Глава 13
Северная дева
– Пока, дядя Юра…
Бывай, малая, – усмехнулся мужчина.
Алина нажала ручку машины. Руки ныли, ноги не держали, подкашивались. После спарринга наставник без слов подал ей тяжеленный «калаш» со спиленным стволом – стреляй. К такому она была не готова. Впрочем, к бою нельзя быть готовым никогда – и надо быть готовым всегда. Она попала в мишень два раза… три; вороненая туша в руках оглушительно тарахтела и тряслась. Юра Буханец остался недоволен результатом и назначил второй раунд. Бил точно и жестко, чтобы объяснить настырной безбашенной девчонке, что она провалила задание и умерла, а умирать больно.
«Он не чувствует боли! – кричала внутри себя Алина. – Он, Мастер Войны!»
И пыталась представить себе, как это. И снова бросалась в атаку, сцепив зубы до хруста, так, что немели челюсти.
Но ей-то было больно.
Даже переставлять отбитые до впечатляющих синяков ноги на коротенькой подъездной лестнице – больно.
В Котиковой квартире было тихо. Африканская маска на стене равнодушно глядела в темень пустыми глазами. Дорогущий холодильник не урчал, а только приветливо моргал электронным табло.
Алина позажигала свет во всех комнатах, нажала кнопку на пульте плазмы.
«– В отличие от традиционных танков, Т-14, как и все боевые машины семейства «Армата», – заговорил проникновенный мужской голос, – предназначен не для одиночного боя, а для работы с группой различных боевых машин в одном тактическом звене, выполняя функцию разведки, целеуказания и дистанционного управления через единую систему управления тактического звена, что позволяет всем машинам «Армата» получать оперативную обстановку в режиме реального времени и автоматически рассчитывать баллистические данные для систем управления огнем в сценарии поражения целей не одной «Арматой», а атаки цели всей группой разом».
– Нормально так, – уважительно сказала Алина и замешала в молоке мерную ложку сывороточного протеина.
И тут в дверь позвонили.
Девушка отложила шейкер, шагнула вперед, вернулась, в пять глотков выпила коктейль и пошла открывать.
В глазок не было видно ничего, серая темень, и только. Лампочку в подъезде, что ли, вышибли?..
– Кто там? – спросила она.
– А Дима дома? – спросил низкий голос с ярко выраженным «оканьем».
Женский.
Или мужской?
– Медведь какой-то, – буркнула Алина. В коридоре у нее стояла сумка со спортивным имуществом, где в числе прочего были бита и нож. После некоторого раздумья она выбрала второе и открыла дверь на цепочке, отступив в сторонку.
– Димочка, родненький! Нашла я тебя, нашла котяру эдакого! – возопило во тьме, и стальная цепочка тихо тренькнула, разрываясь.
В прихожую ввалилась огромная фигура…
«Вот ты какой, панцирник!» – мелькнула в голове шальная мысль, пальцы сжались на рукояти ножа, плечо понеслось в сторону.
Но тут щелкнул выключатель, нажатый гостьей… и Алинка замерла.
Бабе было, наверное, около тридцати. Скорее чуть после, чем слегка до. Высоченная, дородная… статная? В облегающем ситцевом платье и резиновых сапогах, туго севших на полные икры.
Она скинула с плеч цветастую шаль и брякнула о Котиков элитный паркет эмалированным ведром.
– Ух, – сказала она, утирая высокий лоб. – Умаялася по Москве ходивши! В мётры эти ваши с ведерком не пущали. Нельзя, говорят. Не бонбу ль, говорят, несете? Ну, я им грибов-от понюхать дала… Насилу от дежурных отбилась, да турникет отломила, штраф пришлось платить. Комедия!
Алина зачарованно разглядывала гостью. Больше всего она напоминала метательницу ядра Аманду Бингсон, ну или девушку, которая с веслом. Русая коса с руку толщиной спускалась меж монументальных грудей, распирающих платьишко скромной длины, рукава фонариками делали и без того широкие плечи совершенно молодецкими. Румяные щеки на спокойном и суровом лице северной валькирии багровели, как две половинки отборной свеклы.
Пришелица хозяйственно огляделась, отчего африканская маска нервно покачнулась, и уставилась на Алину.
– А ты кто ему будешь? Диме моему?
Собольи брови нахмурились.
– Я? – Девушка, очень смутившись, спрятала нож за спину. – Я за квартирой присматриваю, пока дяди Котика… нет.
Синие очи русской красавицы придирчиво осмотрели Алинку, углядели черный спецназовский клинок.
– Готовить взялась? Ну хорошо. Я вот как раз груздей соленых привезла. Уже этого года засолу, а то Димочка мой только прошлогодние попробовал, а вот дожди прошли – тут и грибы начались…
Пришелица подала Алине ладонь размером с саперную лопатку.
– Куколева я, Марья Кузьминична. Маруся.
Алина осторожно дотронулась до Марусиной руки.
– Алина…
– Ну, Алина, накрывай на стол, хозяйка. Расскажешь мне, что стряслось у вас. За квартирой просто так не присматривают же. Я ж первым делом к Нине Егоровне, учительнице пошла. У ней-то тарелка. Посмотрела она Димку по компьютеру, а он «вкомпакты» свои уж сколько времени как не заходил. И на телефон не отвечает. Хорошо, я в документах адрес глянуть догадалась. У мужика, если уж, хм, с ним в постель ложишься, паспорт проверить – первое дело…
– Нету. Нигде его нет. А вы дяде Ко… Диме кто? – вымучила Алинка вопрос.
– Я ему баба, – с удовольствием ответила Маруся. – Понимаешь? Или маленькая еще?
– Вы? – В голове Алинки кавалькадой проскакали стильные модели того и сего, густо напшиканные духами последнего сезона, просоляренные и подтянутые, увешанные моднейшими бирюльками и одевающиеся в Милане и Париже. – Вы?..
– Я, – отозвалась Маруся. И радостно улыбнулась. – Ой, мы с ним корабль космическую тянули-и. – И она сама потянулась очень сладко, всем сильным полным тоскующим телом.
Корабль… Космическую.
Алинка сама не заметила, как заулыбалась в ответ… и, подхватив ведро за ручку, решительно сказала:
– Давай на кухне сядем, Марусь. Раз так, разговор у нас будет долгий. Раз ты про корабль знаешь.
– Ну я так и думала, – ответила северная женщина. – И на сухую такие разговоры – никак нельзя.
Из увлажнителей для задушевных бесед у Котика в доме на данный момент оказался один лишь «Бейлис», и Маруся долго недоумевала, зачем москвичи догадались хорошую водку замешивать со сгущенкой, но все же оскоромилась, закусывая непривычный напиток хрусткими груздями прямо из ведерка.
Хмель взял обеих неожиданно равно. Алинку наконец отпустила боль во всем теле (Маруся, глядя на синяки, советовала бросать негодного мужика, а то идти к участковому; Алинка немеющим языком отнекивалась, что это не мужик, а такие упражнения).
Понемногу поняли, что к чему.
– Стало быть, мать твоя беременная от рыжего парня, которому я отдала трофейные хромовые сапоги. Эльф, помню! Ну я и смотрю, русский-то голышом и без водки в студеное озеро разве полезет? Или гидрокостюм, или поллитра, лучше и то, и другое…
– Ты р-расист, Маруся? – спрашивала Алина, глядя в стакан.
– А ты, – не слушая, продолжала северянка, – того мужчину красного полюбила, который за кораблью своей приехал?
– Корабль – она. Да.
– Вот! – обрадовалась Маруся, – Наши мужики тоже сначала сказали, что он – она! И я-то грешная, думала – чеченочка, и до того пригожая! – Она стиснула огромные ручищи на груди, Алина посмотрела хмуро, и пришлось поправиться: – А потом поняла – мужик. По водке и поняла…
Выпили еще.
– А я Димку полюбила, – сказала Маруся. – Никогда у меня такого мужика ласкового да ладного не было! Эх, да что уж там… Вот, решила податься в столицу. Нам, как заполярным, билеты положены, раз в год. Да я не брала никогда. А тут, думаю, чего теряю. Есть у меня мнение… что Дима крепко меня запомнил. Чего бы и не освежить?..
– Они не были. Они – есть, – трудно выговорила Алина. – Они мир спасали. Миры даже. А сами при этом…
Тут слова кончились, и Алина просто и беспомощно провела рукой.
С другими девчонками она сходилась трудно, самая близкая подруга – Наташка – была в основном для тусовок и интернет-общения… Спокойная мощная бабища на десять… пятнадцать лет старше и на шестьдесят килограммов тяжелее почему-то казалась теперь очень близким, родным человеком.
Она видела, как нашли корабль.
Ей не надо было доказывать, что все это – правда.
– Так, – выговорила Маруся, снова вливая в себя ликер и обильно заедая сладость едкими хрусткими грибочками, – разберемся, не маленькие, чай.
– Как? Я уже всю голову сломала… – ответила Алинка. – На следующий день туда побежала, где Мастер корабль оставил… Ни её, ни этажа этого… Я думала, что схожу с ума. Вадим, боевой маг, со мной разговаривать не хочет. Ники, его девушка, ничего не знает сама. Говорит, должен быть проход между мирами. Там, на заднем дворе за баром… откуда они пропали. Портал. Была я там. Нет ничего…
– Место – уже хорошо, – веско заявила Маруся. – А проход… проход дело такое… – Она почему-то покраснела. – Если его один раз того… открыли… то и еще можно. Придумаем. Вот завтра и начнем думать, Алинка. Нет такого, чтобы русская баба не смогла.
Допив ликер, решили спать. Алина постелила гостье в гостиной, а сама ушла в котикову спальню… но не смогла там заснуть. Вот когда не было тут никого – спала, с ножом в руке, стиснув зубы до боли. А когда приехала Маруся…
Сгребла одеяло, подушку и нетвердо прошлепала под бочок к огромной теплой мягкой северянке. Долго прилаживалась и в конце концов ткнулась носиком в застиранную «хэбэшную» ночнушку, пахнущую хозяйственным мылом и малиновым листом.
– Марусь… а Марусь…
– Ну што.
– Мару-усь…
– Да што? Спи уже. Пришла, возишься…
– Ты в горящую избу заходила?
– А чего тут такого-то? – спокойно отозвалась северянка. – Раза четыре. Мужики как напьются, так и палят избы да сараи. Не бросать же их там. Спи.
– Нет, – прошептала Алинка, – не бросать. Ни в коем случае. Мы – не бросим точно…
С утра девушки обнаружили три пустующих «поллитры» из-под «Бейлиса» и ополовиненное ведро грибов, содержимое которого теперь уже хозяйственно разложили по банкам и убрали в холодильник.
– Димочка, как вернется, так все сразу же и съест, – объявила Маруся, наливая себе в суповую чашку крепчайшего чая – все кружки в котиковой квартире оказались ей малы. – Такая-то толковая баба, как я, и для своего мужика грибов не припасет?
Маруся оказалась женщиной исключительной доброты и ровности характера, что при ее габаритах было немаловажно – но все же не хотелось недопониманий.
Алина уперлась пальцами в виски.
– Марусь… А как понять, свой мужик… или… блин…
После вчерашнего соображалось туговато. Она помнила, что они болтали про сложные перипетии отношений, а потом беломорка запросто спросила, как же у них с Мастером свершилась любовь, ежели у инопланетятина чувств нету и от этого не стоит?
«Петтинг, – подытожила Маруся, слушая сбивчивые Алинкины объяснения. – Всего-то. И этот, как его. Коне… коне… Слово больно мудреное, ну Димка тоже так умеет, ртом. Да и не так умеет, эх-ма… А мужик у тебя ничего, находчивый…»
«Находчивый, – кивнула Алина. – Он вообще…»
Стало жарко, душно; защипало в глазах…
– А чего мудрить? – спросила она, прихлебывая непроглядно черный отвар. – Вот ты взяла мужика… с ним и живешь.
– Просто у тебя все… – вздохнула девушка. – Просто… Взяла…
«Под Белым Солнцем моей империи властвуют матери, – вспомнила она слова Мастера Войны. – Женщины правят, женщины воюют… Примешь ли ты меня, Алина?»
– А че мудрить-то? Или тебе что надо? Свадьбу, чтоб людей удивить? Деньги на ветер выкинуть? Э-эх… Ты вот со своим где будешь регистрироваться, на Луне? У него и паспорта нашего небось нету.
– Нету…
Алина вспомнила длинные разговоры в пути, тяжелые сомнения Ирмы по поводу того, кем она была в жизни своего златого витязя; вопросы, на которые не находилось ответа.
«Встречается»…
Теперь в сердце девушки будто распрямилась тугая, светлая пружина.
– Как же… правильно ты сказала, Марусенька! – восхитилась Алина. – Взяла! Взяла – и все, и твой! Обязательно нужно будет сказать это маме… а то она так расстраивалась! Я уверена, вы подружитесь! А сейчас… – Она деловито вбросила в шейкер черпачок протеина и бодро взболтала привычный завтрак. – Надо подумать, с чего мы начнем наши поиски. – И я думаю, что позвоним Льву Абрамовичу, да!
* * *
К старой обшарпанной двери подъезда на Красных Воротах девушки пришли во всеоружии. Алинка надела строгие брючки, облегающую темную майку и туфли на удобной танкетке, отчего сразу сделалась похожа на героиню фильмов Тарантино о женщинах очаровательных и опасных. Маруся подумала и сменила хорошие, но больно жаркие резиновые сапоги на найденные в котиковом шкафу котиковы же шлепки в задорный цветок – оказались впору.
Тощая вышивальщица высунула острый бледный нос, осмотрела обеих и нехотя впустила в обойно-газетные недра мастерской.
Все так же тут стояли покрытые лоскутными накидками старые скособоченные диваны, ужасающие на вид, но удобные, изгибающиеся под капризные формы самых непредсказуемых тухесов. Подмастерья сновали между кофеваркой и стеллажиком с баранками и сахаром, в воздухе витали сложные ароматы старомосковской квартиры – от запаха недавно протертого (не вымытого, учтите, а протертого) столетнего паркета, истосковавшегося по циклевке и лаку, и до парфюмных шлейфов гламурных посетительниц, совсем недавно покинувших портновский рай.
– Шоб я так жил! – восхитился московский портной Лев Абрамович Беспрозванный, выходя девушкам навстречу из таинственных закоулков. – Боже, какая прелесть! Таки не говорите ни слова!
Он душевно обнял Алину и тепло сжал в руках сурово протянутую ладонь Маруси. Северянка закаменела лицом: обиталище двергов ей не глянулось.
– Алиночка, безмерно счастлив визиту… желаете обновочку? Старик Беспрозванный все же знает толк в моде! То платье, что мы пошили вам на день рождения… оно должно было принести счастье!
Девушка вспомнила многослойный наряд, похожий на пучок чуть подвядших лепестков кремовой розы… и праздник, на котором ей сделал предложение ее парень Макс. Час спустя она билась в истерике, выдирая Макса из объятий его подруги Оли, также известной под прозвищем Алора. Ноздри у обоих были в порошке, глаза – осоловелые и пустые.
Помолвка оказалась безнадежно испорченной.
Но потом была ночь.
Ночь, когда Мастер Войны пришел к ней, сидящей в этом самом платье, порванном и растрепанном, на ступеньках кафе – и признался в любви, и поднял в бесконечный космос, к звездам.
Счастье. Да.
Алина улыбнулась и кивнула, сглотнув что-то трудное, комком вставшее в горле.
– Не говорите ничего, – продолжал портной, – я о многом догадываюсь. Ведь идет так, как должно. Теперь мы будем делать счастливой и вас, моя дорогая северная роза! Королева, королева как есть, мамой клянусь, шоб я так жил!
– Маруся я, – ответила поморка и ловко избежала теплой твердой ладони портного, уже прицелившейся измерять ее ОТ, ОГ и особенно ОБ.
– Штаны мне не годятся, – степенно выговаривала Маруся. – В носке нехороши. Неделя – и между ног рвутся. Ерунда, а не одежда, если только кожи нашить и кожей об кожу шваркать.
Алина, присев на диванчик, пила душистый чай и во все глаза глядела, как трое белошвеек щебечут вокруг северной валькирии, обмеряя ее во всех проекциях. Самому Льву Абрамовичу она не далась ни в коем случае.
Глядя на Марусину стать, дверг слегка краснел и что-то бормотал вполголоса, вычерчивая коротенькими толстыми пальцами в воздухе одному ему ведомые удивительные фасоны. Кустистые брови драматично взлетали.
– Мы сделаем… Это будет феерично, феерично! Модерн и немного эклектики! Москва у ваших ног…
Эти ноги, освобожденные от шлепок, перетаптывались на коврике, демонстрируя не совсем чистые пяточки и мозольки, а также смешной полустершийся перламутрово-розовый педикюр.
Алина негромко кашлянула, обозначая свое присутствие. Маруся явно заняла весь эфир.
– Мама так много о вас рассказывала, – заговорила она, обращаясь к портному. – Много. Что была у вас в гостях… в тайном подмосковском подземелье… говорила, что вы…
Она должна была сказать – «не люди», но это показалось ей не слишком красивым.
– Что вы волшебные, – нейтрально закончила она и остро оглядела багровый затылок портного. Затылок был многослойный, поросший кудрявой шерстью всех оттенков соли и перца.
Лев Абрамович сосредоточенно, ритуально и медитативно изучал Марусю – не руками, но шагами, дирижируя в воздухе взмахами короткопалых ладоней и напевая песенку, из которой вычленялись хитроумные портновские словечки. Северянка вытянулась самой басовой из рояльных струн и с подозрением следила за действиями ловких рук.
На слова Алины он, кажется, не обратил никакого внимания. Но она была упорной девушкой. Немного помолчала и продолжила:
– Я знаю, что они куда-то ушли. Переместились. Я не просто знаю – я там была. Оля, стерва, выстрелила, попала в Мастера. – При этих словах Алина стиснула кулаки. – Попала, ранила, – последнее слово она выговорила с усилием. – И они переместились. Трое, четверо. Дракон, там был дракон.
– Сарочка-а, – чуть повысил голос Лев Абрамович. Привстал на цыпочки, оттопырив задники разношенных шлепанцев, и вгляделся в пыльную темень портновской бездны. – Сарочка, угостите девочек чаем!
Алина нахмурилась.
– И про чай я знаю тоже. От мамы знаю, и не стану пить ваш фирменный чай! Послушайте, почему вы все, как сговорившись, темните? Ники, Вадим… и теперь вы. Неужели непонятно – я хочу докопаться до цели и найти их – и я сделаю это! Я пойду туда, за… за ними.
– И я пойду, – проговорила Маруся. – Даром, что ли, магазин бросила и в такую даль ехала?
– Таки не даром, – вздохнул Лев Абрамович. – Таки билеты сейчас очень дороги. Марусенька, шо вы лично от всей вашей натуры скажете за стиль модерн? Чтобы я так жил, он будет вам к лицу. «Звездные войны» сейчас в тренде, и даже я сходил и посмотрел новую серию, конечно, на утреннем сеансе, потому шо там дают прекрасные скидки бедному портному.
– Вы не бедный, – с нажимом продолжила Алина, почему-то ощутив на пальцах удобный выкидной ножик. – И вы иногда даже не портной! Вы…
Лев Абрамович повернулся и посмотрел сквозь нее, будто впитывая поверхностью расширенных зрачков многовековую, мягкую, особенную портновскую пыль, пахнущую старой Москвой и обстоятельным под-московским бытом, и чуточку – травками специального сердечного чая тети Сары, и богатыми тканями, приехавшими из неизвестных стран…
Алина длинно выдохнула и стукнула кулачками по задрапированным в черное остреньким коленкам.
Лев Абрамович, мурлыкая под нос, жестами послал белошвеек за тканями, и те понесли ему штуки за штуками, отрезы за отрезами. В выборе преобладали цвета металлик, холодные тона, остальное портной забраковывал.
– Он ранен был, – тихо сказала Алина. – Он, Мастер Войны. Ему нужна помощь. Моя. Наша. Я вот уверена. А вы…
– Еврей, как есть, – жестко буркнула Маруся. – Знает, но не говорит. Может, денег ему предложить?..
Лев Абрамович обиженно подобрал подбородки, чтобы возразить, но…
– Мы всего лишь хотим сделать так, чтобы помощь не понадобилась еще многим, – послышался ровный мужской голос.
Из-за пыльной ширмы, утыканной иглами и булавками, вышел коренастый мужчина с аккуратной бородкой, с весьма убедительной осанкой, в хорошем пиджаке горчичного цвета.
– Иван Андреевич?..
– Никто не сомневается в вашей смелости, Алина Николаевна, – сказал король под-московных двергов. – Просто ситуация весьма и весьма сложная. Боюсь, она даже и не в моей компетенции, хотя я делаю все возможное. Светлейший витязь дал мне поручение заботиться о его… семье. – Его голос чуть потеплел, вокруг проницательных глаз собрались лучики морщинок. – Заботиться в его отсутствие.
«Семье»!
Лев Абрамович, окончательно что-то решив по поводу Маруси, обид и темы межрасовых и межпланетных отношений, отступил и шуршал теперь в отдалении рулонами пожелтевших выкроек.
– У меня, может быть, своя семья, – не глядя на Монахова, сказала Алина. – У меня, может… своя собственная. Семья.
В носу снова предательски пощипывало. Но Алинка, стойкая и сильная девочка, когда-то бестрепетно «пристрелившая» объективом айфона отца с двумя чужими тетками в кровати, не собиралась сдаваться.
Иван Андреевич тоже не собирался.
– У вас – точно – были неприятности. Из которых я помог выбраться. И я не советовал бы вам сейчас искать, – король двергов сделал значительную паузу, – новых приключений. На… – Его взгляд скользнул по утянутым джинсами бедрам Алинки.
– Вы, гражданин, советов не давайте, – строго сказала Маруся. – Мы давно уже не Советский Союз. Нам мужиков надо выручать. Наших. Можете помочь – помогите. Нет – сами будем искать дальше.
Иван Андреевич развернулся к ней и некоторое время оглядывал великолепную северную деву. Маруся рефлекторно уперла кулаки в бока и смотрела прямо, не мигая.
– Ничуть не сомневаюсь и в ваших способностях, Мария Кузьминична, – наконец сказал Монахов, тщательно подобрав слова, – но и вы меня поймите. У меня есть миссия. Охранять. Оберегать. Всеми доступными мне способами. В данном случае это значит – убедить вас… не мешать. Не мешать… себе же. Надеюсь, вы поймете меня. Обе.
– Смотри-смотри, – проворчала медведицей Маруся, – на меня и не так Егорыч смотрел, когда по накладной водки не довез, а я ущучила…
Алина поднялась.
– Иван Андреевич. Но вы хотя бы можете сказать мне… нам. Сказать нам хоть что-то. – Ее голос звенел, но вдруг она понизила тон и совсем жалобно, по-девчоночьи прибавила: – Ну пожалуйста…
Король-под-Москвой замер. Подумал, глядя на странную парочку – огромную северную бабу с толстенной косищей и бюстом седьмого размера и маленькую Алинку, словно выпавшую из мультика-аниме.
– Скажу, – неспешно выговорил дверг. – Если вам, барышни, попадется в руки странный ингредиент – жидкость, тяжелая, как ртуть, красного цвета, переливающаяся градиентом в золотой… и быстро кристаллизующаяся на воздухе… Немедленно дайте знать. От этого напрямую зависит положение дел, – улыбка чуть тронула его губы, и взгляд снова вернулся к Марусиному великолепию, – у ваших мужчин. Зависит, как быстро к ним на выручку попадут бойцы «Одинокой Горы». Убедительно вооруженные по последнему слову современной техники.
– Чайку, девочки, – сказала тетя Сара, покачивая бедрами и вынося поднос с разнотипными, покоцанными временем чашечками из недр обители двергов. – Это чай с багульником, но, поскольку багульник смертельно ядовит, я положила его немного…
Маруся принюхалась, кивнула.
– В самую меру ты положила, тетка, багульника… убери, не доводи до греха.
Под рукавом-фонариком ситцевого платьишка загуляли мышцы.
– Умница, – одобрительно выговорила тетя Сара. – Ты таки детка умница, – и уважительно обвела взором Марусин тухес, во всех смыслах превосходящий ее собственный.
– Ладно. – Алинка взяла чашку чая и выпила залпом. – Ладно. Багульник так багульник. Уже все равно. Пошли, Марусь. Это не конец. Это – начало.
Маруся подцепила подругу под мышку и повлекла ее на выход, попутно войдя в мужские шлепанцы Котика, бурча: «Ну их, темнят, сидят по норам, баб щупают, вон один в костюме с галстуком, а туда же»…
– А? – отвлекся от дел Лев Абрамович и торжествующе покачал головой. – А! Есть женщины!
– Надо ли было, Яков Ааронович, – негромко сказала тетя Сара, – про кровь-то. Надо ли было?..
– Девочки везучие, – выговорил Монахов, – у нас пока не получается. Можно сделать ставку на них. – Король-под-Москвой взял одну из оставшихся чашек и неторопливо пригубил.
– И уж голыми они от нас точно не уйдут! – слегка не в тему воскликнул Лев Абрамович, раскатывая парчовый металлик поверх черной шагрени.
– Девушка, будьте любезны!
Рыжая официантка в любимом Ирмой ресторанчике на Дмитровской споро расставила на столе заказ.
Сидящая рядом с Алинкой Маруся сосредоточенно листала «Космополитен», временами ахая, временами гневно фыркая.
– Поняла, Марусь? – спросила девушка. – Во, платишко почти как у тебя. Стиль этно с элементами винтажа.
Северянка с сомнением покачала головой.
– Какого монтажа? Бабкино платье, я разве что проймы ушила чуть, в плечах бабка шире была… А ситец, во какой крепкий ситец, довоенный! – Она прилежно помусолила ткань.
– А что тебе дверги сотворят! Я даже и не знаю! Но предвкушаю – классное! – пообещала Алина.
Она высыпала в свой шейкер порцию спортпита, долила принесенной минеральной водой, энергично встряхнула и сделала глоток.
– Этот, коренастый, – сказала Маруся, – вежливый. Кто он?
– Дверг. Дверги – это гномы, понимаешь? И он тоже. Он их король, зовут его Иван Андреевич Монахов. Вообще-то Яков Ааронович Менахем, но…
– Тоже еврей, значит, – подытожила Маруся. – Евреи – они хитрые. И Лев твой Абрамович жук непростой, и король этот. В костюмчике.
– Ну Марусенька, не будь расистом! Иван Андреевич мне помог, когда я попала в полицию, а теперь…
– Абсистенцию, сказал, ищите. Я запомнила – красная, золотая, горячая, тяжелая. – Северянка глянула чуть в сторону, и щеки ее по необъяснимым причинам зарделись. – Сперва жидкая, а на воздухе каменеет.
– На воздухе каменеет, – повторила за ней Алина. – Послушай, Маруся. А я ведь знаю, что он ищет. Драконью кровь. Я была там, около дракона. Дядя Тай его гладил, и кровь… вот такая, как сказал Монахов, тягучая, красная и золотая, ну как лак с блестками… она не оставалась на пальцах, а рассыпалась, как песок. Как маленькие камешки. Значит, ему нужна драконья кровь.
– Пашка как ушел – и озеро другое стало, – сказала Маруся, прихлебывая мудреного коктейля с манго. – Ммм, на морошку похоже… На морошку с можжевеловой ягодкой… Рыбы осталось там, в Змеином, и много, это он не наврал. А все одно, не тот коленкор уже, без дракона-то… И мужики перепили, передрались. До смертоубийства аж дошло. При Пашке такого не случалось.
– Мария Кузьминична?
Белошвейка Беспрозванного, одетая в современный яркий спортивный костюм и узнаваемая с большим трудом, подъехала к столику на веранде на роликах.
– Вот, Лев Абрамович передал. Уже готово. Сели в пять пар рук.
Она достала из рюкзака пакет шуршащей коричневой бумаги, перевязанный разноцветной бечевкой.
– Носите на здоровье.
Маруся сунула нос в пакет, пока Алинка давала чаевые белошвейке и изучала счет за пошив.
– А уборная тут есть? – поинтересовалась северянка, колупая ногтем плотную космически-серебристую ткань. – Дурацкое – ужас… но я бы примерила.
По осенней московской улице шли, вдыхая загазованный воздух мегаполиса, две девушки. Чуть в стороне голосил мегафон, зазывающий на распродажу якобы таможенного конфиската, круглосуточный магазин пах ванилью и сдобой, а цветочный ларек-аквариум источал парфюмерные ароматы.
– Девушка, девушка! Умоляю, девушка! Мамой, папой клянусь! Мечта!
Маруся остановилась и начала поворачиваться медленно и неотвратимо, как боевой линкор в открытом океане. Молодой человек, который мог бы получить третий юношеский разряд по греко-римской борьбе в ультралегком весе на кубок славного города Дербента, слегка побледнел от величественности этого движения, но руку с букетом не опустил.
– Я привыкла, что обычно мне кричат, свистят, – хмыкнула Алинка, – но ты, Марья Кузьминична, ты… это третий за сегодня, нет? Хипстер тот, конечно, был получше…
– Тонконогий, патлатый? Фу, не мужик, а… кузнечик.
Марья Кузьминична выглядела как воплощенная мечта Веры Мухиной. Вся ее беломорская стать была облита серебром высокотехнологичной ткани супермодного комбинезона. Волшебство подмосковного гения создало образ футуристический и монументальный: корсаж придавал Марусиным габаритам очертания, которые назвать «рюмочкой» было бы недостаточно масштабно.
Кубок!
Ухажер робко переводил окосевшие глаза с бедер на разрез спереди, приоткрывший беломорские холмы. Косы, которые Алинка прямо в ресторане переплела «как у принцессы Леи», обрамляли суровое лицо с поджатыми губами, россыпью веснушек и неровным заполярным загаром по носу и скулам.
Маруся нахмурилась. Молодой человек тревожно вскинул брови и сделал букетом «туше».
– Девушка… – Голос его ослаб. – Мечта… телефончик…
– Не дорос, – коротко выговорила Мария Кузьминична. Легко развернулась (в комплекте к комбезу шли ботиночки в стиле нью-рок на удобной платформе) и пошла себе дальше.
Алина хихикнула и хулигански подмигнула очередному незадачливому ухажеру. Взяла Марусю под руку и сказала:
– Я уверена, Марусенька, ты сразу понравишься маме! Иначе просто быть не может!
