Книга: А. Дюма. Собрание сочинений. Том 34. Предводитель волков. Женитьба папаши Олифуса. Огненный остров
Назад: XXIII ГОДОВЩИНА
Дальше: Александр Дюма Женитьбы папаши Олифуса
XXIV
БЕШЕНАЯ ОХОТА
Тибо поднялся, едва залаяла ищейка, и благодаря этому ему удалось намного опередить собак.
Довольно долго он не слышал своры.
Вдруг издалека послышался громкий лай, напоминавший отдаленный гром, и Тибо начал беспокоиться.
Он ускорил бег и не останавливался, пока его не отделило от преследователей расстояние в несколько льё.
Тогда он огляделся и определил, что находится на холмах Монтегю.
Он прислушался.
Собаки, казалось, сохраняли дистанцию: они были где-то у Тиле.
Только волчье ухо могло расслышать лай на таком расстоянии.
Тибо повернул, как будто собирался встретить их, оставил Эрневиль слева, прыгнул в небольшой ручей, который в этих местах берет свое начало, спустился по нему до Гримокура и через Лизарл’Аббесс добрался до Компьенского леса.
Он чувствовал, что после трех часов быстрого бега стальные мышцы волчьих ног нисколько не устали, и это его немного успокаивало.
Все же он не решался войти в лес, знакомый ему меньше, чем лес Виллер-Котре.
Тибо отклонился на одно или два льё в сторону. Он хотел, применив все известные ему подходящие уловки, отделаться от преследователей.
Он перемахнул одним прыжком долину между Пьерфоном и Мон-Гобером, вошел в лес у поля Метар, вышел у Воводрана, от Сансера двигался по воде и за Лонпоном снова ушел в лес.
К несчастью, в верхней части дороги Висельника его ждала свежая свора из двадцати гончих: доезжачий г-на де Монбретона, предупрежденный сеньором де Везом, привел их на помощь.
Собак спустили немедленно: доезжачий заметил, что волк сохраняет дистанцию, и боясь, что зверь уйдет, не стал дожидаться всей охоты.
Тогда началась настоящая борьба между волком-оборотнем и гончими.
Это был безумный бег: несмотря на ловкость и сноровку наездников, лошади с трудом поспевали за собаками.
Погоня неслась через поля, леса и вересковые заросли с быстротой мысли.
Она появлялась и исчезала подобно проблеску молнии в тучах, оставляя за собой облака пыли, звуки рога и крики, которым эхо едва успевало вторить.
Она перелетала через горы, долины, потоки, топи и пропасти, как будто у лошадей и собак выросли крылья, словно у химер или гиппогрифов.
Сеньор Жан присоединился к остальным.
Он мчался впереди своих охотников, следом за гончими; глаза его горели, ноздри раздувались; он подбадривал стаю оглушительными криками и трубил в рог, с яростью вонзая шпоры в бока своего коня, когда тот останавливался перед каким-нибудь препятствием.
Черный волк тоже не замедлял бега.
Хотя на поворотах он с сильным беспокойством слышал в ста шагах позади себя лай свежей своры, расстояние между погоней и волком не сократилось ни на дюйм.
Тибо полностью сохранил человеческий разум. Он продолжал бежать, чувствуя, что выдержит это испытание; ему казалось, что он не может умереть, не отомстив за все вынесенное им и не узнав обещанных радостей, прежде чем — это было главным, и в решающую минуту его мысль беспрестанно к этому возвращалась, — прежде чем он завоюет любовь Аньелетты.
Иногда его охватывал страх, иногда — гнев.
Ему хотелось повернуться лицом к этой ревущей стае и, позабыв о своем новом теле, разогнать ее ударами палки и камнями.
Минуту спустя, наполовину обезумевший от ярости, оглушенный похоронным звоном, которым отдавался лай в его ушах, он уносился стремительнее бегущего оленя, быстрее летящего орла.
Но его усилия были напрасными.
Он бежал, несся, почти летел, но похоронные звуки не отставали ни на шаг, не отдалялись ни на миг, или, отстав на мгновение, приближались еще более грозными и устрашающими.
Тем не менее инстинкт самосохранения не покидал его, силы его не убывали.
Но он чувствовал, что, если, на свою беду, наткнется на свежую свору, его силы вскоре могут иссякнуть.
Тибо решил попробовать оторваться oт собак и вернуться в хорошо знакомые ему места, где он мог бы, воспользовавшись своим знанием леса, уйти от гончих.
На этот раз он поднялся до Пюизе, пробежал краем Вивье, вернулся в Компьенский лес, сделал петлю через лес Ларг, в Аттиши перебрался через Эну и по Аржанской котловине снова достиг леса Виллер-Котре.
Он надеялся таким образом разрушить стратегию сеньора Жана.
Очутившись в привычных местах, Тибо вздохнул свободнее.
Он был на берегу Урка между Норруа и Труенном, в том месте, где река течет между двух рядов скал; взбежав на острый утес, нависший над потоком, Тибо решительно бросился в воду, вплавь добрался до расщелины в нижней части скалы, с которой только что прыгнул; затем он спрятался в глубине пещеры, чуть ниже обычного уровня воды, и стал ждать.
Свора отстала от него примерно на льё.
Но прошло не больше десяти минут — и собаки ураганом взлетели на гребень скалы.
Те, что прибежали первыми, опьяненные бегом, не увидели пропасти или надеялись перепрыгнуть ее вслед за тем, кого преследовали — и брызги от падения собачьих тел в воду долетели до Тибо, забившегося в глубь пещеры.
Собаки оказались менее удачливыми и не такими сильными, как он, и не смогли сопротивляться течению. После бесплодных усилий они исчезли, унесенные рекой, так и не заметив убежища волка-оборотня.
Тибо слышал у себя над головой топот коней, лай остатков своры, крики охотников и проклятия сеньора Жана, чей голос перекрывал все остальные голоса.
Наконец, когда течение унесло последнюю собаку, упавшую в воду, Тибо, вследствие того что река в этом месте делала поворот, увидел, как охотники спускаются вниз по течению.
Не сомневаясь в том, что сеньор Жан, скакавший во главе охоты, вернется назад, волк не стал его дожидаться и покинул пещеру.
То вплавь, то ловко прыгая по камням, то вброд он поднялся по Урку до зарослей Крена.
Оттуда он, точно зная, что намного опережает своих врагов, решил добраться до деревни: среди домов его никто не станет искать.
Он подумал о Пресьямоне.
Эту деревню он знал лучше всего.
К тому же он будет рядом с Аньелеттой.
Ему казалось, что это придаст ему сил и принесет удачу, что кроткая и целомудренная девушка сможет влиять на его судьбу.
Тибо направился к Пресьямону.
Было шесть часов вечера.
Охота продолжалась больше пятнадцати часов.
Волк, собаки и охотники проделали не меньше пятидесяти льё.
Когда черный волк, сделав крюк через Манере и Уаньи, выбежал на опушку Амского леса, солнце уже склонялось к горизонту и окрашивало вереск в ослепительный пурпурный цвет; ветерок, ласкавший мелкие белые и розовые цветочки, был напоен их ароматом; сверчок запел среди мха, и жаворонок, взмывая в небо, приветствовал приход ночи, как двенадцать часов назад встречал день.
Безмятежность природы странным образом подействовала на Тибо.
Его удивляло, что она может оставаться такой прекрасной и радостной, когда его душа истерзана тоской.
Глядя на цветы, слушая пение птиц и стрекот насекомых, он сравнивал тихий покой и чистоту этого мира со своими страшными тревогами, он спрашивал себя, умно ли он поступил, заключив после первой сделки вторую, несмотря на новые обещания посланника дьявола.
Он боялся, что и вторая сделка принесет ему лишь разочарования.
Пробегая по наполовину скрытой золотистым дроком тропинке, он узнал в ней ту, по которой провожал Аньелетту в день, когда впервые встретил девушку; в день, когда ангел-хранитель внушил ему мысль стать ее супругом.
Воспоминание о новой сделке, благодаря которой он сможет вновь завоевать любовь Аньелетты, немного ободрила Тибо, сникшего при виде всеобщей радости.
В Пресьямоне звонил колокол.
Его печальный однообразный звон напомнил черному волку о людях и о том, что он должен опасаться их.
Он смело направился через поле к деревне, надеясь найти приют в какой-нибудь заброшенной лачуге.
Когда он огибал огораживавшую кладбище низкую стену, сложенную из сухих камней, в овраге, которым он бежал, послышались человеческие голоса.
Продолжая свой путь, он неминуемо встретится с этими людьми; вернувшись назад, он должен будет подняться на холм, и его увидят; из осторожности он решил перепрыгнуть через ограду кладбища.
Одним прыжком он оказался на кладбище (как большая часть сельских кладбищ, оно примыкало к церкви).
Заброшенное, оно все заросло высокой травой; кое-где попадались кусты ежевики и терновник.
Волк подошел к самому густому кусту и, оставаясь невидимым, обнаружил развалившийся склеп, откуда мог бы наблюдать, что делается вокруг.
Проскользнув под колючками, волк спрятался в склепе.
В десяти шагах от Тибо свежая могила ждала своего постояльца.
Из церкви доносилось пение — тем более явственно, что склеп, служивший укрытием беглецу, некогда соединялся с церковью подземным ходом.
Через несколько минут пение смолкло.
Черный волк, которому было не по себе от соседства с церковью, решил, что люди из оврага прошли мимо и что пора бы ему подыскать себе более надежное убежище взамен этого временного.
Но не успел он высунуться из-за своего куста, как ворота кладбища раскрылись.
Он вернулся на прежнее место очень обеспокоенный.
Первым на кладбище вошел ребенок в белом стихаре, с кропильницей в руке.
За ним человек, тоже в стихаре поверх одежды, нес серебряный крест.
Священник, нараспев читающий заупокойные молитвы, следовал за этими двумя.
За священником четверо несли покрытые белой тканью носилки, усыпанные венками и зелеными ветками.
Ткань обрисовывала очертания гроба.
За носилками шли несколько жителей Пресьямона.
Такая встреча на кладбище была естественной, и Тибо, сидя рядом с открытой могилой, не должен был удивляться тому, что увидел, но все же он забеспокоился и с тревожным любопытством стал следить за церемонией, несмотря на то что малейшее движение могло выдать его присутствие и, следовательно, погубить его.
Священник окропил могилу, на которую обратил внимание Тибо, и носильщики опустили свой груз на соседний холмик.
В наших краях существует обычай — если хоронят молодую девушку или женщину в расцвете красоты, ее несут на кладбище в открытом гробу, под одной лишь тканью.
Там друзья могут в последний раз проститься с усопшей, родные — в последний раз поцеловать ее.
Потом заколачивают крышку — и все кончено.
Старуха, на вид слепая, направляемая милосердной рукой, подошла проститься с покойной, и носильщики приподняли ткань, покрывавшую лицо.
Тибо увидел Аньелетту.
Из его разбитой груди вырвался глухой стон и смешался с плачем и рыданиями присутствующих.
Лицо Аньелетты, очень бледное, застывшее в невыразимом покое смерти, под этим венком из незабудок и маргариток было прекрасным как никогда при жизни.
При виде бедной покойницы Тибо почувствовал, как тает сковавший его сердце лед. Мысль о том, что он подлинный убийца этой девушки, пронзила его болью: безмерной — потому что она была истинной; мучительной — потому что в первый раз за долгое время он думал не о себе, но о той, что умерла.
Когда он услышал стук молотка, забивавшего крышку гроба, когда камни и земля посыпались из-под заступа могильщика на тело единственной женщины, которую он любил, им овладело безумие: ему казалось, что телу Аньелетты, еще недавно такому свежему и прекрасному, еще вчера живому, твердые камни причиняют боль, и он сделал движение, желая броситься на провожающих и отнять у них ту, что должна была достаться ему хотя бы мертвой, раз при жизни она принадлежала другому.
Человеческая боль подавила это последнее движение загнанного зверя, под волчьей шкурой пробежала дрожь, из налитых кровью глаз брызнули слезы, и несчастный воскликнул:
— Господи! Возьми мою жизнь, я от всего сердца возвращаю тебе ее, если это вернет к жизни ту, что я убил!
Вслед за этими словами раздался такой устрашающий вой, что люди в ужасе разбежались с кладбища.
Тибо остался один.
Почти в ту же минуту гончие, снова напавшие на след черного волка, перепрыгнули стену в том же месте, что и Тибо, и заполнили опустевшее кладбище.
За ними показался обливающийся потом сеньор Жан на коне, покрытом кровью и пеной.
Собаки направились прямо к кусту и что-то там схватили.
— Улюлю! Улюлю! — громовым голосом закричал сеньор Жан и, спрыгнув с коня, не заботясь о том, есть ли кому стеречь его, выхватил охотничий нож и бросился к склепу, прокладывая себе путь среди собак.
Собаки дрались над свежей окровавленной шкурой волка, но тело исчезло.
Не могло быть ни малейшего сомнения в том, что это была шкура волка-оборотня, которого они травили: она была совершенно черная, за исключением одного белого волоска.
Что стало с телом?
Никто и никогда этого не узнал.
Но с тех пор никто не встречал Тибо в тех краях, и все единодушно решили, что оборотнем был башмачник.
Поскольку нашли только шкуру, а тело исчезло; поскольку на том самом месте, где нашли шкуру кто-то слышал слова: „Господи! Возьми мою жизнь, я от всего сердца возвращаю тебе ее, если это вернет к жизни ту, что я убил!“, — священник объявил, что Тибо спасся благодаря своему отречению и своему раскаянию.
Это предание казалось особенно правдоподобным оттого, что еще многие годы — до тех пор, пока Революция не упразднила монастыри, — каждый раз в годовщину смерти Аньелетты из монастыря, расположенного в полульё от Пресьямона, выходил священник-премонстранец и шел молиться на ее могиле.
* * *
* * *
* * *
Вот и вся история черного волка, как мне рассказал ее Моке, служивший сторожем в доме моего отца.
Назад: XXIII ГОДОВЩИНА
Дальше: Александр Дюма Женитьбы папаши Олифуса
