Глава семнадцатая
Ночные охотники

А утром у Кондрата началось неожиданное приключение, немного разбавившее его однообразную жизнь ученика в этой кузнице. На следующий день, когда колено у кузнеца немного зажило, он взял жадного до учения боярина и еще одного из менее всего пострадавших подмастерьев на охоту.

– Пойдем на болота живность искать, – сообщил он, разбудив спозаранку своего ученика. – А ты, боярин, проверишь на деле, как из лука бить по беспокойной мишени.

– Арбалет твой возьмем? – уточнил обрадованный Евпатий, потягиваясь. – Из него и крупную дичь подбить можно.

– Подбить можно, – кивнул кузнец – научиться метко стрелять это как раз для тебя главная забота будет в этом деле. Только крупная дичь тут редко попадается. Хотя, может, нам и повезет в этот раз. А еда для тебя все равно только одна – хлеб да вода.

Поморщился недовольный Кондрат немного, но что поделать – уговор есть уговор. Взяв немного еды в котомках, луки, колчаны со стрелами, арбалет и каждому по длинному кинжалу, все трое направились вслед за атаманом по незаметной тропинке, что вела в глубину леса. Спустя час они были уже на болотах, оставив лесное озеро далеко позади. Зато теперь до них стал доноситься отдаленный шум бегущей воды. Не иначе как приблизились опять к той самой речке Проне, с которой свернул отряд боярина по дороге сюда.

Места были топкие. В поисках дичи бродили охотники, осторожно ступая по кочкам, почти целый день. То приближаясь к речке, то удаляясь от нее. За этот день Кондрату посчастливилось выстрелить с десяток раз и однажды даже подранить утку, которая упала в самую топь. Так он ее и не достал, только зря стрелу потратил. Васька учил его ходить осторожно по лесу, стрелять на слух и различать шорохи, но это искусство так быстро не дается. Как ни старался боярин ступать бесшумно, сам только эти шорохи и создавал. То на ветку наступит с треском, то в яму, травой прикрытую, провалиться, – только дичь распугал. По лицу Васьки было видно, что не раз ему хотелось отвесить своему ученику хорошую затрещину, особенно когда, ближе к вечеру, на длинной и глухой полянке они натолкнулись на оленя. Один неосторожный шаг боярина, треск сучьев и оленя след простыл.

К вечеру все промокли и устали, но атаман и не думал возвращаться. Когда солнце начало садиться, Васька остановился на холме, где было посуше, и неожиданно приказал готовить ночлег. А сам исчез, прихватив лук. Боярин хотел было возмутиться, оставшись наедине с подмастерьем, смотревшим на него исподлобья, но делать было нечего. Приходилось надеяться, что атаман их тут не бросил на погибель, ибо выйти отсюда сам Кондрат не смог бы. Но когда стемнело и боярин начал нервничать, атаман вернулся к уже разведенному огню с двумя подстреленными зайцами. Подмастерье быстро освежевал их и зажарил на огне.

– Я тропу видел и следы лосиные, – сообщил Васька, уплетая за обе щеки зайчатину, – а еще траву, кабаном примятую. Живность тут есть. На рассвете подобьем кого-нибудь. Не зря же с собой арбалет таскаем. Может, и тебе повезет, боярин.

– Может, и повезет, – не стал спорить Кондратий, укладываясь спать на сырой земле, укрытой лишь заранее наломанным лапником. Он с завистью поглядывал на зайчатину, которой ему даже не предложили. Только хлеб и воду, согласно договору. Боярин, как смог, закутался в свой рваный кафтан и прихваченную на такой случай ветошь. Отвернулся спиной к догоравшим углям и осторожно положил рядом с собой кинжал. Последний разговор насчет арбалета все не выходил у него из головы. Бывший атаман явно был раздосадован, что мог потерять единоличное право на производство этого оружия, никому еще не известного здесь. Мало ли что мог учудить. Больно злопамятный с виду. А тут еще ночь, темный лес, луна светит из-за облаков, ни души кругом. Только комары-кровососы поют свою заунывную песню. И все же боярин надеялся на благополучный исход. Ну, не дурак же Васька, в самом деле, должен понимать, что боярин его не обидит и заплатит хорошо за такую работу, да еще для князя. Впрочем, что у бывшего атамана, любившего косить под простачка, на душе делается, никто доподлинно не знал. А потому Кондрат заснул чутким сном, сжимая в руке острый кинжал.

Но беспокоился он зря. Да и сноровка в этот раз подвела. Как ни старался боярин рязанский спать чутко – отрубился быстро и продрых всю ночь без задних ног. Так намаялся за день по болотам шастать, что про всякие опасения позабыл. Атаман, если б захотел, мог бы его тепленьким прирезать во сне. Ножом по горлу и всё. Но очнулся Евпатий от мягкого толчка в плечо.

– Тихо, – приказал властный голос, исходивший от силуэта, едва различимого на фоне темного неба, – вставай, боярин, бери нож с луком и ступай за нами. Пойдем туда, где я следы видел вчера.

– За лосем? – протирая глаза, вполголоса спросил боярин.

– А это уж как выйдет, – туманно ответил бывший атаман, – зверь дело ненадежное.

Быстро собрав свои нехитрые пожитки, охотники ушли с сухого и теплого места, где их всю ночь согревали прикрытые сверху дерном угли. Костер спутники боярина развели вчера как-то по-особому, в специально раскопанной яме. Да так потом и спали всю ночь вокруг тлеющих углей, как ни странно, почти не дававших дыма. Охотничьи умения пока оставались для Кондратия загадкой, но он пообещал себе позже изучить и эту сторону жизни местных обитателей. Такой опыт всего пригодится любому, оказавшемуся в бескрайнем лесу один на один со стихией. А потому боярин пытался вытянуть из каждого дня обучения максимум пользы для своего будущего. Вдруг нападет враг неожиданно. Может, те самые степняки. И придется спасаться в лесу. А он пока не до конца готов к такому повороту. Да мало ли чего он еще не знает в этой жизни. Он даже не знает, какой на дворе стоит год.

Все эти мысли терзали боярина, пока охотники в предрассветных сумерках плутали между кочек по болоту, а потом, выйдя на сухое место, меж деревьев по лесу. Наконец, Васька Волк остановился, приподняв руку, и подал знак лечь на землю. Оба его спутника повиновались, сам же бывший атаман, с арбалетом за спиной, прихваченным специальным ремнем, осторожно прополз еще метра три до вершины небольшого холма, у подножия которого они остановились в ожидании дальнейших команд. И лег там, что-то высматривая на другой стороне. Кондрат поначалу остался лежать, где было велено, слушая редких птиц, лениво щебетавших в кронах деревьев, да стрекот кузнечиков. Больше предрассветную тишину ничто не нарушало. Разве что громкое кваканье лягушек, доносившееся из соседнего болотца, да зудение комаров. Вскоре небо стало едва заметно светлеть. Так они пролежали довольно долго, ожидая неизвестно кого. Наконец, боярину это молчаливое ожидание надоело, и он подполз к Ваське.

– Слушай, – пошептал он, осторожно толкнув в бок будто заснувшего в траве охотника, – а какой нынче год?

– Ты чего, боярин, – злобно прошептал в ответ Васька, в раздражении, что сейчас Кондрат опять спугнет зверя, не найдя лучшего времени для своих глупых расспросов, – совсем память потерял? Тыща двести тридцать пятый от Рождества Христова.

Услыхав это, Кондрат кивнул, перевалился на бок и с виду успокоился. Но на самом деле он изо всех сил напрягал мозг, пытаясь выудить из его глубин, что же в этом году происходило на Руси. Проблема была в том, что в прошлой жизни он не слишком хорошо учил историю. И с датами у него было не все в порядке. Гораздо больше молодой казак интересовался верховой ездой и самообороной без оружия, что ему, надо сказать, здесь и пригодилось. А события столь давних лет оставались ему неизвестны всю сознательную жизнь. Во время службы в армии тем более хватало практических задач. И первая из них – как выжить в бою.

Однако сейчас Кондратий пожалел, что уделял так мало времени изучению родной истории. Если не считать истории казаков. По всему выходило, что угодил он в то время, когда о нашествии монголо-татарских полчищ еще никто не слышал. Но оно наверняка будет. Вот только когда? И, знай он, сколько времени осталось до начала этой свистопляски, можно было бы кое-что предпринять. Тем более что он оказался здесь не безвестным крестьянином, а боярином с деньгами, да еще водившим дружбу с самим князем рязанским. И шепнув князю важное словечко, глядишь, можно было бы и Рязань спасти от разорения. Да еще кузнец этот подвернулся со своими арбалетами. Вооружить такими сотню-другую ратников, и можно будет покосить степняков со стен Рязани, даже не подпуская их к городу. Да и в поле они могут сгодиться. Да мало ли где еще.

Лежа на мокрой от росы траве, сжав в руках лук и отбиваясь свободной рукой от назойливых комаров, Кондрат с удивлением поймал себя на мысли, что уже начал обдумывать, как ему помочь князю улучшить боевые возможности армии рязанцев. «Командирский опыт не пропьешь, – усмехнулся Кондратий, довольный ходом своих мыслей, – хоть в прошлой жизни, хоть в настоящей. Мы еще и тут послужим».

Однако ход его мысли был прерван грубым тычком в бок. Оказалось, что Кондрат так глубоко задумался, что даже не слышал команд, которые ему яростным шепотом подавал бывший атаман.

– Чего? – вскинулся он, приходя в себя, и только тут расслышав какое-то хрюканье, доносившееся с той стороны холма.

– Спустись вниз и обойди холм слева, – прошипел Васька, стягивая со спины арбалет, – там распадок. Митяй перекроет путь слева, я нападу сверху, если кто на тебя выскочит – бей с ходу.

– Да кто выскочит-то? – недопонял боярин, но Васька, увлеченный охотничьим азартом, только отмахнулся и пополз к самому краю с заряженным арбалетом в руках.

Кондрату ничего не оставалось, как выполнять приказание учителя. Он осторожно сполз вниз и, обойдя край небольшого холма, действительно оказался в распадке, отделявшем его от соседнего склона. Оба густо поросли лесом. А по дну распадка стелился мох и какие-то кусты, почти по пояс высотой. В этой растительности трудно было что-нибудь разглядеть особенно сейчас, в предрассветной мгле, хотя и становилось светлее с каждой минутой. Тем не менее Кондрат взял лук наизготовку, приладил стрелу, чуть оттянул тетиву и замер в ожидании неизвестно кого. Нож был засунут за край поршня и для надежности прихвачен у рукояти еще одним ремешком.

В это мгновение сверху раздался приглушенный щелчок – сработал курок арбалета. На той стороне холма лесную тишину разорвал дикий визг. Стрелок, похоже, угодил точно в цель. Только зверь, а это был явно не олень или лось, почему-то не умер на месте. Более того, к надсадному визгу одного подранка добавилось яростное хрюканье еще как минимум трех глоток. Затем послышался приглушенный стук копыт, и в распадке задрожала земля.

– Кабаны, – пробормотал Кондрат, вскидывая лук, – целый выводок.

В этот момент огромная туша разъяренного кабана показалась в конце распадка. А за ней, судя по звуку, шли все остальные его родственники. Раненый вепрь устремился сквозь кусты прямиком на Кондрата, ломая все на своем пути. Боярин выстрелил и даже попал, как ему показалось. Но стрела, пущенная по касательной, отскочила от толстой шкуры кабана, как от брони. В этой темноте было ничего толком не разобрать, да и кабан передвигался стремительно. Кондрат потянулся за второй стрелой и даже успел ее выхватить из колчана, как вдруг огромная туша, оказавшись рядом, буквально свалила его с ног, ударив в колено всей массой. И начала топтать. Послышался треск разрываемых штанов, а потом и многострадального кафтана. Что-то твердое и острое, вспоров материю, садануло по ребрам, но, к счастью, не проткнуло. Здоровенный кабан прыгал по ногам боярина, пытаясь достать его тело клыками. И тут Кондрат понял, что жить ему осталось буквально мгновение, если не успеет отбиться. Отбросив ненужный лук, лежа на спине, Кондрат изловчился и согнул правую ногу. Затем молниеносным движением выдернул нож из привязанных к поршням ножен. Походя он мысленно поблагодарил себя за предосторожность и второй ремешок, который не позволили ножу просто выпасть во время неожиданной атаки вепря.

И тут Кондрат почуял, что вепрь сунул свою мокрую и лохматую морду под его спину с явным желанием поддеть на клыки своего обидчика. Боярин изловчился, резким движением схватил кабана за левое ухо и с разворота всадил длинный нож за правое. По самую рукоять. Кабан дернулся, захрипел и отшатнулся от него. Новый визг огласил окрестности лесного озера. Кондрат выдернул нож и для надежности еще раз всадил его наугад в брюхо кабана, провернул и дернул на себя, вспарывая живот. Вепрь завалился на бок, и на этот раз из его рта раздался не визг, а скорее предсмертный хрип.

В этот момент рядом прошелестел арбалетный болт и ударил второго кабана, сразив насмерть. Это был небольшой кабанчик, молодая поросль из выводка, остальные особи которого, ломая ветки, с треском продирались сквозь лес, уходя от возникшей опасности.

– Жив, боярин? – спросил кузнец, спускаясь с холма и останавливаясь рядом с поверженным вепрем, изо рта которого все еще слышались предсмертные хрипы.

– Вроде жив, – неуверенно ответил Кондрат, вставая и ощупывая ушибленное колено, – ребра на месте. Весь в крови измазался, но это не моя.

– Успел выстрелить?

– Успел, – кивнул Кондрат, – только стрелы от его шкуры отскакивают.

Положив разряженный арбалет на траву, бывший атаман присел на колено и осмотрел умирающего зверя. Тот уже перестал хрипеть и затих, испустив дух. Васька нашел свою стрелу, торчавшую из холки. Ухватил за оперение и выдернул.

– Хороший зверь, – резюмировал свои наблюдения кузнец. – Похоже, что это ты его, боярин, своим ножичком. Молодец. От моей стрелы он бы не умер. Разве что позже, подранком. С почином!

Кондрат довольно ухмыльнулся, утер нос и случайно размазал рукой по лицу кровь зверя.

– Учусь помаленьку.

– Ну, а раз ты в порядке, – заметил на это бывший атаман, усмехаясь в бороду, – то бери его себе на холку и тащи в кузницу. Такое тебе будет задание на сегодня, охотничек.

Кондрат с сомнением посмотрел на здоровенную тушу кабана, а потом перевел взгляд на учителя, в надежде, что Васька шутит. Но это были не шутки. Еще полдня, отдав лук со стрелами бывшему атаману, еле выдирая ноги из болота, Кондрат тащил тяжеленного кабана на себе. Изредка он с завистью поглядывал на Митяя, который шел впереди и тащил второго кабанчика, который был почти вдвое меньше в размерах. А сам учитель и главный охотник, хоть и пристрелил-таки одного кабана и ранил второго, по праву старшего по званию не тащил с охоты вообще ничего. Если не считать арбалета и лука, заброшенных за спину.

Когда они оставили большие болота далеко за спиной и вновь вышли на тропу, что вела к озеру, Васька неожиданно приблизился к еле ковылявшему Кондратию.

– Уже недолго осталось, – поддержал он ученика, – как донесем до кузни, там сразу и разделаем. А ближе к ночи попируем на славу.

– А как же всю неделю на хлебе и воде? – не удержался от ерничества боярин.

– Учение твое к концу движется. Седмица почти прошла, – философски рассудил бывший атаман, прищурившись на солнце. – Да и лесных духов надо уважить, – охота вышла удачной. Не каждый раз такой прибыток бывает. Коли вепря ты взял, по всему выходит, значит, ты и должен его отпробовать. А то удачной охоты больше ни тебе, ни нам не будет.

– Ну, если только духов уважить, – как бы нехотя согласился Кондрат, – да ради хорошей охоты. Можно и съесть мясца кусочек.

Вечером они и правда устроили пир. Освежевали обоих кабанов и заготовили столько мяса, что можно было накормить дюжину голодных мужиков и еще останется. Но съели далеко не всё. Только молодого кабана, выпотрошив, кузнец насадил на вертел и поджарил на углях. А второго разделал на куски. Ребра и жилы с требухой отделил, но не выкинул. Оставил для каких-то своих нужд. Может, зелья лечебные готовить, а может, смазку для оружия. Само мясо чуть подкоптил и бросил вялиться на солнце. Видно, это был такой способ заготовки мяса впрок, о котором Кондратию было ничего не известно.

– Ну что, учитель, теперь удача от нас на охоте не отвернется? – спросил Кондрат, когда, наевшись от пуза, лежал рядом с костром, поглаживая ушибленное-таки кабаном колено. Следы от клыков, оставшиеся на ребрах, кузнец-знахарь уже смазал ему знакомой зеленой бодягой. Щипало сильно, но зато кровь перестала сочиться. Главное, что сами ребра были в порядке. Отделался лишь несколькими ушибами да легким испугом.

– А куда ж ей от нас деваться, – подтвердил Васька, тоже расслабившийся после сытной и обильной трапезы, во время которой он даже хлебнул медовухи. Ученику, однако, не предложил, хотя Кондрат не отказался бы.

– Так, может, завтра опять на охоту? – предложил Кондрат, входя в раж. Его распирало от охотничьей гордости и тянуло на подвиги, даже несмотря на то, что медовухи он не пил. Но тут и медовухи было не надо. Он только начал осознавать, что совершил. Как-никак, а Кондрат Зарубин своими руками впервые в жизни завалил здоровенного кабана, едва не вспоровшего ему бока. От таких ощущений кого угодно потянет на новые подвиги. И Кондрат ощущал себя чуть ли не великим охотником. Хотел тотчас отправиться добывать новые трофеи. Но кузнец, чуть ранее разрешивший забрать ему с собой шкуру кабана, быстро охладил пыл начинающего охотника.

– Ты забыл, для чего сюда приехал, боярин? – проговорил бывший атаман, возвращаясь в роль учителя. – Вспоминать, как драться на мечах и другом оружии. Я слово дал тебя заставить вспомнить. А я свои слова держу. Охота – для развлечения хорошо. Поохотились, с луком побегали, и будет. Этим ты и без меня заняться завсегда сможешь. Я слыхал, что ты неплохим охотником был, пока память не потерял. А покуда слуги твои сюда не возвернулись, надо еще кое-что в тебе понять да проверить.

«И правда, – чуть не хлопнул себя по лбу боярин, – Евпатий же князя от медведя на охоте спас. Как же я забыл!»

Васька Волк умолк ненадолго, почесал бороду, глотнул медовухи из баклажки и закончил, наконец, свою речь:

– Завтра опять с мечами начнем круговерть. Хочу посмотреть, какой ты на самом деле коловрат.

Так и порешили. Наутро, после легкой трапезы, бывший атаман немного удивил боярина, выдав тому кожаную рубаху с медными пластинами на груди, шлем и ко всему сразу два меча. А сам, облачившись в легкий кольчужный доспех, тоже встал напротив с двумя клинками в руках. «Это похоже на выпускной экзамен, – почему-то подумал Кондрат, поигрывая своими двумя клинками, по шероховатой поверхности которых лениво ползали тусклые солнечные зайчики, – похоже, учитель решил, что пора привыкать драться в доспехах».

– Вспоминай, боярин, – глухо приказал бывший атаман своему ученику, – за что тебя Коловратом прозвали.

И пошел в атаку, с размаху обрушивая на Кондрата один удар за другим. Бывший атаман отлично бился с обеих рук, но и боярин, к своему удивлению, сумел ему кое-что противопоставить. Хорошо отдохнувший за ночь Кондрат, к тому же не пивший медовухи, крутился как заведенный, методично отбивая удары противника обеими руками. Причем делал это так искусно, что сам диву давался. В этом почти настоящем бою лихой Васька Волк не жалел доспехов, уже несколько раз полоснув острием клинка по бокам и плечам кожаной рубахи своего ученика, и однажды даже по маковке островерхого шлема, что родило звон в ушах. Но рязанский боярин Евпатий Коловрат и в самом деле вел себя так, словно бился на двух мечах с самого рождения. Он, как многорукий бог, вращал довольно длинными мечами вокруг себя, отбивая все попытки противника серьезно ранить или убить. Как ни старался его учитель нанести урон доспехам боярина, кроме нескольких незначительных царапин да скользящего удара по шлему, ничего не выходило. А вот Евпатий, наоборот, с каждым мгновением становился все сильнее. Битый час под звон мечей противники прыгали по поляне, перемещаясь из одного угла в другой. Никто не мог взять верх.

Это тянулось до тех пор, пока Кондрат, сделав обманное движение, ловким ударом не выбил один меч из рук своего учителя, а вторым рубанул по лодыжке, заставив Ваську подпрыгнуть в воздух. Никому неохота лишиться ног, да еще в учебном поединке. Ведь никаких поножей, защищавших нижнюю часть ног, его учитель не выдал и сам не надел. И потому Васька прыгнул так лихо, что позабыл про коленку, поврежденную парой дней ранее. Однако хитрому боярину только этого и надо было. Когда бывший атаман приземлился обратно, слегка покачнувшись назад и отведя руку с клинком чуть в сторону, то немедленно получил резкий удар ногой в грудь. Да такой сильный, что отлетел на пару шагов и рухнул навзничь, даже выронив меч. А Евпатий метнулся вперед, вторым ударом ноги прибил его к земле, не дав подняться. А потом эффектно приставил клинок к горлу, закончив экзамен.

– Ну, ты истинный коловрат, – усмехнулся бывший атаман, медленно отводя пальцами острие от своего кадыка. При этом в глазах его блеснул холодный и злой огонек, – двумя мечами машешь так, что залюбуешься. Нечего тебе больше, боярин, вспоминать про мечи. Остальное в бою вспомнишь.

– А как же двуручный? – напомнил Кондрат.

– Ну, это на любителя, – заявил Васька, вставая и отряхиваясь, – для богатырей особенных подойдет. А тебе без надобности.

– А я что, – слегка обиделся Евпатий, поводя плечами, – рылом не вышел? Вроде не самый хилый.

– Так-то оно так, – с сомнением произнес Васька Волк, вновь пристально оглядывая коренастую, но не слишком высокую фигуру своего поединщика, – не обижайся, боярин. Вот если бы росту бы тебе вершков десять добавить, тогда вышел бы как есть богатырь.

– Ростом, значит, не вышел, – нехотя согласился Кондрат, втыкая оба клинка в землю, – вот уж не думал. Но не привык я отступаться от своего. Дай хоть попробовать, если у тебя такой меч имеется.

– Отчего не дать. У меня все имеется, – хитро ухмыльнулся кузнец.

Сходив в кузницу, учитель, вновь поверженный своим учеником, принес оттуда меч, доходивший Евпатию почти до пояса. Весил он тоже немало. Попытавшись им вращать как обычным мечом, боярин быстро устал. Но даже после того, как учитель показал ему, как надо работать таким мощным мечом, Евпатий больших успехов не достиг. Разве что смог развалить напополам круглый щит, по которому недавно из арбалета упражнялся.

– Хорошая вещь, – подытожил свои потуги боярин, – но ты прав, кузнец. Покажи, что у тебя еще в закромах пылится.

Завершив на том занятия на мечах, весь остаток дня бывший атаман, как ни странно, посвятил теории военного дела. Он на всякий случай «напомнил» потерявшему память боярину, из чего делают кольчуги и кожаные куртки для простых ратников. Какие щиты, шлемы, мечи, копья и топоры бывают, и чем из них лучше биться при обороне, а что лучше в нападении. Кондратий не зря потратил полдня, так как узнал для себя в тот вечер много нового. Оказывается, он и не подозревал в своей прошлой военной жизни, каким количеством остро оточенного оружия можно пустить врагам кровь. В скрытом арсенале у местного кузнеца, помимо знакомых уже мечей и длинных ножей, нашлись кинжалы разных видов и длины, сабли и даже серпы, которыми можно было рассечь противника не хуже меча. Серп в умелых руках – страшное оружие. Также узрел боярин в тайниках бывшего атамана булаву с шипами, так любимую всадниками, ибо ей можно было легко замесить человека, превратив его в безжизненный кулек мяса и переломанных костей. А также кистень со смертоносным грузом на прочной цепи в виде увесистой звездочки из металла.

– Да у тебя тут оружия целую ватагу можно вооружить, – заметил вскользь боярин, – куда тебе столько? Может, заказ чей?

– Может, и заказ, – туманно ответил Васька.

– Ой, смотри, учитель, – пригрозил боярин, – покамест я про то забуду за услуги твои. Но если, не дай бог, всплывет что худое против князя нашего, – не взыщи.

– Не боись, боярин, – отмахнулся кузнец, – не всплывет.

Вечер учитель и ученик провели за долгим разговором. На сей раз, по случаю окончания «курса молодого бойца», бывший атаман позволил своему ученику не только отведать кабаньего мяса, но даже хлебнуть медовухи. А когда язык немного развязался, Кондратий стал засыпать своего учителя вопросами о том, где и когда Васька приобрел свой боевой опыт. Но, несмотря на неделю, проведенную в обучении, и отсутствие посторонних ушей, выведать удалось немного. Васька лишь повторил свою историю о том, что некогда ушел из дому и оказался в разбойниках. Но где был его родной дом, не сказал. А потом грабил караваны на море, что шли с Византии на Русь. О том, как попал к франкам, от которых узнал про арбалет, тоже смолчал. Обмолвился лишь, что участвовал однажды в морском налете на южное побережье в тех местах. По всему выходило, что Васька Волк пиратствовал на морях аж до самой Испании и был у тех разбойников атаманом. Но вдруг что-то пошло не так. Может, дорогу кому перешел из сильных мира сего, – врагов у него должно быть немало, – да награду за его буйную голову дали хорошую. Вот и пришлось рвать когти. А только кончилось все тем, что оказался он вновь на Руси без денег, да забросил свои лихие привычки. Свидетелей его злодеяний здесь не нашлось, только по слухам и судили, а потому и жить спокойно дозволили. Поначалу Васька в охрану нанимался к купцам, а потом и вовсе освоил кузнечное ремесло, осев в здешних лесах подальше от любопытных глаз. То ли правда образумился, то ли скрывал много больше, чем рассказывал.

Сидя у костра, смотрел захмелевший Кондрат на своего учителя поневоле и по холодному блеску в глазах мужичонки не слишком грозного вида чуял, что есть за ним какое-то нерешенное дело. Похоже, не до конца забыл свои прежние привычки и друзей лихой атаман. Но выходило, что расскажет о них Васька Волк начистоту рязанскому боярину, только если тот его с каленым железом пытать будет. Да и то не факт. И решил Евпатий эту загадку отложить пока, дела сейчас имелись другие. Срочные. А насчет кузнеца, может, он и ошибался. Мало ли что в лесу от медовухи пригрезится.

– Интересный ты человек, Васька, – сказал Евпатий, прекратив, наконец, свои расспросы, – даст бог, поговорим еще с тобой о многом. Но позже.

На следующий день после полудня должны были явиться приказчики Коловрата с охранниками и золотом за обучение. В свой последний день в кузне у Васьки Евпатий неожиданно поменялся с ним ролями. Больно Васька стал упрашивать его научить той борьбе, с помощью которой «неразумный» боярин разбросал и покалечил все его воинство да голыми руками обезоружил самого атамана.

– Арбалеты мне сделаешь, если покажу? – попросил взамен боярин, натягивая вновь свои красные сапоги, семь дней провалявшиеся под лежанкой в кузне. – Тогда научу. Уговор?

Долго мялся Васька. Но он был неглуп. Тоже понимал, что боярин ему непростой попался. И без него о сем оружии откуда-то много проведал. А потому деваться бывшему атаману, а ныне кузнецу, было некуда. И он скрепя сердце кивнул.

– Если деньгой поделишься.

– Ладно, поделюсь. Тогда я тебе сейчас дам первый урок. На прощание.

И построив на поляне перед кузней всех ее обитателей, кроме одного, с мечами, серпами и копьями, Кондрат велел им атаковать себя безоружного. А когда все они осторожно, охватив его полукольцом, двинулись вперед в надежде отомстить за нанесенные увечья, поверивший в свои силы и просветлевший головою боярин от души вломил им всем еще раз по первое число. Вспомнив все, чему его когда-то учили в прошлой жизни на занятиях по самообороне без оружия. Давно он так не отрывался. Но натерпевшаяся за неделю обучения душа требовала воздаяния за науку.

Когда из лесу показался отряд его личной охраны с Захаром во главе, все подмастерья валялись на траве и стонали. А сам учитель, со вторым перешибленным коленом сплевывал кровь из рассеченной губы, сидя на траве. Но при этом ухмылялся так, словно получил удовольствие.

– Привез кошель? – вместо приветствия, спросил боярин, когда Захар подъехал поближе.

– Святые угодники, – охнул приказчик, рассмотрев ссадины и синяки на лице боярина, а также рваный кафтан, сквозь который просвечивали шрамы на ребрах. – Что с тобой сотворили эти лиходеи, Евпатий Львович? Может, их сковать да в яму посадить? Али вообще…

– Не надо, – отмахнулся Кондратий, натягивая сверху на полуистлевшее рубище прихваченный из кузни ездовой ферязь, – до свадьбы заживет! Мы тут поучили друг друга немножко разным премудростям. Сначала они меня. А потом и я их.

Вскочив на подведенного коня, Евпатий бросил к ногам Васьки кошель с золотом.

– Благодарю за науку, кузнец! А насчет остального, помни, – уговор! Придет время, свидимся.

И, развернув коня, поскакал в сторону Рязани.