XXVI
НОЧЬ НА 21 ИЮНЯ 1791 ГОДА
Не прошло и пяти минут, как я стал различать какую-то темную массу, а впереди нее — искры, что высекали из булыжников подковы нескольких лошадей.
По мере ее приближения можно было разглядеть, что она состоит из двух экипажей. Первый был обыкновенный кабриолет; второй — громадная дорожная карета.
Заметив, что дорогу, держа в поводу коня, преграждает пешеход, форейтор первого экипажа, запряженного тройкой лошадей, крикнул "Берегись!" и щелкнул кнутом.
Но незнакомец поднял руку и властным голосом крикнул:
— Стойте! Мне надо поговорить с пассажирами второго экипажа.
— О Боже мой! — послышался из кабриолета женский голос. — Господин де Валори, что-нибудь случилось?
— Нет, мадам, простая задержка.
Потом, подойдя ко второму экипажу, он сказал:
— Простите, мы прибыли в Варенн, но смены лошадей здесь нет.
— Как? Неужели лошадей нет? — спросил тот же женский голос.
— Нет, мадам, и, признаться вам, меня это очень тревожит.
— Да проснитесь же вы, сударь! — с явным раздражением воскликнула женщина. — Разве вы не слышите, о чем говорит господин де Валори?
— А? О чем же он говорит? — послышался мужской голос.
— О том, что мы приехали в Варенн, но смены лошадей здесь нет.
— Пусть он все узнает.
— Четверть часа я лишь этим и занимаюсь. Четверть часа я напрасно стучусь в двери, зову, спрашиваю.
— Давайте выйдем, — предложил мужской голос, — и сами все разузнаем.
Дверца кареты распахнулась.
— Нет, — возразил женский голос, — разрешите пойти мне, позвольте это сделаю я.
И женщина, произнесшая эти слова, легко спрыгнула на землю.
— Мадам, мадам, разрешите мне пойти с вами, — попросил детский голос.
— Нет, Луи, — ответила дама, — оставайтесь в экипаже с папой. Я скоро вернусь. Дайте мне вашу руку, господин де Валори.
Курьер, держа в левой руке шляпу, почтительно подошел к даме и подал ей руку.
— Видите, как удачно, вот и дверь открывается, — сказала дама.
Но дверь, едва приоткрывшись, снова стала закрываться. Господин де Валори бросился вперед и, рискуя прищемить себе руку, ухватившись за дверь, резко потянул ее на себя. Она уступила этому неожиданному напору; за ней предстал мужчина лет пятидесяти — пятидесяти пяти, с подсвечником в руке; он был в шлафроке и ночном колпаке, в домашних туфлях на босу ногу. Это был тот самый г-н де Префонтен, о ком я уже упоминал; именно к нему в течение недели два или три раза заезжал г-н де Дампьер.
— Что вам угодно, сударь, и почему вы врываетесь в мой дом? — спросил изумленный старый кавалер.
— Сударь, мы не знаем Варенна, — ответил курьер. — Мы едем в Стене. Не будете ли вы столь добры указать дорогу, по которой нам следует ехать?
— Но, оказав вам эту услугу, не подвергну ли я себя опасности?
— Даже если вам придется рисковать, — возразил г-н де Валори, — вы, надеюсь, без колебаний окажете эту услугу женщине, попавшей в трудное положение.
— Сударь, женщина за вашей спиной не просто женщина, — ответил дворянин и прошептал: — Это королева!
Господин де Валори попытался это опровергнуть. Однако королева — легко догадаться, что то действительно была она, — взяла его за руку.
— Не будем терять времени на споры, — попросила она. — Передайте только королю, что нас узнали.
Услышав эти слова, два других молодых человека, одетые в те же костюмы, что и курьер, — то есть в светло-желтый камзол, лосины, сапоги с отворотами, бархатный картуз, — и вооруженные охотничьими ножами, живо спрыгнули с козел берлины.
— Государь, королева просит передать вашему величеству, что она опознана, — обратился г-н де Валори к королю.
— Кем? — спросил король.
— Каким-то учтивым, хотя и очень робким стариком. Мне показалось, что он дворянин.
— Пригласите его побеседовать со мной, — попросил король.
Господин де Валори передал приглашение дворянину.
Тот подошел к карете, обнаруживая признаки сильного волнения. Королева шла за ним; ее лицо было освещено свечой, которую держал старик, и выражало крайнее презрение.
— Ваше имя, сударь? — осведомился король, прямо приступая к делу.
— Де Префонтен, — немного помедлив, ответил тот, к кому был обращен вопрос.
— Кто вы?
— Майор кавалерии, государь, и кавалер королевского и военного ордена Святого Людовика.
— В вашем двойном качестве майора и кавалера ордена Святого Людовика вы дважды присягали мне в верности, — сказал король. — Поэтому ваш долг помочь мне в затруднительном положении, в каком я теперь нахожусь.
Майор что-то пролепетал в ответ; королева с раздражением топнула ногой.
— Довольно, государь! — воскликнула она. — Разве вы не понимаете, что этот господин трусит.
Король сделал вид, будто не расслышал ее.
— Сударь, — продолжал он, — вы слышали, что гусары и сменные лошади ждут денег, которые должны провезти через Варенн?
— Да, государь, — ответил г-н де Префонтен.
— Где эти гусары? И где эти лошади?
— В нижнем городе, государь.
— А офицеры?
— Они расположились в гостинице "Великий Монарх".
— Сударь, благодарю вас, — сказал король. — Сейчас ступайте к себе, вас никто не видел и не слышал, и посему ничего с вами не случится.
Майор воспользовался дозволением и удалился, отвесив королю глубокий поклон.
— Господа, — обратился король к двум молодым людям, что слезли с козел, — займите ваши места. Вы, господин де Валори, садитесь на коня — и вперед, в гостиницу "Великий Монарх"! Как вы слышали, наш эскорт там.
Молодые люди поднялись на козлы, а г-н де Валори вскочил в седло.
Король и королева сели в карету; один из форейторов дверцу закрыл.
Потом он тоже уселся на лошадь.
— Форейтор! В гостиницу "Великий Монарх"! — в один голос приказали три молодых человека.
Форейторы уже занесли над лошадьми кнуты, но в эту минуту, словно из-под земли, возник покрытый пылью человек на взмыленном коне; преградив им дорогу, он властным тоном крикнул:
— Стойте, форейторы! Вы везете короля!
Я вскрикнул от удивления, узнав голос г-на Друэ. Форейторы, тронувшие лошадей с места, остановились как вкопанные.
Вероятно, королева сочла, что наступила решающая минута.
— Не молчите, приказывайте! — обратилась она к королю.
Король высунул голову из окна каретной дверцы.
— Кто вы такой, сударь, чтобы отдавать здесь приказы? — спросил он.
— Простой гражданин, государь, — ответил г-н Друэ, привстав на стременах и подняв руку. — Но говорю я от имени нации и представляю закон.
Господин Друэ показался мне гигантом, трехметровым великаном.
— Форейторы, в гостиницу "Великий Монарх"! — распорядился король. — Это мой приказ.
— В "Великий Монарх"! — вскричали трое молодых людей. — Таков приказ короля.
— Форейторы, ни с места! — загораживая дорогу, повторил г-н Друэ. — Вы хорошо меня знаете и привыкли исполнять мои приказания. Я Жан Батист Друэ, содержатель почты в Сент-Мену.
Господин де Валори понял, что форейторы совершенно озадачены: один человек задержал десятерых. Необходимо разделаться с этим человеком, решил он, и, выхватив из ножен охотничий нож, бросился на Друэ.
Но в эту секунду я выскочил из укрытия и повис на поводьях его коня.
Испуганный конь взвился на дыбы и сбросил всадника.
Господин Друэ узнал меня.
— Эй, Рене! — крикнул он. — Следуй за мной!
И, вонзив шпоры в бока своего коня, казалось, провалился под землю: с такой скоростью он помчался вниз по улице Монахинь.
— Я здесь, господин Друэ, здесь! — крикнул я и побежал следом за ним.
Господин Друэ, скача на своем коне во весь опор, спустился по улице Монахинь, молнией пронесся по площади Латри, нырнул под арку, почти сразу вынырнул по ту сторону у стены гостиницы "Золотая рука" и оказался перед лицом другого всадника: тот, обогнув угол Новой улицы, сломя голову прискакал сюда по улице Басс-Кур.
— Это ты, Друэ? — спросил всадник, примчавшийся с Новой улицы.
— Гийом? — крикнул Друэ.
— Да, да, — одновременно произнесли оба молодых человека.
Они соскочили с коней и через большие ворота загнали их во двор гостиницы. Потом, так как у окна столпились игроки в бильярд, привлеченные шумом, Друэ крикнул:
— Эй, вы там, тревога! Король и королевская семья спасаются бегством… Они будут проезжать в двух экипажах, надо их задержать. Тревога! Разбудите господина Соса, собирайте людей. Мы с Гийомом идем перегораживать мост.
Тут подоспел и я; кинувшись к двери дома прокурора коммуны, я изо всей силы барабанил по ней кулаками и во все горло вопил: "На помощь!"
Друэ и г-н Гийом исчезли в Новой улице. При въезде на мост им встретилась повозка, груженная мебелью.
— Чья повозка? — громко спросил Друэ.
— Моя, — ответил возница.
— А, это вы, Ренье, — сказал Гийом. — Я знаю, вы настоящий патриот. Надо развернуть повозку поперек моста, не жалея вашей мебели, и помешать проехать королю.
— Королю?!
— Да, королю… Он бежит за границу и хочет добраться до площади Великого Монарха, где его ждут гусары.
— Я видел их, — добавил Гийом.
— Я тоже, — подтвердил Ренье.
— Тогда за дело! — вскричали молодые люди.
— За дело! — повторил владелец мебели.
Соединив усилия, они опрокинули повозку, перегородив мост.
Завершив эту операцию, они стали ждать и услышали подобный грому грохот двух экипажей, спускавшихся вниз по улице Монахинь; в городе повсюду раздавался зловещий, угрожающий призыв: "На помощь!"
Вот что произошло на проезжей дороге после того, как мы, г-н Друэ и я, оставили там оба экипажа, — так, по крайней мере, рассказал г-н де Префонтен (закрыв дверь, он раскрыл окно и поэтому все видел и слышал).
Господин де Валори, падая с седла, не выпустил поводья своего коня, и, поскольку упал он не на мостовую, сразу поднялся, отделавшись только легкими ушибами. Тотчас 18-105 снова вскочив в седло, он поднял хлыст и угрожающе двинулся на форейторов.
— Вы что, мерзавцы, приказа не слышали? — вскричал он.
— Слышали, — ответили форейторы. — А вы разве не слышали другого приказа?
— Чей еще?
— Господина Друэ: он запретил нам трогаться с места.
— Вы смеете ссылаться на Друэ, когда здесь приказывает король!
— Наш король — это господин Друэ. Ведь он говорил от имени нации.
— Давайте прикончим этих мошенников, — с козел предложил один из молодых людей, — и сами поведем карету.
— Господа, господа, успокойтесь! — попросила королева, понимая, что может пролиться кровь.
Потом, обратившись к форейторам, самым ласковым голосом сказала:
— Господа, я не приказываю, а прошу. Каждый из вас получит по пятьдесят луидоров, если мы доберемся до "Великого Монарха".
То ли испугавшись охотничьих ножей трех молодых людей, то ли вняв просьбе королевы, форейторы, наконец, погнали лошадей.
Но было потеряно десять минут, а г-н Друэ, как мы знаем, использовал это время.
Форейторы спустились очень быстро, но не могли проехать под аркой так, чтобы молодые люди на козлах не разбили себе лбы, поэтому, обогнув церковь, они решили двинуться дальше по улице Басс-Кур. Но, совершая объезд, были вынуждены замедлить бег лошадей.
Мы уже писали, что кабриолет ехал впереди берлины; но как только он свернул с площади за угол, двое мужчин схватили лошадей под уздцы. Это были старший из братьев Леблан и г-н Тевенен из Илета.
В этом экипаже ехали две женщины — фрейлины королевы г-жа Брюнье и г-жа де Нёвиль.
— Что вам угодно, господа? — воскликнули они.
В эту минуту к кабриолету подошел человек; это был прокурор коммуны г-н Сое — его разбудили и сообщили обо всем, — облачившийся в парадное платье и решивший до конца исполнить свой долг.
— Извините, сударыни, у вас, конечно, есть паспорта? — спросил он.
— Паспорта находятся не у нас, — ответила г-жа де Нёвиль, — они у особ в другом экипаже.
Поскольку кабриолет встал, берлине тоже пришлось остановиться.
Вокруг нее скопилась уже весьма значительная толпа, но среди людей не было Друэ и Гийома, перегораживавших мост; скоро они должны были появиться вместе с хозяином мебели, использованной для постройки баррикады. Четверо людей — это были наши бильярдисты Кокийар, Жюстен, Жорж Сусен и Делион — пришли с ружьями. Пятым присоединился к ним Бийо, прибежавший на призыв о помощи; шестым оказался Беллэ: он успел выбежать из дома и был так же возбужден, как и другие патриоты.
Я же вдруг почувствовал, что меня цепко удерживает чья-то рука, и услышал, как Софи шепчет мне на ухо:
— Ради любви ко мне, Рене, пусть действуют другие, не вмешивайтесь в это дело.
Если бы г-н Друэ был сейчас здесь и потребовал у меня помощи, я уверен, его призыв заглушил бы просьбу Софи, но Друэ на площади не было; значит, там, где Друэ находился, он не подвергался опасности. Я остался стоять на углу улочки рядом с Софи, державшей меня за руку.
Окно метра Жербо отворилось, и мы услышали, как он поинтересовался, что случилось. По всей улице настежь распахивались двери и окна. Крики "На помощь!" подняли с постели всех, кто их слышал.
Тем временем г-н Сое подошел к берлине и, сделав вид, будто не знает титулов пассажиров, спросил:
— Кто вы?
— Я баронесса Корф, — ответила г-жа де Турзель, гувернантка дофина.
— Куда вы следуете?
— Я направляюсь во Франкфурт с двумя моими детьми, двумя сестрами, моим управляющим и двумя горничными, которые едут в первом экипаже.
— Позвольте заметить госпоже баронессе, что она сбилась с дороги, хотя суть дела не в этом, — сказал Сое. — У вас, конечно, есть паспорт?
Госпожа де Турзель достала из кармана паспорт и протянула его прокурору коммуны. Паспорт был исправный, потому что в самом деле принадлежал г-же Корф, а достал его королеве г-н Ферзен.
Господин Сое принял паспорт, поданный ему мнимой г-жой Корф, взял у одного из зевак, стоявших на площади, фонарь и, осветив им лица путников, узнал короля.
Король, несомненно, уязвленный такой бесцеремонностью, попытался слабо возражать.
18"
— Кто вы такой, сударь? — спросил он представителя власти. — Какова ваша должность? Вы национальный гвардеец?
— Я прокурор коммуны, — ответил Сое.
Король, либо исчерпав последние силы своими несколькими словами, либо сочтя ответ вполне достаточным, замолчал.
Прокурор коммуны бросил взгляд на паспорт, и, обращаясь на этот раз не к королю, а к мнимой г-же Корф, сказал:
— Сударыня, теперь слишком поздний час, чтобы визировать паспорт, а, с другой стороны, мой долг состоит в том, чтобы не позволить вам ехать дальше.
В разговор вмешалась королева.
— Это почему же, сударь? — спросила она властным тоном.
— Потому, что вы сильно рискуете по причине распространяющихся сейчас слухов.
— Что это за слухи?
— Говорят, будто король и его семья бежали, — пояснил Сое, пристально смотря на королеву.
Пассажиры замолчали; королева откинулась назад, словно хотела укрыться в темной глубине кареты.
Об этом событии другие поведают с более выразительными подробностями и той поэтичностью, какую они сочтут достойной его августейших участников, о чьих горестях будут повествовать; но я, свидетель, все видевший своими глазами и слышавший собственными ушами, могу сказать только одно: это событие — в каждом его слове, в каждой его детали — разыгрывалось так, как написано здесь.
Тем временем в зале гостиницы "Золотая рука" при свете двух свечей внимательно изучали паспорт. Кто-то из членов муниципалитета заметил, что он действителен, ибо подписан королем и министром иностранных дел.
— Правильно, — согласился г-н Друэ, который пришел на заседание вместе с Гийомом и гражданином Ренье, — но на нем нет подписи председателя Национального собрания:
— Ну и что! При чем тут председатель Национального собрания? — возразил кто-то.
— Она необходима! — воскликнул Друэ. — Сейчас, когда Франция стала нацией и выбрала депутатов, призванных представлять ее права, истинным королем Франции является тот, кто на Марсовом поле сидел на столь же почетном месте, что и король, и человек этот не просто равен королю, он выше его.
Все замолчали: ни у кого не нашлось аргументов против этой неумолимой логики.
Итак, великий, в течение семи веков дебатировавшийся социальный вопрос: "Есть ли во Франции власть, превосходящая королевскую?", был смело разрешен в зале гостиницы городка, затерянного на границе Аргоннского леса.
Друэ сразу направился к карете; во всех крупных событиях находится выдающийся человек, принимающий на себя командование, а значит, и ответственность.
— Сударыня, — обратился он к королеве, но не к г-же де Турзель, — если вы в самом деле госпожа Корф, значит, вы шведка, иностранка. Почему же вы пользуетесь таким влиянием, что в Сент-Мену вас сопровождает один отряд драгун, в Клермоне — другой, наконец, почему в Пон-де-Сом-Веле ваш эскорт составляет один отряд гусар, в Варение — другой?
Потом я прочитал в "Мемуарах" Вебера, камердинера королевы, будто в тот момент г-н Друэ поднял руку на ее королевское величество.
Я, повторяю, присутствовал на месте, видел все собственными глазами и могу сообщить, что произошло на самом деле. Чтобы положить конец этому утомительному разговору, г-н Друэ — он опасался, как бы прокурор коммуны, человек честный, но способный оказаться не на высоте положения, не дрогнул, — протянул руку внутрь кареты, предлагая королеве помощь, и сказал:
— Будьте столь добры, сударыня, выйдите из кареты.
Ведь прокурор коммуны действительно совсем растерялся.
Приободренный приглашением, сделанным г-ном Друэ королеве, он, заслышав первые раскаты набата, зазвучавшего в городе, приблизился к дверце кареты, от которой ненадолго отходил в сторону, чтобы уступить место г-ну Друэ, и, сняв шляпу, смиренно сказал:
— Муниципальный совет сейчас собрался, чтобы выяснить, сможете ли вы продолжить путь. Но прошел слух, верен он или нет, значения не имеет, что нам выпала честь принимать в стенах нашего города короля с его августейшим семейством. Посему я нижайше прошу вас, кто бы вы ни были, в ожидании итогов обсуждения, согласиться пройти ко мне в дом, в безопасное место. Как вы слышите, уже ударили в набат, хотя мы этого не хотели. К толпе горожан скоро присоединятся жители окрестных деревень, и, наверное, король, если действительно я имею честь с ним говорить, может подвергнуться оскорблениям; мы будем не в силах помешать этому, что повергнет нас в скорбь.
Средств оказать сопротивление больше не осталось; в нижнем городе явно не знали, что происходило в верхнем; помощь не подходила, и было похоже, что не подойдет. У трех молодых людей, одетых в ливреи, никакого оружия, кроме охотничьих ножей, не было, и они не могли вступить в схватку с тремя десятками мужчин, вооруженных ружьями. Воздух дрожал от вызывавшего содрогание в сердцах гула набата. Подав пример своей семье, король вышел из кареты.
До сих пор Людовик XVI стоит у меня перед глазами; я изумился, увидев короля в подобном наряде: его составляли серый суконный сюртук, атласный жилет, серые штаны и чулки, башмаки с пряжками и маленькая треуголка. Вылезая из кареты, он ударился лбом о верх рамы, и с его головы упала шляпа; волосы его были заплетены в косу и задраны на затылок, их удерживал гребень из слоновой кости. Одним словом, весь его облик соответствовал должности камердинера, как он и значился в паспорте баронессы Корф. Я поднял шляпу и подал ее королю.
Вслед за ним вышла королева, велев выйти принцессе и юному дофину, переодетому девочкой; далее последовали мадам Елизавета и г-жа де Турзель.
Сое настежь распахнул двери своей лавки и, обнажив голову, рассыпался в любезностях перед королем, упорно называя его "ваше величество", тогда как Людовик XVI упрямо твердил, что зовут его г-н Дюран. У королевы не хватило мужества выдержать этот унизительный спектакль.
— Довольно! — воскликнула она. — Если сей господин ваш король, то я ваша королева, и обходитесь с нами с тем уважением, какое нам должно оказывать.
Услышав эти слова, король тоже устыдился и, горделиво выпрямившись, объявил:
— Ну что ж! Да, я король, со мной королева и мои дети.
Однако король, выглядевший заурядно даже в королевской мантии, утратил еще какую-то долю своего достоинства в этом злосчастном лакейском наряде и словами "Я король" вызвал столь же большое изумление, сколь велика была жалость, которую он вызывал, твердя: "Я не король".
И это внезапное озарение чуть было не спасло его; правда, незадачливый во всем, он плохо выбрал место в бакалейной лавке для произнесения следующих величественных слов:
— Я, окруженный в столице кинжалами и штыками, приехал в провинцию искать среди моих верных подданных свободы и покоя, чем все вы наслаждаетесь здесь. Мы, моя семья и я, больше не могли оставаться в Париже, не рискуя жизнью.
И, раскинув руки, он заключил в объятия бедного г-на Соса, совершенно растерявшегося от такой чести.
В ту минуту, когда король прижимал к сердцу прокурора коммуны, со стороны площади Латри, откуда никто не ожидал его услышать, раздался громкий топот копыт.
Король понял, что подоспела помощь; но патриоты усмотрели в этом угрозу, и г-н Друэ возвысив голос, приказал:
— Проводите короля на второй этаж.
Сое поспешил исполнить распоряжение; король безропотно поднялся на второй этаж.
Едва дверь в комнату, расположенную в задней части дома, закрылась, со стороны площади Латри, при выезде с улицы Басс-Кур, донесся громкий шум.
Множество голосов скандировали:
— Король! Король!
Ответом им был один голос:
— Если хотите освободить короля, получите его мертвецом!
Узнав голос г-на Друэ и решив, что ему может понадобиться моя помощь, я побежал в его сторону. В те минуты, пока я пробивался к нему сквозь толпу, шли переговоры сторон; г-н Друэ и его друзья вели спор, сжимая в руках ружья, гусарские офицеры — взявшись за рукоятки сабель.
Между офицерами я заметил г-на де Мальми; он сидел верхом на коне и, подобно им, был с ног до головы покрыт пылью. Похоже, он служил гусарам проводником.