Глава 9
– Если Реутова занималась ловлей беглых преступников, то список людей, желающих ей зла, может оказаться весьма длинным, – заметил Макс, когда я, приехав в офис, передала ему свою беседу с Цыганковым. – Наверняка были заказчики, которым она не смогла помочь. А деньги, выданные на расходы, не возвращаются.
– Надо найти список ее клиентов, – предложил Володя Костин.
– Отличная идея, – одобрила я приятеля, – но в отличие от тебя Надежда Владимировна никогда не работала в полиции.
– При чем тут полиция? – поморщился Вовка. – Я уже давно с Максом.
– Полиция тщательно хранит всю информацию о делах, – вздохнула я. – Сколько раз ты жаловался, что чувствуешь себя писарем, мол, кучу бумаг за день заполнил и с ума сошел? А у Реутовой такой необходимости не было.
– Лампа права, – заметил Фокин, – более того, я думаю, что хантерша, прежде чем приняться за новую работу, тщательно уничтожала все, относившееся к предыдущему делу. Я бы именно так поступил. В квартире Реутовой работали криминалисты и ничего интересного не нашли. Судя по ее домашнему окружению, она обычная пенсионерка. Только очень обеспеченная, с шикарным жильем, красивыми вещами и вкусными продуктами. На себе, любимой, она не экономила, покупала лучшее.
Костин встал, подошел к доске и взял фломастер.
– Кто мог убить охотницу?
– Один из близких пострадавшего, – предположил Олег. – Реутова пообещала отцу-матери-брату-сестре жертвы, что найдет сбежавшего преступника, который убил их любимого человека, и не сдержала слова.
– Возможно, – согласился Макс. – Дело за малым: выяснить имена ее клиентов и всех проверить.
– А почему вы решили сфокусироваться только на родственниках одной стороны? – спросил Вова. – У преступников тоже есть близкие. Осужденный насильник для членов своей семьи чист, как слеза младенца, по их мнению, просто полицейские дело состряпали, а судья не разобрался и впаял бедняге пожизненное заключение.
– Значит, еще нужен список подозреваемых, – протянул мой муж.
– Консьержка уверяет, что посторонних в день смерти Надежды Владимировны в подъезд входило не так уж много. Наташа всех знает, они обслуживают жильцов, ни в чем дурном раньше не были замечены.
– Помнится, Федоренко тоже казался приветливым человеком, помогал окружающим, детей местных любил, угощал их конфетами. А потом вдруг выяснилось, что на нем более двадцати трупов, – вздохнул Фокин. – Маньяк убивал незнакомых людей, а с коллегами-соседями после этого был снова милый, очаровательный. Если некто вам при первой встрече сахарно-медово улыбается, в любви клянется, держитесь от него подальше.
У следователя зазвонил телефон, Олег вынул трубку.
– Слушаю. Вы где? Сейчас приеду.
Я спросила:
– Что-то интересное обнаружили?
– Ребята в квартире Реутовой, – ответил Фокин, – ничего примечательного не накопали, дверь опечатали.
– Может, ее никто не убивал? – предположила я. – Имело место простое самоубийство? Проглотила женщина таблетки, запила водой – ну случилась у нее минута отчаяния?
Олег опять потер затылок.
– Хм, некий резон в твоих словах есть. Следов борьбы на теле Реутовой нет. Трудно насильно заставить человека выпить большое количество снотворного. Даже слабую женщину. Точно потасовка завяжется. Царапины эксперт обнаружит, синяки-раны на руках заметит. А в случае Надежды Владимировны – ничего. На кружке только ее отпечатки, и на бутылке тоже.
– Значит, суицид? – вздохнула я.
– Все-таки есть небольшие шероховатости, – заметил Фокин. – Во-первых, кружка. Макс, покажи.
Вульф щелкнул пультом, на экране монитора появилось изображение.
– Что в ней необычного? – не понял Костин. – Подобные кружки у миллионов людей имеются.
Фокин отобрал у Макса пульт.
– То-то и оно. Изучи интерьер квартиры Реутовой.
– У нее полно дорогих, изысканных вещей, – сказала я, глядя на меняющиеся на экране снимки. – Один раз я зашла к ней. Надежда Владимировна неоднократно и весьма настойчиво приглашала меня в гости, я под благовидным предлогом отказывалась, но потом мне стало неудобно. С порога я поняла: Реутова любит редкие вещи, антиквариат. Чай она мне налила в очень красивую чашку. На столе сверкали серебряные сахарница, «лодочка» для конфет. Вся обстановка гостиной, где мы сидели, была тщательно продумана, ни одной случайной мелочи. Пледы в креслах из ангорской шерсти, ковер туркменский, старинный, ручной работы. Все изысканно, дорого. А сейчас перед нами весьма вульгарная кружка. Не фарфоровая – фаянсовая, с надписью «Любите друг друга». Такие в качестве сувениров разные фирмы раздают.
– И мы похожие заказывали, – оживился Вовка, – двести с чем-то рубликов за штуку, с изображением Шерлока Холмса. Клиенты радовались. Пустячок, а душу греет.
– Странно, что такая дама, как Реутова, воспользовалась такой кружкой, – пробормотала я.
– Вот-вот, – кивнул Фокин, – она по идее должна была взять чашку из какого-нибудь сервиза. Гляньте, сколько в квартире прекрасных вещей.
– Нервничала, торопилась, схватила первое, что попало под руку, – без особой уверенности возразил Вульф.
Я не согласилась с мужем.
– У этой женщины и первое, что попадется под руку, окажется изысканным. Она легла в кровать в роскошном ночном одеянии, вся в кружевах, рюшах, пахла французскими духами и… пила воду из барахла?
– Погодите-ка… – попросил Макс. – Олег, не листай фото, задержись на том, где изображена тумбочка крупным планом. Да, верно. Мне вот что в голову пришло. Сколько пустых блистеров было?
– Три, – уточнил Олег, – рядом пустая упаковка от лекарств. Таблетки продаются в картонке по тридцать штук. По десять в один блистер уложены. На месяц запас.
– Покажи лекарство, – потребовал Вульф.
На экране появилось фото.
– Коробка, в ней было тридцать пилюль… – забормотал мой муж, – срок годности март будущего года… Произведено в Индии…
Игорь, который до сих пор сидел молча, подал голос:
– Средство легально разрешено в России.
– Так… – протянул Макс. – На каждом блистере с десятком таблеток есть номер. Хочу на все три посмотреть, увеличь изображение. Ага! Вот оно! Я молодец!
– Ты о чем? – одновременно спросили мы с Костиным.
Вульф потер руки.
– Мне пришла в голову простая идея. Кружка не принадлежит Реутовой, поскольку это не ее стиль. Но посудина все же дома у Надежды Владимировны, и нет сомнений, что она ее в руке держала. Олег прав: если заставить человека насильно принимать лекарство, то он будет сопротивляться. И добровольно никто из рук убийцы пойло не возьмет. Эксперт живо обнаружит признаки борьбы. А что, если Надежда Владимировна побывала у кого-то в гостях и ее там угостили?
– Снотворное растворяется в воде, запаха и вкуса не имеет, – тут же уточнил заведующий отделом компьютеров Игорь.
– Надежда выпила в гостях воды, а в ней была немалая доза лекарства, – продолжал мой муж. – Когда Реутова скончалась, убийца водрузил на тумбочку кружку с отпечатками пальцев жертвы, бросил пустую упаковку…
– Не пойдет, – возразила я, – на блистерах следы пальчиков Реутовой, она сама вынимала лекарство.
– Правильно, – согласился муж, – о том же и я подумал. Поломал голову и… Смотрите. Лекарство годно до марта будущего года, так написано на общей упаковке. В ней должны быть три фольгированные пластинки по десять пилюль. Сбоку на каждой тоже указана дата окончания использования и номер.
– Номер? – удивилась я.
– Да. И на всех блистерах он свой, – поддакнул Костин. – У нас когда-то проходило дело о фейковых медикаментах, я многие тонкости тогда изучил.
– Не все производители так поступают, – заметил Игорь, – но данная фирма ответственно к вопросу относится. Глядя на экран, выражаю сомнение: похоже, только один блистер для этой коробки родной. Два других – нет.
– Как ты это определил? – удивилась я.
– На картонке напечатано: М/06-750, – пустился в объяснения Гарик. – Расшифровываю: М косая черточка ноль шесть – это значит, что пилюли можно использовать до шестого марта, а семьсот пятьдесят – номер блистера. В картонке их должно быть три, соответственно, два других должны иметь маркировку М – черточка ноль шесть семьсот пятьдесят один и пятьдесят два… или семьсот сорок девять – сорок восемь. Разница непременно в одну цифру. Но! На другом блистере выбито: Д черточка двенадцать. То есть двенадцатое декабря. И как в картонке, содержимое которой годно до марта, оказался декабрьский блистер? И третий, январский? А?
– Кто-то собрал старые блистеры, которые Надежда Владимировна использовала, поэтому на них есть ее отпечатки, – договорил Макс, – и отравил Реутову, представив все как самоубийство. Не новая идея.
Я посмотрела на Фокина.
– Консьержка утверждает, что в подъезд не входил никто из посторонних. Наташа не умеет врать, она слегка отстает в развитии. Очень исполнительная, честная, аккуратная девушка, но с фантазией у нее беда. Дислексия, дисграфия, отсутствие образования не способствуют развитию воображения, а без него хитроумный план не составишь. В дом заходил Костя, мастер на все руки. Его вызвал Цыганков. Вообще-то странная на первый взгляд история: Зиновий Павлович потребовал, чтобы Костя пришел срочно, и тот примчался, полагая, что у профессора в квартире кран сорвало, а оказалось, что надо поговорить о ремонте двери, которую кто-то поцарапал. Ну и к чему такая спешка? Во время разговора со мной Зиновий Павлович признался, что боялся языка Реутовой, пошел к ней, чтобы попросить не рассказывать его жене о его выкрутасах, но нашел соседку мертвой, перепугался и сбежал. А потом решил организовать себе алиби – ножом поскреб одну из створок в квартире и вызвал рабочего. Если вдруг полиция начнет соседей опрашивать, у Цыганкова будет все отлично, он у себя дома с Константином беседовал.
Я встала.
– Простите, мне пора бежать в гимназию за ребенком.
