Книга: А. Дюма. Собрание сочинений. Том 29. Сан Феличе. Книга 2
Назад: CLXII ЛЕСБИЙСКАЯ НЕМЕЗИДА
Дальше: CLXIV ГЛАВА, В КОТОРОЙ КАРДИНАЛ ДЕЛАЕТ ВСЕ, ЧТО МОЖЕТ, ЧТОБЫ СПАСТИ ПАТРИОТОВ, А ПАТРИОТЫ ДЕЛАЮТ ВСЕ, ЧТО МОГУТ, ЧТОБЫ СЕБЯ ПОГУБИТЬ

CLXIII
КАРДИНАЛ И АДМИРАЛ

Войдя в каюту английского адмирала, кардинал Руффо быстро оглядел находившуюся там пару.
Сэр Уильям сидел в кресле перед столом, на котором были чернила, перья, бумага, а на этой бумаге валялись клочья разорванного королевой договора о капитуляции.
Эмма Лайонна лежала на канапе и, поскольку стояло жаркое время года, обмахивалась веером из павлиньих перьев.
Нельсон вошел после кардинала, указал ему на кресло, а сам сел напротив него на пушечный лафет — воинственное украшение каюты.
При виде Руффо сэр Уильям встал, но Эмма Лайонна ограничилась легким наклоном головы.
Несмотря на тридцать приветственных пушечных выстрелов, прием, оказанный кардиналу на палубе экипажем корабля, был не слишком вежливым, и, если бы Руффо понимал речь матросов так же хорошо, как книжный язык Попа и Мильтона, он наверняка подал бы адмиралу жалобу за оскорбление своего облачения и своей особы, ибо самое мягкое выражение матросов по его адресу (которое Нельсон, казалось, не услышал) было: "В воду папистского омара!"
Руффо с кисло-сладкой миной приветствовал супругов и обратился к английскому послу:
— Сэр Уильям, рад встретить вас здесь не только потому, что вы послужите — по крайней мере надеюсь на это — переводчиком мне и милорду Нельсону, но и потому, что письмо, которое имела честь направить мне ваша милость, делает причастным к вопросу и вас, и правительство, представляемое вами.
Сэр Уильям поклонился.
— Соблаговолите, ваше преосвященство, сказать милорду Нельсону то, что вам угодно ответить на это письмо, и я почту за честь как можно точнее перевести его милости ответ вашего преосвященства.
— Я отвечу, что если бы милорд прибыл в бухту Неаполя раньше или был бы лучше осведомлен о происшедших здесь событиях, то, вместо того чтобы выразить неодобрение договору о капитуляции, подписал бы его, как я, и вместе со мною.
Сэр Уильям перевел сказанное Нельсону, и тот с улыбкой отрицательно покачал головой.
Это не требовало перевода. Руффо прикусил губу.
— Тем не менее, я продолжаю думать, что милорд Нельсон или ничего не знает, или кто-то подал ему дурной совет. Так или иначе, мне следует просветить его милость в отношении капитуляции.
— Так просветите же нас, господин кардинал. В любом случае это не представит затруднений. Ведь наставление словом и примером входит в ваши обязанности.
— Постараюсь, — отвечал Руффо с тонкой улыбкой, — хотя, к моему сожалению, я говорю с еретиками, а это, сами понимаете, отнимает у меня половину надежды на успех.
Теперь настал черед сэра Уильяма прикусить губу.
— Говорите, мы вас слушаем, — произнес он.
Кардинал заговорил по-французски — впрочем, и до сих пор разговор шел только на этом языке, — и начал излагать события 13 и 14 июня. Он рассказал о страшном сражении со Скипани, о том, как оборонялись аббат Тоскано и его калабрийцы, которые предпочли погибнуть, но не сдались. С поразительной точностью пересказал он события день за днем, начиная с 14 июня и вплоть до смертоносной вылазки в ночь с 18-го на 19-е, когда республиканцы заклепали пушки, расположенные у Виллы, уничтожили до последнего человека албанский батальон, завалив трупами улицу Толедо, а сами потеряли лишь какую-то дюжину человек. Он дошел до того момента, когда понял, что необходимо сделать передышку и подписать перемирие, потому что вторичное поражение привело бы санфедистов к полному разброду, а они, надобно признаться, и без того скорее грабители, чем солдаты, умеющие сохранять боевой дух как при удаче, так и при неудаче. Кардинал добавил, что он узнал от самого короля о пребывании в Средиземном море франко-испанского флота и опасался, как бы этот флот не направился к Неаполю, поставив, таким образом, под сомнение все их дело. Ввиду этой угрозы он и поторопился заключить перемирие, ибо желал заполучить форты в свои руки и держать их в боевой готовности для обороны порта. Наконец, прибавил кардинал, завершая свою речь, договор о капитуляции был заключен честно и добровольно с обеих сторон, поэтому следует свято чтить его, а действовать иным путем значило бы нарушить международное право.
Сэр Уильям перевел Нельсону эту длинную речь в защиту нерушимости договоров, но когда он дошел до опасений кардинала увидеть на рейде Неаполя французский флот, Нельсон прервал переводчика голосом, дрогнувшим от оскорбленной гордости:
— Разве господину кардиналу не было известно, что я здесь? Или он полагал, что я позволю французскому флоту захватить Неаполь?
Лорд Гамильтон приготовился перевести слова английского адмирала, но кардинал слушал так внимательно, что, прежде чем посол успел раскрыть рот, Руффо живо возразил:
— Позволили же ваша милость французскому флоту захватить Мальту! Значит, такое могло повториться.
Теперь уже Нельсон начал кусать себе губы; Эмма Лайонна оставалась неподвижной и немой, как мраморная статуя; она уронила свой веер и лежала, опершись на локоть, словно копия Гермафродита Фарнезского. Кардинал взглянул на нее, и ему показалось, что за этой бесстрастной маской прячется гневное лицо королевы.
— Я жду ответа его милости, — холодно сказал кардинал. — Вопрос — это не ответ.
— Я отвечу вместо милорда Нельсона, — отчеканил сэр Уильям. — Короли не заключают договоров с мятежными подданными.
— Может быть, короли не заключают договоров с мятежными подданными, — возразил Руффо, — но если уж мятежные подданные заключили договор со своими королями, долг последних уважать этот договор.
Сэр Уильям перевел этот ответ Нельсону.
— Возможно, это изречение истинно для господина кардинала Руффо, — ответил английский адмирал, — но оно наверняка не является таковым для королевы Каролины. И если господин кардинал, вопреки нашему утверждению, в этом сомневается, можете показать ему клочки договора, разорванного рукою королевы, клочки, подобранные леди Гамильтон на полу в спальне ее величества и доставленные ею на борт "Громоносного". Мне неизвестно, какие распоряжения были даны вашему преосвященству в качестве главного наместника, но вот какие получил я (тут он указал на клочки договора) в качестве адмирала, командующего флотом.
Леди Гамильтон чуть заметно кивнула в знак одобрения, и кардинал окончательно уверился, что на этом совещании она представляет свою августейшую подругу.
Увидев, что Нельсон соглашается с послом, кардинал понял, что бороться ему предстоит не только с Гамильтоном, который не более чем эхо своей жены, но и с этими каменными устами, от имени королевы принесшими смерть и, как сама смерть, немыми; он поднялся, подошел к столу, за которым сидел Гамильтон, развернул один из обрывков договора, в ярости измятого руками королевы, и узнал свою подпись и печать.
— Что вы ответите на это, господин кардинал? — спросил английский посол с насмешливой улыбкой.
— Я отвечу, сударь, — сказал Руффо, — что, будь я королем, я лучше своими руками разорвал бы свою королевскую мантию, нежели договор, подписанный от моего имени человеком, который только что отвоевал для меня мое королевство.
И он презрительно уронил на стол клочок бумаги, который был у него в руках.
— Но, надеюсь, — нетерпеливо возразил посол, — вы, тем не менее, считаете этот договор разорванным не только на бумаге, но и морально?
— Вопреки морали, хотите вы сказать!
Видя, что спор продолжается, но лишь по выражению лиц собеседников судя о его смысле, Нельсон тоже встал с места и обратился к сэру Уильяму:
— Нет нужды вести столь долгую дискуссию. Если мы будем сражаться оружием софизмов и словесных уловок, кардинал, разумеется, возьмет верх над адмиралом. Поэтому, любезный Гамильтон, удовольствуйтесь вопросом к его преосвященству, упорствует ли он в намерении соблюдать договор.
Сэр Уильям по-французски повторил кардиналу этот вопрос. Руффо почти понял Нельсона, но предмет беседы был столь важен, что он не хотел отвечать до тех пор, пока окончательно не убедится в значении слов собеседника. Когда же сэр Уильям особо подчеркнул последние слова адмирала, кардинал с поклоном сказал:
— В договоре, который хочет разорвать ваша милость, участвуют представители союзных держав, я же могу отвечать лишь за себя, и я уже ответил на этот вопрос господам Боллу и Трубриджу.
— И ваш ответ был?.. — спросил сэр Уильям.
— Я поставил свою подпись и отвечаю за нее своей честью. Насколько будет в моих силах, я не позволю запятнать ни то ни другое. Поскольку же почтенные капитаны подписали договор одновременно со мною, я извещу их о намерении милорда Нельсона, и они поступят так, как сочтут нужным. Но в таком деле достаточно одного неточно переданного слова, чтобы изменить смысл всей фразы. Поэтому я буду признателен милорду Нельсону, если он представит мне письменный ультиматум.
Требование кардинала было переведено Нельсону.
— На каком языке должен быть составлен ультиматум, который вы желаете получить? — спросил он.
— На английском, — отвечал кардинал. — Я читаю по-английски, а капитан Белли — ирландец. К тому же я полагаю особо важным, чтобы столь значительный документ был от первой строки до последней написан рукою адмирала.
Нельсон кивнул, показывая, что не видит препятствий к тому, чтобы удовлетворить это пожелание, и отклоненным назад почерком, характерным для людей, которые пишут левой рукой, начертал следующие строки (мы сожалеем, что в бытность нашу в Неаполе, имея перед глазами оригинал, не смогли сделать с него автографию):
"Контр-адмирал Нельсон прибыл 24 июня с британским флотом в бухту Неаполя, где обнаружил, что с мятежниками заключен договор о капитуляции; этот договор, по его разумению, не может выполняться до ратификации его Их Сицилийскими Величествами.
Г.Нельсон".
Посол взял заявление из рук адмирала и приготовился прочесть его вслух кардиналу, но тот знаком показал, что этого не требуется, взял бумагу из рук посла, прочитал, а затем сказал, поклонившись:
— Милорд, теперь мне остается просить у вас последней милости: прикажите доставить меня на берег.
— Соблаговолите, ваше преосвященство, подняться на палубу, — отвечал адмирал, — и те же люди, которые вас сюда привезли, проводят вас обратно.
И он жестом предложил Руффо пройти на лестницу.
Поднявшись по ее ступенькам, кардинал оказался на палубе.
Нельсон стал на первую ступеньку почетного трапа и не уходил, пока кардинал не спустился в лодку. Они обменялись холодным поклоном. Лодка отделилась от судна и поплыла к берегу, однако пушки, которым надлежало почтить отбытие почетного гостя таким же числом залпов, что и его прибытие, на этот раз молчали.
Некоторое время адмирал следил взглядом за лодкой, но скоро на его плечо оперлась маленькая ручка и нежный голос шепнул на ухо:
— Горацио! Дорогой мой!
— Ах, это вы, миледи! — сказал Нельсон, вздрогнув.
— Да… Человек, за которым мы посылали, здесь.
— Какой человек?
— Капитан Шипионе Ламарра.
— Где он?
— Его провели к сэру Уильяму.
— Привез ли он вести относительно Караччоло? — с живостью спросил Нельсон.
— Не знаю, возможно, что и так. Но только он подумал, что осторожнее будет спрятаться, чтобы Руффо его не узнал, он ведь состоит у кардинала на службе как офицер для поручений.
— Пойдемте к нему. Ну, что же, довольны вы мною, миледи?
— Вы были восхитительны, и я вас обожаю.
После такого заверения Нельсон весь просиял, и они направились в апартаменты сэра Уильяма.
Назад: CLXII ЛЕСБИЙСКАЯ НЕМЕЗИДА
Дальше: CLXIV ГЛАВА, В КОТОРОЙ КАРДИНАЛ ДЕЛАЕТ ВСЕ, ЧТО МОЖЕТ, ЧТОБЫ СПАСТИ ПАТРИОТОВ, А ПАТРИОТЫ ДЕЛАЮТ ВСЕ, ЧТО МОГУТ, ЧТОБЫ СЕБЯ ПОГУБИТЬ