Глава четвертая
Опорный пункт
Быстро проверив рюкзаки, плащ-палатки, разгрузочные жилеты, сигнальные и осветительный средства, наличие боеприпасов, индивидуальных перевязочных средств и сухих пайков, старший лейтенант остался доволен. Он, наконец, выпрямился и, мгновенно переходя из расслабленного состояния в боевое, рявкнул так, что привычные ко всему подчиненные даже вздрогнули:
– Смирно!
Бойцы подтянулись, как могли.
– Товарищи, мотострелки, – решил подбодрить шуткой своих засекреченных разведчиков старший лейтенант Зарубин, но поневоле стал серьезным и даже немного напрягся, – сообщаю вам боевую задачу. Нашему отряду поставлена цель скрытно выдвинуться в район кишлака Шамун, неподалеку от которого в горах недавно обнаружен новый опорный пункт душманов. Вероятно, там есть охранение и склады с оружием. Численность противника неизвестна. Наша задача провести разведку, внезапно атаковать и зачистить позиции «душманов». На броне нас немного подбросят до цели. Потом несколько километров пешком. Глубоко ночью должны прибыть на место и приступить к работе. Если сделаем все аккуратно и никаких сюрпризов не будет, операция должна продлиться несколько часов. Шамун недалеко. К завтраку, максимум – к обеду, должны вернуться назад.
Зарубин помолчал и добавил с нажимом в голосе:
– В полном составе. Вопросы есть?
– Неслабый там опорный пункт, похоже, раз ПТУРС тащить придется, – ухмыльнулся Рохля вместо вопроса.
– Разговорчики, – оборвал его Кондратий. – Если вопросов нет, даю двадцать минут на перекур, проверку снаряжения и оправку, затем выступаем. Броня ждет. В моей подгруппе назначаю заместителем старшего сержанта Суворина, в четвертой – командует старший сержант Рябоконь. Разойдись!
Получив разрешение, бойцы разбрелись кто куда. Кто присел проверить снаряжение, кто-то отошел покурить и побалагурить с друзьями, пока можно. На марш-броске разговорчики не поощрялись.
– Пойдем и мы, Кондратий, – подошел к нему подполковник Стеценко, наблюдавший за последними приготовлениями сводной разведгруппы издалека и появившийся только после того, как бойцы разошлись, – умрем на болоте. Спокойно покурить тебе не скоро придется.
Офицеры отошли в сторонку, остановились у пожухлого деревца, не доходя до штабного корпуса, расположенного в здании бывшей афганской школы. С тех пор, как началась война, здесь уже много лет никто не учился. Стеценко достал сигареты и угостил Зарубина. Чиркнул трофейной зажигалкой «Зиппо», презентованной подполковнику разведчиками первой роты, после удачного налета на караван. Два огонька загорелись в быстро сгущавшихся сумерках.
– Сколько у тебя необстрелянных в группе? – уточнил Стеценко.
– Пятеро, товарищ подполковник. Двое совсем пороха не нюхали, только что с гражданки. Остальные год отслужили в ТуркВО, пострелять уже малость успели, но все равно пока зеленые.
– Присматривай там за ними. Первый бой всегда страшно. Ничего, притрутся. Ты сам-то, помнишь, как убил первого «духа»
Зарубин кивнул, тот бой ему надолго врезался в память. Тогда ему пришлось убить человека в реальном бою, да не издалека, нажав на курок автомата, а в жесткой рукопашной. Он сам чуть не погиб в тот день. Автомат заклинило, и моджахед, набросившись на него, стал душить. Лишь когда едва не потерявший сознание молодой боец Кондратий Зарубин воткнул ему нож в брюхо, «душман» обмяк и разжал пальцы. Кондратий еще долго потом отстирывал кровь воина ислама со своей формы. Однако в разговоре со Стеценко старший лейтенант умолчал о том, что еще до армии ему поневоле приходилось убивать, и этот «дух» был далеко не первым, погибшим от его руки.
– Ладно, – выбросив окурок, быстро попрощался Стеценко и поправил форменную кепку, – держи связь, старлей. Если что, вызывай вертушки. Мотострелки из 66-й бригады тебя подбросят до середины пути, а там уж сам.
Сделав пару шагов в направлении штаба, Стеценко обернулся.
– И к обеду не опаздывай.
Спустя десять минут, погрузив тяжелые пулеметы, ПТУРС, боеприпасы и снаряжение в несколько гусеничных бронемашин, сводная разведгруппа распределилась по броне. Кто смог, разместился во внутренних отсеках для пехоты, остальные закрепились снаружи. Чихнув моторами, колонна БМП-2 под покровом ночи покинула базу на окраине городка Асадабад, выдвинувшись прямо по объездной дороге. Вскоре колонна преодолела мост через горную реку, охранявшийся блокпостом из мотострелков, и, оставив свои укрепленные позиции позади, углубилась в ночной Афганистан. Туда, где хозяйничали уже моджахеды, не желавшие признавать ни законное правительство своей страны, ни силу войск СССР. Торговля наркотиками им была больше по сердцу. Ни пахать, ни сеять они не привыкли. Разве что опиумный мак. В этом проклятом месте воевали испокон веков, убивая всех, кто приходил к ним с оружием в руках. Покорялись только самым сильным завоевателям, один раз Александру Македонскому, второй Чингисхану. Да и то, стоило новым хозяевам чуть ослабить хватку, опять начинали убивать друг друга. Видимо, война была смыслом их жизни. Мирно жить они просто не умели. И все бы ничего, если бы убивали только сами себя. Но наркотики расползались отсюда на караванах по всему свету, убивая и калеча жизни многих, а немногим принося огромные прибыли, заработанные на смерти. Именно этого не мог простить моджахедам старший лейтенант Кондратий Львович Зарубин, и была у него на то своя, очень веская причина. А вовсе не интернациональный долг.
Еще через полчаса колонна достигла развилки дорог и, съехав в овраг, высадила разведчиков с поклажей. Чихнув на прощанье моторами, БМП развернулись и растворились в темноте. Дальше единственная дорога расходилась на три разные. Правая вела к печально известному урочищу Маравар, где три года назад погибла почти целая рота необстрелянных бойцов. Вторая шла прямо к кишлаку Шинкорак, и последняя дорога – налево, к Шамуну, в окрестностях которого и находилась цель сегодняшнего выхода.
Именно здесь, у развилки, Кондратий Зарубин и планировал расстаться с броней. Ехать на ней, конечно, удобнее, чем переть все на себе. Но БМП – штука заметная даже ночью. Об их выходе уже могли проведать «духи», у которых всегда имелись наблюдатели из местных в городе или окрестностях Асадабада, сколько их ни тряси и ни стращай. Поначалу Кондратий вообще хотел идти пешком с базы, но решил рискнуть. Так действительно было быстрее. А ночи в горах не очень длинные. Особенно когда время дорого. Сейчас у него был шанс запутать «духов», даже если его выход на охоту не остался незамеченным. Самое главное было двигаться скрытно. Отследить его БМП могли максимум до этой развилки, а куда дальше делась группа, поди узнай. Направо пошла, налево или прямо. Пока поздно не будет. Во всяком случае, Кондрат надеялся на фактор внезапности, и пока что никаких признаков обнаружения не было.
– Так, мальчики, – вполголоса приказал Зарубин, оглядывая своих бойцов, собравшихся на дне оврага, – Семихватов с пулеметом и еще двое вперед, Галиулин с рацией и Виктор Строгий со мной. Остальные, нежно подхватили «груз» и бодрым шагом двинулись по тропе за ведущими.
Кондрат сглотнул слюну и продолжил давать вводную:
– Старший сержант Рябоконь!
– Я, – выросла перед ним из темноты рослая тень.
– Твоя группа идет замыкающей. Возьмешь с собой Мухамедзянова с пулеметом, еще троих и в конец. У тебя весь молодняк. Смотри за ними в оба.
– Есть, – кивнул Рябоконь.
Подхватив тяжеленное снаряжение и оружие, группа свернула с развилки влево и по дну оврага, а затем по берегу реки, поросшему редколесьем, двинулась в сторону мирно спавшего вдалеке Шамуна. Через час пути по тропе, петлявшей меж чахлых деревьев, все было по-прежнему тихо, если не считать злобного сопения бойцов тащивших ПТУРС и «Утесы». Это, конечно, замедляло общий ход группы, но без таких игрушек разведчики оказались бы беззащитны, натолкнись они на превосходящие силы противника. С одними автоматами много не навоюешь. А с этими игрушками, да еще со стрелявшим очередями гранатометом, удачно закрепившись на какой-нибудь высотке, всегда был шанс дождаться подкрепления или в крайнем случае пробиться к своим.
Минут через пятнадцать, двигаясь незамеченными под шум горной реки, разведчики стали забирать вверх по тропе, и скоро обозначился крутой поворот. Кондрат взглянул на часы со светящимися стрелками – было почти десять.
– Колонна, стой, – скомандовал вполголоса Зарубин, останавливаясь, чтобы сориентироваться на местности, – пять минут отдыхаем. Не курить.
Остальные бойцы передали команду по цепи вперед, и метрах в пятидесяти замер Семихватов с пулеметом, пристроившись за большим валуном. Немного подуставшие разведчики с радостным выдохом опустили на камни тяжелое вооружение и законно расслабились, сжимая в руках автоматы. Охранение, заранее назначенное перед выходом и натренированное на такой случай, зорко смотрело по сторонам. Из-за шума близкой реки передвигавшихся молча разведчиков было не слышно, но и они могли не услышать подкравшегося противника. Пока, однако, все вокруг выглядело спокойным.
Старлей посмотрел на луну, вдруг показавшуюся из-под облаков. «Поворот реки, резкий подъем… где-то тут должен быть брод», – вспоминал метки на карте Кондратий, имевший привычку запоминать все топографические детали операции наизусть. Ему не надо было даже лезть в карман за картой и включать фонарик, чтобы проверить свою память. Он ей доверял безоговорочно.
Заметив, что за подъемом виднеется небольшой распадок, который уходил вправо, к ведущей в сторону кишлака узкой проселочной дороге, Кондрат окончательно решил, что пора форсировать водную преграду и начинать подъем в горы.
– Здесь переходим реку вброд, – скомандовал он, – охранение: перекрыть все подходы.
Но бывалые бойцы охранения, на которых была возложена эта задача, уже и так грамотно расположились, чтобы прикрыть огнем колонну, если она будет атакована. Первыми в воду вошли двое помощники Семихватова. Оказавшись на том берегу небольшой, но бурной речки, они проверили прилегавшее побережье и подали знак. Следом перебрался сам пулеметчик и занял нужную позицию. А уже за ним потянулся остальной отряд с «бронетехникой».
Брод был неглубокий, вода едва доходила бойцам до коленей. Не обсыхая – по дороге одежда сама высохнет, – Зарубин направил отряд в распадок, который минут через десять привел их к самой дороге. Луна, к счастью, вновь ушла за облака, и Кондрат невольно поблагодарил ее за это. Преодолев в кромешной тьме проселочную дорогу, на которой в этот час никого не было, отряд вскоре опять вошел в «зеленку» и, долго пробираясь по складкам каменистых холмов, наконец, подошел к подножию гор. Здесь командир устроил своим бойцам еще один короткий привал.
– Дальше пойдем по соседнему ущелью, – объявил Кондратий бойцам авангарда, но так чтобы и остальные услышали. – Оно выгнуто полумесяцем и примыкает к перевалу, с которого открывается вид на кишлак Шамун. Этот кишлак нам и нужен. Еще через пару часов будем у расчетного места. Здесь уже могут быть «духи». Всем, у кого автоматы с планкой для ночного прицела, примкнуть прицелы и периодически осматривать склоны и тропу прямо по курсу. Проверить карабины на ремне автомата, – чтоб ничего не брякало. Подойти надо тихо.
Бойцы деловито по десятому разу осмотрели автоматы. Один молодой солдат из четвертой группы забыл примотать карабин изолентой, – запасливый Мухамедзянов дал ему свою. Устранив мелкие проблемы и отдохнув, группа пошла дальше вверх.
В расчетах старший лейтенант не ошибся. Под перевал, который выводил к кишлаку Шамун, на некоторых картах обозначенному даже как городок, они подошли в расчетное время. Около часа ночи. Здесь Кондратий снова дал группе немного отдохнуть и подготовиться к атаке. Судя по имевшимся данным, опорный пункт «духов», а может, и целый укрепрайон, должен был начинаться именно здесь. Место было удобное. С перевала вниз шла только одна тропа к кишлаку, а вот подойти к самому предполагаемому укрепрайону можно было с трех сторон: снизу от самого кишлака, через ущелье, по которому прибыли спецназовцы, и через другое ущелье, которое подходило чуть дальше, минуя второй перевал, очень близко расположенный к первому.
«Грамотно придумано, – одобрил выбор душманов Кондратий, вглядываясь в темноту через ночной прицел автомата, – заблокировал вершину и не подойти, а уходить можно сразу двумя путями, если они не перекрыты. Шанс всегда есть. Ну, ничего, от нас не уйдешь».
Впереди и вокруг все было тихо.
– Где ж вы тут окопались? – пробормотал Зарубин себе под нос, оглядывая безжизненный, казалось, перевал. – Неужели соседи ошиблись? Проверить надо по-любому.
Он обернулся назад и вполголоса произнес:
– Рябоконь, ко мне!
Вскоре с легким шелестом к нему приблизилась крепкосбитая фигура командира четвертой разведгруппы и присела рядом, опершись на автомат.
– Осмотрел склон?
– Так точно.
– Значит, видел правое плечо перевала, которое сильно возвышается над левым?
Рябоконь кивнул.
– Тогда слушай мою команду, товарищ старший сержант, – проговорил Зарубин. – Берешь семь человек из своей группы, одного пулеметчика и одного снайпера, остальных оставляешь здесь. И молодых с ними. Ползешь тише мыши наверх и занимаешь там позицию. Осматриваешься и докладываешь мне, как дела. Всё понятно?
– Так точно, – вновь кивнула фигура во мраке.
Слушая по-военному четкие ответы командира группы, Зарубин невольно улыбнулся уголком рта, – плоды собственной работы над дисциплиной за время службы в этой части давали себя знать. Кондрат внешне был человеком спокойным, без особой необходимости не давил авторитетом и позволял иногда солдатам расслабиться, если это не несло прямого вреда для жизни и здоровья. Но расхлябанности не терпел и раздолбайства тоже. В Афгане от этого зависела жизнь, и не только своя. Оборзевших быстро ставил на место, и очень жестко, если требовалось. Солдаты, служившие с ним, это уяснили давно.
– «Сокола» для связи взял? – уточнил Зарубин.
– Пару штук, – подтвердил старший сержант, похлопав себя по груди, где висел манипулятор с кнопкой, сама переносная рация находилась на боку в подсумке, – у меня и у Азамата.
– Добро. Давай, Федор. Двигай вперед. Только осторожно.
Рябоконь кивнул в последний раз и исчез за камнями в темноте. Вскоре там послышалось шевеление. Разведгруппа с отобранным количеством бойцов, прокравшись мимо остальных, растворилась в темноте.
Дав им минут двадцать форы – за это время Зарубин рассматривал через прицел кромку перевала, но не заметил ничего подозрительного, – старший лейтенант решил двигаться дальше вверх. Седловина была уступчатая. По всему выходило, что на самом краю больших и заметных укреплений нет, они либо зарыты в землю, либо спрятаны глубже, у второго уступа, который, собственно, и мог считаться перевалом. «А может, там и нет никого? – подумал Зарубин, нежно обнимая автомат. – Разведка тоже иногда ошибалась. А может, были, да ушли».
Отправив вперед по тропе трех разведчиков с рацией, Кондратий на всякий случай привел в боевое положение крупнокалиберный «Утес» с расчетом из двух человек, который уже отсюда мог поливать огнем перевал, и посадил в сторонке двух снайперов, наблюдать за вершиной. Остальная группа со всем железом медленно двинулась дальше.
В кромешной тьме, глухо чертыхаясь, когда из-под ноги выскакивал мокрый от ночной росы камень, группа шла вверх. До перевала оставалось уже метров пятьсот. Пока было тихо. Рябоконь на связь не выходил. Но эта тревожная тишина начала давить на Зарубина. И вдруг он услышал музыку. От неожиданности старлей даже остановился, не поверив своим ушам. Музыка? Ночью, в горах? Но с перевала явно доносились заунывные напевы, более того, поддержанные силой динамиков.
– Это что за хрень? – припал к прицелу Зарубин, обшаривая взглядом камни, но ничего нового не увидел.
– Товарищ старший лейтенант, – приблизился к нему Суворин, – это ж духи молятся.
– Верно. Совсем страх потеряли, – пробормотал ошеломленный Кондратий, который видел много раз, как «духи» молятся днем, но первый раз застал их за этим делом ночью, – да еще и через динамики транслируют, чтобы нам лучше слышно было.
В этот момент ожила рация.
– Первый, прием, – прохрипел динамик в ухе у Зарубина. – Докладывает старший сержант Рябоконь. Поднялся на гребень перевала. Вижу «духов». Человек десять. Все молятся. Из вооружения наблюдаю два ДШК. Смотрят в вашу сторону. Больше ничего не вижу.
– Молятся, говоришь, – ответил Кондрат, – самое время. Приготовиться к атаке. Жди моего сигнала. Мы идем вверх. Скоро будем рядом.
На всякий случай Кондрат связался с пулеметчиками, прикрывавшими тыл, и тоже взбодрил их, чтобы не расслаблялись.
Шли осторожно и быстро. Луна, спрятавшись за облаками, тускло освещала горы. Подобравшись уже к самому перевалу, до которого оставалось теперь метров пятьдесят, Кондратий настроил второй «Утес» и АГС-17 – на случай внезапной контратаки, – мало ли чего Рябоконь не заметил. Затем вызвал того по рации.
– Федор, мы рядом. Начинаем.
Звуки молитвы до сих пор не утихали. «Душманы» истово общались с Аллахом. Но неожиданно для них эти звуки прервал выстрел из подствольного гранатомета, потом второй и сразу два глухих хлопка раздались под перевалом. Послышались крики раненых, которые тут же заглушила короткая пулеметная очередь. Потом еще одна. В ответ, спустя короткое время, раздалось лишь несколько автоматных очередей.
– Мухамедзянов работает, – узнал по звуку пулемет своего подопечного Кондратий и махнул своим разведчикам: – За мной, ребята, пока «духи» до своих ДШК не добрались. Семихватов и Рохля, по краям. Остальные цепью, прижимаясь к склону.
Когда они достигли кромки и едва перевалили через нее, стрельба уже стихла. Рябоконь со своими бойцами, покинув укрытие на склоне, добивал оставшихся в живых «духов». В темноте пару раз стрекотнула короткая очередь, едва заметная и едва слышная, поскольку прибор ПБС-1 гасил пламя и звук.
– Ты, смотрю, и без нас справился? Молодец, Федор, – похвалил командира четвертой группы Зарубин. – Сколько их тут?
– Десяток примерно, как и говорил, – пнул ногой ближайшее тело, Федор. – Все готовы. Легко взяли.
– Не говори гоп… – едва открыл рот Зарубин, чтобы предостеречь его от эйфории, как вдруг луна показалась в разрыве облаков и осветила скалы. Спецназовцы, рассыпавшиеся по нижней части перевала и стоявшие кое-где в полный рост, стали видны как на ладони. В тот же миг откуда-то сверху глухо застучал ДШК. За секунду до этого, словно спиной почуяв опасность, Зарубин толкнул Федора и сам рухнул вниз. Очередь разрывных пуль прошлась по камням и скоплению солдат. Рядом послышался крик, это упал замертво прошитый насквозь боец. Кто именно, Зарубин не разглядел.
В ответ застучал пулемет Мухамедзянова, ему вторили Семихватов и Рохля. С главного перевала, до которого было еще метров семьсот, заработал второй ДШК. Следом откуда-то сверху раздался громкий чавкающий звук, а потом свист. И темноту метрах в пятидесяти разорвала вспышка от мины.
– Так, – сплюнул Кондрат, прячась за большим валуном от осколков неподалеку от нижней захваченной позиции «душманов», – недолго музыка играла.
Он обернулся назад, туда, где прятался от обстрела радист и еще трое бойцов.
– Галиулин! Радио на базу. «Прибыл на место. Вступил в бой. Уничтожил десять “духов”. Продолжаю атаковать».
Галиулин развернул за камнем рацию, целиком вытащил полутораметровую антенну, благо в темноте ее никто не видел, и принялся выполнять приказание. Зарубин сам связался с помощью «Сокола» с расчетом ниже по склону и приказал подтащить сюда «Утес» и станковый гранатомет. «Без них, похоже, не обойтись, – решил он, – раз по-тихому не вышло». Самое мощное оружие – ПТУРС, пока оставил внизу.
Рядом лежал Рябоконь, который вел огонь короткими очередями, стараясь поразить расчеты ДШК или минометчиков.
– Федор, – крикнул ему Зарубин, – кого из твоих зацепило?
– Иванцов, – коротко бросил тот, продолжая стрелять.
– Молодой? Жив?
Федор мотнул головой. Старший лейтенант нахмурился. «Не повезло парню, в первом же бою». Но нужно было решать ситуацию, чтобы остальных не перебили. «Духи» обнаружив «шурави», огнем из своих ДШК, которым вторили несколько автоматов Калашникова, прижали спецназ к склону. А минометы вполне могли их добить, если не предпринять срочных действий. Хотя по интенсивности огня Зарубин решил, что по ним работает только один миномет. К счастью, то ли позиции были не пристрелянные, то ли минометчики необученные, то ли ночь помогала, – луна вновь ушла за облака, скрывая «шурави» от прямых попаданий, – мины ложились с большим перелетом и в стороне от скопления бойцов, которые быстро расползлись по склону. Вжавшиеся в камни спецназовцы пока что отстреливались без новых потерь, об этом Зарубин узнал, связавшись со всеми, у кого были рации. Мухамедзянов и Рохля били по позиции ДШК короткими очередями довольно точно. И вскоре один из крупнокалиберных пулеметов замолчал.
«Либо расчет накрыли, либо повредили сам пулемет. Главное, чтобы в контратаку не пошли», – думал Кондрат, разглядывая через прицел моджахедов. Их было почти не видно, только пару раз ему удалось засечь «пуштунку», двигавшуюся вдоль склона. Значит, впереди была траншея. Сколько их там всего, тоже не разобрать, – прятались в глубине перевала и пока не лезли на рожон. Одно Кондратий уже понимал, для простого опорного пункта наблюдателей здесь довольно укрепленные позиции. Это наводило на неприятные размышления. Но отходить он смысла не видел. «Духов» могло быть и не много. А раз пришли – дело надо сделать. Приказ никто не отменял.
Второй ДШК наверху ненадолго замолчал, лишь напрасно обнадежив «шурави», а потом в спецназовцев полетели трассеры, подсвечивая поле боя дьявольскими огнями. В этот момент подошла группа бойцов с «Утесом» и станковым гранатометом. Увидев их, Кондрат злорадно ухмыльнулся. Пулеметчики установили свой крупнокалиберный аппарат метрах в пяти от командира. Гранатометчики, несмотря на кромешный мрак, тоже быстро выбрали себе позицию.
– Ну, сейчас причешем «духов», – обрадовался Зарубин и обернулся к расчету гранатометчиков, которые копошились между двух валунов, – а ну-ка, ребятушки, обстреляйте-ка мне гнездо второго ДШК и потом с перелетом в глубину перевала. Там где-то минометчики засели.
Бывалые бойцы, которым Зарубин доверил это оружие, быстро пристроили тридцатикилограммовый станковый гранатомет и дали первую очередь осколочными гранатами по гнезду ДШК. Несколько ярких фонтанчиков брызнули огнем. Потом еще контрольная очередь из пяти гранат, и на перевале воцарилась тишина. Пулемет умолк.
Но это оказалось тоже ненадолго. Пролетевшая оттуда вскоре мина вновь взорвалась далеко позади залегших разведчиков. В ответ на это гранатометчики чуть приподняли ствол АГС-17, сделав поправку, и проработали перевал в глубину тремя короткими очередями. И, видно, угодили в какой-то склад с боеприпасами, потому что наверху полыхнуло так, что на мгновение стало светло, как днем. С перевала повалил дым. Миномет перестал выплевывать смертоносные гостинцы.
– Обожаю эту пушку, – не сдержался старший лейтенант и повернулся к «утесовцам», – теперь ваша очередь, орлы. Ну-ка, причешите мне перевал от греха подальше.
Крупнокалиберный пулемет, бивший на несколько километров, прошелся по кромке подсвеченного слабыми всполохами перевала и разметал в клочья все, что смог различить взгляд пулеметчика. На всякий случай еще раз обработали оба гнезда молчавших ДШК.
– Ну, а теперь за мной, разведчики! – крикнул Зарубин по рации, приподнимаясь из-за валуна. – Рассыпались по склону и вверх. Суворин слева, Рябоконь – твой фланг правый. Я в центре.
Старший сержант, державшийся неподалеку, услышал его и без рации. Кивнул и быстро исчез в полумраке, собирая бойцов.
Ожесточенная перестрелка прекратилась. Прикрываясь складками местности – на всякий случай, у «духов» тоже были ночные прицелы, – разведчики беспрепятственно преодолели остаток подъема и оседлали перевал, поперек которого действительно шла длинная траншея. В ней валялись пятеро мертвецов с автоматами. Несколько ходов от этой траншеи уводили вниз в темноту. Туда, где далеко в глубине долины, при свете дня, уже был бы виден кишлак, спавший сейчас мирным сном и полностью погруженный во тьму. По краям перевала виднелись разваленные огнем гнезда ДШК и как минимум по трое мертвых душманов в каждом. Впереди, метрах в пятидесяти, догорала минометная точка. Повсюду валялись куски разорванных взрывом тел и дымились ящики из-под мин. Похоже, гранатометчики на самом деле угодили прямиком в боекомплект. Пока в спецназовцев больше никто не стрелял. И вообще на перевале было сейчас на удивление тихо.
– Суворин, Рябоконь, взяли по пять человек и рассыпались по перевалу. Проверяем траншеи и блиндажи, – коротко приказал Зарубин. – Только осторожно, кругом сюрпризы. Ценное забираем. Остальное минируем.
Пустив вперед пятерых разведчиков, Кондратий вместе с Семихватовым и Галиулиным двинулся вдоль центрального хода траншеи вниз, крепко сжимая автоматы и прислушиваясь. К счастью, в отсветах догоравшего пожара траншея была видна хорошо. Впереди слева вдруг застучал одинокий автомат, кто-то из бойцов резко согнулся, схватившись за руку. В ответ его товарищ метнул в сторону невидимого в темноте автоматчика штурмовую гранату РГД-5 . Раздался короткий взрыв, и автомат замолчал.
– Раненого перевязать, – приказал Зарубин, быстро приблизившись к месту схватки, и, рассмотрев бойца, уточнил: – Жив, Карпович?
– Жив, – доложил сам раненый из молодых, которого уже пользовал оказавшийся рядом товарищ, – только руку зацепило.
И добавил, немного смущенно:
– Там вроде ребенок какой-то стрелял, показалось, товарищ командир.
– А ты думал. Здесь все воюют, – ответил спокойно Зарубин, привыкший уже ко всякому на этой войне, – и дети, и женщины, если надо. Мы для них враги. А они для нас. Понял?
И не дожидаясь ответа, направился в сторону показавшегося в двадцати метрах блиндажа. Здесь было уже гораздо темнее, лишь один ящик тускло горел неподалеку, сгущая темноту вокруг. Видны были только очертания входа. Для порядка Зарубин дал очередь в чернеющий проем, а затем приказал бойцам, осторожно передвигавшимся рядом:
– Проверить, что там.
Но едва один из них успел сделать шаг вниз, как из блиндажа выскочила сначала одна черная тень, а за ней вторая и третья. Первая бросилась бойцу в ноги. Тот даже не успел выстрелить, как его сбили. Душман вцепился в его автомат, и они оба кубарем укатились в темноту. Второго, который, размахивая голыми руками, бежал прямо на спецназовцев, Кондрат расстрелял очередью в упор. «Эх, мать вашу, надо было сразу туда гранату кинуть», – сокрушался Зарубин, не имея возможности выстрелить, чтобы не убить боровшихся рядом. Но в это мгновение третья тень возникла рядом с ним. Старлей выстрелил, но верткий «дух» умудрился нырнуть под пролетавшие пули и ударил его по ногам.
Кондрат упал, а бородатый моджахед бросился на него сверху, придавив к груди автомат, и попытался убить ненавистного «шурави» ножом. В последнюю секунду Кондрат заметил тускло сверкнувшее лезвие афганского кинжала в руке у обезумевшего от ярости бойца. Вскинул руку и блокировал удар. Лезвие оцарапало щеку, замерев в миллиметре от глаза.
– Ах ты, сука, – пришел в ярость Кондрат и, выпростав вторую руку из-под «душмана», который вцепился в автомат, нанес ему короткий и резкий удар в кадык. Моджахед захлебнулся своими слюнями, выронив нож, захрипел и откинулся назад. Кондрат, не теряя возникшего преимущества, сбросил его с себя. А затем развернулся, схватил кинжал и четким движением вогнал в шею. Да с такой силой, что услышал хруст разрубаемых позвонков. Душман затих. Из разорванной раны хлынула кровь.
Подскочившие к месту схватки Семихватов и Галиулин не успели и пикнуть, как все было кончено.
– Вот так вот, ребятки, – только и произнес Кондрат, снова приходя в себя, вставая и отряхиваясь, – работаем дальше.
Едва он поправил свою панамку, как рядом раздался короткий выстрел, и звуки возни прекратились. Это другой разведчик смог, наконец, отбросить от себя душмана, который стремился задушить его голыми руками. А стоявший рядом боец, не теряя времени, пристрелил его.
– Надо посмотреть, что там, – Кондрат вновь указал на блиндаж, из которого выскочили «духи», – больно много их там пряталось.
И для верности швырнул туда РГД. А когда дым рассеялся, сам шагнул внутрь, достав из потайного кармана небольшой трофейный фонарик. Узкий луч выхватил из темноты довольно широкое помещение, полное дыма и пыли. В нос ударил какой-то странный медицинский запах. Внутри блиндаж был оборудован вполне цивильно: метров пять в ширину – есть где спрятаться, – стол из досок, две скамейки и небольшое углубление для оружия. В нем стояло всего несколько изуродованных «калашей» и гранатомет. Под столом Кондрат обнаружил четверых мертвых «духов», иссеченных осколками. А на полуразвалившемся от взрыва столе заметил остатки пиршества – пакетик с белым зельем, несколько шприцов и рассыпанную травку. Все это превратилось в едва различимое месиво.
– Теперь ясно, отчего они на автомат с голыми руками бросились, – пробормотал Кондрат, потрогав еще кровоточившую ссадину на щеке и вспоминая обезумевшего моджахеда с клинком. – Ладно, ерунда. Могло быть и хуже.
Выйдя наружу, он услышал невдалеке два коротких взрыва и автоматную очередь, а потом увидел, как из темноты к ним приближаются несколько человек, но судя по тому, как открыто они шли, опознал своих. Это был Рябоконь с группой. Вскоре подошел и заместитель Кондрата.
– Ну? – коротко спросил Зарубин, положив руки на автомат с ночным прицелом.
– Нашли еще пару блиндажей, в одном склад оружия – штук десять РПГ, второй миномет и боеприпасы к ним. Заминировал. Сейчас рванем, – первым доложил Рябоконь, вытирая пот со лба. – Чуть дальше вниз по склону еще две оборудованные позиции для ДШК. Смотрят в сторону кишлака. Но душманов в них не было. Видать, готовились к приему гостей, да гости еще не прибыли, когда мы их гнездо накрыли. Пулеметы подорвали.
Зарубин перевел взгляд на своего заместителя.
– Мы нашли блиндаж, в котором стояла рация, – заговорил Суворин, – хотели радиста в плен взять и поколоть. Так он, падла, схватил две гранаты и на нас побежал. Пришлось пристрелить. Мертвый уже подорвался на гранате. Рация вдребезги. У нас потерь нет. Только Костяна… рядового Шерстнева то есть, зацепило осколком по плечу. Перевязали, жить будет.
– Отлично, – ухмыльнулся Кондрат, – Значит, скоро гости могут подойти. Они наверняка радио своим дали.
Зарубин помолчал немного, облизывая пересохшие губы.
– Галиулин, радио на базу. «Цель уничтожена. Идем домой своим ходом. Высылайте броню к месту встречи».
И посмотрев на старшего сержанта из четвертой группы, добавил:
– Взрывай, Федя. И не забудь подарочки разложить повсюду.
Оставив позади себя разрушенные позиции моджахедов и забрав убитого бойца, отряд пошел назад тем же путем, что и пришел. Расположенный в центре долины расчет пулеметчиков со вторым «Утесом», не принимавший участия в бою, теперь прикрывал отход. Убитого выносили на носилках, сделанных из плащ-палатки. О том, чтобы оставить тело “духам” и речи не было. Среди спецназовцев ходило достаточно рассказов о том, как «душманы» издевались не только над живыми пленными, но даже над мертвыми бойцами – выкалывали глаза, отрезали уши. Бывали случаи, особенно со снайперами. Когда «духам» не удавалось взять их живыми, и те в ярости расстреливали не только самого мертвого снайпера, но даже его винтовку. Так что, можно сказать, прости господи, Иванцову еще повезло. Его матери будет тяжело, но она хотя бы увидит могилу сына. Именно поэтому отряд донесет его и отправит «Черным тюльпаном» груз-200 обратно в Союз.
Шагая с камня на камень, старший лейтенант Кондратий Львович Зарубин подумал о том, что сегодня его отряду тоже повезло. Опорный пункт, конечно, оказался не таким простым, как рассчитывали, а хорошо укрепленным. Но до настоящего укрепрайона ему было еще далеко. Да и «духов» оказалось не так много. Справились своими силами, даже не привлекая авиацию или дальнобойную артиллерию.
«ПТУРС только зря таскали, – подумал он и посмотрел на бойцов, что кряхтя тащили этот незаменимый при штурме укрепрайонов агрегат, – ничего, пусть потренируются. Еще успеет пригодиться».
Когда отряд уже выходил из ущелья в зеленку, далеко позади раздался гулкий взрыв. Это сработала закладка, которую Рябоконь сварганил из «Ведьмы», притащенной с собой.
– Так, – проговорил Кондратий, оглянувшись назад и пытаясь рассмотреть, что там произошло, но рассвет еще не наступил, и вокруг по-прежнему было темно, – быстро гости пожаловали. А ну-ка, ребятушки, шире шаг. На сегодня войны хватит.
