ГЛАВА XVIII,

В течение двух дней, следовавших за завтраком у миссис Хантер, пиквикисты оставались в Итенсуилле, с беспокойством ожидая вестей от своего досточтимого вождя. Мистеру Тапмену и мистеру Снодграссу было по-прежнему предоставлено развлекаться по-своему, ибо мистер Уинкль, уступая самому настойчивому приглашению, продолжал жить в доме мистера Потта и посвящать свой досуг обществу его очаровательной супруги. Не раз и сам мистер Потт присоединялся к ним для довершения их блаженства. Глубоко погруженный в размышления об общественном благе и о посрамлении «Независимого», этот великий муж редко решался снизойти с высоты своего ума к скромному уровню умов ординарных. Но на сей раз, как бы подчеркивая свое расположение к любому последователю мистера Пиквика, он снисходил, уступал, спускался со своего пьедестала и шагал по земле, милостиво приноравливая свои замечания к разумению стада и, если судить не по духу, а по форме, казалось, сопричислял себя к этому стаду.

При таком отношении сего знаменитого общественного деятеля к мистеру Уинклю легко себе представить крайнее удивление, изобразившееся на лице этого джентльмена, сидевшего в столовой за утренним завтраком, когда дверь быстро распахнулась и столь же быстро захлопнулась за мистером Поттом, который величественно направился к нему и, оттолкнув протянутую руку, заскрежетал зубами, словно хотел отточить то, что собирался произнести, и воскликнул скрипучим голосом:

— Змея!

— Сэр! — воскликнул мистер Уинкль, вставая с кресла.

— Змея, сэр? — повторил мистер Потт, возвышая голос, а затем внезапно понижая: — Я сказал, змея, сэр, — понимайте как знаете.

Если вы расстались с человеком друзьями в два часа ночи, а он встречает вас утром в половине десятого и вместо приветствия называет вас змеей, есть основания заключить, что за это время случилось нечто неприятное. Эта мысль пришла в голову мистеру Уинклю. Он ответил мистеру Потту ледяным взглядом и, следуя совету сего джентльмена, старался «понять как знает», что такое змея. Однако из этого ничего не вышло, и после нескольких минут глубокого молчания он сказал:

— Змея, сэр… змея, мистер Потт! Что вы хотите сказать, сэр?.. Это шутка!

— Шутка, сэр! — закричал мистер Потт, сделав жест, выражавший горячее желание запустить чайником из британского металла в голову гостя. — Шутка, сэр… Но нет, я буду сдержан! Я буду сдержан, сэр!

И, в доказательство своей сдержанности, мистер Потт с пеной у рта бросился в кресло.

— Дорогой сэр! — выкликнул мистер Уинкль.

— Дорогой сэр! — подхватил Потт. — Как вы смеете, сэр, обращаться ко мне со словами «дорогой сэр»? Как вы смеете, говоря это, смотреть мне в глаза, сэр?

— В таком случае, сэр, мне остается спросить, — ответил мистер Уинкль, — как вы смеете смотреть мне в глаза и называть меня змеей, сэр?

— Потому что вы змея! — отвечал мистер Нотт.

— Докажите это, сэр! — горячо сказал мистер Уинкль. — Докажите!

Мрачное облако пронеслось по глубокомысленному лицу издателя, когда он вытащил из кармана утренний номер «Независимого» и, ткнув пальцем в какую-то заметку, швырнул газету через стол мистеру Уинклю.

Сей джентльмен взял ее и прочел следующее:

«Наш невежественный и мерзкий противник в отвратительных заметках по поводу последних выборов в нашем городе осмелился вторгнуться в святилище частной жизни и коснулся крайне недвусмысленным образом личных дел нашего бывшего кандидата и нашего будущего представителя, несмотря на гнусно подстроенное его поражение — мистера Физкина. Чего добивается наш подлый противник? Что сказал бы этот грубиян, если бы мы пренебрегли, подобно ему, общественной благопристойностью и приподняли завесу, которая, к счастью для него, защищает его личную жизнь от насмешек, чтобы не сказать омерзения? Что, если бы мы указали и комментировали факты и обстоятельства, которые хорошо известны и замечены всеми, кроме нашего слепого, как крот, противника?.. Что, если бы мы обнародовали следующее излияние, которое мы получили, когда начали писать эту статью, от талантливого согражданина и сотрудника:

— Какие рифмы к слову «забот», негодяй? — торжественно вопросил мистер Потт.

— Какие рифмы к слову «забот»? — повторила миссис Потт, чье появление в этот момент предупредило ответ. — Скажем — Потт!

Говоря это, миссис Потт ласково улыбнулась ошарашенному пиквикисту и протянула ему руку. Взволнованный молодой человек в смущении готов был пожать поданную ему руку, если бы не вмешался негодующий Потт.

— Назад, сударыня, назад! — крикнул редактор. — Пожимать ему руку на моих глазах!

— Мистер Потт! — сказала удивленная леди.

— Несчастная женщина, смотрите! — воскликнул супруг. — Смотрите, сударыня, — «Медный лоб». «Медный лоб» — это я. «Она» — это вы, сударыня… вы!

В порыве бешенства, сопровождаемого чем-то вроде дрожи, вызванной выражением лица его супруги, Потт бросил свежий номер «Итенсуиллского независимого» к ее ногам.

— Однако, сэр, — сказала удивленная миссис Потт, наклоняясь, чтобы поднять газету. — Однако, сэр!

Мистер Потт вздрогнул под презрительным взглядом своей супруги. Он делал отчаянные усилия подвинтить свою храбрость, но она быстро развинчивалась.

Ничего нет ужасного в этой краткой реплике: «Однако, сэр!» — когда приходится ее читать, но тон, каким она была произнесена, и взгляд, ее сопровождавший, казалось, прямо указывали на отмщение, долженствующее обрушиться на голову Потта, и произвели на него соответствующее впечатление. Самый неопытный наблюдатель мог бы обнаружить в его взволнованной физиономии готовность уступить свои веллингтоновские сапоги любому бесстрашному заместителю, который согласился бы в данный момент стоять в них перед миссис Потт.

Миссис Потт прочла статью, испустила громкий крик и грохнулась на ковер у камина, визжа и колотя каблуками, так что нельзя было сомневаться в характере ее чувств по данному поводу.

— Моя милая, — сказал устрашенный Потт, — я ведь не говорил, что верю этому… Я… — но голос несчастного утонул в визге его супруги.

— Миссис Потт, сударыня, позвольте и мне… умоляю вас, успокойтесь! — сказал мистер Уинкль, но вопли и стук участились и стали еще громче.

— Дорогая моя, — сказал мистер Потт, — мне очень жаль. Если ты не думаешь о своем здоровье, подумай хотя бы обо мне, дорогая. Перед домом соберется толпа.

Но чем настойчивей умолял мистер Потт, тем неистовей были вопли.

К счастью, однако, при особе миссис Потт состояла телохранительница, некая молодая леди, прямой обязанностью коей было заведование ее туалетом, но крайне полезная во многих случаях жизни и больше всего в этой специальной области, где ее госпоже требовались поддержка и содействие в любой ее склонности противоречить желаниям несчастного Потта. В надлежащий срок вопли достигли слуха молодой леди и привели ее в комнату с быстротой, которая существенно угрожала привести в беспорядок ее локончики, затейливо свисавшие из-под чепчика.

— О моя дорогая миссис! — восклицала телохранительница, стремительно опускаясь на колени рядом с распростертой на полу миссис Потт. — О моя дорогая миссис! Что случилось?

— Ваш хозяин… ваш жестокий хозяин… — бормотала страдалица.

Потт явно начал сдаваться.

— Какой позор! — укоризненно сказала телохранительница. — Я знаю, он сведет вас в могилу, сударыня. Бедный ангел!

Он сдавался все заметнее. Противник продолжал атаку.

— Ох, не оставляйте меня… не оставляйте меня, Гудуин! — лепетала миссис Потт, судорожно цепляясь за руку упомянутой Гудуин. — Вы — единственное существо, которое меня любит, Гудуин!

После этого трогательного обращения Гудуин разыграла маленькую семейную трагедию собственного сочинения и пролила обильные слезы.

— Никогда, сударыня… никогда, — сказала Гудуин. — О сэр, вам следует быть заботливее… внимательнее, вы не знаете, как вы обижаете миссис. Когда-нибудь вы об этом пожалеете, я знаю, что пожалеете, и всегда это знала.

Несчастный Потт робко поднял глаза, но ничего не сказал.

— Гудуин, — позвала миссис Потт слабым голосом.

— Сударыня? — отозвалась Гудуин.

— Если бы вы только знали, как я любила этого человека!

— Не расстраивайте себя воспоминаниями, сударыня! — сказала телохранительница.

У Потта был совершенно перепуганный вид. Пришла пора, когда оставалось только прикончить его.

— А теперь, — рыдала миссис Потт, — теперь, после всего, что было, с тобой так обращаются, так позорят и оскорбляют в присутствии третьего лица, и это лицо — посторонний человек. Но я этого не потерплю! Гудуин, — продолжала миссис Потт, приподнимаясь в объятиях своей союзницы, — мой брат, лейтенант, заступится за меня. Я разведусь с ним, Гудуин!

— Он этого заслуживает, сударыня, — сказала Гудуин.

Какие бы мысли ни пробудила в уме мистера Потта угроза о разводе, он их скрыл и удовлетворился тем, что сказал с великим смирением:

— Моя дорогая, ты меня выслушаешь?

Единственным ответом был новый взрыв рыданий, и миссис Потт с возрастающей истеричностью начала требовать, чтобы ей сообщили, зачем она родилась на свет божий, и чтобы ей дали целый ряд сведений того же рода.

— Дорогая моя, — увещевал мистер Потт, — не поддавайся этим горьким чувствам. Я ни на минуту не поверил, что для этой заметки есть какие-либо основания, дорогая… Это невозможно! Я только рассердился, моя милая… Можно сказать, был в бешенстве… оттого, что шайка «Независимого» осмелилась это напечатать, вот и все!

Мистер Потт бросил умоляющий взгляд на безвинного виновника несчастья, словно просил его не упоминать о змее.

— А какие шаги, сэр, намереваетесь вы предпринять, чтобы получить удовлетворение? — осведомился мистер Уинкль, обретая смелость по мере того, как он видел, что Потт ее теряет.

— О Гудуин! — пролепетала миссис Потт. — Он собирается отхлестать редактора «Независимого»… собирается, Гудуин?

— Тише, тише, сударыня, прошу вас, успокойтесь, — ответила телохранительница. — Конечно, отхлещет, раз вы этого хотите, сударыня.

— Обязательно! — сказал Потт, уловив в поведении супруги симптомы нового обморока. — Конечно, я его отхлещу!

— Когда, Гудуин? — осведомилась миссис Потт, еще не решив, как ей быть с обмороком.

— Разумеется, немедленно, — сказал мистер Потт. — Сегодня!

— О, Гудуин, — продолжала миссис Потт, — это единственный способ ответить на клевету и восстановить мою честь в глазах общества.

— Ну, конечно, сударыня, — отвечала Гудуин. — Ни один мужчина, если только он мужчина, сударыня, не может отказаться.

Так как истерика все еще носилась в воздухе, мистер Потт подтвердил, что не откажется, но миссис Потт была так потрясена при одной мысли о павшем на нее подозрении, что еще с полдюжины раз собиралась устроить припадок и, вне всякого сомнения, лишилась бы чувств, если бы не беспрерывная поддержка со стороны неутомимой Гудуин и не повторные мольбы о прощении побежденного Потта. Когда, наконец, несчастный был запуган вконец и унижен до подобающего ему уровня, миссис Потт пришла в себя, и они приступили к завтраку.

— Вы, конечно, не допустите, мистер Уинкль, чтобы эта презренная газетная клевета сократила время вашего пребывания у нас? — спросила миссис Потт, улыбаясь сквозь слезы.

— Надеюсь, что нет, — сказал мистер Потт, одержимый при этих словах горячим желанием, чтобы его гость подавился гренком, который тот подносил в этот момент ко рту, и тем самым основательно сократил свое пребывание у них. — Надеюсь, что нет.

— Вы очень добры, — ответил мистер Уинкль, — но от мистера Пиквика получено письмо — об этом я узнал из записки мистера Тапмена, которая была доставлена мне сегодня утром, когда я еще спал, — в нем мистер Пиквик просит нас встретиться с ним сегодня в Бери. Мы отправляемся с каретой в полдень.

— Но вы вернетесь? — спросила миссис Потт.

— О, конечно! — ответил мистер Уинкль.

— Вы уверены? — сказала миссис Потт, украдкой посылая нежный взгляд гостю.

— Совершенно, — отозвался мистер Уинкль.

Завтрак прошел в молчании, ибо каждый был погружен в мысли о личных неприятностях. Миссис Потт сожалела о потере своего кавалера; мистер Потт — о своем опрометчивом обещании отхлестать «Независимого»; мистер Уинкль — о том, что невольно поставил себя в такое щекотливое положение. Наступил полдень, и после многочисленных «до свиданья» и обещаний вернуться он вырвался от гостеприимных супругов.

«Если он вернется, я его отравлю», — думал мистер Потт, направляясь в свой маленький кабинет, где он фабриковал громовые стрелы.

«Если я когда-нибудь еще вернусь сюда и снова буду водиться с этими людьми, — думал мистер Уинкль, держа путь к «Павлину», — я заслуживаю того, чтобы меня самого отхлестали… вот и все!»

Друзья его уже собрались к отъезду, карета была наготове, и через полчаса они пустились в путешествие той самой дорогой, какой ехали недавно мистер Пиквик и Сэм и поэтическое описание которой, сделанное мистером Снодграссом, мы не намерены приводить, так как кое-что о ней уже было сказано нами.

Мистер Уэллер встретил их у дверей «Ангела», и когда этот джентльмен провел их в комнату мистера Пиквика, они, к немалому удивлению мистера Уинкля и мистера Снодграсса и к немалому замешательству мистера Тапмена, застали там старого Уордля и Трандля.

— Как поживаете? — спросил пожилой джентльмен, пожимая руку мистеру Тапмену. — Не удручайтесь и не принимайте этого близко к сердцу, ничего не поделаешь, дружище. В ее интересах я бы хотел, чтобы она стала вашей, в ваших собственных — я очень рад, что этого не случилось. Такой молодой человек, как вы, не упустит своего… а?

Высказав это утешительное соображение, Уордль хлопнул мистера Тапмена по спине и добродушно рассмеялся.

— А вы как поживаете, любезные друзья? — спросил пожилой джентльмен, пожимая руки одновременно мистеру Уинклю и мистеру Снодграссу. — Сию минуту я говорил Пиквику, что нам нужно было бы всем собраться на рождество. У нас будет свадьба… на этот раз настоящая свадьба.

— Свадьба? — воскликнул мистер Снодграсс бледнея.

— Да, свадьба. Но не пугайтесь, — сказал добродушный пожилой джентльмен, — это только Трандль и Белла.

— О, вот как! — воскликнул мистер Снодграсс, освобождаясь от мучительных сомнений, теснивших его грудь. — Поздравляю вас, сэр. А как поживает Джо?

— О, прекрасно! — ответил пожилой джентльмен. — Пребывает во сне, по обыкновению.

— А ваша матушка, а священник и все остальные?

— Великолепно.

— Где… — произнес с усилием мистер Тапмен, — где… она, сэр? — Он отвернулся и закрыл лицо рукой.

— Она? — переспросил пожилой джентльмен, лукаво кивая головою. — Вы имеете в виду мою незамужнюю родственницу… а?

Мистер Тапмен кивком головы дал понять, что его вопрос относился к обманутой Рейчел.

— О, она уехала, — сказал пожилой джентльмен. — Она живет довольно далеко у родственников. Она не могла ужиться с девочками, и я отправил ее. Но вот и обед! Вы, должно быть, проголодались с дороги. А я и без дороги голоден, а потому — к делу!

Обеду было оказано должное внимание, и когда после трапезы они сидели за столом, мистер Пиквик к вящему возмущению и ужасу своих последователей рассказал о пережитом им приключении и об успехе, увенчавшем гнусные ухищрения дьявольского Джингля.

— А приступ ревматизма, схваченного мною в этом саду, заставляет меня хромать до сих пор, — сказал в заключение мистер Пиквик.

— У меня также было приключение, — сказал, улыбаясь, мистер Уинкль, и на вопрос мистера Пиквика он ответил рассказом о злостной клевете «Итенсуиллского независимого» и последовавшем возмущении их друга, редактора.

Чело мистера Пиквика омрачалось по мере того, как рассказывал мистер Уинкль. Друзья заметили это, и когда мистер Уинкль кончил, наступило глубокое молчание. Мистер Пиквик выразительно ударил по столу кулаком и произнес следующее.

— Не удивительно ли, — сказал мистер Пиквик, — что мы не можем, по-видимому, войти ни в один дом, чтобы не навлечь на него какие-нибудь неприятности? Не свидетельствует ли, спрашиваю я, о нескромности или, что еще хуже, о порочности — да, я должен это сказать! — моих последователей то обстоятельство, что, под чьим бы кровом они ни поселились, они нарушают покой и благополучие какой-нибудь доверчивой женской души? Не явствует ли это, говорю я…

По всей вероятности, мистер Пиквик продолжал бы в таком тоне еще долго, если бы появление Сэма с письмом в руках не заставило его прервать поток красноречия. Он вытер лоб носовым платком, снял очки, протер их и снова надел; его голос вновь обрел обычную мягкость, когда он спросил:

— Что это у вас, Сэм?

— Только что был на почте и нашел это-вот письмо, оно лежит там уж два дня, — ответил мистер Уэллер. — Запечатано облаткой, и адрес написан крупным почерком.

— Не знаю этого почерка, — сказал мистер Пиквик, распечатывая письмо. — Боже милосердный! Что это? Должно быть, шутка, это… это… не может этого быть?

— Что случилось? — воскликнули все в один голос.

— Никто не умер? — спросил Уордль, встревоженный испуганным лицом мистера Пиквика.

Мистер Пиквик ничего не ответил: бросив письмо через стол и предложив мистеру Тапмену прочесть вслух, он откинулся на спинку кресла, — лицо его выражало такое бессмысленное удивление, что жутко было смотреть.

Мистер Тапмен дрожащим голосом прочел письмо следующего содержания:

Сэр.

Уполномоченные миссис Мартой Бардл начать против вас дело о нарушении брачного обещания, убытки от какового нарушения истица определяет в полторы тысячи фунтов, доводим до вашего сведения, что приказ о возбуждении дела против вас в Суде Общих Тяжб выдан; просим поставить нас с обратной почтой в известность об имени вашего поверенного в Лондоне, коему будет поручено ведение этого дела с вашей стороны.

Пребываем, сэр,

Вашими покорными слугами

Мистеру Сэмюелу Пиквику».

Немое изумление, с каким каждый взирал на соседа и на мистера Пиквика, было столь выразительно, что, казалось, все боялись заговорить. В конце концов молчание было нарушено мистером Тапменом.

— Додсон и Фогг, — повторил он машинально.

— Бардл и Пиквик, — сказал мистер Снодграсс раздумчиво.

— Покой и благополучие доверчивой женской души, — пробормотал мистер Уинкль с рассеянным видом.

— Это заговор! — сказал мистер Пиквик, когда к нему возвратился, наконец, дар речи. — Гнусный заговор этих двух жадных поверенных — Додсона и Фогга! Миссис Бардл никогда бы на это не пошла, это не в ее характере… и повода у нее нет. Какая нелепость!.. Какая нелепость?

— О ее характере, — сказал Уордль с улыбкой, — вы, конечно, судить можете. Я не хочу вас обескураживать, но должен сказать, что об ее притязаниях Додсон и Фогг судить могут лучше, чем любой из нас.

— Это подлая попытка вымогательства! — сказал мистер Пиквик.

— Надеюсь, что так, — отозвался Уордль, сухо покашливая.

— Слышал ли кто когда-нибудь, чтобы я говорил с ней иначе, чем полагается говорить жильцу с квартирной хозяйкой? — продолжал мистер Пиквик с подъемом. — Видел ли кто когда-нибудь меня с нею? Даже друзья мои, присутствующие здесь, никогда…

— Если не считать одного раза, — сказал мистер Тапмен.

Мистер Пиквик изменился в лице.

— Ну? — сказал Уордль. — Это важно. Надеюсь, ничего подозрительного не было?

Мистер Тапмен с опаской посмотрел на своего вождя.

— Ну, конечно, — сказал он, — ничего подозрительного. Но… заметьте, я не знаю, как это вышло… она несомненно была в его объятиях.

— Боже милосердный! — воскликнул мистер Пиквик, когда в уме его воскресло яркое воспоминание об этой сцене. — Какое ужасное стечение обстоятельств! Так и есть… так и есть.

— И наш друг ее утешал, — прибавил мистер Уинкль не без ехидства.

— Это правда, — сказал мистер Пиквик. — Не буду отрицать. Это правда.

— Вот те на! — воскликнул Уордль. — Для дела, в котором нет ничего подозрительного, это кажется довольно странным, не правда ли, Пиквик? Ах, хитрец… хитрец! — И он захохотал так, что посуда в шкафу зазвенела.

— Какое ужасное недоразумение! — воскликнул мистер Пиквик, хватаясь за голову. — Уинкль… Тапмен… Я прошу простить мне замечания, которые я только что сделал. Все мы жертвы обстоятельств, а я в особенности.

После этого извинения мистер Пиквик закрыл лицо руками и предался размышлениям. Уордль подмигивал и кивал остальным членам компании, описав полный круг.

— Так или иначе, я хочу, чтобы все разъяснилось, — сказал мистер Пиквик, поднимая голову и колотя кулаками по столу. — Я должен видеть Додсона и Фогга! Завтра же я еду в Лондон.

— Только не завтра, — сказал Уордль, — вы еще сильно хромаете.

— Хорошо, послезавтра.

— Послезавтра — первое сентября, и вы обещали непременно поехать с нами по крайней мере до поместья сэра Джеффри Маннинга и присоединиться к нам за завтраком, если не пожелаете принять участие в охоте.

— Хорошо, через два дня, — сказал мистер Пиквик. — В четверг. Сэм!

— Сэр? — отозвался мистер Уэллер.

— Закажите два наружных места в Лондон на четверг на утро — для себя и для меня.

— Слушаю, сэр.

Мистер Уэллер вышел и медленным шагом отправился выполнять поручение, заложив руки в карманы и уставившись взглядом в землю.

— Странный человек — мой повелитель! — говорил мистер Уэллер, медленно идя по улице. — Ухаживать за миссис Бардл… а у нее еще сынишка в придачу… И всегда это приключается с этакими-вот старичками, какими бы на вид ни казались они степенными. А все-таки я не думал, чтобы он на это пошел… А все-таки я не думал, чтобы он на это пошел!

И, рассуждая в таком духе, мистер Сэмюел Уэллер направил свои стопы к конторе пассажирских карет.