Глава одиннадцатая
Во второй половине ночи Горлориз (это его на заставе окрестили «Барсуком»), продрогший от сырости, вылез из своего укрытия, закрепил за спиной рюкзак и направился к реке. На той стороне заканчивался его далекий путь. Вода билась о камни, нагроможденные у подмытого берега. После обильных дождей тихий Буг вздыбился, река плескалась у самых ив, низко наклонившихся к воде. Глухо шумели сосны, лес наполнился таинственными шорохами.
Горлориз шел медленно и вдруг вздрогнул от недалекого крика выпи. Постояв, снова двинулся в путь. Все его существо объял липкий страх. Еще в Кауфберейне, готовясь под руководством инструктора местной шпионской школы к переходу границы, он знал, на что решился, но не представлял себе, что это будет так трудно!
Сейчас он чувствовал себя одиноким и обреченным. А идти нужно. Назад пути нет. Стивенсу не скажешь, что при переходе границы помешали какие-то там непредвиденные обстоятельства.
До Дубровичей рукой подать — лишь перебраться через Буг, и он у Лютого. Тот не выдаст, укроет. Только бы добраться благополучно и не нарваться на «зеленых дьяволов». О, как он их ненавидел, этих пограничников! Только бы не нарваться…
Вот и река. Накачать надувную лодку — дело нескольких минут. Но как гулко шумит мех. Нет, не мех, сердце стучит, вот-вот разорвется.
Вода подхватила лодку, понесла по течению, а на повороте прибила к противоположному берегу. Вот он — желанный и… такой страшный!
Горлориз шаг за шагом, часто останавливаясь и прислушиваясь, медленно продвигался вперед. Только бы не нарваться. За каждым кустом мерещился пограничник. Некоторые места, казавшиеся особенно опасными, переползал на четвереньках. Гулко стучало сердце, пот заливал глаза. Чем дальше от границы, тем безвольнее становилось тело. Подкашивались ноги, болели сбитые пальцы…
— Матка боска, рятуй мне, — беззвучно молил он, уткнувшись разгоряченным лицом в росистую траву. И снова полз, извиваясь ужом.
Казалось, стоит подняться в рост и сразу раздастся грозный окрик «Стой!», зло зарычит овчарка, точно так же, как в прошлый раз…
— О, Езус-Мария! — Потная рука полезла за пазуху. Пистолет на месте. Вспомнилось последнее напутствие шефа, который лично приехал в Кауфберейн.
— С богом, — произнес он на прощание и хлопнул его по плечу старческой рукой, оплетенной синими склеротическими венами. — Да сохранит вас всевышний. Ну, а если настанет критическая минута, я надеюсь, что у воина армии свободы хватит мужества… — Шеф не договорил и ткнул высохшим, узловатым пальцем в собственный висок.
«Как бы не так! — злобно подумал Горлориз. — Чихать он хотел на громкие слова, на несуществующую „армию свободы“».
И, как ни странно, злоба ему придала силы. Превозмогая страх, приподнялся, впился в кромешную тьму глазами, а затем, полусогнувшись, устремился вперед короткими перебежками. В предрассветном тумане мигнул огонек, на миг погас и снова заколебался, выхватив из темноты небольшое оконце и в нем расплывчатое пятно чьего-то лица.
«Дубровичи», — догадался Горлориз и повернул к одинокой хате за оврагом, на отшибе села. Ежеминутно оглядываясь, держа в руке пистолет, он осторожно приближался к заветной цели. Знакомая хата под дранкой, большой фруктовый сад. Стволы деревьев, по-хозяйски обмазанные известью, заметно выделялись на темном фоне неба. Горлоризу был хорошо знаком этот дом. По его приказу бандиты из сотни «Пирата» повесили на раскидистой яблоне глухонемую хозяйку крохотной усадьбы. А вон и яблоня, на которой прикончили Магду, отказавшуюся шить униформу для «повстанцев».
Горлориз обошел вокруг хату, не заметив ни Маслова, что притаился неподалеку, ни других пограничников. Он постучал троекратно — тихо, чуть слышно. Но чудилось, что стекло звенит, как церковный колокол, — того и гляди поднимется все село…
Те несколько минут, пока открывали дверь, показались нескончаемо долгими. Сил только и хватило, чтобы переступить порог.
Полийчук вышел всклокоченный, с припухшими от сна глазами, придерживая рукой кальсоны.
— Ты? — воскликнул он, пропуская гостя в комнату.
— Пасть заткни, — зло прошипел Горло-риз и в изнеможении повалился на пол.
Появление Горлориза было такой неожиданностью, что бухгалтер с трудом пришел в себя. Вот, значит, кого поджидал Остап! И все-таки не хотелось верить, что перед ним сам Горлориз. Невольно повторил свой вопрос:
— Ты? Сюда?
Горлориз в бешенстве прохрипел:
— Не я. Папа римский! Ляпу заткни и помоги встать!
Полийчук довел гостя до кровати.
— Выйду подывлюсь, чы не привив кого, — сказал он, набросив на плечи пиджак.
Горлориза будто стегнули. Он схватился за пистолет:
— Продать хочешь, сука? Ни шагу, бо так и пришью на месте!
В испуге бухгалтер замахал руками, — от Горлориза всего можно ждать.
— Скаженный! Так я ж для тебя стараюсь.
На улице стояла предрассветная тишина, изредка нарушаемая голосистым криком петухов. Над хатами вились дымки. Полийчук посмотрел в сторону пограничной заставы. Нигде ничего… Успокоенный, возвратился в хату.
— Следы обработал?
Горлориз ответил, не подняв головы с подушки:
— Не дрожи, все сделал как нужно.
— Мне нечего дрожать. Если трясучка, то на тебя нападет скорее: я дома, в своей хате. — Он плутовато взглянул на гостя. — Эк тебя вымотало. Хоть бы мешок снял, что ли. Давай помогу.
Горлориз с трудом высвободил руки из лямок рюкзака, передал его Полийчуку.
— Каменьями набыв его, чи що? Тяжкый, холера.
— Каменьями голова твоя напакована. Рация в нем, осторожно.
— Что ты сказал? — не поверил бухгалтер.
— Рация в мешке, ты поаккуратней, не побей чего.
Полийчук просиял и готов был расцеловать своего избавителя. Теперь отпадет необходимость вести сложную и опасную игру с пограничниками, подвергать себя излишнему риску. Хоть Остап здорово придумал, но и пограничники не дураки. По мере приближения назначенного Остапом дня бухгалтер все больше терял уверенность о благополучном исходе затеянной игры.
Каким-то шестым чутьем Полийчук догадывался, что начальник заставы по-иному стал к нему относиться. В словах капитана уже не сквозило прежнее радушие… Полийчука, брат, не проведешь. Он сам трижды стреляный воробей…
— Спи, друже, набирайся сил. Уж я для тебя постараюсь.
Горлоризу приглашения не требовалось, — он крепко спал.
Полийчук засунул рюкзак в самый дальний угол под кровать, прикрыл его тряпьем. Затем, после короткого раздумья, взялся готовить завтрак. Для дорогого гостя ничего не жаль. А там, с божьей помощью, все обойдется тихо-спокойно. Накормит, напоит, а вечером в Старгород. Дальше — дело нового хозяина. Пусть Остап ломает голову…
