6
ДЖОНУ МАКРОУНУ

Сэр! Ни пробной страницы, ни корректур я не получал. Надеюсь, что больше задержек уже не будет и что мы оба — я и Крукшенк вскоре получим все. Не соблаговолите ли Вы сообщить мне, что Вы успели сделать?

Я чрезвычайно польщен Вашим мнением о Ньюгете — ни в настоящем, ни в будущем ничьи похвалы не могут доставить мне больше радости, чем Ваша. Те два места, о которых Вы говорите, я пропустил не случайно, а сознательно и решил отказаться от них по зрелом размышлении. Что касается миссис Фрай , я увидел в редакции какую-то квакершу и, повернувшись к Вам, сказал в шутку: «Вот миссис Фрай»; но была ли то в самом деле она или еще какая-нибудь добрая квакерша, каких много на свете, — одному богу известно; я даже не уверен в том, что она жива; а если даже жива, то она, должно быть, старше той дамы, которую мы с Вами видели. Теперь насчет Кухни. Я не знаю, в каком другом месте я мог бы ввести этот эпизод, не ослабляя эффекта последующего описания. Я решил его выпустить, на всякий случай, — ведь какие-нибудь щепетильные глупцы, которые смотрят на вещи иначе, чем мы с Вами, могут найти нечто отталкивающее, отвращающее в самой идее. Когда я получу корректуру, я еще раз взгляну на это место и попробую вставить его куда следует en passant.

И последнее, об исправительном доме. Я писал Крукшенку и просил его дать мне записку к Честертону , чтобы еще раз побродить по тюрьме. Впрочем, я бы предпочел не описывать ее здесь. Тюремное заключение сроком на один год, каким бы суровым оно ни было, никогда не вызовет того острого интереса у читателя, какой вызывает смертный приговор. Топчак не может завладеть человеческим воображением в той же мере, что и виселица; Хогарт, например, а его суждением не следует пренебрегать, так как у него многолетний опыт, говорит, что, по его мнению, еще один тюремный очерк может ослабить эффект первого.

Всегда и искренне Ваш.