Глава 15
День и время неизвестны
Первое, что он услышал, был знакомый голос:
– Коля. Коля, ты меня слышишь? Поговори со мной, пожалуйста. Хотя бы открой глаза.
Он открыл глаза.
«Где я, черт возьми?» – подумал он, разглядывая комнату, в которой находился.
Та была совсем маленькой. На единственном окне были жалюзи, сейчас сдвинутые. А за ними, судя по всему, был день, каких он давно не помнил. От которых успел отвыкнуть за годы хмурого ненастья, менявшегося только от снега к дождю и обратно.
Обои и постель в пастельных тонах. Картина на стене с изображением желтого песчаного берега. Мягкий приглушенный свет невидимой лампы на потолке.
Он не узнавал это место. Ни один дом в Мирном не был похож на этот.
– Ну вот, молодец, – снова прозвучало рядом с ним. – А теперь поговори со мной, будь хорошим мальчиком.
В этот момент он поднял взгляд на стоящий над ним силуэт.
«Маша? Нет. Марина? Нет. Но что это вообще за место? Тут слишком чисто и свежо для поселка».
Он с трудом сосредоточил взгляд на ней: светлые волосы спрятаны под шапочку, но одна прядь выбивается; синий халат похож на медицинский, но она не медсестра и не врач.
Он узнал ее. Потому что никогда и не забывал.
– К-как ты здесь оказалась?
«Нет, это невероятно. Этого не может быть».
От неожиданности Малютин попытался вскочить.
– Тихо-тихо. Врач сказал, ты не должен перенапрягаться.
Николай вдруг рассмеялся.
– Так это все… был сон? А я думал… почему столько нестыковок, несуразностей было в том, что произошло с нами. Я всегда знал…
Он всегда знал, что это просто бред. Кошмар, от которого надо проснуться. И тогда все закончится. Не будет этого серого неба, мутантов из американских комиксов, полубезумных людей – уцелевших, но выживших из ума, считающих последние дни своей жизни.
Он присел на кровати и воспользовался возможностью разглядеть женщину получше. И был вознагражден. Она была как всегда красива. Как в тот последний раз, когда они расстались, думая, что увидятся на следующий день. Даже этот бесформенный халат не мог скрыть ее фигуру. Ее волосы были по-прежнему очень густые, и вся она была именно такая, какой он ее запомнил – как на фотографии в телефоне. Которую он когда-то удалил.
Николай потянулся к ней, но она остановила его жестом.
– Нет-нет. Не так быстро. Иначе упадешь. Попробуй вставать постепенно. Мне сказали, что тебе лучше. Вот я и пришла, – в голосе ее, таком приятном и нежном, звучала тревога. – Ты рад меня видеть?
– Да, – честно сказал он, хотя не мог в этот момент даже вспомнить ее имени. – Как я здесь оказался?
– Ты помнишь, кто ты такой?
– Шутишь. Конечно, помню. Меня звали когда-то Николаем Малютиным. Я жил в городе. Учился на учебе. Работал на работе.
– Жил в жилище и ел еду, – передразнила она. – Это хорошо, что у тебя сохранилось чувство юмора. Ты всегда был странным, Коля. Не от мира сего. За что я тебя только люблю? Другая не стала бы это терпеть. Другая давно сдала бы тебя в сумасшедший дом.
Она сказала это вроде бы шутя, но за фасадом ее слов он почувствовал какой-то странный холод. Хотя, может, ему это показалось? Ведь лейтмотивом было нечто небывалое – радость, без пяти минут счастье. И никакая ложка дегтя не могла этого испортить.
– Но-но. Не обижайся, – она потрепала его по щеке.
– Я и не думаю. Просто не понимаю, как такое возможно. День, когда все началось, я помню буквально по минутам.
– Что началось?
– Конец всему.
– Да не было никакого конца. Был обычный день, как все остальные. Люди шли на работу. Дети шли в школы. Влюбленные шли под ручку, а супруги бранились и ворчали друг на друга.
А ведь верно. Как ни напрягал память Николай, он не мог вспомнить ни одного цельного эпизода. Только фрагменты дней. Но на больших промежутках память пасовала. «Сколько там прошло лет? Пять, десять, двадцать? Не верится».
Он с трудом мог вспомнить, что происходило в начале этого срока, а что – в конце. Один день был похож на другой. И сколько их было?
– О… – она вздохнула, лицо ее выражало тревогу и участие. – Мне говорили про провалы в памяти, про ретроградную амнезию. – Но я не представляла, что все так плохо. Прости.
– Где я? Это Мирный? Как ты там оказалась?
– Я не знаю никакого «Мирного». Это «Склиф». Институт имени Склифосовского.
– Что со мной?
– Ты попал в аварию. Нарушил правила дорожного движения. Сам разбился и разбил машину.
– Чужую?
– Свою. Хотя, учитывая невыплаченный кредит… можно сказать, что чужую. Да и тебе сильно досталось. Врачи собрали тебя по кускам. Тяжелая черепно-мозговая травма. Ты был в коме.
– В коме?
Почему-то он сразу понял, что имеется в виду не республика Коми, где находится город Сыктывкар.
– Когда тебе стало чуть легче, а показатели стабилизировались, ты нес какой-то бред про конец света, про ядерную войну, мутантов, монстров.
– Сколько я здесь?
– Два месяца. Но врачи говорят, что тебе еще месяц придется полежать. И еще полгода уйдет на реабилитацию. А потом ты еще год будешь платить за разбитую машину. – Она усмехнулась, откинула непослушную прядь волос с лица. – Но это лучше, чем отправиться на кладбище.
– Я могу встать?
– Лучше не надо. – В ее чистых глазах он увидел тревогу и страх.
Но он уже вынул иглу из вены и поднялся на ноги.
Пройдясь по холодному полу босиком, Малютин подошел к зеркалу.
Он верил, потому что хотел верить.
Но всегда найдется то, что омрачит любую радость. И сейчас это было чувство нереальности. Нереальным было ощущение покоя, от которого он отвык. Бывает, выпадает один шанс на миллион. Бывает, что беды – сотни и тысячи несчастий – обходят стороной, как пули и осколки, пролетающие мимо. Бывает. Но таких чудес – не бывает.
Это ложь. Крохотная деталь, которой не могло быть, выдавала ее с головой.
– Если ты говоришь правду, и ничего не было… то откуда у меня на лице этот шрам? Я хорошо помню, как он у меня появился. Я получил его, когда бродил еще слабый от лучевой болезни. Без цели, без смысла. И провалился в какую-то яму. Да и сам я слишком седой и морщинистый для двадцати пяти лет. Я вижу себя таким, потому что помню себя таким. И значит, это сон и морок. Да и ты держишься не так, как должна держаться та, которая потеряла и снова обрела любимого человека. Ты ведешь себя, как актриса в кино, причем в плохом российском телесериале по книжке – «ироническому детективу». Все это обман. Тебя нет. А то, что я видел эти годы, весь этот ад – это быль и правда.
– Понятно. – Она спокойно отреагировала на это, будто ждала таких слов. Но ее улыбка вдруг стала злой и холодной. – Ты не хочешь морока? Хочешь правды? Ну так получай ее. «Любимый». Я же тебе сказала, что ты будешь платить за всё. До самого конца.
И исчезла. В комнате вдруг стало темно и холодно. Тени начали сгущаться. За жалюзи вместо дневного света была теперь обсидиановая, антрацитовая чернота.
Николай опять почувствовал себя безмерно одиноким. Зато теперь не было ощущения фальши. Он ведь скорее поверил бы в квантовое бессмертие или в то, что его сознание ученые сохранили в банке данных, а все, что он видел эти годы, было затянувшимся сеансом виртуальной реальности.
Но все было проще. Скорее всего, он сейчас умирал. Например, от гипоксии. И видел яркие галлюцинации, пока мозг отсчитывал свои последние секунды, прежде чем погибнуть без кислорода. Верующий видел бы ангелов. Но он-то ни во что давно не верил.
Да, этот темный мир – реальный и единственный. Каким бы он ни был чудовищным.
«Прощай».
И с этой мыслью Малютин начал просыпаться.
Он не сказал этого слова вслух, но это было и не нужно. «Она» и так все поняла.
– Ты сам выбрал, – усмехнулась та, кого он на краткие мгновения действительно принял за свою любимую из прошлой жизни. Теперь она стояла как призрак в черном, не отбрасывая тень. Да и светильник на потолке света почти не давал.
Теперь «она» смотрела на него, скаля зубы, словно кто-то знакомый, но совсем не родной.
– Ты всегда ждешь только плохого. Поэтому оно с тобой и случается. Плати за всё.
Она рассмеялась и распалась на куски. Тут же и все остальное – комната, лампа, картина на стене, жалюзи – все вдруг начало таять, истлевать, разваливаться. А потом словно провалилось сквозь землю, свернулось, как свиток. Осталась только темнота за окном, она разрослась и поглотила все остальное.
Малютин провалился куда-то в яму, в холодную воду.
Самым неприятным был момент пробуждения.
«Добро пожаловать в реальный мир», – подумал он.
***
Когда туман забытья слетел с него, Малютин понял, что на твердой земле лежит только верхняя половина его тела. А нижняя погружена в воду.
Он пригляделся. Было уже темно, как бывало теперь вечерами даже летом.
Николай находился в глубокой промоине, похожей на кратер. Ее края были асфальтовыми и чуть загибались вверх. Может, это сделали наводнения, может, подвижки земной коры. А может, до войны люди раскопали эту полость экскаватором. Из одного ее края торчали ржавые трубы.
Он не видел дна под собой, но в одном был уверен: рядом, в считаных метрах от его ног, что-то бултыхалось, скрытое темной водой. Будто этот котлован облюбовал кто-то живой и огромный.
Если человеку как следует дать по голове, то последние несколько минут жизни сотрутся из его памяти. Это травматическая амнезия. Но какие-то смутные обрывки начали проступать, и Малютин собрал их в кучу усилием воли.
Дорога с разбитым асфальтом, по которой он ехал, несколько минут назад нырнула под воду – в лужу с мутной и маслянистой поверхностью. Видимо, год за годом весенние разливы и осенние дожди размывали дорогу и насыпь под ней, пока не прорвались и не заполнили всю низину. Огромные опоры ЛЭП поднимались прямо из воды, как и мертвые разлапистые деревья. Посредине этого пруда, имевшего в самом узком месте не меньше ста метров, стоял наполовину утонувший автобус, похожий на купающегося бегемота. Одна его часть была менее скрыта водой, чем другая. А значит, где-то там был брод.
Но, если посмотреть в другую сторону, вода тянулась, насколько хватало глаз. Видимо, недавний ливень здорово способствовал этому разливу, возможно, размыв какую-нибудь преграду для воды, «плотину» из хлама и упавших деревьев.
Объезжать – означало сделать серьезный крюк. И тогда ученый решил «сократить путь». Почему-то вода, которая должна была, по идее, быть обжигающе холодной, как только Николай ступил в нее, катя велосипед рядом с собой, сначала встретила его затхлой теплотой болота. Или ему это только казалось? Сейчас же вода, как и положено в это время года, была ледяной.
Но вдруг поверхность ее замутилась и покрылась рябью. Что-то забулькало, пошли пузыри. Малютин почувствовал набирающее силу течение.
«Что за явление природы? И где я, черт возьми?»
Николай видел, что там, где по его прикидкам должен был быть север, лужа тянулась настолько далеко, что терялась в дымке.
«Уж не связана ли она с какими-нибудь речками?» – подумал он машинально, без интереса. Его жизнь и смерть от этого не зависели. Он чувствовал себя так, будто все еще находился во сне.
Однако холод, сковывавший ноги, был реальным, и ломота, озноб и дрожь не позволяли сомневаться на этот счет. «Надо выбираться. А то недолго и умереть от воспаления легких».
Малютин попытался вылезти, но с удивлением понял, что не может выдернуть ногу.
Ученый сунул руку в воду, чтоб освободить свой сапог и штанину, и обомлел. Там, под покрытой маслянистой пленкой поверхностью, была какая-то вязкая субстанция, похожая на кисель. И чем глубже, тем гуще она становилась. Внезапно руку обожгло огнем. Малютин отдернул ее – в том месте, где в ткани костюма была трещина, которую он так и не смог хорошо заклеить, несколько капель просочились внутрь. И теперь, попав на кожу, жгли, словно кислота.
С резиновой перчатки стекали сгустки живой слизи. На поверхности воды они собирались вместе, похожие на большие капли ртути.
Когда биолог рывком все-таки выдернул ногу, то увидел, что она вся покрыта таким же «слизнем», только более крупным, заключившим ее в себя по самую щиколотку, как в вакуоль. Чулок костюма Л-1 был дырявым, из него стекала вода – багровая, с примесью крови. Боль накатила как волна цунами – как только он освободился от скользкой пакости, счистив ее с ноги о шершавый край ямы.
Казалось, его кости и мясо вываривают в кипятке.
Малютин заорал так громко, что крик вернулся к нему эхом.
Не помня себя, ученый начал карабкаться по стенке, хватаясь руками за все, что попадалось, скатываясь и снова поднимаясь. А за ним карабкались по склону эти живые нити, похожие на улиток без панцирей. Из глубины поднимались все новые и новые щупальца слизи, и им не было видно конца.
Страх добавил сил, и, наконец, биолог выбрался на твердую землю.
Оглянувшись, он увидел, что в середине промоины всплывает из-под воды что-то большое, похожее на плот. Оно приподнялось над водой примерно на метр, и Николай разглядел, что состоит оно не из слизи, хотя и покрыто ею.
Откуда-то из складок кожи посмотрели на него огромные глаза. А потом лениво закатились, закрылись, и «плот» начал медленно погружаться в воду.
Мелкие тварюшки – те, которые чуть не съели его ногу, – все еще барахтались у края, то и дело накатывая и снова стекая назад. Но подъем был слишком крут для них.
А «плот» тем временем погрузился в воду, выпустив пузырей не меньше, чем тонущий «Титаник» или ныряющий кит. Вскоре о нем напоминала только рябь на поверхности воды.
Малютин же понял, что стоит не на берегу, а на каком-то уступе, возвышающемся над промоиной, но ниже уровня земли метра на полтора. И он начал карабкаться вверх. Больше всего он боялся оступиться и упасть обратно в воду. Вдобавок края ямы осыпались. В последний момент у него сдали нервы, он рванулся что было сил. И выбрался, наконец, на асфальт.
Слизняки поменьше перестали атаковать и откатились назад. Вскоре последний из них скрылся в пучине гигантской лужи, по крайней мере часть которой когда-то вырыли люди – Малютин заметил стоящий поодаль экскаватор.
«Чудны дела твои, Господи. Или не господи, а наоборот… Чем является этот студень? Стаей моллюсков? Большой тварью неведомого рода и ее симбионтами? Колонией простейших?»
Он вспомнил, как ему казалось, что под водой он стоит на чем-то крошащемся – то ли на старых гнилых досках, то ли на костях.
«Если это – то самое создание, которое мы видели у Центра, а не его брат-близнец, – с ним шутки плохи. Ведь тут не меньше десяти километров. Возможно, он перемещается по руслам речек и ручейков. Хотя на наших он прекрасно двигался и по суше».
Почему-то Николай подумал, что существо это малоподвижно, когда сыто. А у него как раз недавно был обед. Именно это Малютина и спасло. В воде, окрашенной кровью, плавали чьи-то останки – клочья шерсти и куски шкуры. И что-то похожее на вытянутый бугристый череп с остатками кожи.
«Не повезло «собакам», хотя вряд ли этот улиткоспрут сожрал всю стаю».
Однако Малютину надо было на противоположный берег. «Похоже, придется все-таки топать в обход».
Вскоре показалась знакомая автобусная остановка, но велосипеда ни там, ни на берегу лужи не нашлось. Должно быть, когда его сознание помутилось, велосипед утянуло вниз, вместе с привязанной к багажнику винтовкой. А может, винтовку Малютин взял в руки и просто уронил.
«Значит, дальше придется пешком».
Минут десять Николай, сверяясь по компасу, который помогал куда лучше непоправимо устаревших карт, обходил это море. Глубина в некоторых местах была совсем небольшой, и даже просматривалось покрытое мусором дно. Помня об опасности, в воду он больше не наступал.
Но вдруг вода снова пришла в движение.
Спрятавшись за грузовым автомобилем на берегу – ржавым бортовым «КамАЗом» – Малютин, сквозь зубы проклиная все на свете, смотрел, как из воды, колыхаясь, восстает огромное нечто. Потоки воды стекали с него. Оно было похоже на раздувшегося кальмара, которых иногда выбрасывало на океанский берег – к удивлению зевак и шоку биологов.
«Старый знакомый. Видимо, уже все переварил и хочет добавки».
Впрочем, аналогия с головоногими была ложной. У этого существа не было знакомой двусторонней симметрии. Оно, казалось, состояло из несочетающихся друг с другом по размеру частей, словно сросшийся клубок червей. Смотреть на него было больно, как на сложный мозаичный узор, потому что глаза слишком напрягались, пытаясь придать бесформенному нечто привычные черты.
Щупальца или псевдоподии, похожие на мокрые канаты, медленно разматывались. Вот они потянулись к тому месту, где спрятался человек, все набирая и набирая скорость.
Похоже, тварь успела заметить его или обладала хорошим чутьем. Малютин бросил свое укрытие и побежал в полную силу.
Размотавшись на добрых пятнадцать метров, щупальца, так и не догнав дичь, втянулись обратно, явно нехотя. А само существо потекло вслед за Николаем по воде, прямо по ее поверхности – будто катер на воздушной подушке… абсолютно бесшумно и с неожиданной скоростью. Оказавшись на суше, оно замедлилось, но не слишком. Несколько «глаз» уставились на человека. Их мерцание показалось Николаю завораживающим, но он оторвал взгляд и больше уже не поворачивался. Только бежал.
Наконец, создание скрылось из виду за деревьями. Но страх, липкий и леденящий душу, гнал его вперед.
– Жаль, нет огнемета. «Шмель» тебе бы в самый раз подошел.
Дорога с твердым покрытием осталась где-то далеко позади. Вокруг был голый пустырь. «Тут и на велосипеде особо не погоняешь. Хорошо, хоть рюкзак был на спине. И пистолет в кобуре».
Костюм Малютина, дырявый, как решето, представлял собой ужасное зрелище. Ноги болели нестерпимо. Утешала только одна мысль: до цели оставалось сравнительно недалеко. А там – и горячая пища, и кровать, и лекарства.
Он ускорил шаг, а потом снова побежал. Хотя за ним никто не гнался… пока. Иногда ученый позволял себе сделать привал. Странно, но он почти не устал. Уж не имели ли недавние укусы эффекта гирудотерапии, вытянув из него дурную кровь вместе с ядами?
Но нет. Ноги по-прежнему очень болели. Просто его подгоняло желание быстрее закончить этот кошмар.
По крайней мере, псовые теперь уж точно потеряли его след.
Наконец он нашел автомобильную дорогу, которая через какое-то время вывела его к трассе. Всего несколько дней назад он ехал тут с солдатами в проклятый «Центр»…
«Сколько понадобится часов, чтобы дойти до Мирного, минуя городские районы, где среди многоэтажек может прятаться что угодно? Не ослабею ли раньше от голода и радиации? Не догонят ли меня эти псы… или сами «серые»? И пустят ли меня внутрь, когда дойду?»
Малютин шел, переставляя ноги, как робот, стараясь не думать. Он хотел только одного – добежать, добрести, доползти – а там видно будет.
***
Знакомый поворот трассы, знакомые фуры на дороге.
Закусочная. Почему-то он знал, что место, где ему пришлось пережить лютый страх, теперь чистое. Все опасности остались позади. Он почти дошел до цели, и его не догонят.
Вот вдалеке показалась вышка, на которой они когда-то втроем несли дежурство.
Не помня себя, как в полусне, Малютин взбежал по косогору.
А вот и поселок, который с пригорка казался похожим на пчелиные соты.
«Лишь бы пустили, лишь бы не пристрелили свои».
– Эй! Эй-эй! Люди, человеки! Это я! Микроскоп! Малютин! Не стреляйте!
Тишина.
А вот и ворота. Старые, покрытые ржавчиной, исцарапанные… Но не прибавилось ли на них царапин?
Николай толкнул створку, уверенный, что та крепко заперта, но она, к его удивлению, распахнулась.
Это наполнило его нехорошими предчувствиями. Что там внутри, за стеной? Что произошло в его отсутствие?
Он боролся с этими мыслями, пока шел от ворот до «трубы». И тут увидел, что стены пластикового туннеля, соединяющего отдельные здания поселка, распороты, разодраны во многих местах. Казалось, кто-то пробежал здесь насквозь, прорывая стенки и оставляя грязные следы. Увидел Николай и пятна засохшей крови на бетонном тротуаре. Он мог бы принять их за что угодно – машинное масло, краску, – но рядом лежала оторванная, частично скелетированная рука. Нескольких пальцев на ней недоставало.
Рядом в сарае нашлось первое тело. Вернее, то, что от него осталось. Это был Петр, один из мужиков, с которым Малютин особо не общался, но знал, что тот успел послужить в армии и в поселке часто выбирался в караульную службу. Рядом валялась изгрызенная, замусоленная «Сайга», брать которую было противно, но биолог обтер ее тряпкой, проверил исправность, отсоединил магазин. Все патроны были на месте.
Видимо, когда это случилось, Петр отвечал за ворота. И он их открыл, хотя было не ясно: почему? А больше ничего сделать часовой не успел.
Дальше, переходя от дома к дому, Малютин видел только разгром и запустение.
Гермодвери были распахнуты. В комнатах гулял ветер, гонял обрывки полиэтилена и бумаги, наполнитель распоротых подушек и одеял.
Кое-где пол был заляпан бурым. Такие же пятна покрывали стены. Шкафы были разломаны, столы и стулья перевернуты, будто по комнатам носился дикий кабан или горилла.
Кое-где вся посуда была разбита, а пол покрывали россыпи острых осколков. Занавески, простыни были изодраны и воняли псиной, резким запахом звериной берлоги.
Ученый шел, особо не скрываясь. Искал живых – неосторожно и безрассудно. Но поворачивался на каждый шорох, проверяя с фонарем и ружьем каждый темный угол.
Впрочем, он чувствовал, что в этом месте опасности больше нет.
Судя по засохшим остаткам еды в тарелках, разряженным генераторам, испортившейся рыбе в общем холодильнике (куда создания не сумели добраться) – все произошло не сегодня, а пару дней назад.
И тогда, как молотом ударила страшная догадка.
Те люди, о которых говорила Мария… новые пленники Логова – не откуда-то из другой деревни. Это были жители Мирного. Именно их, воспользовавшись отсутствием военных, застали врасплох твари. А он… просто фантастический идиот.
Малютин не нашел ни одного живого, хотя обшарил всю деревню и постучал в каждый дом – даже туда, где все было заколочено и никто не жил годами, – в надежде, что кто-то спрятался и сумел переждать нападение. Тщетно. Никто не вышел на его зов.
Клуб встретил его самым страшным разгромом. Тут как будто прошел Мамай или стая дикий обезьян. Все, что можно было сломать – даже безобидная бытовая техника, – было разбито и сломано.
Здесь он нашел два тела. Опознать не смог, настолько они были обезображены. Понял только, что это женщина и подросток лет тринадцати – даже не понять, мальчик или девочка.
«Они просто поели, что повкуснее. Не смогли сдержаться».
Рвотных позывов больше не было. Только еще сильнее сжимались зубы, и он сам готов был грызть и терзать этих сатанинских отродий.
Старушка, которая умерла во время его последнего патруля, была не так уж не права. Сущности из потустороннего мира действительно ходили по земле и посещали поселок. Только это был отнюдь не бог и не его ангелы.
Склад. Его темные окна казались целыми. Обе двери были заперты.
Это было последнее строение, куда Николай еще не заглянул, но с самой большой площадью. А значит, проверка здесь будет самой опасной. Особенно учитывая отсутствие электричества и огромные подвалы.
Но к счастью, в здание Склада твари не пробились. Николай нашел универсальный ключ, который хранился в кабинете Семеныча, и открыл запасную дверь склада. В шлюзе было чисто и пыльно.
Внутри все было цело. И снова – никого… Видимо, мутанты застали людей, когда те разошлись по домам, и переловили, как зайцев. Оставшихся настигли и окружили в Клубе. А потом, убив несколько человек для острастки, собрали живых в кучу и погнали гуртом по дороге, как пастухи – овец.
Малютин понимал, что нельзя вынимать пробки из ушей. Он помнил, как Великан парализовал волю Токарева, а ведь тот отнюдь не был тряпкой. На обычного человека зов и крик «серых» воздействовали куда сильнее. От этого не просто болела голова – люди либо сходили с ума, либо превращались в послушных манекенов.
Этим можно было объяснить тот факт, что около двух десятков тварей смогли переловить почти сотню людей.
Никто не вышел на его стук. Малютин до последнего надеялся, что в одном из закутков Склада он наткнется на кого-нибудь, кто сумел ускользнуть и спрятаться.
По крайней мере, запасы уцелели. По поводу того, что мутанты не сумеют разгрызть консервные банки, ученый больше не обольщался, но другие продукты – типа сухих сублимированных смесей и концентратов в тюбиках – нашлись в запертом помещении подвала, куда монстры не проникли. Испортилась только рыба, хранившаяся в морозильной камере. Но ее и так мало кто решился бы есть из-за специфического внешнего вида.
Остался один вопрос: что делать дальше?
Но если Малютин и колебался, то недолго.
«Да кто я такой? Тварь дрожащая или человек?»
Отвечать на этот риторический вопрос пришлось самому. Да, можно было остаться тут и выживать одному. Запасов хватило бы лет на десять – при условии, что будут работать регенераторы воздуха, система очистки воды и хотя бы один ветряк.
Но преодолев уже столько всего, было бы странно отступить сейчас и выбрать легкий путь. У него, как говорят герои фильмов, оставались неоплаченные счета кое к кому. Да и людей все-таки надо было хотя бы попытаться спасти.
Ученый принялся собираться в путь, который мог оказаться последним.
К огромному сожалению, в оружейной комнате было пусто. Видимо, те двое бойцов, что остались тогда в поселке, «реквизировали» и перенесли весь огнестрел в другое место, подальше от «штатских». Отдать такой приказ было бы очень в духе Токарева. А в момент нападения оружие находилось только у часовых, остальные просто не успели получить его на руки.
Как бы то ни было, на поиски времени не было. Пришлось довольствоваться «Сайгой». Хорошо хоть нашлось несколько пачек патронов и кое-что другое. В цинковом ящике лежали гранаты: несколько светошумовых и одна осколочная – им за все эти годы так и не нашли применения. Взял Малютин и новый костюм ОЗК, и противогаз, и дозиметр-радиометр, хотя понимал, что урон, нанесенный организму полученной за эту неделю дозой, можно было теперь хоть как-то компенсировать, только если провести следующие пять лет в герметичном боксе со стенками из свинца. Нашел Николай и кое-что из лекарств, а заодно обработал свои раны. И тут ему зверски захотелось спать. Видимо, эти пиявки все-таки успели что-то ему впрыснуть.
Вначале Николай хотел позволить себе вздремнуть пару часов, но знал, что это вызовет ненужное расслабление. После этого захочется поспать еще часов шесть. А каждый час – это, возможно, чья-то смерть, причем очень нехорошая.
Вместо этого он еще раз прошерстил аптечки. Малютин не был фармакологом, но как химик-любитель и биолог-профессионал знал вещества, которые могут поддержать его нервную систему в работоспособном состоянии. Больше восьми часов ему и не требовалось. Вдобавок к этому «коктейлю» он заварил в термосе крепчайший чай. Пока он все это собирал, про себя бормотал то, что даже сам считал бессвязным бредом:
– «Доктор, доктор, помогите, я не могу уснуть… – Да вы что, с ума сошли? Я ветеринар!».
Еще он нашел в одном из шкафчиков легкий бронежилет, который – при небольшом весе – мог хоть как-то защитить от холодного оружия, а значит, и от когтей.
Вместо самодельных ватных затычек взял нормальные беруши. Семеныч как-то жаловался, что не может уснуть без них – и это при том, что в поселке никогда не было шумно.
Малютин решил, что вставит их в уши, когда будет приближаться к цели. Несколько секунд у него будет, даже если они заметят его первыми и сразу начнут выть. Сильная воля и ярко выраженный индивидуализм, повышенная критичность ко всему должны были дать ему некоторую фору. Он успел заметить, что особенно сильно их приемчики действуют на тех, кто привык жить по правилам и подчиняться чужим указаниям.
Подумав, Николай добавил еще и охотничий нож – вместо своего, потерянного. Пистолет майора он по-прежнему держал при себе.
Больше ничего он брать не стал, чтоб не перегружать себя, – все-таки не на автомобиле поедет.
Вещи распределил – часть в заплечный рюкзак, часть в баул на багажник его нового велика: в большом гараже при Складе, куда давно уже никто не заглядывал за ненадобностью, обнаружился велосипед (дорогущий когда-то), покрытый слоем пыли, – куда там той рухляди, на которой он приехал из Логова!
«Больше груза с собой везти незачем. Впрочем… рыба может сгодиться для одной цели».
