Музыкальный талант
В этой семье меня принимали охотно и вот по каким причинам:
1. Я вел себя столь учтиво, я вещал столь умно, что даже служанка стала как-то понятливее.
2. Я никогда не проявлял желания отведать чего-бы то ни было и пил исключительно чистую воду.
3. Хоть навещал я их каждый день, стулья и прочая мебель остались в полной сохранности.
4. Я курил только свои собственные сигары и никогда не носил с собой трубки, как поступал пан X., заглядывавший сюда до меня.
5. Я помогал младшим членам семьи выполнять школьные задания.
Сейчас я и сам удивляюсь, как у меня хватало терпения, и нахожу, что причиной тому была девица Гермина, выгодно отличавшаяся от своих сестер деликатным поведением, красотой и, наконец, главное — тем, что я сам был ей симпатичен. Симпатия эта зародилась после того, как однажды в разговоре я обмолвился, что абсолютно лишен музыкального слуха.
Страдая одним и тем же недостатком, товарищи по несчастью, как правило, обнаруживают друг к другу взаимную склонность.
— Я не отличаю «ля» от «ре», — как-то признался я ей, — высокие звуки от низких, и пою четыреста песен все на один лад.
— Этому легко помочь, — откликнулась Гермина, слегка зардевшись. — Я тоже не различала высоких и низких тонов, но теперь мой слух, можно сказать, отточен для восприятия и воспроизведения любых звуков. Этого я добилась, упражняясь в пении и слушая игру на фортепьяно, скрипке и прочих инструментах.
— Что касается пения, — сказал я, — то голос у меня отсутствует начисто. Раз было я записался в хоровой кружок, хормейстер, прослушав меня, тут же попросил разрешения обратиться к какой-то ученой корпорации, потому что обнаружил, что звуки, которые я пытался выдать за «ля», настолько отличались от человеческих, что…
— Да вы шутник, — засмеялась Гермина. — Завтра я сама вас прослушаю. Я раздобуду цитру и позанимаюсь с вами. Я ведь умею играть на цитре.
Следующий день был отмечен знаменательным событием. На столе в гостиной лежала цитра.
— Нравится? — спросила Гермина.
— Вид больно претенциозный, — ответил я, — струн многовато, а я не люблю излишеств.
— Но так и должно быть, — сказала Гермина. — Вот эти металлические — для исполнения мелодии, остальные — для аккомпанемента.
— Их делают из высушенных кишок, — бросил я сухо, ибо цитра не вызвала у меня ни малейшего доверия.
— Да замолчит он когда-нибудь или нет? — Она говорила обо мне в третьем лице! — Ну вот, слушайте: это «ми».
— Скажите, что это за колечко у вас на большом пальце? — спросил я.
— Это плектр, которым играют на основных струнах.
— Гм-м, — буркнул я.
— Поразительно, вы так чисто взяли «ми», — удивилась девица. — А теперь попробуем «ре».
— «Ре»… «ре»… Что-то не получается, — сознался я после долгих бесполезных попыток, заметив, что напротив открываются окна, а ведь я как-никак писал музыкальные обзоры в одну из местных газет.
— Мне кажется, цитра расстроена, — продолжал я. — Ее необходимо настроить как следует. А чем ее настраивают?
— Вот этим ключом.
Мы приступили к настройке. «Ля», «си-бемоль», «до», «ре», «ми», — звучало в комнате, — «ля», «до», «ре», «ля», «си-бемоль», «до», «ля», «до», «ре». Это заняло у нас больше получаса.
Через полчаса лопнули струны «ля», «ре» и «ми», а спустя час сдались струны для аккомпанемента.
— По-моему, у вас есть не только музыкальный слух, но и просто талант, — объявила Гермина, когда я уходил. — Нужно лишь его пробудить. Да не забудьте купить новые струны — основные и аккордные.
На другой день я пошел покупать струны. Проверил их на прочность — выдержат ли хорошую настройку.
— Вот она, силушка-то, где, — удивился хозяин магазина, когда я порвал третью.
Предвидя всяческие мелкие неприятности, я купил каждой струны по четыре штуки и отправился упражнять свой музыкальный слух.
— Я вас видела во сне, — такими словами встретила меня Гермина. — Вы выступали в качестве виртуоза.
— Во-первых, прикроем окна, — предложил я, — а потом уже приступим к занятиям. Что же касается виртуоза — то отчего бы и нет, в жизни всякое случается.
Прилаживание струн к цитре — дело весьма занятное, особенно если вам помогает такая прелестная девица, как Гермина.
Мы склонились над цитрой так, что лица наши соприкоснулись. В романах это называется «интимный момент».
— О чем вы думаете? — шепнула мне Гермина в самое ухо.
— Да вот смотрю, какой сложный инструмент цитра.
— О да, — несколько разочарованно произнесла девица.
— Но ваше присутствие, — подхватил я, — придает ему особую прелесть.
Когда все струны были на месте, мы принялись за настройку.
— Я куплю камертон, — пообещал я, ибо, по заявлению моей Гермины (а с того дня я действительно обращался к ней запросто, как к своей доброй знакомой), мы настроили цитру слишком высоко. Пообещав купить камертон, я попрощался с Герминой.
В ту ночь я почти не спал, поминутно просыпаясь от своего собственного пения. Во сне я чисто брал и «ля», и «ре», а в дремоте вытягивал даже высокое «до».
Последующие дни превратились в цепь бесконечных страданий.
И хотя на другой же день я купил-таки два камертона, ни одну из струн цитры нам не удалось довести до нужного звучания.
— Как вы думаете, это «ля»? — спрашивала Гермина, перебирая струны.
— Полагаю, что нет, — отвечал я. — Это или «до» или «ре».
— Это «ре», — вздыхала Гермина. — Для «до» низковато.
— Что с тобой? — спросил меня знакомый. — Выглядишь паршиво.
— Пробуждаю в себе музыкальный талант, — ответил я с гордостью.
Так продолжалось всю неделю.
Злосчастная цитра! Она обрекла меня на бессонницу. Ночью она вползала в мои сны. Несколько раз мне привиделось, что я сам цитра, и по мне туда-сюда водят огромными стальными кольцами, а иногда снилось, что я — аккордная струна, и что меня настраивают, а я лопаюсь. Жуть какая-то. Но — поди ж ты! — каждый день в четыре часа я появлялся у родителей Гермины. Цитра прямо-таки влекла меня к себе. Может, не цитра, а Гермина?
Наступил понедельник. Я пришел к Гермине. Она плакала.
— Я очень, очень рада, что вы здесь, — проговорила она, обратись ко мне. — Но сегодня мы не сможем заниматься, потому что я жду визита.
И она опять разрыдалась.
— Да отчего же вы плачете? — обеспокоившись, спросил я.
— Ах, это ужасно. Сейчас придет мой кузен, у нас все перед ним трепещут. Вечно он скандалит по пустякам. Вот и вчера, стоило вам уйти, он меня просто вывел из себя. И стул разбил, и меня обидел.
— Лучше всего, если я сразу поставлю его на место, — спокойно возразил я. — С вашего позволения, я его просто выкину отсюда.
Решительные поступки всегда производят на дам хорошее впечатление, подумал я. Гермина перестала плакать.
— Вы так добры! Я разрешаю вам все, но не обижайте его уж слишком: кузен все-таки!
Через полчаса наступила развязка всей этой истории. В комнату с грохотом, зато без всякого приветствия влетел мужчина.
— Это и есть ваш кузен? — тихо спросил я Гермину.
— Да, — испуганно ответила она.
— Та-ак, Гермина, — проорал молодой человек, еще стоя в дверях.
Он не успел произнести ничего больше, потому что я схватил его за шиворот и вынес из комнаты.
В прихожей он слабо сопротивлялся, но это ему не помогло, в итоге некоторое время спустя я возвратился в комнату один. Кузен был уже внизу, в подъезде — под лестницей.
— Я его выкинул, — коротко сообщил я Гермине.
— Ах, как вы любезны, ах, как я рада! — благодарила Гермина. — Вообразите, какой грубиян. Это у него я взяла цитру, так вот, видите, сегодня он вздумал за ней явиться.
Я обомлел. Потом, схватив с вешалки свою шляпу, вылетел из комнаты.
— Куда же вы? — услышал я возглас Гермины.
— Покорнейше прошу простить, произошла ошибка, досаднейшая ошибка, — сказал я кузену, настигнув его за углом, где он приводил себя в порядок. — Выбросу подлежите не вы один, так что извольте вернуться!
Однако возвращаться молодому человеку не хотелось. И я решил покончить с этой историей радикальнейшим образом. Я вернулся к Гермине и, прежде чем она успела опомниться, распахнул окно.
— Господи, только не прыгайте! — проговорила она и упала в обморок.
Я взял цитру и швырнул ее вниз. До сих пор удивляюсь, откуда у меня взялось столько душевных сил. Потом я привел в чувство Гермину. Придя в полное сознание, она сказала:
— Как мило с вашей стороны, что вы не выпрыгнули из окна. Я понимаю, мой кузен рассердил вас, но не принимайте это так близко к сердцу. Дайте-ка сюда цитру.
Бедная, бедная Гермина!
— Цитры нет больше, — произнес я елейным голосом. — С вашего позволения, я выкинул ее следом за кузеном.
Гермина снова свалилась в обморок, а я поспешил незаметно скрыться.
— Ты выглядишь лучше, — заметил мне мой знакомый, встретив меня через несколько дней.
— Еще бы, — я, наконец, перестал пробуждать в себе музыкальный талант, — ответил я.
А ну его, этот музыкальный талант!
