Любите деньги чистою любовью…
Наверное, на этом можно было бы закончить рассказ о русских промышленниках. Но речь же у нас не столько о них самих, сколько о деньгах, об отношении к ним русских людей: «Трудом праведным не наживешь палат каменных…» А также и «мерседесов» не наживешь, которые шуршат шинами у тебя под носом и так раздражают, просто бесят… Сложные отношения с деньгами у русского человека. Он вроде бы их любит и уж точно никогда от них не откажется. Но относится к ним презрительно. Они для него зло.
Почитайте Голсуорси, Бальзака, современного британского писателя Джулиана Феллоуза, знакомого русскому читателю не по книгам, а больше по фильмам, таким как «Госфорд-парк», «Аббатство Даунтон». Прикасаясь к жизни Европы XIX-XX веков, видишь совершенно иррациональное стремление знати делить деньги на «чистые» и «нечистые», наделение благородными качествами лишь «старых денег». Будто грязь и кровь, непременно сопровождавшие обретение денег, успели то ли стереться, то ли «отмыться», и нынешние наследники состояний чисты, в отличие от их современников, заработавших деньги здесь и сейчас. Это обычное сословное высокомерие, не более того, даже в последней трети XX века с ним боролась Тэтчер.
В России же относятся к любым деньгам как к мировому злу. То ли потому, что обывателю они приносили одни несчастья — даже небольшие деньги окончательно отвращали от работы, пока не пропивались, а попутно — по пьяни-то — можно было и прибить кого, опять же горе, а виноваты деньги! То ли оттого, что «мыслящие и образованные» — за редким исключением — совсем не мастаки по части зарабатывания и для ощущения собственной исключительности им приятнее считать, что деньги — зло в принципе.
Даже Марина Цветаева, признавая, что Нечаев-Мальцов оказался единственным, по сути, спонсором Музея изобразительных искусств, тем не менее говорит о нем как о «физическом» создателе музея, тогда как своего отца называет создателем «духовным». Не мог Нечаев-Мальцов вложить из собственного состояния три (!) миллиона рублей — немыслимые по тем временам деньги — без глубокой духовной причастности, без потребности в просветительстве собственного народа. Музей же строил, не амбар.
Снисходительно отзывается о его глубоком душевном порыве Цветаева. Она не может не признать, что без него все благородные устремления ее отца остались бы воздушными замками. И при этом пишет: «Не знаю почему [он это сделал], по непосредственной ли любви к искусству или просто "для души" и даже для ее спасения. Ведь сознание неправды денег в русской душе невытравимо…» Как это по-русски — одной рукой брать деньги, а другой тут же свысока похлопывать дающего по плечу…
В русских промышленниках поражает их страсть к совершенствованию мира. Умение не только заработать, но и уважать деньги, которые они ох как умели считать, и при этом были готовы отдавать миллионы на обустройство жизни собственных рабочих, как это делал Сергей Иванович Мальцов, на дорогостоящую благотворительность и развитие искусств, как Морозов, Нечаев-Мальцов и многие другие. Они знали, что деньги должны творить добро. Если Марина Цветаева считала иначе — что ж, это ее дело.
Нет в деньгах зла, они заслуживают любви. Чистой, не рваческой. Зло им приписывают только сами люди — из зависти к чужому успеху и собственной инфантильной несостоятельности. Никому не заказан путь к достатку и даже богатству, было бы желание и упорство. Кстати, гораздо меньшее, чем требовалось крепостным крестьянам, выбившимся в люди. Нечего ныть, что в стране не существует социальных лифтов. Их действительно гораздо меньше, чем можно было бы создать в такой стране, как Россия, но те, кому они действительно нужны, их находят. Или создают сами. Не случайна тут история о староверах, Фомичах и Пименовичах. Убеждена, что в их душе нет сознания неправоты денег. И в душах многих россиян его нет, но мы этих людей не замечаем или презираем — так спокойнее. Мы видим только других и уверяем себя, что это и есть русский человек.
Для «других» труд — наказание, зима — наказание, секс для их женщин — наказание. Даже водка и то — наказание. Сама жизнь — наказание, которое несешь как крест.
У «других» нет денег — это же зло! — зато у них есть другое: страна с ее великим прошлым и великим будущим. У них есть герои, великие деды и космонавты — такие же парни, как они сами. Будем ими гордиться и думать о вечном. При этом мочиться в подъезде, ковырять в лифтах на стенах матерные слова, помнить, что застолье немыслимо без драки…
Это где-то там, в Европе, которую мы вроде хотим перегнать, шерифа избрать важнее, чем президента. Улицу замостить, новые лавки цветами украсить важнее, чем Олимпиаду провести. Так потому что страны малые, мышление там у народа куцее!
А «русский человек готов презреть вещи, которые мешают ему лично жить, ради какого-то большого дела, большого процесса, какой-то радости большой, общегосударственной. Вот это ощущение приобщенности к своей огромной истории, в том числе и к своей огромной географии, вот это внутреннее ощущение, что "я русский, какой восторг!.."». Я не смеюсь, просто цитирую уже не Цветаеву, а весьма титулованного писателя-современника Захара Прилепина, национал-большевика, который считает, что «восторг оправдывает любое неучастие и убивает ответственность». И это так его умиляет: «В России вышел, тут — Архангельск, там — Астрахань! Так много всего, что твой дворик стал совершенно незаметен. За что отвечать? Только ощущать себя ребенком огромного государства».
Мы все хотим жизнь прожить такими детьми, мечтающими стать космонавтами или пожарниками? Мечтать о деньгах, но тут же вспоминать, что три дня гулянки на свадьбе у племянницы дело куда более важное? Наверное, многим из нас нужно совсем иное.
Мы не Морозовы и не Мальцовы, но нам, как и им, нужен труд в радость, который приносит деньги. Нужно заработанное детям оставить, чтобы они нашему труду и нашим жизням цену помнили. Детей надо вырастить так, чтобы те знали, что незаслуженное не идет впрок, и не сходили «с ума от того, что им нечего больше хотеть». И чтоб земля — не в ржавчине вокруг, по крайней мере там, куда наши руки дотянулись.
Желание гордиться своей страной — это прекрасно. Только величие страны — не в Сирии и не в Гренаде, где землю кому-то надо отдать, а в крепких заборах, чистых сортирах и цветниках под окнами. Может, отвлечемся от вечных споров об особом пути России? От этой навязчивой идеи заборы гниют и крыша протекает. Во всех смыслах.
