VII
ПЯТЬ ПОБЕД ЗА ПЯТЬ ДНЕЙ
Все свершилось так, как и предвидел Наполеон.
Ланн, обороняя левый фланг с двадцатью тысячами пехотинцев, полутора тысячами егерей и тремя с половиной тысячами кирасиров, направлялся через Оффенштеттен и Бахль к Рору, который, как мы помним, он должен был по приказу императора взять любой ценой.
Он двигался по лесистой, сильно пересеченной местности; вдруг головная часть колонны на фланге столкнулась с австрийским генералом Тьерри и его пехотой (кавалерия, направлявшаяся по приказу эрцгерцога к Регенсбургу, уже прошла, так как двигалась быстрее пехоты).
Ланн стремительно атаковал пехоту своими полутора тысячами конных егерей, которые налетели на противника, мчась во весь опор.
Вместо того чтобы построиться в каре и подождать помощь, пехота, не подозревающая о малочисленности кавалерии, попыталась скрыться в зарослях, но была изрублена.
Генерал Тьерри в беспорядке отступил к Рору, где он встретил генерала Шустека.
Оба генерала объединили свои силы.
Но Ланн помнил о приказе любой ценой овладеть Рором, поэтому его конные егеря преследовали беглецов, подгоняя их саблями в спину.
У австрийских генералов было три тысячи гусаров, которые они бросили на егерей. Ланн, увидев эти передвижения, ввел в бой полк кирасир, те прорвали фронт дивизии гусар и вынудили их отойти к селению Pop.
К этому времени подошли наши двадцать тысяч пехотинцев.
Тридцатый полк при поддержке кирасиров пошел к Рору с фронта, а 13-й и 17-й окружили его справа и слева.
Оба австрийских генерала недолго пробыли в селении: через полчаса сражения их колонны отступили от Рора к Ротенбургу.
Ланн отправил понесшегося галопом курьера с донесением императору о том, что Pop взят и его приказ выполнен. Кроме того, он сообщал, что будет теснить австрийцев, пока не стемнеет и можно будет стрелять.
Новость пришла к Наполеону в то время, когда его вюртембержцы и баварцы гнали перед собой эрцгерцога Людвига по дороге из Нёйштадта на Ландсхут; преследование длилось весь день, и эрцгерцогу удалось отдохнуть только в Пфеффенхаузене.
Узнав о взятии Рора, Наполеон устремился в тылы к Ланну и прибыл вечером в Ротенбург. Именно здесь остановился и Ланн, как он это и обещал, только с наступлением ночи.
День был великолепный.
Ланн потерял не больше двухсот человек, а уничтожил или взял в плен четыре тысячи врагов; в числе пленных был генерал Тьерри.
Баварцы и вюртембержцы Лефевра потеряли тысячу человек, уничтожили три тысячи солдат и отбросили врага к Изару.
Но значение этого дня было не только в большом количестве выведенных из строя людей, хотя, конечно, это тоже было существенно: важно было то, что эрцгерцог отрезан от своего левого фланга, а австрийская армия разъединена Наполеоном на две части; обладая стотысячной армией, он имел возможность разбить их поочередно одну за другой, как два куска разрубленной змеи.
Однако Наполеон не знал истинного местонахождения эрцгерцога Карла. Он полагал, что прижал его к Изару, и решил атаковать на следующий день всей своей мощью, чтобы захватить врасплох в Ландсхуте, а именно при форсировании реки, впадающей в Дунай в восьми или десяти льё от Ландсхута.
Если Массена подойдет беспрепятственно и вовремя, то все австрийцы, находящиеся между Наполеоном и Изаром, будут убиты, взяты в плен или потоплены.
Соответственно был отдан приказ Даву, который все еще находился в Тенгене, где он служил опорой всей армии, оставить заслон, достаточный для сдерживания стоящих перед ним вражеских частей, и переместить армию к Изару, чтобы потом повернуть на Регенсбург и разгромить Бельгарда, когда будет покончено с эрцгерцогом Карлом.
Наполеон в конце концов поверил в то, что он преследует самого эрцгерцога, и не сомневался, что те несколько войсковых частей, которые сдерживает Даву, и являются всей австрийской армией. На самом деле, как можно было предположить, что эрцгерцог Карл во главе почти шестидесятитысячной армии не подавал признаков жизни в течение тридцати шести часов?
А получилось так: весь день 20-го, не зная о проникновении французской армии между ним и Дунаем, эрцгерцог Карл ожидает, когда Наполеон атакует его в лоб, и не желает нападать, пока к нему не подойдут пятьдесят тысяч человек эрцгерцога Людвига. Само собой разумеется, что ждет он их напрасно: как раз эти пятьдесят тысяч Наполеон теснит к Изару и готовится сбросить в реку.
И только услышав канонаду, эрцгерцог Карл понял: в его тылу что-то происходит; он делает резкий разворот и, опираясь на Регенсбург, где он должен был встретить армию из Богемии, располагает войска по дороге из Регенсбурга в Ландсхут, имея перед собой Экмюль.
Наполеон даже лег в постель не раздевшись, так он спешил встретиться на следующий день с австрийцами, но австрийцы спешили еще больше. Правда, спешили убежать, а не нападать.
Ночью они прибыли в Ландсхут по дорогам из Ротенбурга и Пфеффенхаузена.
Однако, поразмыслив, Наполеон решил, что австрийцы, кажется, очень легко уступили; была ли это вся армия или незначительная часть ее, которую он гнал перед собой, как осенний ветер гонит пожелтевшие листья? А если Даву, оставленный в тылу, окажется в опасности со своими двадцатью четырьмя тысячами в результате дерзкого налета и его секрет враги сумели разгадать?
Это была одна из частых вспышек гения Наполеона, озарившая его посреди той знаменитой ночи за два дня до победы.
Он направил дивизию генерала Демона, кирасиров генерала Нансути, баварские дивизии генерала Деруа и кронпринца к Даву, в то время как сам с двадцатью пятью тысячами солдат Ланна и баварцами генерала Вреде продолжал теснить австрийцев к Ландсхуту, где, впрочем, рассчитывал найти Массена с тридцатью тысячами солдат.
К девяти часам утра император был в Альтдорфе с пехотой генерала Морана, кирасирами и легкой кавалерией. Вдоль дороги он подбирал вражеских дезертиров, раненых, артиллерию, военное снаряжение — отступление окончательно превратилось в бегство.
Там, где кончались леса, он остановился на плоскогорье и оттуда обозревал плодородную долину Изара и город Ландсхут, видневшиеся вдали.
Это было прекрасное зрелище для победителя!
Вражеская армия в панике бежала: у мостов толпились кавалерия, пехота, брошенные в беспорядке артиллерия и военное снаряжение — все было в страшном смятении и невероятном замешательстве.
Оставалось только убивать.
Но в спешке прибыть скорее на место и все увидеть самому Наполеон намного опередил основные силы своей армии; у него на плоскогорье было не более восьми или десяти тысяч человек, остальные еще не подошли.
Бессьер во главе кирасиров и Ланн со своими егерями и 13-м полком легкой пехоты из дивизии Морана, исполняющие роль простых полковников авангарда, обрушились на эту громаду, в восемь раз превышающую их силы.
Австрийская кавалерия, опомнившись в сумятице, попыталась остановить наши войска, чтобы защитить переправу, но кирасиры, егери, пехотинцы, чувствуя, что удача императора в них и с ними, обратили эту конницу в бегство.
Австрийцы предприняли последнее усилие и пустили в ход пехоту, но дивизия Морана прибыла уже в полном составе, и отброшенная австрийская пехота была вынуждена отойти на мосты.
К несчастью, наша артиллерия не могла следовать за ними. Батарея из десятка пушек могла бы обрушить град ядер на эту огромную массу людей, которых теперь приходилось рубить саблями и колоть штыками. Холодное оружие убивает, но медленно — пушка работает проворнее.
Тем временем французские солдаты брали в плен разбежавшихся по долине людей — и тех, кто совсем уже не надеялся попасть на мосты, и тех, кто сдавался, не осмеливаясь броситься в Изар; подбирали пушки, военное снаряжение, вплоть до целого обоза телег с превосходными понтонами — с их помощью враги собирались преодолеть не только Дунай, но еще и Рейн.
Это был бич, которым Ксеркс собирался покарать греков, но вынужден был ограничиться тем, что высек море!
По мере того как вражеская армия переправлялась на другой берег по мостам, какая-то часть ее отступала через Нёймаркт к Мюльдорфу, а те, кто не испытывал особого страха и не очень торопился, занимали позиции в городе Ландсхуте и в предместье Зелигенталь; но вот, кроме дивизии Морана, прибывшей, как мы сказали, полностью, у Моосбурга появилась головная часть колонны Массена. Она подошла слишком поздно, чтобы отрезать отход австрийцам, однако вовремя, чтобы этот отход ускорить.
Внезапно в направлении главного моста поднялся столб дыма: австрийцы подожгли мост, чтобы отрезать себя от французов водой и огнем.
Наполеон повернулся к одному из своих адъютантов.
— А ну-ка, Мутон! — сказал он.
Генерал все понял, взял на себя командование 17-м полком и со словами "На вас смотрит император, за мной!" повел солдат прямо к горящему мосту.
Под угрозой трех смертей — от воды, от огня и от пуль — они перешли через мост и устремились к крутым улицам Ландсхута.
С высот города австрийцы могли видеть, как французские войска подступают со всех сторон: Наполеон со своими двадцатью пятью тысячами, Вреде — с двадцатью, а Массена — еще с двадцатью тысячами.
Врагу стало просто невозможно удерживать позиции, и он отступил.
Убитых было немного, может быть, две или три тысячи (сказалось отсутствие пушек), но было взято семь или восемь тысяч пленных, захвачено военное снаряжение, техника, артиллерия. Кроме того — и это было важнее всего, — сражение нарушило оперативную линию эрцгерцога таким образом, что она отныне уже не могла вновь сформироваться.
Когда начала затихать ружейная пальба, Наполеон остановился и прислушался.
Позади, между Малой и Большой Лаберой, послышались пушечные выстрелы.
Наполеон натренированным ухом артиллериста определил, что в восьми или девяти льё шло сражение.
Несомненно, это Даву вступил в схватку с врагом.
Но с каким врагом?
Была ли это армия Бельгарда, шедшая из Богемии? Или австрийская армия под командованием Карла? (Наполеон начинал опасаться, что оставил эрцгерцога у себя в тылу.) Или обе они вместе? (А это означало бы огромное войско — примерно в сто десять тысяч человек.)
Даже одна из этих армий была бы слишком сильной для сорока тысяч Даву.
Тем не менее Наполеон не мог оставить свой плацдарм: отступая перед побежденной армией, он позволил бы ей собраться с силами и атаковать его с тыла.
Он ждал, надеясь на смелость и осторожность маршала Даву, но это ожидание было полно тревоги.
Пушечная канонада продолжалась с тем же ожесточением и приближалась к Экмюлю.
И только к восьми часам вечера канонада прекратилась.
Если в предыдущую ночь Наполеон лег в постель не раздевшись, то в эту ночь он не ложился совсем.
В одиннадцать часов ему сообщили о прибытии генерала Пире от маршала Даву.
Император вскрикнул от радости и бросился ему навстречу.
— Ну, как? — спросил он его, прежде чем тот успел открыть рот.
— Все идет хорошо, сир! — поспешил ответить генерал.
— Хорошо! Это вы, Пире? Тем лучше! Что же произошло? Расскажите мне все!
Тогда Пире рассказал этому железному человеку, сражавшемуся весь день и бодрствовавшему всю ночь, о том, что происходило днем.
Даву, перемещая свои войска, отклонился влево, встретил армейские корпуса Гогенцоллерна и Розенберга, атаковал их и, чтобы очистить дорогу, принудил отступить к Экмюлю.
Во время отступления австрийцев были захвачены в штыковом бою две деревни — Паринг и Ширлинг. Сражение шло уже три часа, когда подошло подкрепление, посланное Наполеоном.
Тогда Даву понял, что если император выделил ему двадцать тысяч человек, то он нужен был здесь, чтобы держать врага в поле зрения.
Враг укрепился в Экмюле и, казалось, собирался защищаться. Даву ограничился тем, что обстрелял его из пушек. Впрочем, этим он хотел дать знать о себе при помощи голоса пушек — для уха императора самых знакомых звуков.
И этот голос Наполеон услышал, а генерал Пире ему тотчас же перевел его.
Даву потерял тысячу четыреста человек, австрийцев было убито три тысячи. Наполеон же потерял в Ландсхуте триста, а убил и пленил семь тысяч врагов. Итог дня: из строя выведены десять тысяч австрийцев.
Пока генерал Пире находился у императора, стало известно, что из Регенсбурга прибыл курьер, проехавший через Абенсберг, Пфеффенхаузен и Альтдорф, то есть по тому же пути, что и Наполеон.
Вот какие новости привез курьер.
Император, мы помним это, отдал приказ Даву оставить в Регенсбурге полк. Один полк — это было очень мало, но, нуждаясь во всех своих силах, Наполеон не мог оставить больше.
Даву выбрал 65-й полк под командованием полковника Кутара, будучи уверен в надежности и солдат, и их командира.
Полковник должен был забаррикадировать городские ворота, перекрыть улицы и защищаться до последнего.
Девятнадцатого, в день сражения под Абенсбергом, богемская армия в пятьдесят тысяч человек стояла у ворот Регенсбурга.
Полк вступил в бой с этой армией и оружейными выстрелами убил восемьсот человек, но на следующий день на правом берегу Дуная появилась армия эрцгерцога Карла, идущая из Ландсхута.
Полк растратил на эту новую армию остаток своих патронов, но не имел возможности защитить такой город, как Регенсбург, двумя тысячами штыков против более ста тысяч солдат. Полковник Кутар попытался по крайней мере протянуть время, ведя целое утро переговоры и только к пяти часам вечера сдался при условии, что ему позволят отправить курьера.
Курьер тотчас же поскакал галопом; за восемь часов он покрыл около двадцати льё и в час ночи был уже у императора в Ландсхуте. Он привез ему новость чрезвычайной важности: полковник Кутар и его полк оказались в плену, но Наполеон, таким образом, узнал подробности о дислокации врага.
Богемская и австрийская армии объединились, и, следовательно, эрцгерцог занимал весь район от Экмюля до Регенсбурга.
Итак, враг, с которого Даву не спускал глаз, был армией эрцгерцога Карла! Императору оставалось теперь только наброситься на Экмюль и раздавить его силами сорокатысячной армии Даву и своей собственной восьмидесятитысячной армии; при этом терять время было нельзя.
Генерал Пире сел на лошадь и отправился в Экмюль. Он должен был сообщить маршалу Даву, что император вместе со всеми своими силами подойдет между полуднем и часом дня и о своем прибытии сообщит громовыми раскатами пятидесяти орудий одновременно. Это будет для Даву сигналом атаки.
После отъезда курьера император отправил за Изар легкую кавалерию генерала Марюлаза, часть немецкой кавалерии, баварскую дивизию генерала Вреде и дивизию Молитора в погоню за сорокатысячной армией эрцгерцога Людвига, потерявшего за последние три дня двадцать пять тысяч человек.
Затем он расположил в определенной последовательности остальные двадцать тысяч между Дунаем и Изаром, от Нёйштадта до Ландсхута.
И наконец, отправил по дороге из Ландсхута в Регенсбург, через долину Большой Лаберы, генерала Сен-Сюльписа с четырьмя полками кирасир, генерала Вандамма с вюртембержцами и маршала Ланна с шестью полками кирасир генерала Нансути, а также две дивизии Морана и Гюдена.
Приказано было двигаться всю ночь, прибыть в Экмюль в полдень, отдохнуть один час и атаковать.
Император выступил сам с тремя дивизиями Массена и дивизией кирасир генерала Эспаня.
Таким образом, Даву располагал силой примерно в тридцать пять тысяч человек; генералы Вандамм и Сен-Сюльпис вели к нему тринадцать или четырнадцать тысяч; Ланн — двадцать пять тысяч; Наполеон — пятнадцать или шестнадцать тысяч. Итак, эрцгерцог Карл будет иметь дело с армией приблизительно в девяносто тысяч человек.
В это время эрцгерцог после двух дней колебаний решает, наконец, попытаться осуществить против оперативной линии французов маневр, подобный тому, какой только что применил Наполеон против оперативной линии самого Карла.
Он решил атаковать Абах.
Так как кирасиры генерала Монбрёна — мы видели их, сражавшимися 10-го числа в Дюнцлинге — остались в Абахе и продолжали вести перестрелку с небольшими австрийскими частями, то эрцгерцог подумал, что имеет дело со значительными силами, тогда как перед ним был только стержень армии, который сначала был правым флангом, а теперь стал левым; он составлял наш арьергард, пока Наполеон шел от Абенсберга к Ландсхуту, и стал нашим авангардом, как только император повернулся к Регенсбургу и двинулся от Ландсхута к Экмюлю.
Чтобы дать время генералу Коловрату, отрезанному от богемской армии, переправиться на левый берег Дуная, эрцгерцог Карл решил начать атаку в промежутке от полудня до часу дня. Мы помним, что это было как раз время, выбранное Наполеоном для захвата Экмюля.
Перемещение австрийских войск должно было осуществляться двумя колоннами: одна, в восемьдесят тысяч человек, должна была двигаться из Бургвейнтинга на Абах, другая — в двенадцать тысяч — из Вейлоэ на Пейзинг. Третьей колонне силой в сорок тысяч, состоящей из корпуса Розенберга (размещенного напротив маршала Даву в деревнях Обер-Лайхлинг и Унтер-Лайхлинг), корпуса Гогенцоллерна (перекрывшего дорогу к Экмюлю), гренадеров резерва и кирасиров, было приказано охранять вблизи Эглофсгейма долину Регенсбурга и не трогаться с места, пока будут действовать первые две колонны.
Ночь прошла в этих перемещениях.
Утро было мглистым: густой туман покрывал всю долину и рассеялся только к девяти часам утра.
Мы уже говорили, что генералу Коловрату требовалось время, чтобы переправиться через Дунай. Переправа закончилась лишь к полудню.
До этого времени не было слышно ни одного выстрела.
Оба корпуса собирались начать передвижение — один на Абах, другой на Пейзинг, когда вдруг послышалась страшная канонада со стороны Буххаузена.
Это была вся французская армия под командованием Наполеона, подошедшая к Экмюлю.
Императору не было нужды подавать условленный сигнал: австрийцы приветствовали его появление градом картечи.
Вюртембержцы, шедшие во главе колонны, сначала дрогнули под этим ужасным огнем, поддержанным атаками легкой кавалерии генерала Вукасовича. Но Вандамм повел их вперед при поддержке дивизий Морана и Гюдена и быстро овладел деревней Линдах, затем соединился своим левым флангом с дивизией Демона и баварцами, которых Наполеон предусмотрительно, как мы помним, отправил сюда накануне.
При звуках канонады Даву ввел в бой две свои дивизии, уже час с нетерпением ожидавшие сигнала.
Их артиллерия расчистила путь, осыпая врага картечью.
Под страшным огнем австрийцы оставили первую линию и закрепились в деревнях Обер-Лайхлинг и Унтер-Лайхлинг. Здесь они подвергли жесточайшему обстрелу дивизию Сент-Илера, которая их преследовала, но они имели дело с закаленными в огне людьми.
Деревня Обер-Лайхлинг была взята в штыковом бою. Деревня Унтер-Лайхлинг, труднодоступная, лучше укрепленная, сопротивлялась более ожесточенно. Под двойным огнем из деревни и с плоскогорья, возвышающегося над ней, 10-й полк легкой пехоты потерял пятьсот человек за пять минут, пока он преодолевал крутой откос. Но деревня была атакована и тут же взята.
Овладев деревней, 10-й полк перебил всех, кто сопротивлялся, и захватил триста пленных.
Уцелевшие защитники обеих деревень отошли на плоскогорье; 10-й полк преследовал их под ожесточенным ружейным огнем.
Генерал Фриан тотчас же бросил свою дивизию в лес, тянувшийся между этими двумя деревнями.
Генерал Барбанегр стал сам во главе 48-го и 111-го полков и, продвигаясь через лесные прогалины, штыковой атакой оттеснил три полка эрцгерцога Людвига, Шателера и Кобурга, прижав их к экмюльской дороге.
Тогда-то и началась общая схватка.
Корпус генерала Розенберга, оттесненный, как мы только что сказали, к экмюльской дороге, попытался там удержаться, несмотря на атаки 48-го и 111-го полков; баварская кавалерия при поддержке наших кирасиров атаковала на лугу австрийскую кавалерию; вюртембергская пехота пыталась отобрать деревню Экмюль у пехотинцев Вукасовича и, завладев ею со второй атаки, заставила эту пехоту карабкаться на крутые откосы.
Наполеону оставалось только рассеять все эти массы, загромождающие дорогу, и сбросить с высот полки эрцгерцога Людвига, Шателера и Кобурга, всю пехоту Вукасовича и часть бригады Бибера.
Лани, взяв дивизию Гюдена, форсировал Большую Лаберу, преодолел отвесные высоты Рокинга, прорвал австрийский правый фланг, гоня противника от плоскогорья к плоскогорью.
В это время Наполеон бросил свою кавалерию на круто восходящую дорогу, где скопились отступающие австрийцы.
Видя это, австрийцы остановились и бросили на баварских и вюртембергских кавалеристов свою легкую кавалерию, которая, стремительно атакуя, скатилась с откоса и опрокинула наших союзников; но, сбив баварцев и вюртембержцев, она оказалась лицом к лицу с железной стеной французских кирасиров.
Эта железная стена вдруг понеслась галопом, прошла сквозь корпус австрийской кавалерии, смяла всю эту вражескую массу и достигла верхней части дороги в тот момент, когда с противоположной стороны на высоте появилась пехота генерала Гюдена, занимавшая Рокинг.
Пехотинцы наблюдали эту прекрасную атаку, этих великолепных кавалеристов, которые стремительно наступали, стреляя на подъеме так же, как это делали враги на спуске. Вся дивизия целиком хлопала в ладоши и кричала:
— Да здравствуют кирасиры!
В то же самое время генерал Сент-Ил ер брал с боя лесистое плоскогорье, возвышающееся над Унтер-Лайхлингом, оттесняя врага с откоса на откос, невзирая на сопротивление шеволежеров Винцента и гусаров Штипсича, сбрасывал их смятые ряды на дорогу, где царила ужасная сумятица.
Препятствие было преодолено, австрийцы кинулись искать убежище под защитой своих кирасиров, сражающихся в сомкнутом боевом порядке под Эглофсгеймом, то есть приблизительно в двух льё от Экмюля.
Тогда французские силы в свою очередь вышли в долину: в центре кавалерия, по флангам пехота.
Кавалерию составляли баварские и вюртембергские полки и десять полков кирасир генералов Нансути и Сен-Сюльписа.
Наверное, землетрясение не изрыло бы так глубоко землю, как это сделали пятнадцать тысяч лошадей, промчавшихся там!
Дивизии Фриана и Сент-Илера, возбужденные победой, неслись по флангам почти так же быстро, как и конники.
Удар этой массы был ужасным.
При виде наступающих австрийская кавалерия тоже всколыхнулась и пошла им навстречу.
Было семь часов вечера — в апреле это время сумерек.
Схватка была ожесточенной, неслыханной: ежеминутно гибли противники — баварцы, австрийцы, французы, гусары, шеволежеры, кирасиры; они наносили друг другу удары в темноте, почти наугад; в течение часа темнота все больше сгущалась, освещаемая искрами от сабель и кирас.
Затем вдруг вся эта волна, похожая на озеро, прорвавшее плотину, потекла в сторону Регенсбурга.
Последний оплот был разрушен, последнее сопротивление сломлено. Обращенные в бегство австрийские кирасиры были обречены на гибель, так как латы на них закрывали только грудь, словно этим людям никогда не приходилось поворачиваться к врагу спиной. Две тысячи кирасиров, раненные в спину, как бы пронзенные кинжалами, усеяли дорогу своими трупами.
Наполеон отдал приказ остановить битву: была опасность встретиться со второй армией эрцгерцога, свежей и организованной, а это означало риск потерпеть поражение.
Если эрцгерцог удержится перед Регенсбургом, то на следующий день будет начато пятое сражение; если он форсирует Дунай, то его будут преследовать.
Настало время расположиться биваком, так как солдаты умирали от усталости: те, кто прибыл из Ландсхута, шли с рассвета до полудня и сражались с полудня до восьми часов вечера.
Три дивизии Массена подошли в три часа после полудня и тоже нуждались в отдыхе.
День был тяжелым — победа досталась дорогой ценой!
Мы потеряли две тысячи пятьсот человек. Австрийцы потеряли шесть тысяч убитыми или ранеными, три тысячи пленными и лишились двадцати пяти — тридцати пушек.
Даву заслужил титул князя Экмюльского, а Наполеон — право поспать несколько часов.
Впрочем, по всей вероятности, эрцгерцог Карл не рискнет развязать битву на следующий день: он попытается вновь форсировать Дунай.
Действительно, как и предвидел Наполеон, эрцгерцог ночью принял свои решения.
Захваченный врасплох в своем движении на Пейзинг, он прибыл вовремя, чтобы увидеть, как взяли с боем деревню Экмюль, но недостаточно рано, чтобы остановить отступление своего войска. Его армия была слишком деморализована, чтобы в это время начать сражение, тем более что за спиной у него был Дунай; наконец, у него было слишком мало кавалерии, чтобы попытаться защитить долину, простирающуюся от Эглофсгейма до Регенсбурга.
Итак, эрцгерцог перейдет Дунай наполовину по каменному мосту Регенсбурга, наполовину по понтонному мосту, который привезла богемская армия. Корпус генерала Коловрата, не очень утомленный переходом в Абах и обратно, будет прикрывать отход.
С трех часов утра армия эрцгерцога начала проходить колоннами по двум мостам, оставляя весь корпус Коловрата перед городом, чтобы замаскировать и прикрыть перемещение войск; впереди корпуса Коловрата поместили всю кавалерию.
Австрийцы ждали атаки на рассвете, и они не ошиблись: в четыре часа Наполеон был уже на лошади.
Как только стало возможно различать предметы, наша легкая кавалерия выступила; ее целью было разведать предстоящую задачу: начинать ли сражение или преследовать отступающего противника?
Австрийская кавалерия не дала ей времени на наблюдения: она набросилась на французскую конницу с яростью храбрецов, намеренных отомстить за свое поражение накануне.
И началась схватка, подобная той, которую прервала только ночь. Ведя бой, австрийские кавалеристы отходили к городу, отвлекая внимание французов, чтобы гренадеры и остатки пехоты могли достигнуть другого берега по понтонному мосту.
Наконец несколько гусаров заметили все происходящее и тут же показали маршалу Ланну на главные силы армии австрийцев, форсирующие реку выше Регенсбурга.
Ланн вызвал всю имеющуюся у него артиллерию и обрушил град ядер и гранат на понтонный мост.
Через час мост был разрушен, около тысячи человек были убиты или утонули, а понтоны, разъединенные и охваченные пламенем, плыли по Дунаю, неся в Вену весть о поражении эрцгерцога.
Коловрат же, чтобы дать время армии эрцгерцога Карла уйти, окопался в городе, закрыв ворота перед штыками наших стрелков.
В городе имелась только одна крепостная стена, кое-где с башнями и большим рвом.
Наполеон приказал взять эту стену штурмом: он хотел помешать эрцгерцогу взорвать каменный мост, который был ему нужен для преследования противника.
Сорок артиллерийских орудий были выдвинуты на боевую позицию менее чем за четверть часа и начали бить в стену ядрами и поджигать город снарядами.
Наполеон подошел на расстояние половины ружейного выстрела к стене, усеянной сверху австрийскими стрелками.
Напрасно самые преданные ему люди умоляли его отойти — он отказывался сделать хотя бы один шаг назад.
Вдруг, с таким же хладнокровием, с каким учитель фехтования при состязании подтверждает попадание ударом рапиры, он сказал:
— Задет!
Бертье, не отходивший от императора ни на шаг и пытавшийся, насколько это было возможно, обезопасить его, бросился к нему, бледнея.
— Я же вам говорил, сир! — вскричал он. — Это дополнение к Абенсбергу.
— Да, — сказал Наполеон, — только в Абенсберге он прицелился слишком высоко, а в Регенсбурге — слишком низко!
Тринадцатого мая Наполеон вступил в Вену, и тамбурмажор 1-го гвардейского полка, крутя ус и глядя на дворец императора Франца, сказал: "Так вот какой этот старинный австрийский дом, о котором император нам столько рассказывал".
