254
ДЖОРДЖУ ПАТНЭМУ
Бродстэрс, Кент,
четверг, 24 июля 1851 г.
Дорогой мистер Патнэм!
Я был очень обрадован Вашим письмом, так как мне чрезвычайно приятно получить еще один знак Вашего дружеского ко мне расположения и напоминание (хотя в нем, право же, нет надобности) о Вашей давней преданности и усердии. Я часто мысленно путешествовал по суше и воде Америки, и вновь и вновь вспоминал, как Вы входите под вечер с кувшинчиком одного горячительного снадобья, предназначенного для моей крохотной каюты. Порою (например, в этом году) мне казалось, что Вы приедете в Англию, и я даже не был бы удивлен, увидев, как Вы входите в мой кабинет.
Так ли мы выглядим, как прежде, я, право, затрудняюсь сказать. Я теперь куда краснее и смуглее, чем в те времена, — поздоровел, но подурнел, полысел, стал более солидным и постарел. Но я много занимаюсь гимнастикой и очень силен. Миссис Диккенс пополнела, но чувствует себя не так, как хотелось бы. Энн, которая была с нами в Италии и Швейцарии, все еще у нас и выглядит (на мой взгляд) все так же. Обе они просят передать Вам привет. Весть о замужестве Вашей дочери произвела на них чрезвычайно сильное впечатление и была встречена с безграничным удовлетворением.
Я пишу Вам с побережья — из рыбацкой деревушки (она же маленький морской курорт), куда мы обычно выезжаем: в это время года. А так мы живем в Лондоне — наша постоянная резиденция всегда там. У нас восемь детей, и было бы девять — если бы недавно скоропостижно не скончалась младшая дочь. Портрет четверых наших детей, который мы брали с собой в Америку, висит у нас в столовой. Теперь он оправлен в хорошенькую круглую раму, и я уже забыл за эти годы покатую крышку ящичка, который Вы извлекали, чтобы поставить на столик в каждой из 24 тысяч гостиниц, где мы останавливались. Интересно, помните ли Вы гостиницу в Хартфорде, где собравшиеся на «прием» никак не хотели расходиться; или в Нью-Хейвене, где посетители от нетерпения топали на лестнице; или в Колумбусе, где гости под руку, попарно, явились около полуночи; или в Сент-Луисе, где у нас, помнится, был бал; или в Питтсбурге, где я запомнил человека с громадными пуговицами на жилете (его зажали за створкой двери, и он никак не мог оттуда выбраться); или в Филадельфии, где нас принимал низенький торговец шляпами с черными усами? Я бы, право, с удовольствием вновь посетил эти города — я даже согласен снова трястись по дорогам и снова сидеть за длинным столом на борту «Мессенджера», где, собственно, есть было нечего.
Здесь, в Лондоне, я встречаю многих американцев, — все это жизнерадостные, добродушные люди. Мы никогда не ссоримся, а (как бы Вы сказали) «ладим» ко взаимному удовольствию. Если мне случается столкнуться с кем-нибудь из американских путешественников, я — в память об оказанном мне когда-то гостеприимстве — стараюсь сделать все, чтобы он чувствовал себя как дома. Сначала некоторые склонны принимать меня за чудовище, по вскоре осваиваются. Следующую страницу я хочу оставить для автографов, которые Вы просили. Поэтому ограничусь тем, что попрошу Вас передать мой сердечный привет Вашей супруге (теперь она, очевидно, уже почтенная дама, по сравнению с тем временем, когда я виделся с нею в Тремонт-хаус) и поцелуй дочке, а также прошу считать меня своим верным другом.
Преданный Вам.
