – это как минимум армия. Пусть легкая и подвижная, словно капля ртути, и несравнимая по огневой мощи с формируемыми по соседству механизированными монстрами. Но все равно – армия.

Чтобы поставить на колени ту же Румынию, хватило бы двух-трех подобных соединений. Хотя какой-то смысл во всем этом был. Получит вражеская разведка информацию о «корпусе» и будет думать о двух-трех дивизиях. Фактически же удар будут наносить силы вдвое или втрое больше по численности. А техника и вооружение… А подготовка…

Как старый вояка, маршал Буденный всей душой принял идею «учебной войны», в процессе которой ударные части должны были пройти максимально полную боевую подготовку. Для всей многомиллионной РККА такое мероприятие было бы безумно дорогим удовольствием и могло насторожить всех своих соседей. В конце концов, свою подготовку нападения на Перл-Харбор японцы в той истории тоже проделывали в глубокой тайне. И в результате получили настолько чистую победу, насколько это вообще было возможно…

Семен Михайлович сам лично пострелял из всех видов оружия потомков, от АКМСов со складным прикладом, что было особенно удобно для кавалеристов, станковых пулеметов «Печенег» и тяжелых НСВ, перевозимых во вьюках, до противотанковых гранатометов и реактивных огнеметов «Шмель». А когда бойцы научатся правильно всем этим пользоваться…

Буденный даже не хотел поставить себя на место того немецкого генерала, у которого в тылах появится хотя бы один такой, не связанный дорогами, но мобильный и до зубов вооруженный полк. Мотострелки на легких, не знающих преград бронетранспортерах тоже не будут для противника подарком. Но самой опасной и страшной ударной силой должны стать механизированные корпуса нового типа.

Старый кавалерист не был танкистом, но понимал, что именно танки таких командиров, как Рыбалко, Лелюшенко, Горбатов, Катуков и Черняховский, решат исход войны. Сейчас эти люди еще мало кому известны и находятся в тени «героев Гражданской», к которым, кстати, принадлежит и сам Буденный. Но в той истории именно они стали следующим поколением советских полководцев, навсегда вошедших в историю. Им тоже придется многому учиться, потому что от их знания и умения зависит всё.

Только вчера Семен Михайлович был в лагерях у танкистов Рыбалко. Они были расположены в полусотне километров отсюда. Там, в условиях походно-полевых мастерских, уже начали снимать с консервации первые, поступившие из будущего танки. Глухо стучал где-то за ангарами дизель-генератор, визжали электрические тали, сыпались искры из-под дисков болгарок и электросварки. Перемазанные и чумазые деды и их внуки, в одинаковых черных рабочих комбезах, возились на машинах со вскрытыми МТО. И сразу нельзя было понять, кто из них кто.

Буденный полной грудью вдохнул запах соляра, машинного масла, вслушался в звуки аврала и понял, что люди, которые всем этим занимаются, свое дело знают. Потом, в ходе боев, этот опыт будет использован при восстановлении поврежденной и подбитой техники. Единственное распоряжение, которое им было отдано по итогам этого визита, это чтобы график введенной в строй техники ему докладывался ежедневно. От танкистов Буденный поехал к кавалеристам. А завтра у него по плану были мотострелки.

Генерал-лейтенант инженерных войск Дмитрий Михайлович Карбышев, назначенный комендантом района Полигонов, с ходу развернул бурную деятельность. И теперь в чистом поле каждый день появлялись новые палаточные городки, размечались места для стрельбищ, танкодромов и мишенных полей для артиллерийских стрельб.

Генерал-майор Василевский, взяв на себя все бумажные дела, разворачивал на базе Ставрополь-65 самый настоящий штаб фронта. Семен Михайлович стремился везде побывать лично, все пощупать своими руками и увидеть своими глазами. Сейчас ему предстояло на новом техническом и организационном уровне повторить то, что он уже один раз совершил двадцать лет назад, создавая Первую Конную армию.

Тогда, на том техническом уровне, она стала великолепным инструментом маневренной войны. Теперь же маршалу Буденному предстояло повторить тот опыт в куда более крупном масштабе, только на значительно более высоком техническом уровне. Советским старшим командирам предстояло научиться управлять боевыми действиями на огромном пространстве в реальном режиме времени, применять все виды вооружения, включая тактические ядерные боеприпасы (не дай бог, конечно), и просчитывать все действия противника на три хода вперед.

Для обучения войск в качестве инструкторов были собраны как советские ветераны Финской, Гражданской и войны в Испании, боев на реке Халхин-Гол, так и российские контрактники, прошедшие все – от Второй Чеченской через Пятидневную войну к операциям по принуждению к миру на Украине и в Сирии.

Что самое интересное, специалисты из разных времен сразу же установили тесный контакт и получили у обучаемых старорежимное прозвище «шкуры». Но пройдет время, и повзрослевшие мальчики, ставшие мужчинами, придут и поклонятся в ноги своим сержантам, гонявшим их, неразумных, до изнеможения. Ибо прав был Александр Васильевич Суворов, говоривший, что шансы выжить в бою растут, если в учении будет тяжело. А если помножить подготовку бойцов на качество и мощь полученного из будущего вооружения, то, как сказал товарищ Сталин: «Иногда мне даже жаль немцев – они просто не представляют, во что собираются ввязаться». Но как говорится – это уже их проблемы.

Назад: Часть 3. Союз нерушимый республик свободных

На главную: Предисловие