День рождения Роберта оказался безоблачным и даже целительным. Накануне он лег спать в разумное время и с рассветом вскочил с постели в необычно радостном нетерпении. «Да-да-да, да-да-да, бла-бла-бла, бла-бла-бла, С ДНЕМ РОЖ-ДЕ-НИ-Я…» — распевал он, принимая душ, а потом позавтракал яйцом в мешочек и ломтиком тоста. Утро он провел восхитительно — перерабатывал главу диссертации, посвященную Стивену Гири, архитектору Хайгейтского кладбища. В контору он явился до полудня и вместе с Джеймсом рылся в архиве до двух часов, пока не пришло время экскурсии. Казалось, его приветствовали все знакомые памятники: «Когда-нибудь пробьет и твой час, но только не сегодня». Вернувшись в контору, он обнаружил, что в нижнем офисе никого нет, кроме директора кладбища Найджела и какой-то молодой четы — они обсуждали организацию похорон младенца. Роберт, поспешно ретировавшись, поднялся наверх.

В уголке на одном из конторских стульев примостилась Валентина. Джессика разговаривала по телефону; Фелисити заваривала чай и приглушенно беседовала с камнерезом по имени Джордж о его работе над каким-то мемориалом; сверху, из архива, Джеймс окликал Джессику; Эдвард делал ксерокопии, а Фил вынимал из коробки торт. Смущаясь, вошли Томас и Мэтью, и в офисе вдруг стало непривычно тесно, потому что могильщики редко присоединялись к остальным, да к тому же отличались богатырским телосложением.

— Оцени, — сказал Фил. — Я заказал, чтобы нам глазурью изобразили Египетскую аллею.

— Ну и ну, — протянул Роберт. — Как же это… неаппетитно.

— Что правда то правда, — согласился Фил. — Серая глазурь не каждому по нутру.

При виде торта Фелисити расхохоталась. Все тут же перешли на шепот, памятуя об убитых горем родителях, которых принимал внизу Найджел.

— Блеск, — сказала она, понизив голос, и принялась втыкать в торт маленькие розовые свечки.

Джессика повесила трубку и распорядилась, не обращаясь ни к кому в отдельности:

— Соблюдайте приличия.

Она подмигнула Валентине и пошла вниз.

Джессика и Фелисити были единственными, не считая Роберта, с кем Валентина уже встречалась. Роберт, войдя, приветствовал ее улыбкой, и Валентина приободрилась. Она с удивлением наблюдала, как Роберт трепался с Филом и парировал шуточки Томаса и Мэтью насчет неуклонного приближения его смертного часа. Так зоологи наблюдают за редким животным в естественной среде обитания. От застенчивости Роберта не осталось и следа. Он подозвал к себе Валентину и, одной рукой приобняв ее за плечи, стал знакомить с собравшимися. Валентину взволновало, что друзья Роберта воспринимают их как единое целое, но будь на его месте Джулия, у Валентины это вызвало бы только раздражение.

Из архива спустился Джеймс, который бочком присел за стол жены. Вскоре появилась и сама Джессика, а за нею — Найджел.

— Ого, — изумился он. — По какому случаю праздник?

— По случаю двадцатого апреля, Найджел, — сказала Фелисити. — Ты разве не захватил костюм?

— Сегодня у Роберта день рождения, — напомнил Джеймс.

— Да, в самом деле, — невесело произнес Найджел. — К сожалению, мыслями я не здесь.

— Обо всем договорились? — спросил Джеймс.

— Разумеется, — ответил он. — Хоронить будем в понедельник, в одиннадцать.

На контору опустился темный покров; детские похороны удручали всех и каждого. «Когда мы хороним детей, — подумал Роджер, — всякий раз начинается дождь. — Потом он сказал себе, что это не так. — Но зонт на всякий случай прихвачу».

— Ох ты, — поразился Найджел, заметив торт. — Это что за ужас?

— Эй, — возмутился Фил, — попрошу не оскорблять кондитерское изделие. — Он сфотографировал торт на мобильник. — Для архива.

Фелисити зажгла свечки. Все сгрудились вокруг Роберта, который с нескрываемым удовольствием слушал, как ему поют «Happy Birthday». Валентина пела вместе со всеми; у нее было такое чувство, будто эти люди — ее давние знакомые: Фил, весь в татуировках, одетый в кожаный тренч; Джордж в рубашке с закатанными рукавами, рассказывавший бархатным голосом про карандашный эскиз, который он не выпускал из почерневших от графита пальцев; Эдвард, похожий на героя черно-белого фильма, исполненный достоинства, в костюме, при галстуке, сцепивший перед собой руки, как в церкви; улыбчивые Томас и Мэтью — в высоких сапогах и подтяжках; печальный Найджел, выводящий слова с таким видом, как будто это была тяжелая миссия, чреватая пагубными последствиями; Фелисити, добрая и звонкоголосая; Джессика и Джеймс, поющие с хрипотцой, как надтреснутые флейты, — все хором распевали «Happy birthday to you». Под конец Роберт зажмурился, пожелал себе «когда-нибудь снова стать счастливым» — и задул все свечки, кроме одной. Зашелестели озабоченные вздохи; тогда он еще раз набрал воздуха и со второй попытки задул последний огонек. Аплодисменты, смех. Разрезав торт, Роберт протянул первый кусок Валентине. В одной руке она держала бумажную тарелку, в другой — пластмассовую вилку — и наблюдала, как он раздает покрытые глазурью ломтики.

Фелисити уже наливала чай в разномастные конторские кружки и фарфоровые чашечки. Роберт попробовал торт: серая глазурь на вкус оказалась не хуже любой другой. Он исподволь бросил взгляд на Валентину и заметил, что она, молчаливая и торжественная среди общего веселья, не сводит с него глаз. Внезапно ее лицо озарилось улыбкой, и у него отлегло от сердца: прошлое уходило в тень, и все его мысли были теперь о будущем. Роберт протолкнулся к Валентине и остановился рядом; они ели торт и блаженно молчали под гул именинной вечеринки. «Все будет хорошо», — подумал он.

Джессика не спускала с них глаз. «Как она похожа на Элспет, — крутилось у нее в голове. — Просто мороз по коже». Перед ее мысленным взором появилась супружеская чета — несчастные родители, только что покинувшие контору. Выходя за кладбищенские ворота, они поддерживали друг друга, словно борясь с ураганом, который норовил свалить только их. Роберт с Валентиной просто стояли рядом, но Джессике почудилось такое же единение. «Кажется, он вполне счастлив. — Она сделала глоток чаю. — Надо думать, все образуется».