За фасадом ревущей индустриализации
Создание поражающей своей мощью индустрии, причем в ошеломительно короткие сроки — за три довоенные пятилетки, — сверхзадача. Доказать всему миру, что страна стала суперпередовой. Обогнать по объему промышленности Америку. В стране, которая в очередной раз пустилась в догонялки, вопрос стоял именно так.
Денег, добытых грабежом деревни, на это хватить не могло. Но экспортировать нефть, алмазы, другие сырьевые товары страна могла тогда в очень скромных размерах. Лишь к началу Великой Отечественной доля нефти достигла 22% в общем объеме экспорта. Ведь для добычи и переработки сырья уже требовалась развитая промышленность и транспортная инфраструктура. Откуда же еще брались деньги?
У городского населения с дореволюционных времен осталось приличное количество золота и драгоценной ювелирки — считается, что около 250 млн золотых рублей. В стране открываются торгсины — более 300 магазинов, торгующих якобы с иностранцами, продавая им за валюту деликатесы и элитный ширпотреб. Но и простым советским гражданам путь туда не был заказан. Ради того, чтобы купить просто нормальной еды, которой не было в обычных магазинах, люди несли в торгсины фамильное серебро, бабушкины сережки, мамины свадебные бриллианты. Торгсины существовали в 1932-1936 годах. Всего четыре года потребовалось для того, чтобы вытянуть из населения личные ценности.
Это капля в море, хоть и не лишняя. Где же еще взять денег? Придумали займы у населения. А что, клевая штука — каждый обязан купить облигации займа, который замутило государство, сначала раз, через пару лет еще раз, потом еще один заем. Сколько облигаций пропало в войну, погибло вместе с владельцами, изъято при арестах!.. А те, что люди умудрились сохранить, были погашены. Конечно, а как же иначе, раз народное государство обещало вернуть народу долг. Займы начали погашаться в 1960-х, при Хрущеве. Нормально, да? Людей, имевших по одному пальто и по одной паре туфель, заставляли давать государству кредиты на 30 лет.
И все равно не хватает! Включается печатный станок. За две первые пятилетки денег нарисовали вдвое больше, чем стоил весь объем товаров потребления народа. Значит, инфляция. Подождите! При социализме не бывает инфляции — так утверждали создатели политэкономии социализма. Ну, значит, ее и не было, просто цены чуток подросли. А потом еще чуток, и еще… Хотелось всего и сразу. Большого перелома, огромного скачка. Как в передовой Америке, только круче.
«Русские были одержимы идеей кнопки» — это из уже цитированной тут книги М. Давыдова. Поставить коробки заводов, завезти в них импортное оборудование, нажать кнопку… И все закрутится, как в Америке, где, собственно, партийная и хозяйственная номенклатура страны и насмотрелась на конвейеры.
Вбухивали колоссальные средства в коробки заводов, завозили поточные линии из-за границы, чтобы тут же с них поехали трактора на колхозные нивы и грузовики, груженные металлом. «Нет таких крепостей, которые не могут взять большевики!»
«А включаешь — не работает!» — это Жванецкий. В первые две пятилетки удалось запустить в основном то, что осталось от хозяйства дореволюционных русских промышленников. Завод АМО, один из флагманов индустрии, позже переименованный в ЗИЛ, заложен в 1916 году на деньги Русского автомобильного общества. Это в основном деньги Рябушинского. Заработал завод в конце 1920-х. Тогда же якобы был построен завод «Электросталь», который на самом деле был создан в 1914 году и обеспечивал русскую армию боеприпасами во время Первой мировой. Флагман питерской промышленности — Кировский тракторный — был до революции Путиловским заводом, как мы уже знаем. Даже главная гордость тех лет, первая ветка московского метро от Сокольников до парка Горького, а вслед за ней еще две ветки были построены по чертежам, созданным еще в 1910-1913 годах, уже весной 1914 была подготовлена площадка для первого депо сегодняшней «красной ветки» и были завезены материалы.
Работал автомобильный завод «Руссо-Балт», национализированный у русско-французских промышленников. После революции его переделали в бронетанковый завод и отдали в концессию… немецкой фирме Junkers. Той самой, что производила «юнкерсы» — транспортные самолеты, истребители и бомбардировщики, которые потом исправно утюжили ковровыми бомбардировками наши города. Ударно работали горнорудные шахты и металлургические производства Донбасса. Только не забудем, что создал их Джон Хьюз из Уэльса, построив для рабочих шахт и завода городишко, названный потом Юзовкой. А когда потенциал, наработанный русскими промышленниками, уже был прибран к рукам и выдан за достижения Великого строя, дальше дело двигалось вперед в основном мозгами иностранцев и руками заключенных. И двигалось из рук вон плохо.
Несложно нарыть каналов и настроить дорог и заводских коробок, когда есть заключенные и ссыльные. Аж 20 млн раскулаченных, представителей партийной оппозиции и еще бесконечных категорий «врагов народа» — саботажников, антисоветчиков, иностранных шпионов, дворянского отродья… Скажете, цифру 20 млн выдумали, чтобы опорочить Сталина? Многие сегодня так считают, появляется все больше статей и работ, в которых приводится когда 9 млн, когда 3 млн, а то и 900 тысяч. Но первый человек, который попытался посчитать, был историк Рой Медведев, и у него эта цифра составила 40 млн! Велись подсчеты и западными историками. В конечном итоге на цифре 20 млн — только погибших в лагерях! — сходится большинство.
Не надо великого ума, чтобы закупить горы импортного оборудования при помощи принудительных займов и грабежа деревни. Эти вложения порождали хаос, незавершенку, скопление неиспользуемого оборудования в одних местах, отсутствие запчастей — в других… Мало построить заводы по иностранным проектам и купить для них станки, надо к этому как-то приладить труд. Ведь Маркс ясно сказал, что стоимость создается только трудом, а все кормчие Великого строя были марксистами-ленинцами. Значит, должны были как-то встраивать живой труд в свои планы.
Встраивали с ленинско-сталинской простотой. На ударных стройках — Днепрогэсе, Магнитке, Уралмаше, Уралвагонзаводе, Челябинском, Норильском металлургических комбинатах, Сталинградском тракторном заводе и десятках других вкалывали и депортированные (переселенцы), и деревенские, сумевшие вырваться из колхозов. Потомственных питерских, уральских, московских рабочих было ничтожное меньшинство, они полегли в мировую и Гражданскую, тех, кто выжил, быстро разоблачили как «вражеских элементов» со всеми вытекающими последствиями. Получается, что снова, как и при Витте и Столыпине, на заводах и комбинатах работали вчерашние крестьяне? Получается, так. Приладить этот труд к завезенным с Запада технологиям и оборудованию непросто — не та квалификация! Рабочая сила существовала сама по себе, технологии и оборудование с Запада — сами по себе.
Неправда, скажете? У нас была самая передовая инженерно-техническая интеллигенция. Была, только она появилась много позже. Лишь в 1930 году было введено обязательное начальное образование, а в городах — обязательная семилетка. Первые вузы стали появляться в начале 1930-х, но в них еще надо было пять лет отучиться, а потом приобретать опыт и навыки.
Второй московский автосборочный завод КИМ (Коммунистический интернационал молодежи) был построен по фордовским чертежам. Американские инженеры сбежали оттуда в первый же год, потому что от них требовали невозможного. Чтобы конвейер работал в заданном режиме, комплектующие должны поступать по часам, в точном соответствии с технологическим процессом. На КИМе их приходилось ждать неделями. Рабочим было совершенно до лампочки, что, как и в какой последовательности производить. В одних цехах был завал монтировочных рам и осей, в других — нехватка двигателей. Фордовские инженеры приходили в ужас.
Знаменитый ГАЗ тоже строили американцы — по техническому проекту компании Austin. Американцы запустили завод и даже сверх договора построили заводской поселок под Нижним Новгородом — для себя, но после отбытия заморских гостей он стал общежитием для рабочих. Однако нелестные оценки в адрес американцев все равно остались в советской историографии. Все годы строительства и запуска ГАЗа между фирмачами и руководителями советского автостроя, которые стояли во главе строительства, продолжался конфликт. Намеченные сроки не выдерживались, бюджет проекта был превышен многократно из-за вечной нехватки материалов и переизбытка работников, занятых расчетами, учетом, переучетом, а главное — выбиванием фондов, тех самых материалов, которых вечно не хватало. В мемуарах об этой стройке представитель компании Austin инженер Генри Майер писал, что ГАЗ стал самым дорогим и самым неприбыльным проектом за всю историю компании.
Завод наконец заработал… По проекту он должен был выпускать в день 1200 грузовиков, а выпускал 70, от силы 100. Из них на ходу была дай бог половина. Все закупленные для начального периода запчасти израсходовали в первые полтора года, а собственными силами по оставленным чертежам производить их, как это предполагалось, советский рабочий оказался не в состоянии. Его этому не учили, а сам он и не стремился понять, как все это крутится, как устроен автомобиль или двигатель. И не понимал, как устроен общественный двигатель — то есть ради чего он сам работает и что получит, если станет работать лучше.
Никем не считаемые колоссальные вложения, дармовой труд, массовые закупки дорогостоящей техники на Западе — и все равно планы из года в год не выполнялись. А газеты пестрели мифическими цифрами: 20-30% темпов роста промышленности в год. Такого не бывает в принципе.
К началу 1930-х «размазывание» огромных средств по сотням объектов и обилие незавершенки решили поправить. Несколько строящихся крупнейших производств объявили приоритетными флагманами, витриной промышленной державы. Кузнецк, Магнитка, Днепрогэс, Сталинградский и Челябинский тракторный заводы — даже самые юные наверняка слышали эти названия. В 1930 году был создан Госпроектстрой, который за 30 лет распиарили как главную кузницу инженерных кадров, где рождается научно-технический прогресс. В разные годы там работало 2-2,5 тысячи инженеров и проектировщиков.
Умалчивают об одном: кузницу создала архитектурно-строительная компания американского предпринимателя Альберта Кана, ставшая главным проектировщиком советского правительства. Контракт с компанией Кана стоил 2 млрд долларов — примерно 230-240 млрд по сегодняшней покупательной способности доллара. Компания отправляла в Союз изобретателей, конструкторов, инженеров, выполняла чертежи по промышленному строительству и технологическому проектированию самых различных отраслевых производств. В стенах Госпроектстроя была спроектирована практически вся тракторная, автомобильная и танковая индустрия. По чертежам, разработанным здесь, строительство новых объектов велось и в послевоенные годы. Вы никогда не слыхали об Альберте Кане? Конечно, вам никто о нем и не рассказывал. Ведь крупнейшее инженерно-конструкторское бюро мира, которым «Госпроектстрой» был в 1930-1960-е годы, могло быть детищем только передовой советской мысли.
Аналогичным образом создавались черная и цветная металлургия. Гипромез — институт по проектированию металлургических заводов — нанял другую американскую проектно-конструкторскую компанию. Arthur McKee Company из Кливленда спроектировала Магнитку и оборудовала ее станками. Потом на кливлендских станках перебивали маркировки, а советские инженеры пытались сделать «точно такие же», но с оригиналами эти копии не могли сравниться ни по производительности, ни по износостойкости.
Оборудование для Днепрогэса поставляла немецкая Siemens, в ее подразделениях НИОКР готовили конструкторские и инженерные разработки. Можно привести много таких примеров.
Нет ничего дурного в привлечении иностранцев к созданию индустриального богатства, раз стоит задача, чтобы у нас было по крайней мере «не хуже». Но дело в том, что привлечение иностранцев к советским догонялкам могло дать ожидаемые плоды только в одном случае: если бы иностранцы приносили не только знания, но и вкладывали бы собственные деньги, участвовали в принятии решений, добиваясь прибыльной работы производств. Но они работали по контрактам: сделал чертеж, получил копейку — и от винта. Их близко не подпускали ни к запуску, ни к управлению, ни к решениям, сколько и каких рабочих надо нанимать. Иностранцев, которые пытались лезть в эти вопросы, могли запросто записать в «иностранные шпионы». Что они лезут? Кто считает, во что эти заводы обходятся, прибыльны ли они или убыточны? Нам этого не нужно. Коммунисты меряют успех не деньгами, а штуками, тоннами и километрами.
Русские промышленники тоже привлекали в свои общества иностранный капитал, но при этом все работало. Нобель — да, именно брат учредителя Нобелевской премии — собственными силами начал делать в России первые дизели, по его заказу Шухов спроектировал первый нефтепровод. И сами русские без дела не сидели. Инженеры, выращенные и выученные на производствах Мальцовых, Морозовых и других, со многими задачами справлялись лучше иностранцев. Все росло как на дрожжах в последние 20 лет перед Первой мировой, и при этом не было ни рабского труда, ни постоянного поиска вредителей. Люди просто работали за деньги. И сами предприниматели, и их рабочие прекрасно понимали, откуда деньги берутся, как накапливаются и как превращаются во все более сложный и передовой в техническом отношении капитал.
В советской империи все делалось таким способом, будто ни деньги, ни человеческие мотивы, ни качество человеческого материала не имело к процессу никакого отношения. Богатство великой державы не имело никогда отношения к достатку ее граждан, никак не меняло уровень их жизни. Для Великого строя человека не существовало.
