Книга: А. Дюма. Собрание сочинений. Том 40. Черный тюльпан. Капитан Памфил. История моих животных.
Назад: VII ВИНО ИЗ ЛУАРЕ
Дальше: IX ГЛАВА, В КОТОРОЙ ПРИЧАРД ПОБЕЖДАЕТ СИЛУ С ПОМОЩЬЮ ХИТРОСТИ
VIII
НОВЫЕ ЗЛОДЕЯНИЯ ПОЙНТЕРА ПРИЧАРДА
Едва я успел допить свой стакан, как раздались яростные крики.
— Ах, вор! Ах, разбойник! Ах, подлец! — кричала в кухне г-жа Ватрен.
— Огонь! — произнес Мишель.
Не успел Мишель сказать "Огонь!", как стакан Ватрена полетел со всей силой, какая была в моей двуглавой и дельтовидной мышцах.
Послышался жалобный визг.
— А, на этот раз хозяин не промахнулся, да? — засмеялся Мишель.
— В чем дело? — спросил Корреж.
— Готов биться об заклад — это снова негодяй Причард, — сказал Ватрен.
— Бейтесь, Ватрен, бейтесь! Вы выиграете! — ответил я ему и выбежал во двор.
— Только бы это оказалась не телятина! — побледнев, вскричал Ватрен.
— Это как раз телятина, — ответила появившаяся на пороге г-жа Ватрен. — Я положила ее на подоконник, и этот негодник Причард ее унес.
— Что ж, — сказал я, вернувшись с куском телятины в руке, — я вам принес ее назад.
— Так это в него вы бросили стакан?
— Да, — ответил Мишель, — и стакан не разбился. Ах, сударь, вот это ловко!
В самом деле, стакан, ударив Причарда в плечо, упал на траву и не разбился.
Но удар был достаточно сильным для того, чтобы заставить Причарда взвизгнуть.
Для того чтобы взвизгнуть, Причарду пришлось открыть пасть.
Открыв пасть, он выронил кусок телятины.
Кусок телятины упал на свежую траву.
Я подобрал его и принес.
— Ну-ну, успокойтесь, госпожа Ватрен, — утешал я, — мы позавтракаем…
Подобно Аяксу, я собирался прибавить: "Невзирая на волю богов!"
Но эта фраза показалась мне слишком высокопарной, и я удовольствовался тем, что закончил:
— … назло Причарду.
— Как, вы станете есть эту телятину? — спросила г-жа Ватрен.
— Я думаю! — ответил Мишель. — Надо только срезать то место, где есть следы зубов; ни у кого нет такой здоровой пасти, как у собаки.
— Это правда, — подтвердил Ватрен.
— Правда! Это значит, сударь, что, если вы случайно поранились, надо только дать полизать рану вашей собаке: ни один пластырь не может сравниться с собачьим языком.
— Если только собака не бешеная.
— Ну, это другое дело; но если бы вас укусила бешеная собака, следовало бы взять заднюю часть лягушки, печень крысы, язык…
— Хорошо, Мишель! Если когда-нибудь я окажусь укушенным, обещаю прибегнуть к вашему средству.
— Это все равно, как если бы вас когда-нибудь ужалила гадюка… Вам случалось видеть их в лесу Везине, господин Ватрен?
— Никогда.
— Тем хуже, потому что, если бы вас когда-нибудь ужалила гадюка, вам надо было бы только…
— … натереть ранку щелочью, — прервал я его, — и выпить пять-шесть капель той же щелочи, разбавив их водой.
— Да; но если вы будете находиться в трех или четырех льё от города, где вы найдете щелочь? — спросил Мишель.
— Ну? — сказал Корреж. — Где вы ее найдете?
— Это правда, — раздавленный этими доводами, я опустил голову, — не знаю, где бы я мог ее взять.
— Ну, так как же поступили бы вы, сударь?
— Я поступлю по примеру древнеегипетских заклинателей змей и для начала пососу ранку.
— А если она будет на таком месте, которое вы не сможете сосать… например на локте?
Не поручусь, что Мишель сказал именно "на локте", но я совершенно уверен, что он назвал такое место, которое я не смог бы пососать, какой бы гибкостью тела ни одарило меня Провидение.
Я был раздавлен еще сильнее, чем в первый раз.
— Так вот, вам надо было бы всего-навсего поймать гадюку, разбить ей голову, вспороть брюшко, достать желчь и потереть ею… это место; через два часа вы были бы здоровы.
— Вы уверены, Мишель?
. — Еще бы я был не уверен: мне сказал это господин Изидор Жоффруа Сент-Илер в последний раз, как я ходил за яйцами в Ботанический сад; вы не можете сказать, что он не ученый!
— О нет, Мишель, можете быть спокойны, этого я не скажу.
Мишель знает множество средств, одно лучше другого, почерпнутых им из различных источников. Должен признаться, что не все его источники столь же почтенны, сколько последний, названный им.
— Готово! — произнес Корреж.
Это означало, что телятина подверглась операции и теперь со всех четырех сторон у нее была аппетитная розоватая мякоть, с которой совершенно исчез всякий след зубов Причарда.
За телятиной появилась яичница: толстая, хорошо подрумяненная, чуть сопливая яичница.
Простите меня, прекрасные читательницы; но ваша кухарка — если только она умеет жарить яичницу, в чем я сомневаюсь, — скажет вам, что "сопливая" — именно то слово, какое требуется, и что в словаре Бешереля, в котором на десять тысяч слов больше, чем в Академическом, другого не найти.
Далее, не сердитесь из-за того, что я усомнился в умении вашей кухарки готовить яичницу.
Она у вас искусная повариха?
Еще один довод в мою пользу! Яичница — блюдо служанок, фермерш, крестьянок, а не искусных поварих! Именно яичницу и фрикасе из цыпленка я заставляю приготовить своего повара или свою кухарку, когда испытываю их.
"Но кто же ест яичницу?"
О, как вы ошибаетесь, прекрасные читательницы! Откройте Брийа-Саварена, статью "Яичница", и прочтите параграф, озаглавленный "Яичница с молоками карпа".
Яичница! Спросите подлинных гурманов, что такое яичница.
Я заставил бы своего учителя игры на скрипке пройти десять льё ради того, чтобы съесть яичницу с легким бульоном из креветок и салат со шпиком.
"Так вы учились играть на скрипке?"
"Как учился ли я играть на скрипке?.. Три года — читайте мои "Мемуары"".
"Но мне не приходилось слышать, чтобы вы играли на скрипке".
"Я и не играю; но это не мешает тому, что я учился играть на скрипке; читайте мои "Мемуары"".
"Надо было проявить упорство".
"О, я не господин Энгр и не Рафаэль, чтобы обладать подобного рода упорством".
Вернемся, наконец, к яичнице г-жи Ватрен: она была превосходна. Мы позвали эту славную женщину, чтобы выразить ей свое восхищение, но она слушала нас рассеянно и постоянно озиралась кругом.
— Что ты ищешь? — спросил Ватрен.
— Что я ищу… я ищу… — пыталась ответить г-жа Ватрен. — Это удивительно!
— Скажи, что ты ищешь?
— Я ищу… В конце концов, я ее видела, я же ее держала всего десять минут назад!
— Что ты видела? Что ты держала? Говори же.
— Я же ее наполнила сахаром.
— Ты ищешь свою сахарницу?
— Да, мою сахарницу.
— Что ж, — сказал Корреж, — в этом году столько мышей развелось!
— А ведь это не слишком полезно для мышей — есть сахар, — заметил Мишель.
— Правда, Мишель?
— Ну, конечно; вы знаете, что мышь, которая питается одним сахаром, слепнет.
— Да, Мишель, мне это известно; но в этом случае не следует обвинять мышей. Можно предположить, что мыши съели сахар, но они не стали бы есть сахарницу.
— Как знать, — сказал Корреж.
— А из чего была сахарница? — спросил Мишель.
— Фарфоровая, — ответила г-жа Ватрен. — Да, фарфоровая. Великолепная сахарница; я выиграла ее на ярмарке.
— Когда это было?
— В прошлом году.
— Госпожа Ватрен, — предложил Корреж. — Я выиграл другой предмет утвари; если хотите, я подарю вам его взамен вашей сахарницы — им еще не пользовались.
— Это прекрасно, — продолжала г-жа Ватрен, — но что все же могло случиться с моей сахарницей?
— А куда ты ее поставила? — поинтересовался Ватрен.
— Я поставила ее на подоконник.
— Ага!.. — воскликнул Мишель, словно его озарила внезапная мысль, и вышел из комнаты.
Через пять минут он вернулся; перед собой Мишель гнал Причарда, на котором была в виде намордника надета сахарница.
— Вот вам кое-кто, — сказал он, — поплатившийся за свои грехи.
— Как, это он взял сахарницу?
— Сами видите, раз она и сейчас на нем. О, он не довольствуется одним кусочком сахара: ему еще и сахарница понадобилась.
— Понимаю, вы привязали сахарницу к его морде…
— Нет, она держится сама по себе.
— Сама по себе?
— Да, взгляните получше.
— Так что же, у этого разбойника кончик носа намагничен?
— Это не так; он, понимаете ли, сунул нос в сахарницу, которая у донышка шире, чем у отверстия, потом разинул пасть, затем набрал в нее сахар; в это время появился я; он хотел закрыть пасть, но кусочки сахара помешали этому; он хотел вытащить морду, но не смог, поскольку пасть была открыта. Господин Причард попался, как ворон в рожок; он останется в таком виде, пока сахар не растает.
— О, все равно, господин Дюма, — сказала г-жа Ватрен, — согласитесь, что у вас ужасная собака, и лучше бы тот, кто подарил вам ее, оставил ее себе.
— Хотите ли вы, чтобы я признался вам кое в чем, дорогая госпожа Ватрен? — ответил я. — Я начинаю придерживаться вашего мнения.
— Странно, — произнес Ватрен, — но меня все это, напротив, привязывает к нему; я думаю, мы что-нибудь из него сделаем.
— И вы правы, папаша Ватрен, — согласился Корреж, — у всех великих людей были огромные недостатки, и, покинув коллеж, они заставляют говорить о себе не в связи с почетными наградами.
Тем временем сахар растаял и, как предсказывал Мишель, Причард без посторонней помощи избавился от своего намордника.
Но из страха перед новыми бедствиями Мишель обвязал один конец своего носового платка вокруг шеи Причарда, а другой обернул вокруг кисти своей правой руки.
— Ну, давай другой сахар, — сказал Ватрен. — Выпьем кофе и пойдем испытаем этого шутника.
Мы выпили кофе, далеко превосходивший все, что Ватрен мог нам о нем сказать, и повторили вслед за хозяином дома:
— Пойдем испытаем этого шутника!
