Глава XXX

Наконец и последняя партия кончилась, и мистер Айзек Лист единственный встал из-за стола в выигрыше. Его приятель и трактирщик приняли свою неудачу с чисто профессиональным мужеством. Айзек преспокойно сунул деньги в карман, словно с самого начала не сомневался, что счастье будет на его стороне, и не выказал по этому поводу ни удивления, ни радости.

В кошельке Нелл не осталось ни одной монеты, но хотя он лежал тут же, пустой, хотя остальные игроки давно поднялись со своих мест, старик все еще сидел за столом, сдавал карты и, раскрывая игру своих партнеров, смотрел, какие у кого были бы взятки в новой партии. Он оторвался от этого занятия лишь тогда, когда девочка тронула его за плечо и напомнила ему, что скоро полночь.

— Будь она проклята, наша бедность! Вот смотри, Нелл! — И он показал на разбросанные по столу карты. — Если б я мог продержаться еще немного, ну хоть самую малость, — счастье повернулось бы ко мне! Да, это ясно, как то, что здесь лежит тройка, а здесь восьмерка. Смотри!.. Вот… вот и вот!

— Оставь карты! Забудь их! — взмолилась девочка.

— Забыть? — воскликнул он, поднимая к ней свое испитое лицо и изумленно глядя на нее. — Забыть? Как же тогда мы разбогатеем, если я забуду о картах?

В ответ на это девочка только покачала головой.

— Нет, Нелли, — продолжал старик, гладя ее по щеке, — так нельзя! Надо отыграться при первой же возможности. Терпение, только терпение, и все будет хорошо, верь мне. Сегодня проигрыш — завтра удача. А без тревог и риска ничего не добьешься… Ну что ж, пойдем.

— А вы знаете, который час? — спросил мистер Гровс, покуривавший трубку в обществе своих приятелей. — Давно за полночь.

— И дождь льет как из ведра, — подхватил здоровяк.

— «Храбрый вояка» — трактир Джема Гровса. Мягкие постели. Дешевый постой для людей и скотины, — провозгласил мистер Гровс, цитируя свою вывеску. Время половина первого ночи.

— Как поздно! — забеспокоилась девочка. — Нам давно надо было уйти. Что о нас подумают? Ведь раньше двух мы не попадем домой. А сколько вы возьмете за ночлег, сэр?

— Две мягких постели — один шиллинг шесть пенсов. Ужин с пивом — шиллинг. Итого два шиллинга шесть пенсов, — ответствовал Храбрый Вояка.

У Нелли еще хранился золотой, зашитый в платье, и, вспомнив, что время позднее и что миссис Джарли спит крепко, представив себе также, в какой ужас придет эта добрейшая женщина, если ее разбудят среди ночи, она решила переночевать в трактире, встать завтра пораньше, поспеть в город до пробуждения хозяйки и объяснить свою задержку грозой, застигшей их по пути к дому. Отозвав деда в сторону, она шепнула ему, что у нее еще есть чем заплатить за ночлег, и предложила остаться здесь.

— Знать бы мне про эти деньги раньше! Были бы они у меня вовремя! — забормотал старик.

— Мы решили переночевать у вас, если можно, — поспешно обратилась Нелл к трактирщику.

— Весьма благоразумно с вашей стороны, — ответил мистер Гровс. — Сейчас и ужин будет готов.

Однако мистер Гровс сперва докурил трубку, выбил из нее пепел, аккуратно поставил ее в уголок на очаге и только после этого принес хлеб, сыр и пиво, и, всячески восхваляя их качество, рекомендовал гостям быть как дома. Нелл и старик ели мало, занятые своими мыслями, а оба джентльмена, для которых такой слабенький напиток, как пиво, не представлял особого интереса, налегали больше на джин и табак.

Девочка собиралась уйти с дедом завтра чуть свет и поэтому решила рассчитаться с трактирщиком сразу же после ужина. Но, боясь показать деду свой золотой, она достала его потихоньку, дождалась, когда мистер Гровс выйдет из комнаты в буфетную, и, последовав туда за ним, протянула ему монету.

— Дайте мне сдачи, сэр, и, пожалуйста, сейчас, здесь. Мистер Джем Гровс удивился, повертел золотой между пальцами, звякнул им о стол, посмотрел на девочку и потом снова на золотой, видимо собираясь спросить, откуда у нее такие деньги. Но поскольку монета была не фальшивая и к тому же менялась у него в трактире, мистер Гровс, как всякий разумный хозяин, видимо, решил, что в конце концов это его не касается. Во всяком случае, он отсчитал сдачу и вручил ее девочке. Она пошла назад, в ту комнату, где они провели вечер, как вдруг ей показалось, будто туда кто-то проскользнул. Между этой комнатой и буфетной был только длинный темный коридор, но ведь пока трактирщик менял деньги, никто туда не заходил — это она твердо помнила. Значит, за ней следят?

Но кто? Вернувшись, она застала всех на прежних местах. Здоровяк лежал на двух стульях, подперев голову рукой, а мистер Лист покоился на таком же ложе по другую сторону стола. Старик сидел между ними, восторженно глядя на счастливого игрока, и жадно ловил каждое его слово, точно Айзек Лист был каким-то высшим существом. Девочка растерянно осмотрелась по сторонам, ища глазами, нет ли здесь еще кого-нибудь? Никого нет… Тогда она шепотом спросила старика, не выходил ли кто из комнаты, пока ее здесь не было. «Нет, ответил он, — никто не выходил».

Значит, ей просто почудилось. Но все же странно… Никаких поводов для подозрений не было, а между тем она совершенно явственно видела в дверях чью-то фигуру Она все еще раздумывала над ртам, теряясь в догадках. когда в комнату вошла служанка со свечой и предложила проводить ее в спальню.

Старик простился со своими партнерами и пошел наверх вместе с внучкой. Трактир помещался в большом пустынном доме с темными коридорами и широкими лестницами, казавшимися еще мрачнее при свечах. Нелл проводила деда и поднялась следом за служанкой в другую комнату, к которой вело семь-восемь шатких ступенек в конце коридора. Эта комната была предназначена ей. Служанка заболталась и долго не уходила, выкладывая девочке все свои горести. Место у нее не больно завидное, говорила она, жалованье маленькое, работы спрашивают много. Через две недели она отсюда уйдет. Может, девочка порекомендует ее куда-нибудь? Да вот беда! После этого трактира не так-то легко будет устроиться на другое место. Уж очень у него дурная слава. Здесь и карты — да не только карты! А кто сюда чаще всего захаживает? За честность этих людей она не поручится. Только ее слова никому не надо передавать, упаси боже! Затем последовали весьма туманные намеки на отвергнутого поклонника, который грозится пойти в солдаты, обещание постучать завтра пораньше и, наконец, «спокойной ночи».

Когда Нелл затворила за служанкой дверь, ей стало не по себе. Она не могла забыть человека, кравшегося по коридору, да и в рассказах девушки ничего хорошего не было. Эти картежники такие подозрительные на вид. Может быть, они промышляют грабежом и разбоем? Кто их знает?

Но лишь только она отгоняла от себя эти страхи или забывала о них хотя бы на минуту, перед ней вставало все то, что произошло за этот вечер. Прежняя страсть снова вспыхнула в душе деда, и одному богу известно, куда это может завести его. Какое беспокойство они причинят миссис Джарли своим исчезновением! Их, наверно, уже разыскивают. Простят ли им эту отлучку, или выгонят завтра на улицу? Ах! Зачем только они зашли сюда! Лучше было бы пройти мимо, несмотря на грозу!

Наконец дремота мало-помалу одолела ее — беспокойная, прерывистая дремота, полная тяжелых сновидений. Она падала с высокой башни и, вздрагивая, в ужасе просыпалась. Но вот дремоту сменил сон, а потом… Что это? Опять тот человек?

Да, он был здесь. Ложась спать, она подняла штору, чтобы сразу же проснуться, как только начнет светать, и сейчас ей было видно, что от окна к кровати кто-то крадется, низко согнувшись, осторожно шаря по сторонам руками. Она не могла ни шевельнуться, ни позвать на по мощь и лежала, не сводя глаз с этой тени.

А тень подбиралась все ближе и ближе. Ее дыхание слышалось совсем рядом… Нелл ушла головой в подушку, чтобы эти шарящие руки не коснулись ее лица. Но вот тень снова скользнула к окну и повернулась лицом к ней.

Темный призрак неясным пятном маячил в сумраке комнаты, но девочка не могла не видеть, как он повернулся к ней, не могла не чувствовать, как вглядываются в нее эти глаза, как настороженно вслушиваются уши. Он стоял у окна, она лежала в постели — оба совершенно неподвижные. А потом, все еще не отводя от нее глаз, он начал перебирать что-то руками, и она услышала звон монет.

И снова тем же крадущимся, бесшумным шагом призрак двинулся к кровати, положил ее платье обратно на стул, опустился на четвереньки и пополз прочь. Как медленно он движется теперь, когда его только слышно, но не видно! Вот он уже у двери, он стал на ноги. Скрипнули ступеньки — и все стихло.

Первым побуждением девочки было выбежать из комнаты, — только бы не оставаться одной, только бы скорей на люди, тогда голос вернется к ней! Не чуя под собой ног, она метнулась к двери.

Страшный призрак стоял на нижней ступеньке.

Его не миновать. В темноте ей, может быть, удастся проскользнуть мимо и не попасться ему в руки, но кровь стынет в жилах при одной мысли об этом. Призрак стоял неподвижно, как и она; не мужество сдерживало ее, а смертельный ужас, ибо возвращаться назад было, пожалуй, еще страшнее, чем спускаться по ступенькам.

Проливной дождь хлестал без перерыва и потоками низвергался с тростниковой крыши. Залетевшая со двора муха, не находя выхода, как слепая, билась о стены и потолок и своим жужжанием будоражила тишину в доме. Призрак тронулся с места; девочка невольно двинулась следом за ним. Только бы попасть к деду — там она будет в безопасности.

Призрак скользил по коридору к той самой комнате, куда стремилась и она. Дверь этой комнаты была так близко! Девочка только хотела метнуться туда и захлопнуть ее за собой, как вдруг он снова остановился.

Страшная мысль пронеслась у нее в голове: а что, если этот человек войдет в ту комнату, что, если он собирается убить ее деда. Еще минута, и она бы лишилась чувств. Так и есть — он вошел. Там горит свет. Вон он стоит у порога, а она смотрит на него и, близкая к обмороку, не может выговорить ни слова — ни единого слова.

Дверь была полуотворена. Сама не сознавая, что делает, и помня только одно: надо спасти деда или погибнуть самой, она шагнула вперед и заглянула в комнату. Какое же зрелище предстало ее глазам!

Она увидела пустую, несмятую постель. Кроме старика, в комнате никого не было. А он сидел у стола и, жадно поводя глазами, неестественно ярко горевшими на мертвенно-бледном, осунувшемся лице, считал деньги, только что украденные у нее.