Глава LXVIII

Освещенные комнаты, пылающие камины, веселые лица, музыка радостных голосов, слова привета и любви, горячие сердца и слезы восторга — верить ли такой перемене? Но она предстоит Киту в самом недалеком будущем. Он знает, что за ним уже приехали. Он боится, как бы не умереть от счастья, не дождавшись свидания с родными и близкими.

Подготовка к этому велась с самого утра. Сначала ему сказали, что его не отправят завтра с партией арестантов. Потом постепенно дали понять, что возникли какие-то сомнения и надо еще кое-что расследовать и, может быть, он будет оправдан. Наконец, уже под вечера его вводят в комнату, где сидят несколько джентльменов?! Он видит среди них своего доброго хозяина, и тот подходит к нему с протянутой рукой. Он слышит, что невиновность его установлена, что ему вынесли оправдательный приговор. Он не видит того, кто говорит что, поворачивается только на звук голоса, хочет ответить что-то — и без сознания падает на пол. Его приводят в чувство, убеждают: успокойся, возьми себя в руки, будь мужчиной. Кто-то добавляет: подумай о своей бедной матери. Но радостное известие потому и сразило его, что он полон мыслей о ней. Джентльмены рассказывают наперебой, как слухи о его злоключениях распространились по всему городу, по всей стране, и какое это вызвало сочувствие к нему. Но он не внемлет им. Его помыслы еще не вышли за пределы родного дома. Знает ли она? Что она сказала? Кто сообщил ей? Он не способен думать ни о чем другом.

Его заставляют выпить немного вина, ласково беседуют с ним; и, наконец, он успокаивается, понимает, что ему говорят, и благодарит всех. А теперь можно уходить. Мистер Гарленд спрашивает, как он себя чувствует, — если лучше, пора ехать домой. Джентльмены снова окружают его и жмут ему руку. Он признателен им всем за участие, за добрые пожелания и, снова лишившись дара речи, крепко опирается на руку хозяина с одной лишь мыслью — как бы не упасть!

Когда они идут мрачными тюремными коридорами, служители с грубоватым добродушием поздравляют его. Им попадается и любитель газет, но в поздравлениях этого должностного лица чувствуется холодок, вид у него суровый. Он считает, что Кит втерся в тюрьму обманным путем, не имея на то никаких прав. Может, он и порядочный юноша, но здесь ему не место, и чем скорее его отсюда уберут, тем лучше.

Последняя дверь затворяется за ними. Они огибают угол и останавливаются под открытым небом — на улице, которую Кит так часто видел во сне, так часто представлял себе, сидя за этими каменными стенами. Она словно стала шире и оживленнее, чем раньше. Вечер хмурый, но каким веселым, погожим кажется он Киту! Один из джентльменов, прощаясь с ним, сует ему деньги. Он не смотрит сколько, а теперь, когда они с мистером Гарлендом проходят мимо кружки для бедных арестантов, быстро возвращается назад и опускает в нее обе монеты.

На соседней улице мистера Гарленда ждет карета, и, усадив Кита рядом с собой, он велит кучеру ехать в Финчли. Сначала они еле-еле плетутся, да и то с факелами — все из-за тумана. Но лишь река и узкие улицы остаются позади, предосторожности становятся излишними и можно ехать быстрее. За городом Киту и галоп показался бы черепашьим шагом, но когда они уже совсем близко от цели своего путешествия, он просит сдержать лошадей, а когда впереди возникает коттедж, молит остановиться хоть минутки на две, чтобы у него было время собраться с духом.

Но останавливаться здесь никто не намерен. Мистер Гарленд говорит с Китом весьма решительным тоном, лошади бегут рысью, и вот экипаж въезжает в ворота. Еще минута, и они у подъезда. За дверью слышны голоса, быстрые шаги. Ее распахивают настежь. Кит пулей врывается в дом и попадает прямо в объятия матери.

А вот и верный друг — мать Барбары, по-прежнему с малышом на руках, словно она не расставалась с ним с того самого печального дня, когда они и не помышляли о такой радости. Вот она — да благословит ее бог! плачет-разливается и так громко всхлипывает, как еще никто никогда до нее не всхлипывал. А вот и маленькая Барбара — бедная маленькая Барбара, похудевшая, ни кровинки в лице, и все же такая хорошенькая! Она трепещет, точно листок на ветру, и стоит, прислонившись к стене. А вот и миссис Гарленд! Свет не видывал такой уютной, милой старушки! Но с чего это она вдруг падает замертво, и хоть бы кто помог ей! А вот и мистер Авель, который оглушительно сморкается и обнимает всех по очереди. А вот и одинокий джентльмен — суетится, минутки не постоит спокойно. А вот и наш славный, серьезный маленький Джейкоб — сидит себе в сторонке на лестнице, сложив руки на коленках, точно старичок, и ревет ревмя, никому не доставляя никаких хлопот. Все они здесь, и все они вместе и каждый в отдельности, начисто потеряли голову, совершают поступки один безумнее другого! И надо же так случиться, что, когда остальные более или менее приходят в себя, обретают дар речи и способность улыбаться, Барбара — нежная, кроткая, глупенькая Барбара вдруг куда-то исчезает. Ее ищут и находят в гостиной — в обмороке. А очнувшись от обморока, она бьется в истерике, а после истерики снова падает в обморок, — и бедняжке так плохо, что ни уксус, ни холодная вода (в дозах, которые могут отправить человека на тот свет) не оказывают на нее никакого действия. Тогда мать Кита возвращается обратно и просит Кита пойти поговорить с ней; и Кит отвечает: «Хорошо», и уходит в гостиную, и ласково говорит: «Барбара!» А мать Барбары поясняет дочке: «Это Кит». И Барбара лепечет с закрытыми глазами: «Неужто правда?» И мать Барбары говорит: «Не сомневайся, душенька! Теперь все дурное позади». И, желая окончательно убедить Барбару, что он жив и здоров, Кит снова заговаривает с ней, и Барбара снова заливается истерическим смехом, а после смеха слезами; и тогда обе матушки, переглянувшись, принимаются отчитывать ее — не подумайте, что всерьез, боже вас упаси, нет, — лишь бы только она поскорее успокоилась! — и, будучи женщинами опытными в такого рода делах, сразу подмечают первые признаки улучшения, уверяют Кита, что теперь «все обойдется», и отсылают его обратно, в соседнюю комнату.

А там, в соседней комнате, на столе уже выставлены графины с вином и прочее угощение! И все так пышно, будто Кит, и его родные, и друзья невесть какие знатные гости. Маленький Джейкоб уже сидит за столом и с поразительной быстротой уписывает за обе щеки кекс с изюмом, не сводя глаз с винных ягод и апельсинов, которые у него на очереди, так как будьте уверены, что он даром время терять не собирается. Лишь только Кит входит в комнату, одинокий джентльмен (вот хлопотун, второго такого днем с огнем не сыщешь!) наполняет рюмки — какие там рюмки — бокалы! — и провозглашает тост за его здоровье и говорит, что, пока он жив, у Кита недостатка в друзьях не будет; и то же самое говорит мистер Гарленд; и то же самое говорит миссис Гарленд; и то же самое говорит мистер Авель. Но мало того, что Киту оказан такой почет и, уважение, — это еще не все, ибо одинокий джентльмен вынимает из кармана массивные серебряные часы, которые тикают на всю комнату и показывают. время с точностью до одной секунды, а на задней крышке этих часов выгравированы имя и фамилия Кита с разными завитушками и росчерком, — короче говоря, часы предназначаются Киту, для него и куплены, и он сразу же получает их. А тут и мистер и миссис Гарленд, не удержавшись, намекают, что и они припасли подарок Киту, и мистер Авель признается в том же самом, — и счастливее Кита сейчас, пожалуй, не найдешь никого на всем белом свете.

Но с одним своим дружком Кит еще не успел повидаться, а так как этого дружка нельзя ввести в круг семьи, потому что он существо четвероногое и подкован на все четыре ноги, Кит, улучив свободную минутку, бежит к конюшне. Лишь только его рука ложится на щеколду, пони шлет ему приветствие — то есть разражается громким ржанием; не успевает он переступить порог, как пони, обезумев от восторга, начинает скакать по стойлу (ведь недоуздок несовместим, с его достоинством), а когда Кит протягивает руку погладить его и потрепать по холке, он трется носом о куртку Кита и так ласкается, как еще ни один пони не ласкался к человеку. Этот порыв венчает их радостную, теплую встречу, и, обняв Вьюнка за шею, Кит крепко прижимает его голову к груди.

Но что понадобилось здесь Барбаре? И как она прибралась! Вероятно, успела посмотреться в зеркало после обморока. Уж, кажется, где-где, а в конюшне ей совсем не место. Но видите ли, в чем дело: пока Кита не было дома, пони соглашался принимать корм только из рук Барбары, и сейчас она — разумеется, не подозревая, что Кит в конюшне, — просто решила проверить, все ли здесь в порядке, — и случайно натолкнулась на него. Застенчивая маленькая Барбара!

Весьма возможно, что Кит успел налюбоваться своим пони; весьма возможно, что на свете есть и кое-что другое, более заслуживающее любования. Как бы то ни было, но Кит оставляет Вьюнка, подходит к Барбаре и выражает надежду, что ей лучше. Да, теперь Барбара чувствует себя гораздо лучше. Только, — и тут Барбара опускает глаза и краснеет еще сильнее, — только ей очень неприятно, он, наверно, считает ее такой дурочкой! «Вот уж нет!» — говорит Кит. Барбара очень рада это слышать и кашляет — так, самую малость — кха, и все.

А пони! Каким он может быть скромником, если захочет. Стоит, не шелохнется, точно мраморное изваяние, но взгляд хитрый-прехитрый; впрочем, это всегда за ним водилось.

— Барбара, мы с вами и поздороваться-то как следует не успели, — говорит Кит.

Барбара протягивает ему руку. Что такое? Почему она дрожит? Глупенькая, пугливая Барбара!

Вы скажете, что они стоят на почтительном расстоянии друг от друга? Но такое ли оно почтительное? Рука у Барбары не длинная, к тому же она не вытянула ее, а чуть согнула в локте. Кит совсем близко от Барбары и видит крохотную слезинку, все еще дрожащую у нее на ресницах. И нет ничего удивительного в том, что он уставился на эту слезинку незаметно для Барбары. И нет ничего удивительного в том, что Барбара подняла глаза и застигла его на месте преступления. А разве удивительно, что Кит, сам того не ожидая, вдруг поцеловал Барбару? Поцеловал — и все тут! Барбара сказала: «Как не стыдно!», но позволила ему поцеловать себя и во второй раз. Он не прочь бы и в третий, но тут пони ударил задом и замотал головой, видимо не в силах сдержать восхищение, и Барбара в испуге убежала из стойла — однако не туда, где были обе матушки, и ее и Кита, потому что они могли заметить, как она разрумянилась, и, пожалуй, стали бы расспрашивать — почему. Хитрая маленькая Барбара!

Когда всеобщее ликование немного улеглось и Кит с матерью, и Барбара с матерью, и, разумеется, Джейкоб с малышом поужинали, на что у них было вполне достаточно времени, так как они всей компанией оставались ночевать в коттедже, мистер Гарденд позвал Кита к себе и сказал:

— Сейчас ты услышишь одну новость и будешь поражен ею.

Кит заволновался, побледнел, и старичок поспешил добавить, что новость эта приятная, а следом за тем спросил, успеет ли Кит собраться в дорогу к завтрашнему утру.

— В дорогу, сэр? — воскликнул Кит.

— Да, вместе со мной и с моим другом, который сидит в соседней комнате. Ты не догадываешься о цели нашего путешествия?

Кит побледнел еще больше и отрицательно покачал головой.

— А по-моему, догадываешься, — сказал его хозяин. — Ну-ка, подумай как следует.

Кит пробормотал что-то бессвязное и нечленораздельное, однако слова «мисс Нелл» выговорил совершенно явственно не то три, не то четыре раза и при этом безнадежно покачал головой — дескать, на это даже надеяться нечего.

Но мистер Гарленд, вместо того чтобы повторить: «Подумай как следует», сверх всякого ожидания проговорил очень серьезно: «Ты отгадал».

— Мы наконец-то узнали, где они скрываются, — добавил он, — и решили поехать туда.

Кит срывающимся голосом стал задавать ему вопрос за вопросом: где это, и как об этом узнали, и давно ли узнали, и здорова ли она, и хорошо ли ей там?

— В том, что ей живется хорошо, не может быть никаких сомнений, — ответил мистер Гарленд. — А здоровье… думаю, наладится. Она очень слаба и последнее время прихварывала, но в письме, которое я получил сегодня утром, мне пишут, что ей лучше и что надежда на выздоровление есть. Садись и слушай внимательно.

Затаив дыхание, Кит опустился на стул. И тогда мистер Гарленд стал рассказывать ему о своем брате (Кит слышал о нем и раньше и видел его юношеский портрет в парадной гостиной коттеджа «Авель»). Брат, говорил мистер Гарленд, живет в одной далекой деревушке у тамошнего священника, с которым его связывают тесные узы еще с молодых лет. Нежно любя друг друга, братья тем не менее не виделись долгие годы, но изредка переписывались и все тешили себя надеждой на встречу, а время бежало, и они, как это свойственно людям, позволяли будущему незаметно переходить в прошлое. Брат мистера Гарленда, человек мягкий, спокойный и скромный — совсем как мистер Авель, — пользуется большим уважением среди жителей той деревушки, так как им всем хорошо знакома отзывчивость и щедрость их «бакалавра», как его там зовут. Однако мистеру Гарленду понадобился не один год, чтобы разузнать это, так как брат его принадлежит к числу тех, кто предпочитает восхищаться благими деяниями других людей, а не трубить о своих собственных, хоть и достойных всяческих похвал. Вот почему бакалавр почти никогда не распространялся о своих деревенских друзьях и только недавно изменил этому обыкновению ради старика и девочки, которые, видимо, поглощают все его мысли, ибо он целиком посвятил им письмо, (оно получено несколько дней назад), — причем так описал их злоключения и взаимную любовь, что его невозможно читать без слез. Мистер Гарленд сразу подумал, уж не те ли это странники, которых столько времени разыскивают? Неужели же они очутились на попечении его брата? И он тут же потребовал подробные сведения о них, а сегодня утром получил ответ, окончательно рассеявший все его сомнения и послуживший причиной их теперешних сборов в дорогу.

— А тебе тем временем нужно отдохнуть, — сказал старичок, вставая и кладя Киту руку на плечо. — Такой у тебя выдался день, что самому крепкому человеку и то не под силу. Спокойной ночи! Даст бог, и наше путешествие окончится удачей!