XVII
МАМАША ТЕЛЛЬЕ
Мужчины обменялись взглядом — в воздухе словно пронеслось предчувствие беды.
В тревожной тишине послышался голос, дважды позвавший г-на Ватрена.
Тут из кухни вернулась хозяйка.
— Да кто это зовет старика? — осведомилась она.
— Это голос мамаши Теллье, — заметил Гийом, — открой, жена.
Марианна бросилась к двери, за которой была действительно мамаша Теллье, запыхавшаяся от быстрой ходьбы.
— Добрый вечер папаше Ватрену и всем остальным, — сказала она, — дайте мне стул, умоляю: я шла чуть не бегом от Принцева источника.
Мужчины, услышав это название, вновь переглянулись.
Первым нарушил молчание Гийом.
— Чему мы обязаны удовольствием видеть вас в такое время, мамаша Теллье? — изменившимся голосом спросил он.
Но та вместо ответа поднесла руку к горлу.
— Глоток воды, ради Бога! — выговорила она. — Я задыхаюсь!
Мамаша Ватрен поспешила принести воду.
Гостья с жадностью ее выпила.
— Ну вот, — сказала она, — теперь я могу говорить и сейчас скажу, что привело меня к вам.
— Скажите, мамаша Теллье, скажите, — произнесли одновременно Гийом и Марианна, в то время как Франсуа, стоя поодаль, грустно покачал головой.
— Ну так вот, — проговорила мамаша Теллье, — я пришла по поручению вашего мальчика.
— По поручению нашего сына? — успокаиваясь, спросили Гийом и Марианна.
— Что с ним, беднягой, приключилось? — ответила вопросом на вопрос мамаша Теллье. — Час назад он явился ко мне в кабачок, бледный как смерть!
— Слышишь, жена! — сказал папаша Гийом, посмотрев на Марианну.
— Помолчи, пожалуйста, — прошептала та, прекрасно понявшая упрек.
— Он залпом выпил два или три стакана вина, не могу сказать точно, потому что пил прямо из бутылки.
Одной этой детали было довольно, чтобы привести Гийома в ужас: пить прямо из бутылки! Это настолько не было похоже на Бернара, что явно указывало на полную утрату его сыном душевного равновесия.
— Бернар пил прямо из бутылки? — задал вопрос Гийом. — Не может быть!
— И пил, ни слова не говоря? — спросила Марианна.
— Как же, напротив, он мне сказал: "Прошу вас, мамаша Теллье, сходите к нам домой и скажите Катрин, что я ей скоро напишу".
— Так и сказал? — воскликнула мамаша Ватрен.
— Напишет Катрин? Почему именно Катрин? — встревожился Гийом.
— А, выстрел из ружья! Этот выстрел… — пробормотал Франсуа.
— Он только это сказал и ничего больше? — спросила Марианна.
— Нет, подождите!
Никогда ни у одного рассказчика не было более внимательных слушателей.
Мамаша Теллье продолжала:
— Я его спросила: "А что-нибудь передать отцу? Что-нибудь передать матери?"
— Вы правильно сделали, что спросили! — воскликнули оба супруга в надежде хоть что-нибудь наконец узнать.
— А он мне тогда ответил: "Скажите, что я заходил к вам и просил им передать мое "Прощайте!"".
— Прощайте?! — переспросили разом три голоса, хотя и с разной интонацией.
Гийом добавил:
— Значит, он поручил вам попрощаться с нами?
И он повернулся к жене.
— О женщина, женщина! — воскликнул он тоном, полным упрека.
— Но это еще не все, — продолжала посланница Бернара.
Гийом, Марианна и Франсуа одновременно окружили ее.
— Что он еще сказал? — спросил Гийом.
— Он добавил: "Скажите им еще, чтобы они не отпускали от себя Катрин, что я буду признателен им за доброту к ней… и вот еще что — если я умру, как ваш бедный Антуан…"
— Умру?! — прервал ее возглас побледневших стариков.
— "Скажите им, — закончила мамаша Теллье, — что я прошу их сделать Катрин своей наследницей".
— О женщина, женщина, женщина! — закричал Гийом, ломая руки.
— Этот несчастный выстрел! — бормотал Франсуа.
Марианна с рыданием бросилась на стул; бедная мать чувствовала, что все случилось по ее вине, и ее теперь мучила совесть: она испытывала более сильные терзания, чем ее муж.
В эту минуту снаружи донесся жалобный крик.
— На помощь! На помощь! — умолял сдавленный голос, но Гийом, Марианна, Франсуа и мамаша Теллье его сразу узнали и воскликнули одновременно:
— Катрин!
Первым кинувшись к двери, Гийом впустил Катрин — бледную, растрепанную, с диким взором, почти обезумевшую.
— Убит! — кричала она. — Убит!
— Убит? — воскликнули с ужасом потрясенные зрители этой сцены.
— Убит! Убит! — повторяла Катрин, задыхаясь, и упала в объятия папаши Гийома.
— Убит! Но кто же?
— Господин Луи Шолле…
— Парижанин? — вскричал Франсуа, побледнев подобно Катрин.
— Но что ты такое говоришь? Расскажи подробнее все как есть, — настаивал Гийом.
— Убит! Но где же, милая мадемуазуль Катрин? — спросил Франсуа.
— У Принцева источника, — прошептала Катрин.
Гийом, поддерживавший девушку, чуть не уронил ее.
— Но кем? — в один голос спросили мамаша Теллье и Марианна, которые, в отличие от Гийома и Франсуа, не имели оснований предвидеть несчастье и еще сохранили способность задавать вопросы.
— Кем? Я не знаю! — ответила Катрин.
Мужчины облегченно вздохнули.
— Но как же все-таки это произошло? И как ты там оказалась? — спросил Гийом.
— Я думала, что Бернар ждет меня у Принцева источника, и шла к нему.
— Бернар?
— Да, Матьё сказал, что Бернар назначил мне там свидание.
"Ну, если здесь замешан Матьё, то дело нечисто!" — подумал Франсуа.
— И ты, — спросил Гийом, — отправилась к Принцеву источнику?
— Я думала, что встречу там Бернара, что он хочет проститься со мной. Но там находился вовсе не он!
— Не он! — вскричал Гийом, цепляясь за мелькнувший луч надежды.
— Это был другой человек.
— Парижанин? — спросил Франсуа.
— Да. И, увидев меня, он пошел мне навстречу. Он заметил меня при ярком свете луны на поляне, шагов за пятьдесят. Подойдя поближе, я узнала его и поняла, что попалась в ловушку. Но только я собралась закричать и позвать на помощь, как со стороны дуба, возле кабачка госпожи Теллье, сверкнула вспышка и раздался выстрел.
Господин Шолле вскрикнул, поднес к груди руку и упал. Тогда я бросилась бежать как безумная, вы должны это понять. И вот я здесь. Но если бы наш дом находился на двадцать шагов дальше, я бы потеряла сознание и умерла бы прямо на дороге.
— Выстрел! — повторил Гийом.
"Тот, что я слышал недавно в лесу", — сказал себе Франсуа.
Внезапно ужасная мысль, сверлившая ей мозг и, казалось, уже покинувшая ее, вновь возникла в сознании Катрин. Она осматривалась вокруг с нарастающим страхом. И, не найдя в комнате того, кого она искала взглядом, закричала:
— А где Бернар? Бернар здесь? Бога ради, скажите, где он, кто его видел?
Мрачная тишина была единственным ответом на ее скорбный вопрос. Но вдруг эту тишину прервал неприятный, лающий голос, раздавшийся в полуоткрытой двери:
— Вы хотите знать, где бедняга Бернар? Я вам тотчас это скажу… Он арестован!
— Арестован? — растерянно повторил Гийом.
— Арестован Бернар, дитя мое! — воскликнула мать.
— О Бернар, этого я больше всего боялась, — опустив голову, прошептала Катрин; казалось, она вот-вот упадет в обморок.
— Боже мой, какое несчастье! — простонала мамаша Теллье, всплеснув руками.
Только Франсуа пристально посмотрел на вошедшего бродягу, словно пытался прочесть на его лице то, что он хотел сказать, и особенно то, что он не говорил, а затем, скрипнув зубами, произнес:
— Эх, Матьё, Матьё!
— Арестован! — твердил Гийом. — Как? Почему?
— Право же, я мало что могу сказать, — отвечал Матьё, медленными, тяжелыми шагами переходя комнату, чтобы усесться у камина на свое обычное место. — Там, кажется, кто-то стрелял в Парижанина. Когда жандармы из Виллер-Котре возвращались с праздника в Кореи, они заметили убегавшего Бернара, погнались за ним, схватили, связали и увели.
— Куда же его увели? — спросил Гийом.
— Ну, этого я не знаю — куда уводят людей, которые убивают… Я только сказал себе: "Я люблю господина Бернара, люблю господина Гийома, я люблю семью Ватрен, сделавшую мне столько хорошего, — она кормила меня и согревала. Значит, я обязан пойти и сказать им о несчастье, которое случилось с Бернаром. В конце концов, может, есть какой-нибудь способ спасти его…"
— Боже мой, Боже мой! — причитала Марианна. — И подумать только, что во всем этом виновата я, мое упрямство, ужасное упрямство стало причиной всего этого!
Что касается Гийома, то он был на вид более сдержанным и спокойным, но, может быть, несмотря на внешнее спокойствие, страдал сильнее, чем его плачущая жена.
— Так ты говоришь, Франсуа, что узнал звук ружья Бернара? — тихо спросил он.
— Я же вам сказал! И это совершенно точно.
— Бернар — убийца? — пробормотал Гийом. — Этого не может быть!
— Послушайте! — сказал Франсуа, как бы осененный какой-то новой мыслью.
— Что? — спросил старый лесничий.
— Я прошу у вас три четверти часа.
— Зачем?
— Чтобы точно сказать вам, Бернар ли убил господина Луи Шолле.
И, не взяв с собой ни шапки, ни ружья, Франсуа выскочил из дому и исчез на дороге, ведущей к лесу.