Глава 1
1
Первое, что услышал Джек Доусон от Ребекки на следующее утро, было:
— У нас два тела.
— Что?
— Два трупа.
— Я знаю, что означает "тело".
— Позвонили буквально пару минут назад.
— Я тела не заказывал.
— Отнесись к: этому серьезно. Полиция уже там.
— До начала нашей смены еще семь минут.
— Ты хочешь сказать, что мы не поедем туда, поскольку это слишком глупо с их стороны — умереть так рано?
— Разве у нас нет времени для того, чтобы хоть немного просто поболтать? — спросил Доусон.
— Нет.
— Видишь ли, ты, по идее, должна была мне сказать: "Здравствуйте, детектив Доусон". А я бы ответил: "Здравствуйте, детектив Чандлер". Тогда ты меня должна спросить: "Как спали, детектив Доусон?" А в ответ я бы...
Ребекка нахмурилась:
— Их убили точно так же, как двух предыдущих, Джек. Много крови и никаких улик. Один к одному с теми убийствами в воскресенье и вчера. Но тогда трупов было по одному, а на этот раз одновременно убиты два человека.
У обоих криминальные связи.
В сумрачной полицейской дежурке, наполовину сняв свой плащ, неосознанно улыбаясь, Джек Доусон в недоумении уставился на Ребекку. Его не удивило сообщение о новом убийстве или даже о двух. Он был офицером полиции и занимался именно расследованием убийств. Он не был удивлен и тем, что убийство было необычным. В конце концов, это Нью-Йорк. Во что он никак не мог поверить, так это в то, как она разговаривала с ним в данный момент, этим утром.
Ребекка властно сказала:
— Надень-ка лучше свой плащ.
— Ребекка...
— Они уже ждут нас.
— Ребекка, вчера вечером...
— Опять сложный случай. — Она надела на плечо свою сумочку.
— Разве мы не...
— На этот раз мы имеем дело с действительно ненормальным человеком.
Направляясь к двери, она повторила еще раз:
— Да, с настоящим психом.
— Ребекка...
Она остановилась в дверях и покачала головой.
— Ты знаешь, о чем я иногда мечтаю?
Он внимательно посмотрел на нее.
— Иногда я представляю, что вышла замуж за Тайни Тэйлора и сижу в доме в Коннектикуте, на своей напичканной электротехникой кухне, пью кофе и ем сыр. Дети — на целый день в школе. В доме работает приходящая горничная. А я сижу и думаю об обеде с подругами в теннисном клубе.
"Зачем она так со мной?" — мысленно спросил себя Джек.
Ребекка увидела, что он все еще не сдался, и сказала весьма настойчиво:
— Ты что, не слышал меня, Джек? Нам надо ехать на место происшествия.
— Да. Я...
— У нас два трупа.
Она вышла из дежурки, которая без нее стала еще более обшарпанной и холодной.
Джек тяжело вздохнул.
Он натянул на себя плащ.
И последовал за ней.
2
Джек чувствовал себя неважно. Может, оттого, что Ребекка так странно говорила с ним сегодня, а может, потому, что утро выдалось пасмурным и мрачным. А Джек был очень восприимчив к погоде и к такому небу — плоскому, тяжелому и серому. Небоскребы Манхэттена из камня, стекла и бетона словно поблекли, голые деревья были цвета золы, будто их обожгло сильным пожаром.
Джек вылез из их невзрачной машины за полквартала от Парк-авеню, и сырой ветер тут же нанес ему удар в лицо. Декабрьский воздух пахнул могильной затхлостью. Джек поспешно сунул руки в глубокие карманы своего плаща.
Ребекка Чандлер, которая вела машину, вышла за ним, громко захлопнув дверцу. Ветер тут же подхватил ее длинные светлые волосы, распахнул пальто, обвив его полами ноги Ребекки. Похоже, ее не трогали ни холодный ветер, ни всеобщая серость, окутавшая огромный Нью-Йорк.
"Вот это женщина! А какой профиль!" — подумал Джек Доусон.
У Ребекки было породистое классическое лицо, какое моряки в давние времена вырезали на носу кораблей. Тогда верили, что красота отгоняет злые морские силы и отвращает козни судьбы.
Он неохотно перевел взгляд с Ребекки на три патрульные машины, припаркованные под углом к тротуару. На одной из машин горел красный проблесковый маячок, единственное яркое пятно в этом сером дне.
Офицер Гарри Албек, знакомый Джека Доусона, стоял на ступеньках перед приятным кирпичным домом, где и произошли последние убийства. Несмотря на форменный темно-синий плащ, шерстяной шарф и перчатки, он дрожал от холода.
Взглянув на лицо Гарри, Джек понял, что виной этому не только плохая погода. Видимо, он был глубоко потрясен тем, что увидел в доме.
— Плохо? — только и спросила Ребекка.
Гарри кивнул:
— Ничего хуже не видел, лейтенант.
В свои двадцать три — двадцать четыре года он выглядел сейчас намного старше. Джек спросил Гарри:
— Кто погибшие?
— Парень по имени Вине Вастальяно и его телохранитель Росс Моррант.
По улице пронесся очередной порыв ледяного ветра, и Джек съежился.
— Богатый дом, — сказал он.
— Вы не видели, что внутри! — ответил Гарри. — Похоже на лучший антикварный магазин Пятой авеню.
— Кто обнаружил тела? — спросила Ребекка.
— Женщина по имени Шелли Паркер. Надо сказать, настоящая красотка.
Наверное, подружка Вастальяно.
— Она здесь?
— Да, она в доме. Но я не думаю, что от нее будет толк. Я думаю, намного больше информации можно выбить из Невецкого и Блэйна.
Ребекка, стоявшая на ледяном ветру в расстегнутом пальто, спросила:
— Невецкий и Блэйн? А кто они такие?
Гарри объяснил:
— Ребята из отдела по борьбе с наркотиками. Они вели слежку за Вастальяно.
— И его убили прямо у них под носом?
— Только не говорите это в беседе с ними. Они у нас такие ранимые! И было их не двое, а целая группа из шести человек вела наблюдение за всеми выходами из дома. Они обложили его со всех сторон. Но каким-то образом кому-то удалось забраться в дом и прикончить Вастальяно и его телохранителя.
И выбрались они из дома незамеченными. Создается впечатление, что Невецкий и Блэйн мирно почивали в тот момент, когда в доме творились эти дела.
Джеку стало жаль их. Но Ребекка никого жалеть не собиралась. Она сказала:
— Черт возьми, я их по головке гладить не стану. Похоже, они бросили пост и где-то шлялись.
— Я так не думаю. Они действительно были поражены происшедшим.
Клянутся, что держали под контролем весь дом.
— Что еще можно сказать в свое оправдание! — отреагировала Ребекка.
— Всегда надо давать коллегам какой-то шанс. Нельзя быть такой самоуверенной, — сказал ей Джек.
— Да что ты говоришь? К черту! Я не верю в слепое полицейское братство, не ожидаю его ни от кого и сама этого чувства не проявляю. Я знала много хороших полицейских и если уверена, что человек хорошо делает свое дело, то всегда помогу ему выпутаться из неприятностей. Но в то же время я знаю и массу настоящих придурков, которым нельзя доверить даже брюки, потому что они непременно наденут их ширинкой назад.
Гарри бросил на нее недоумевающий взгляд. А она завершила свою гневную тираду:
— Я не удивлюсь, если Невецкий и Блэйн именно такие придурки.
Джек тяжело вздохнул.
Ошарашенный Гарри уставился на Ребекку.
Тут к тротуару подъехал темный пикап без каких-либо надписей. Из него вышли трое: один — с камерой, двое других — с чемоданчиками в руках.
— Вот и ребята из лаборатории, — сказал Гарри.
Вновь прибывшие быстро пошли к дому. Что-то в их внешности напомнило Джеку трех коршунов, летящих за добычей. Порыв ветра снова пронесся по улицам, и снова Джек вздрогнул от холода. Голые ветви деревьев ударились друг о друга и стали похожи на ожившие серые скелеты из фильмов ужасов.
3
Ребята из медлаборатории разбирались на кухне с останками Росса Морранта, перемешанными с майонезом, горчицей и кусочками салями. Видимо, он погиб за приготовлением ночного ужина.
На втором этаже дома, в ванной, кровь была абсолютно везде: она покрывала весь кафельный пол, каждый угол помещения. На стенах и по краям ванной виднелось множество кровавых отпечатков. Джек и Ребекка стояли в дверях, внимательно все разглядывали, ни к чему не прикасаясь. Все останется нетронутым, пока эксперты не закончат своей работы.
Винсент Вастальяно, полностью одетый, лежал на полу между ванной и раковиной, упираясь головой в основание унитаза. Это был большой, грузный мужчина, черноволосый, с густыми бровями. Брюки и рубашка были сплошь пропитаны кровью. Один глаз вырван, другой, широко раскрытый, глядел непонятно куда. Одна рука была крепко сжата в кулак, другая, вытянутая во всю длину, покоилась на полу. Лицо, шею, руки покрывало множество небольших ран. Одежда была порвана местах в пятидесяти-шестидесяти, и сквозь дыры виднелись такие же раны, как и на открытых частях тела.
— Намного хуже, чем трое остальных, вместе взятых, — прокомментировала Ребекка.
— Да, намного хуже, — согласился с ней Джек.
Это был четвертый изуродованный труп за последние четыре дня. Скорее всего, Ребекка права — на этот раз они явно имели дело с сумасшедшим маньяком. Но не с тем маньяком, который творит свои зверства, когда у него начинается припадок. Этот был разборчив и убивал, видимо, вполне сознательно. Может быть, даже преследуя определенную цель, — все жертвы в той или иной мере были замешаны в незаконной торговле наркотиками.
Ходили слухи о том, что в данный момент разгорается война между мафиозными группировками за обладание территориями. Но Джека такое объяснение не устраивало. Какая там борьба за территории. Убивал не профессионал. Это были варварские, садистские убийства, говорившие о зверской натуре совершившего их человека.
Честно говоря, Джек предпочел бы обычное дело с наемным убийцей.
Нынешняя ситуация была намного сложнее. Поймать маньяка, воодушевленного какой-то своей высокой целью, — это то же самое, что вычислить нескольких хладнокровных хитрых профессиональных киллеров.
— По обилию ран похоже на предыдущие случаи, — сказал Джек.
— Но эти раны отличаются от тех, что мы видели. Те были проникающими, а здесь они такие рваные, пожалуй, их можно определить как глубокие царапины. Скорее всего, преступления совершены разными людьми.
— Нет, по-моему, один и тот же человек, — не согласился Джек.
— Ты торопишься с заключением.
— Это одна манера.
— С чего ты это взял?
— Чувствую.
— Не пробуй взять меня мистикой, как вчера.
— Ты это о чем?
— Ты прекрасно знаешь сам.
— Вчера мы просто нащупывали возможные ниточки.
— В лавчонке колдуна, торгующего всяким дерьмом вроде козлиной крови и волшебных амулетов.
— Ну и что из того? Это все же была вполне действенная версия.
Замолчав, они продолжали внимательно рассматривать тело.
— У меня складывается такое впечатление, что его кто-то куснул раз сто. Как будто его... жевали. — Ребекка пожала плечами.
— Да, кто-то с небольшими челюстями, — поддакнул Джек Доусон.
— Может, крысы?
— Слишком классный домик. Не думаю, что здесь могут водиться крысы. И в таком количестве.
— Да, согласна. Но учти, что у нас один большой счастливый город, Джек. Хорошие и плохие дома связаны одними улицами, одной коммуникационной системой, населенной одними и теми же крысами. Это демократия в действии.
— Если это были крысы, то они покусали его уже после смерти. Наверное, их привлек запах крови, ведь крысы любят поживиться падалью. Но у них нет смелости или агрессивности, они не нападают на людей, даже когда их полчища.
Или тебе приходилось слышать о чем-либо подобном?
Ребекке нечего было возразить.
— Нет, — сказала она. — Значит, крысы прибежали сюда, когда он загнулся, и быстренько подкрепились за его счет. Но это были всего лишь крысы, Джек, обрати внимание! Не надо превращать их во что-то мистическое.
— Разве я это сказал?
— Ну, скажем, вчера ты меня довел этим до белого каления.
— Мы всего лишь пытались кое-что выяснить, Ребекка.
— Болтая с колдуном, — поддела его Ребекка.
— Это был не колдун, а...
— Придурок. Это был настоящий придурок. А ты стоял и слушал его бред в течение целого получаса.
Джек глубоко вздохнул. Ребекка сказала:
— Это укусы крыс, и они прикрыли настоящие раны. Нам придется подождать вскрытия, чтобы узнать истинную причину смерти.
— Я уверен, что результат будет тем же, что и в остальных случаях. Под этими укусами большое число проникающих ранений.
— Может быть, ты и прав, — сказала Ребекка. Джек отвернулся от тела, а Ребекка не отводила от него глаз.
Дверь в ванную была в некоторых местах расщеплена, а замок оказался сломан. Осматривая повреждения, Джек спросил у толстого краснолицого патрульного, стоящего неподалеку:
— Вы увидели дверь уже в таком состоянии?
— Нет, нет, лейтенант. Когда мы сюда пришли, она была заперта.
Джек посмотрел на патрульного, словно тот был Иисусом, сошедшим на землю.
— Что вы сказали?!
Ребекка, пораженная не меньше Джека, переспросила:
— Заперта?
Толстяк ответил:
— Видите ли, у этой девицы, Паркер... простите, мисс Паркер... у нее был ключ. Она вошла в дом, позвала Вастальяно, решила, что он еще спит, и поднялась наверх, чтобы разбудить его. Она увидела, что дверь в ванную заперта. Поскольку Вастальяно не откликался, она испугалась, не случилось ли у него чего-нибудь с сердцем. Мисс Паркер заглянула под дверь, увидела его руку и все это море крови. Она сразу же позвонила по 911. Я и Тони — мой напарник — были здесь первыми. Мы решили сломать дверь на случай того, что парень мог быть еще жив, но с первого же взгляда все поняли. Позже мы обнаружили на кухне и его дружка.
— Дверь в ванную была закрыта изнутри? — повторил вопрос Джек.
Патрульный поскреб свой массивный подбородок и сказал:
— Да, да, именно. Изнутри. Я в этом абсолютно уверен. Если бы она была закрыта снаружи, мы бы, наверное, не стали ее ломать, правильно? Вот, посмотрите сюда. Видите? Специалисты называют это интимным замком. Он не может закрываться снаружи.
Ребекка вмешалась в разговор:
— Значит, убийца не мог закрыть дверь после того, как расправился с Вастальяно?
— Нет. — Джек внимательно рассматривал сломанный замок. — Похоже, что Вастальяно сам закрыл за собой дверь, пытаясь спастись от преследователей.
— Но его же растерзали, — сказала Ребекка.
— Да.
— В закрытой ванной.
— Да.
— Где окно представляет собой лишь узкую щелочку?
— Ага.
— Оно слишком узкое, чтобы убийца мог через него скрыться.
— Даже чересчур узкое.
— Так как же это было сделано?
— Если бы я знал, черт возьми!
Ребекка серьезным голосом сказала Джеку:
— Только не говори со мной о мистике.
— Да ты что, Ребекка!
— Тут должно быть какое-то объяснение.
— Я в этом абсолютно уверен.
— И мы найдем это объяснение.
— Не сомневаюсь.
— И достаточно логичное объяснение.
— Конечно, Ребекка.
4
В это утро у Пенни Доусон случилась крупная неприятность. Школа Уэлтон, частная школа, располагалась в большом, просторном четырехэтажном доме на чистой зеленой улице в тихом, респектабельном районе. Нижний этаж был оборудован для занятий музыкой и спортом. На втором этаже начинались классы — с первого по третий, на третьем — с четвертого по шестой. Кабинеты администрации и студия звукозаписи находились на четвертом этаже.
Пенни училась в шестом классе, на третьем этаже. Именно в переполненной, гудящей раздевалке третьего этажа и случилась неприятность.
Перед началом первого урока в раздевалке было полным-полно детей, стаскивающих с себя теплые куртки, тяжелые ботинки и прочую зимнюю одежду.
Снег обещали где-то к полудню, и все были одеты соответственно.
Первый снег в году! Для городских детей он всегда был торжественным событием. Предвкушение этого праздника подняло всем настроение. В раздевалке слышались смех, визг, звуки потасовок, восторг по поводу того, как много снега может выпасть. Кто-то о чем-то таинственно перешептывался, ронял на пол учебники, стучал металлическими коробками с завтраком.
Стоя спиной ко всему этому шуму, Пенни стаскивала перчатки и разматывала длинный шерстяной шарф. Она заметила, что дверца ее высокого узкого шкафчика немного погнута внизу и перекошена, как если бы кто-то пытался туда залезть. При ближайшем рассмотрении она заметила, что кодовый замок сломан.
Нахмурившись, Пенни открыла дверцу и... в изумлении отпрыгнула от свалившейся к ее ногам горы бумаг. Она всегда складывала вещи в своем шкафчике очень аккуратно, теперь же все было сбито в одну большую кучу. Хуже того, все ее книги были разорваны, страницы изрезаны, а некоторые — смяты.
Желтый линованный блокнот был разодран на мелкие клочки. Все карандаши разломаны.
Карманный калькулятор разбит вдребезги.
Те, кто стоял рядом, увидев эту печальную картину, сразу же притихли и выжидательно смотрели на Пенни.
Пенни присела и, раздвинув кое-какие мелкие вещи, заполнявшие нижнее отделение ящика, высвободила футляр с кларнетом. Она не взяла инструмент домой, так как у нее не оставалось времени для музицирования. Застежки на футляре были подозрительно погнуты. Пенни боялась заглянуть внутрь. Салли Резер, лучшая подружка Пенни, подошла к ней.
— Что случилось, Пенни?
— Откуда мне знать?
— Это не ты сделала?
— Конечно, нет. Я... я боюсь, что мой кларнет сломан.
— Кто же это? Настоящее свинство!
Крис Хоу, мальчик из шестого класса, который все время дурачился и иногда бывал просто несносным, но иногда бывал и хорошим, потому что немного походил на Скотти Байо, присел рядом с Пенни, судя по всему, пока он не видел здесь ничего необычного.
— Боже, Доусон, я и не знал, что ты у нас такая неряха!
Салли вмешалась:
— Да это не она...
Но Крис перебил ее:
— Я готов поспорить, что у тебя там целая куча противных тараканов.
Салли закричала:
— Чтоб у тебя язык отсох, Крис!
Крис удивленно посмотрел на Салли, эту рыженькую, маленькую и тихую девчонку, всегда мягкую и спокойную. Правда, когда дело доходило до защиты друзей, Салли становилась настоящим тигром. Крис зыркнул глазами и угрожающе спросил:
— Что ты сказала?
— Иди в туалет, засунь голову в унитаз и дважды нажми на спуск. Нам и без твоих идиотских шуток тошно. Кто-то разворотил шкаф Пенни. И это совсем не смешно.
Крис посмотрел повнимательнее.
— А, ну да, я просто сначала не понял, что произошло на самом деле.
Извини, Пенни.
Пенни боязливо открыла футляр для кларнета. Инструмент был разломан пополам. Салли положила руку на плечо Пенни.
— Кто это сделал? — спросил Крис.
— Мы не знаем, — ответила Салли. Пенни уставилась на кларнет. Ей хотелось плакать, но не из-за потери инструмента, хотя, конечно, и это было ужасно. Ей было горько оттого, что в самом разбое крылось предупреждение о том. что она — нежелательный человек в школе.
Во всей школе Уэлтон только у них с Дэйви отец был полицейским. У остальных детей родители были адвокатами, врачами, бизнесменами, стоматологами, биржевыми маклерами и рекламными агентами. Некоторые школьники, разумеется, под определенным семейным влиянием, говорили, что детям полицейских не место в их элитарном учебном заведении. К счастью, таких детей было немного. Большинству было все равно, чем зарабатывал свой кусок хлеба Джек Доусон. А были и такие, которые считали, что иметь отца-полицейского гораздо интереснее, чем папашу-банкира или менеджера.
Когда в раздевалке поняли, что случилась беда, все сразу замолчали.
Пенни выпрямилась и повернулась к детям.
Неужели один из этих барчуков разгромил ее шкаф? Она заметила двух самых подозрительных — Сиси Йохансен и Кару Уоллес, — и ей захотелось схватить их, хорошенько встряхнуть, закричать, как ей сейчас плохо, заставить их это понять.
"Я не хотела учиться в этой школе. Мой папа может позволить эту роскошь только благодаря тому, что платит за мое обучение из страховки матери, выданной больницей, где ее убили. Вы думаете, я хотела бы учиться в Уэлтоне настолько, что была согласна на смерть моей мамы? Идиоты! Вы думаете, я не отказалась бы от Уэлтона, если бы у меня была возможность вернуть маму? Да вы все противные идиоты, зажиревшие на харчах своих богатеньких родителей!
Вы в своем уме?"
Но она не стала на них кричать.
Она не заплакала.
Она проглотила комок и закусила губу. Пенни не хотела выглядеть ребенком.
Еще через несколько секунд она обрадовалась своей взрослой выдержке, так как даже Сиси и Кара, хоть и бывали иногда на редкость зловредными, никогда не решились бы на подобное. Нет. Это сделали не барчуки. Не они.
Но если не они, то кто же?
Крис Хоу, который все еще сидел на корточках возле шкафчика Пенни, роясь в хламе, вдруг поднялся и, держа в руке пачку изорванных страниц из ее учебников, сказал:
— Посмотри-ка на это! Их не просто порвали. Их как будто... жевали.
— Жевали? — переспросила Салли Резер.
— Видишь отметинки от маленьких зубов? — спросил Крис.
Пенни стала их рассматривать.
— Кто станет жевать учебники? — недоумевала Салли.
Отметинки от маленьких зубов. Пенни задумалась.
— Крысы, — подсказал Крис.
Это же похоже на те отметины на бейсбольной бите Дэйви...
Салли, поморщившись, переспросила:
— Крысы? Фу, гадость.
Да, прошлой ночью. Что-то под кроватью.
— Крысы...
— ...крысы, крысы. — Это слово заметалось по раздевалке.
Несколько девочек сразу же испуганно завизжали.
Кто-то из детей побежал к учителям, чтобы рассказать о происшедшем.
Крысы.
Но Пенни знала, что вовсе не крыса вырвала тогда биту из ее рук. Это было... что-то другое.
Похоже, что и погром в шкафу устроили не крысы. Это что-то другое.
Что-то другое.
Но что?
5
Джек и Ребекка нашли Невецкого и Блэйна внизу, в кабинете Вастальяно.
Те изучали содержимое ящиков шератоновского письменного стола, рылись в шкафах красивой стенки из мореного дуба.
Рой Невецкий был похож на преподавателя английского из хорошего колледжа: белая рубашка, галстук-бабочка, серый свитер с V-образным вырезом.
Карл Блэйн, напротив, выглядел неотесанным громилой. Если в глазах Невецкого светился ум, то во взгляде крупного, квадратного Блэйна ума, казалось, было столько же, сколько у гориллы.
Судя по внешности Невецкого, решил Джек, он должен вести обыск аккуратно, не оставляя отпечатков пальцев. А после Блэйна обязательно остается куча всякого хлама.
На деле все вышло наоборот. Когда Невецкий закончил осматривать ящик стола, под ним валялись бумажки и визитки. Блэйн же изучал каждую вещь с осторожностью, аккуратно возвращая все на прежнее место.
— Ребятки, убирайтесь-ка отсюда, — раздраженным голосом проговорил Невецкий. — Мы собираемся исследовать тут каждую вещь, пока не найдем то, что ищем. Так что попрошу назад.
У него был довольно сильный бас. Неожиданно в разговор вступила Ребекка.
— Теперь, когда Вастальяно мертв, дело уже не ваше.
Джека покоробило от властности и холодности ее тона.
— Этим занимается теперь отдел убийств, а не отдел по борьбе с наркотиками.
— Вы что, никогда не слышали о сотрудничестве между разными отделами?
— ехидно поинтересовался Невецкий.
— А вы никогда не слышали о правилах приличного поведения? — парировала Ребекка.
— Подождите, подождите, — миролюбиво вступил в их перепалку Джек. — Тут всем места хватит, какие проблемы?
Ребекка бросила на него презрительный взгляд.
Он притворился, что не заметил его. Джек преуспел в этой науке, признаться, в последнее время практика у него была богатая.
Но Ребекка не унималась.
— Зачем оставлять за собой свинарник, а? — сказала она Невецкому.
— Вастальяно уже все равно, — ответил он.
— Но этим вы создаете сложности мне и Джеку. Нам ведь нужно самим пройтись по всем вещам.
— Послушайте, — сказал Невецкий, — я тороплюсь. К тому же, когда я работаю, лучше меня не контролировать. Я никогда ничего не пропускаю.
— Вы должны извинить Роя, — сказал Блэйн тем же успокаивающим тоном, что и Джек.
— К черту извинения! — рявкнул Невецкий.
— Он ничего плохого не имеет в виду, — пояснил Блэйн.
— К черту! — вновь пробурчал Невецкий.
— Он сегодня очень напряжен. — У Блэйна с его квадратным лицом голос был на удивление мягкий и сдержанный.
— Судя по тому, как он себя ведет, у него начались месячные, — съязвила Ребекка.
Невецкий метнул на нее уничтожающий взгляд.
"В жизни, пожалуй, нет ничего более зажигательного, чем перепалка полицейских", — подумал Джек.
Блэйн заявил своим вежливым голосом:
— Мы как раз вели наблюдение за Вастальяно, когда его убили.
— Значит, наблюдение не было достаточно плотным, — уколола его Ребекка.
— Такое может случиться с каждым, — начал успокаивающе Джек, мечтая о том, чтобы Ребекка наконец замолчала.
Блэйн сделал вид, что ничего не расслышал, и продолжал:
— Не знаю уж, каким образом, но убийце удалось остаться незамеченным и при входе и при выходе из дома. Мы не видели даже тени.
— Здесь искать бессмысленно, — рявкнул Невецкий, с силой задвигая ящик стола.
Блэйн опять начал свои объяснения:
— Мы видели, как эта девчонка, Паркер, зашла в дом примерно минут двадцать восьмого. Через пятнадцать минут подъехала первая патрульная машина. Так мы узнали, что с Вастальяно что-то стряслось. Конечно, ничего хорошего в этом нет. Думаю, капитан нас по головке не погладит.
— Да, черт подери, старик нас кастрирует и повесит наши причиндалы на новогоднюю елку.
Блэйн согласно кивнул.
— Нам бы очень помогло, если бы удалось найти какие-нибудь деловые записки Вастальяно или выяснить имена его партнеров и покупателей. Словом, серьезные улики, достаточные для ареста.
— Тогда мы даже стали бы героями. Но сейчас я больше забочусь о том, как вытащить голову из унитаза, — дополнил коллегу Невецкий.
Лицо Ребекки отразило всю гамму ее отношения к лексикону Невецкого.
Джек молил Бога, чтобы она этим ограничилась и промолчала. Словно услышав его мольбу, Ребекка пригнулась к стене, на которой висел подлинник, как думал Джек, хотя и не очень в этом разбирался, Эндрю Уита. Картина изображала прелестный деревенский пейзаж. Явно под ее впечатлением Ребекка спросила:
— Так этот Винсент Вастальяно торговал травкой?
— Да уж не гамбургеры толкал в "Макдональдсе", — съязвил Невецкий.
— Он был членом клана Карамацца, — уточнил Блэйн.
Из пяти мафиозных кланов, контролировавших в Нью-Йорке азартные игры, проституцию и рэкет, клан Карамацца был самым могущественным.
— На самом деле Вастальяно был племянником самого Дженнаро Карамацца, и дядя отдал ему сферу Гуччи, — сказал Блэйн.
— Сферу чего?
— Это высшая клиентура торговцев наркотиками. Люди, у которых дома лежит по двадцать пар туфель фирмы "Гуччи", — пояснил Блэйн.
— Вастальяно, — сказал Невецкий, — не продавал это дерьмо школьникам. Его дядя никогда бы не позволил ему заниматься подобными вещами.
Винс работал с представителями шоу-бизнеса и известными в обществе людьми.
Блэйн быстро добавил:
— Не то чтобы он стал одним из них. Просто Вастальяно вращался в нужных кругах и умел подбросить ребятам с лимузинами кокаин в самый нужный момент.
— Он был дерьмом. Все эти вещи, антиквариат, весь этот дом нужны были ему только для создания имиджа босса. — Невецкий по-прежнему не затруднял себя в выборе выражений.
— Он бы не смог отличить резной стол восемнадцатого века от кофейного столика К-MART, — согласился с ним Блэйн. — Приглядитесь внимательнее ко всем этим книгам — это все неполные собрания старых энциклопедий, купленные на вес у торговца-букиниста и поставленные на полки ради украшения. К этим книгам вообще никто и никогда не прикасался.
Джек поверил Блэйну на слово, но Ребекка, так как она была Ребеккой и только Ребеккой, направилась к полкам, чтобы взглянуть на книги.
— Мы следили за Вастальяно уже долгое время. Он казался нам слабым звеном в клане Карамацца. Остальная часть клана дисциплинированна, как морская пехота, а Вастальяно слишком много пил, слишком часто пользовался услугами девочек с улицы, курил травку, а иногда баловался и порошком, — сказал Невецкий.
Блэйн продолжил:
— Если бы у нас было достаточно улик, чтобы упрятать его в каталажку, он бы сразу сломался и дал все нужные показания. Так мы рассчитывали подобраться к шишкам из клана Карамацца.
— Мы получили информацию о том, что Вастальяно должен встретиться с южноамериканским торговцем-оптовиком Рене Облидо. Наш информатор сообщил, что они хотели обсудить новые маршруты поставок. Встреча должна была состояться вчера или сегодня. Вчера она не состоялась... И, конечно же, черт возьми, не состоится и сегодня, так как сегодня Вастальяно превратился в вонючую кучу мяса. — Невецкий выглядел так, будто от негодования готов был сплюнуть на ковер.
Ребекка, осмотрев полки с книгами, обернулась к ним:
— Правильно, ребята, все провалилось. Так что бросайте вы это дело и оставьте его нам.
Невецкий взглянул на нее так, будто хотел испепелить.
Даже Блэйн, и тот смотрел на нее с укором.
Джеку опять пришлось взять на себя роль миротворца.
— Продолжайте осмотр, ребята. Ищите, что вам нужно. Вы нам не помешаете. Нам есть чем заняться. Пойдем, Ребекка, послушаем, что скажут эксперты.
И он пошел в холл, даже не взглянув на Ребекку, поскольку легко мог представить, каким взглядом одарит она его на этот раз. Уходя, Джек остановился в дверях и обернулся к Невецкому и Блэйну.
— Вы не заметили чего-либо странного, необычного вокруг этого дела?
— Что вы имеете в виду? — спросил Невецкий.
— Ну, чего-то неординарного, ненормального.
— Я лично до сих пор не могу понять, как убийце удалось сюда забраться. Именно это чертовски странно, — раздраженно проговорил Невецкий.
— Еще что-нибудь? Что выходит за рамки обычного убийства, связанного с наркотиками?
Блэйн и Невецкий с недоумением уставились на него. Джек сказал:
— Ладно, а что вы скажете об этой женщине, подружке Вастальяно, или кто она там?
— Шелли Паркер. Если хотите с ней поговорить, она сейчас в гостиной.
— Вы с ней уже разговаривали? — спросил Джек Блэйна.
— Немножко поболтали. Она не особо разговорчивая.
— Она — маленький кусок дерьма, — вставил Невецкий.
— Она кажется скрытной, — пояснил его слова Блэйн.
— Ничем не помогающий кусок дерьма. — прорычал Ненецкий.
— Очень замкнутая, зажатая, — снова пришел ему на помощь Блэйн.
— Дешевая проститутка, шлюха. Но тело роскошное, — не сдавался Невецкий.
Джек обратился с новым вопросом:
— Эта Шелли Паркер ничего не говорила о гаитянце?
— О ком?
— Вы имеете в виду кого-то с острова Гаити? С острова?
— Да, именно с острова Гаити, — ответил Джек.
— Нет, ни о каком гаитянце она ничего не говорила, — сказал Блэйн.
— Что это за вонючий гаитянец? — спросил Джека Невецкий — Этого человека зовут Лавелль. Баба Лавелль.
— Баба? — учтиво переспросил Блэйн.
— Что за цирковое имя? — вставил Невецкий.
— Так Шелли Паркер не называла этого имени?
— Нет, по-моему, нет, — ответил Блэйн.
— А какое вообще отношение имеет этот Баба Лавелль к нашему делу? — спросил Невецкий.
На этот раз Джек отвечать не стал, только спросил:
— А мисс Паркер случайно не говорила ничего о чем-либо... ну, о чем-либо странном?
Невецкий и Блэйн смотрели на него, одинаково нахмурив брови.
— Что вы имеете в виду? — спросил Блэйн.
Вчера они нашли еще одну жертву, Фримэна Коулсона, торговца наркотиками среднего пошиба. Он поставлял товар семидесяти-восьмидесяти уличным торговцам в районе Нижнего Манхэттена. Этот район закрепил за ним клан Карамацца, дабы избежать ненужных проблем, в том числе расовых, в преступном мире Нью-Йорка. У Коулсона оказалось более сотни небольших проникающих ран, точно таких же, как и у первой жертвы, в воскресенье. Его брат, Дарл Коулсон, был до того напуган, что весь обливался потом. Он рассказал Джеку и Ребекке историю о каком-то гаитянце который пытался перехватить кокаиновый и героиновый бизнес в Нижнем Манхэттене. Это была самая не правдоподобная история из всех, какие слышал Джек за всю жизнь, но Дарл Коулсон верил каждому своему слову. Это было очевидно.
Если бы Шелли Паркер рассказала о том же caмoм Невецкому и Блэйну, вряд ли бы они забыли об этом, и дополнительные расспросы были бы не нужны.
Джек немного поколебался, затем покачал головой — Ладно, ничего, это не очень важно.
"Если не важно, так зачем об этом спрашивать?" Oн предвидел такой вопрос Невецкого и устремился к двери как можно быстрее, чтобы Невецкий не успел заговорить. Джек вышел из комнаты и попал в холл, где его уже ждала Ребекка.
Вид у нее был недовольный.
6
На прошлой неделе в четверг во время партии в покер (а играли они по два раза в месяц вот уже в течение восьми лет) Джек вдруг стал защищать Ребекку. Три детектива — Аль Дюфресне, Уитт Ярдмен и Фил Абрахамс — использовали игровую паузу для того, чтобы воздать ей должное.
— Я не понимаю, как ты с ней уживаешься, Джек? — спросил Уитт.
— Она холодна как лед, — заметил Аль.
— Вылитая снежная королева, — поддакнул Фил.
Пока Аль Дюфресне, как фокусник, тасовал карты своими натренированными руками, остальные развивали любимую тему.
— Она холоднее, чем ведьмина сиська.
— Да, доброжелательности у нее, как у добермана с больными зубами и запором.
— Она ведет себя так, будто в ней нет ничего человеческого.
— Короче, дерьмо! — обобщил все сказанное Аль Дюфресне.
Тогда в разговор вступил Джек:
— Да ну, ребята, не такая уж она и плохая, когда узнаешь ее поближе.
— Да нет, полное дерьмо, — повторил Аль Дюфресне.
— Послушайте, если бы она была мужиком, все считали бы ее крутым, жестким полицейским и, может быть, даже восхищались бы ею. А так как она баба, то ее держат за холодную сволочь.
— Ну, я-то уж в этом разбираюсь, — сказал Аль Дюфресне.
— Нет, дерьмо, определенно дерьмо, — пробурчал Уитт.
— Но и у нее есть свои сильные стороны, — сказал Джек.
— Да? Назови хоть одну, — вставил Фил Абрахамс.
— Ну, например, она очень наблюдательна.
— Грифы тоже наблюдательны.
— Она аккуратна и энергична.
— Муссолини тоже был таким. Он сделал так, что поезда ходили точно по расписанию.
Джек сказал:
— И она никогда не бросит своего партнера в хреновой ситуации.
— Черт подери, да укажи мне хоть одного полицейского, способного бросить партнера на произвол судьбы, — среагировал Аль Дюфресне.
— Есть такие, — не согласился Джек.
— Но их совсем немного, всего единицы. Да и каждый, кто сделает это, уже перестает быть полицейским.
— Она всегда работает на полную катушку и выдерживает все тяготы службы с честью.
Уитт сказал:
— Ладно, ладно. Может быть, она и работает неплохо, но почему при этом не умеет быть человеком?
Фил добавил:
— Мне кажется, я никогда не слышал ее смеха.
— А где ее сердце? У нее, похоже, его просто нет, — не унимался Аль Дюфресне.
— Да нет, сердце-то у нее есть, маленькое-маленькое такое сердечко, — вставил Уитт.
— Но я бы все равно предпочел иметь в качестве партнера ее, а не вас, — подытожил Джек.
— На самом деле?
— Да. Она куда более эмоциональна, чем вы думаете.
— Да ты что! Эмоциональна! Надо же!
— Теперь все ясно. Ты, Джек, видно, вышел за пределы рыцарства в отношениях с ней.
— Ребята, да он в нее втюрился!
— Старичок, она же из твоих яиц сделает себе ожерелье.
— Да вы посмотрите на него! Сдается мне, она давно уже это сделала!
— Да, и теперь в любой прекрасный момент может появиться с брошью из его...
— Ребята, ну что вы несете? Что между нами может быть? — попытался утихомирить их Джек.
— Интересно, она занимается этим с кнутом и цепями?
— Готов поспорить на стольник! Она занимается этим в сапогах и с собачьим ошейником.
— Джек, сними рубашку и покажи синяки, а?
— Неандертальцы, — не успевал отбиваться Джек.
— Джек, я готов биться об заклад, что она носит исключительно кожаные лифчики.
— Кожаные? Да вы что! Такая должна таскать только стальные!
— Идиоты! — не вытерпел Джек.
Аль Дюфресне восторженно завопил:
— Джек, я-то все думал, чего ты такой пришибленный последние два месяца? Теперь понял: тебя регулярно избивают кнутом и насилуют!
— Это уж точно, — поддакнул Фил.
Джек чувствовал, что сопротивление абсолютно бесполезно, его возражения только подливают масла в огонь. Он только улыбался и ждал, пока поток веселья иссякнет и им надоест это глупое развлечение. Наконец он заговорил серьезно:
— Ладно, ребята, вы вволю повеселились, но я не хочу, чтобы здесь было положено начало глупым слухам. Я хочу, чтобы вы поняли: между мной и Ребеккой ничего нет. И я считаю, что она действительно эмоциональный и чувствительный человек, как бы себя при этом ни вела. Под маской крокодила, которую она так упорно носит, есть и сердечность, и теплота, и нежность. Я так думаю, хотя пока не имел случая убедиться в этом на собственном опыте.
Вы меня понимаете?
Фил ответил:
— Может быть, между вами ничего и нет, но, судя по тому, как ты о ней говоришь, ты бы против этого не возражал.
Аль Дюфресне добавил:
— Да стоит тебе заговорить о ней, и ты выдаешь себя с головой.
Перемывание косточек продолжилось, но на этот раз разговор больше соответствовал реальному положению дел.
Джек всегда чувствовал, что Ребекка — человек неординарный, а чувствуя это, он хотел быть ближе к ней. А если точнее, не просто рядом, как это было на работе (шесть раз в неделю вот уже десять месяцев), он хотел бы делить с ней самые сокровенные мысли, которые она всегда ревностно от всех скрывала.
Физическое влечение он тоже ощущал, и достаточно сильное. В конце концов, она была красивой женщиной. Но не только красота привлекала Джека.
Его тянула и ее холодность, тот барьер, которым она отгораживалась от других. Мужчины любят трудные задачи. Тем более что Джек видел и другое.
Изредка, всего на несколько мгновений, случалось так, что она сбрасывала раковину отчуждения, и тогда возникала совсем другая Ребекка — беззащитная и нежная, интересная и желанная. Эти вот проблески теплоты и нежности, исходившее от нее упоительное сияние, которое она тут же глушила, как только замечала брешь в своей маске, больше всего кружили ему голову.
В тот четверг, за покером, под градом насмешек Джек почувствовал, что его желание проникнуть за этот барьер не более чем фантастика, недостижимая цель. Вот уже десять месяцев был он ее партнером, доверяя ей свою жизнь, а она оставалась для него загадкой еще большей, чем раньше.
Но теперь, спустя считанные дни с того четверга, Джеку открылось то, что скрывалось за маской неприступности. Он узнал это из личного опыта.
Именно личного. И то, что обнаружил, оказалось намного красивее, привлекательнее и приятнее, чем то, чего он ожидал. Она была просто восхитительна.
Но сегодня утром в ее поведении не было и намека на ту Ребекку. Как всегда, это была холодная и жесткая амазонка.
Как будто прошлой ночью между ними ничего не было.
В холле, за пределами кабинета, где Невецкий и Блэйн продолжали обыск, Ребекка недовольно сказала Джеку:
— Я слышала, о чем ты их спросил. О гаитянце.
— И что же?
— Джек, ну ради Бога!
— Баба Лавелль — единственная ниточка на данный момент.
Ребекка раздраженно пояснила:
— Меня не волнует, что именно ты спросил у них о гаитянце. Меня волнует то, как ты их об этом спрашивал.
— По-моему, я говорил с ними по-английски, не так ли?
— Джек...
— Я что, был недостаточно вежлив в обращении с этими парнями?
— Ну Джек...
— Тогда я просто не понимаю, что ты имеешь в виду.
— Да, видимо, это так.
Она стала передразнивать его разговор с Невецким и Блэйном:
— Кто-нибудь из вас что-нибудь странное заметил? Что-нибудь не вполне нормальное? Непонятное, непостижимое?
— Я всего лишь проверял кое-какие свои догадки, — защищался Джек.
— Точно так же, как и вчера, да? Когда ты провел полдня в библиотеке, читая про колдовские обряды?
— Мы были в библиотеке минут пятьдесят от силы.
— Да, а затем помчались в Гарлем, чтобы срочно переговорить с тем колдуном.
— Он никакой не колдун.
— Тогда он просто придурок.
— Карвер Хэмптон никакой не придурок, — решительно заявил Джек.
— Да нет же, полный придурок, — настаивала на своем Ребекка.
— Да, но про него, между прочим, написано в той книжке.
— То, что про него написали в этой книге, ничего еще не значит.
— Он — священник.
— Нет, он — шарлатан.
— Он — священник, занимающийся белой магией. Он зовет себя Хунгон.
— Я могу назвать себя фруктовым деревом, но от этого у меня из ушей апельсины не вырастут. Хэмптон — шарлатан. Он зарабатывает деньги на доверчивости людей. — Ребекка была безапелляционна.
— Его обряды, конечно, достаточно экзотичны на первый взгляд, — осторожно начал Джек.
— Это все глупости. Возьми хотя бы его магазин. Господи! Продавать травы, бутылки с козлиной кровью, отвары, амулеты и всякую прочую чепуху...
— Для него, по крайней мере, это не чепуха.
— Я уверена, что в глубине души он смеется над этим.
— Нет, Ребекка, он во все это верит.
— Потому как он — придурок.
— Ребекка, слушай, реши же ты наконец, кто он — придурок или шарлатан? По-моему, то и другое несовместимо.
— Ладно, ладно. Может, это действительно Лавелль убил всех четверых.
Но тут не пахнет никакой черной магией. Он просто зарезал их. Убил собственными руками, как самый обыкновенный убийца.
Ее глаза стали ярко-зелеными, такими они становились, когда она злилась по-настоящему. Джек осторожно заметил:
— А я никогда не говорил, что эти люди убиты с помощью черной магии. Я не говорил, что верю в колдовство. Но ты видела трупы. Видела, какие странные...
— Заколоты холодным оружием. Каждому нанесли массу ножевых ударов.
Может, сто, может, больше. Да, трупы обезображены, но жертвы убиты без всякой там магии, черной или белой. Обыкновенным ножом.
— Эксперты говорят, если во всех этих случаях применялось оружие, то оно не могло быть больше перочинного ножа.
— Отлично. Значит, это был именно перочинный нож.
— Ребекка, но это же нереально.
— А убийство — это всегда что-то нереальное.
— Подумай сама, кто пойдет на убийство с перочинным ножом?
— Лунатик, например.
— Психи обычно используют оружие внушительных размеров: или ножи для разделки мяса, или мощное огнестрельное оружие.
— Это в фильмах.
— В жизни то же самое, поверь мне.
— Как бы то ни было, это был обыкновенный псих. Только одержимый манией убийства. И ничего необычного в этом деле нет.
— Но каким образом психу удается справиться со своими жертвами? Если у него всего лишь перочинный нож? Почему они не отбиваются или не убегают?
— Этому есть какое-то объяснение. И мы его обязательно найдем.
В доме Вастальяно было тепло. Джек снял плащ. Ребекка не стала раздеваться. Похоже, жара, как и холод, не беспокоила ее.
Джек продолжал:
— В каждом случае есть следы борьбы. Это говорит о том, что жертвы сопротивлялись. Но никто из них не смог хотя бы ранить его. Нигде нет следов чужой крови, только кровь убитых. Это меня удивляет. А Вастальяно к тому же убит в запертой комнате.
Она вдруг пристально посмотрела на него, но промолчала.
— Ребекка, послушай, я не говорю, что убийства связаны с колдовством или еще с чем-нибудь в этом роде. Я не суеверный, ты сама знаешь. Я просто считаю, что здесь действовал убийца, совершающий колдовские обряды. И это — ниточка. Состояние трупов наводит на такие размышления. Еще раз подчеркиваю: я не считаю происшедшее результатом магии, а всего лишь предлагаю версию — убийца связан с колдовскими ритуалами, и эта связь может вывести нас на след, дать улики, чтобы засадить его за решетку. Ребекка покачала головой:
— Джек, в твоих словах проступает одна черта твоего характера...
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, это можно назвать излишней восприимчивостью.
— То есть?
— Когда Дарл Коулсон излагал, что этот Баба Лавелль хотел перехватить контроль над Нижним Манхэттеном с помощью колдовских приемов, ты... ну, ты слушал весь этот бред, широко раскрыв глаза, как дитя, которому рассказывают страшную сказку.
— Этого не было.
— Было. И после мы сразу помчались в Гарлем, в магазин к колдуну.
— Ты понимаешь, если Баба Лавелль действительно связан с колдовством, то Карвер Хэмптон вполне может знать об этом или, по крайней мере, может выяснить кое-что для нас.
— Придурок типа Хэмптона ничем не сможет нам помочь. Ты помнишь дело Хоулдербен?
— А какое это может иметь отношение...
— Старушка, убитая во время спиритического сеанса?
— Эмили Хоулдербен? Помню.
— Ты был заинтригован тем случаем. — напомнила Ребекка.
— Я никогда не говорил, что в нем было что-то сверхъестественное.
— Ты был очень сильно заинтригован.
— Да. Совершенно невероятное, дерзкое убийство. В комнате, конечно, было темно, но ведь в ней находились еще восемь человек, когда прозвучал выстрел.
— Но больше всего тебя заинтриговало не это, Джек. Тебя интересовал медиум, эта мисс Донателла. Ты не мог наслушаться ее рассказов о привидениях и так называемых спиритических опытах.
— И что же из этого?
— Ты веришь в привидения, Джек?
— Ты хочешь спросить, верю ли я в загробную жизнь?
— Нет, именно в привидения.
— Не знаю. Может быть, да, а может, и нет. Никто не знает этого точно.
— Я знаю. Я не верю в привидения. Но ты, похоже, веришь.
— Ребекка! На свете великое множество респектабельных, умных, нормальных людей верят в загробную жизнь.
— Полицейский — тот же ученый. Он должен мыслить логично.
— Но ведь полицейский не обязательно должен быть атеистом, Господи!
Не обращая внимания на его слова, Ребекка гнула свою линию:
— Логика — наше лучшее оружие.
— Все, что я хочу сказать, это то, что мы столкнулись с чем-то противоестественным. А так как брат одного из погибших считает, что здесь замешано колдовство...
— Хороший полицейский должен быть серьезен в своих оценках и методичен.
— ...то мы должны проверить и эту версию, какой бы не правдоподобной она ни казалась.
— Хороший полицейский должен мыслить реалистично.
— Хорошему полицейскому необходимо также богатое воображение и нетрадиционные подходы в решении встающих перед ним задач, — ответил Джек и, резко переменив тему разговора, спросил:
— Ребекка, а что насчет вчерашнего вечера?
Ее лицо порозовело. Отворачиваясь от него, она проговорила:
— Пойдем-ка поговорим с мисс Паркер.
Джек остановил ее, взяв за руку, и сказал:
— Мне казалось, вчера произошло нечто очень важное.
Она не ответила.
— Мне что, приснилось все это? — спросил Джек.
— Давай лучше не будем сейчас об этом говорить.
— Это что, было для тебя неприятно?
— Позже, — ответила Ребекка.
— Почему ты так ко мне относишься?
Но она избегала его взгляда, и это было необычно для нее.
— Джек, это слишком сложно.
— А мне почему-то кажется, что нам все-таки следует об этом поговорить.
— Позже. Ну пожалуйста!
— Когда же?
— Когда у нас будет для этого время.
— А когда это случится? — продолжал настаивать Джек.
— Если нам удастся выкроить время на обед, тогда и поговорим обо всем.
— Хорошо, мы выкроим время на обед.
— Посмотрим, Джек, посмотрим.
— Нет, мы определенно выкроим время на обед.
— Теперь надо заняться работой.
Кажется, ей наконец удалось вырваться за этот круг вопросов.
На этот раз он ее отпустил.
И Ребекка направилась прямо в гостиную, где их ждала Шелли Паркер.
Джек последовал за ней, сокрушаясь над тем, что же он натворил, позволив себе почувствовать нежность к этой женщине. Может быть, она действительно бесчувственна? Может быть, она и не заслуживала того, что он к ней испытывал? А не доставит ли она только душевную боль, и не придется ли ему пожалеть о том дне, когда они встретились? Иногда она и в самом деле бывает очень уж нервной. Лучше держаться от нее подальше. Лучше вообще отстать от нее. Попросить нового партнера? Или перейти из отдела убийств в другое подразделение? Он устал от бесконечных трупов, вереницей проплывающих перед глазами. Он и Ребекка должны разойтись — и в профессиональном, и в личном планах, пока не запутались в отношениях друг с другом. Да, это лучшее, что можно придумать. Именно так и надо поступить.
Но, как сказал бы Невецкий: "К чертям!" Он не станет просить нового напарника.
Он не отступится от нее.
Помимо всего прочего, он, видимо, влюбился.
7
В свои пятьдесят восемь Найва Руни напоминала почтенную бабушку, но крепостью не уступала и грузчику. Седые ее волосы были тщательно завиты и уложены. Круглое розовое лицо, довольно крупное, светилось дружелюбием, голубые глаза излучали теплоту. Она была плотной, но никак не толстой, а ее руки не были руками доброй бабушки. Это были сильные, ловкие, мозолистые руки без признаков артрита или других болезней. По улице Найва шла с таким видом, будто ничто не мешало ей на пути — ни люди, ни кирпичные стены. Шла не женщина — шел опытный армейский сержант.
Найва убирала квартиру Джека Доусона с тех самых пор, как умерла его жена Линда. Приходила она каждую среду, иногда присматривала за детьми.
Например, только вчера вечером сидела с Дэйви и Пенни, пока Джек ходил на свидание.
Этим утром, открыв входную дверь ключом, который дал ей Джек, Найва прошла прямо на кухню, вскипятила кофе и выпила полчашки, даже не сняв пальто. Погода была отвратительной, и, хотя в квартире чувствовалось тепло, она не сразу избавилась от дрожи, засевшей глубоко в теле, пока она шла шесть кварталов от своего дома.
Потом Найва взялась за кухню. Особой грязи тут не было. Джек и его дети были очень аккуратными, не то что другие, у кого она работала. Тем не менее она натирала и надраивала все, что только было возможно. Она всегда гордилась тем, что оставляет после себя сверкающую чистоту. Ее отец. Господь упокой его душу, был полицейским, обыкновенным уличным постовым. Он очень гордился своей работой и старался сделать жизнь своего района безопасной для всех честных людей. Он-то и научил Найву двум важным вещам: во-первых, испытывать удовлетворение от любой хорошо выполненной работы, какой бы незначительной она ни была. А во-вторых, не браться за работу, которую не можешь сделать хорошо.
Убираясь, Найва слышала только урчание холодильника, скрипы и глухие удары этажом выше — там кто-то переставлял мебель — да завывание зимнего ветра, изо всех сил атакующего окно.
Но вдруг, когда она остановилась, чтобы налить себе еще кофе, в гостиной послышался странный звук. Это было похоже на звук, издаваемый каким-то животным. Она отставила чашку в сторону.
Кошка? Собака?
Да нет, не похоже. Что-то непонятное, незнакомое. К тому же у Доусонов не было ни собак, ни кошек.
Найва направилась в отсек со столом, где все ели. Там же рядом находилась дверь в гостиную.
Странный звук послышался вновь. На этот раз Найва остановилась как вкопанная. Этот звук буквально ее сковал. Ей вдруг стало не по себе. Она расслышала злой крик. Короткий, но устрашающий. На этот раз ей уже не казалось, что там животное. Но и не человек.
Найва спросила:
— Кто здесь?
В квартире стояла тишина, но в ней Найве почудилось ожидание. Как будто кто-то замолчал, наблюдая за ее движениями.
Для Найвы не существовало проблем с нервами. Ей были неведомы истерики или что-нибудь подобное. Она была полна уверенности в том, что справится с любой жизненной ситуацией. Но тут ее почему-то пронзило чувство страха.
Тишина.
Найва решила добиться своего:
— Кто там еще?
Снова раздался холодящий, скрипящий крик, исполненный ненависти.
Найва вся передернулась.
Может, крыса? Крысы тоже пищат... Но не так.
Чувствуя себя несколько глупо, она подняла швабру, взяв ее наперевес, как оружие.
Звук раздался еще раз, как бы заманивая ее пойти в гостиную и посмотреть, что там.
Со шваброй в руках Найва прошла через кухню и остановилась у двери в гостиную. В комнате что-то двигалось. Она пока ничего не видела, но слышала странный шелест, словно шуршала бумага или сухие листья. Какое-то поскребывание и шипение, отдаленно напоминавшее слова, произносимые шепотом на иностранном языке.
Найва вошла в комнату, благо смелости у отца позаимствовала немало. В кухонном закутке осмотрела все углы, Заглянула под стол и стулья. Гостиную она видела через своеобразную арку, отделявшую ее от столовой. Найва остановилась в арке и прислушалась, пытаясь определить, откуда шум.
Краем глаза она заметила то, что хотела заметить: бледно-желтые шторы на окнах пришли в движение, но не от сквозняка. Со своего места она не видела нижней части штор, но было очевидно, что кто-то задевал их, быстро передвигаясь по полу.
Найва решительно бросилась в гостиную и обошла диван, чтобы видеть нижнюю часть штор. Но если там сию секунду кто-то и был, его уже и след простыл.
Шторы были абсолютно неподвижны.
Звук, полный злобы и гнева, она услышала у себя за спиной.
Найва моментально обернулась, держа швабру наизготове.
Ничего и никого.
Она обошла вокруг второго дивана. Под ним — ничего, за ним — тоже пусто. Она заглянула под кресло, под все столики, обошла вокруг шкафа с книгами, телевизора... Ничего.
Неожиданно тот же звук раздался из холла.
Придя туда, Найва ничего не обнаружила. Она не включила свет в холле, когда пришла в квартиру, а окон там не было, так что освещением служила только полоска света, пробивавшаяся из гостиной и кухни. Как бы там ни было, холл послужил, видимо, лишь тропой отступления. Теперь там явно никого не было.
Найва, склонив голову набок, выжидала.
Крик раздался снова. На этот раз из детской спальни.
Найва прошла через холл и подошла к детской. Комната оставалась в полутьме. Там не было люстры на потолке, и, чтобы включить свет, нужно было пройти в спальню и найти одну из прикроватных ламп. Найва на секунду задержалась на пороге, вглядываясь в полумрак.
Ни звука. Даже наверху перестали двигать мебель. Ветер спал и больше не бился в окна. Найва задержала дыхание. Если в комнате и было какое-нибудь живое существо, то оно затаилось так же, как и она сама.
Наконец женщина осторожно вошла в комнату, на цыпочках подошла к кровати Пенни и включила лампу, встроенную в изголовье. Света от нее было немного, и тогда Найва повернулась к кровати Дэйви, намереваясь включить и вторую лампу.
Какой-то шелест и движение.
Найва испуганно отпрянула в сторону.
Какое-то существо шмыгнуло из угла под кровать Дэйви так быстро, что Найва не смогла его рассмотреть. Что-то маленькое, не больше взрослой крысы, быстрое и незаметное, как та же крыса.
Но издаваемые им звуки не могли принадлежать грызуну. Существо не пищало, оно шипело... и как будто что-то бормотало себе под нос.
Найва отпрянула от кровати Дэйви, посмотрела на швабру, которую держала в руках, и подумала, не пошуровать ли ею под кроватью, пока злой нарушитель не вылезет на свет Божий и не даст себя рассмотреть.
Найва только об этом подумала, а существо выскочило из-под кровати и через темную часть комнаты шмыгнуло в темный холл. Найва опять не рассмотрела его как следует.
— Черт возьми! — ругнулась она.
Ей показалось, что существо подшучивает над ней, играясь в свое удовольствие.
Но нет же, все это бред! Что бы это ни было, оно всего лишь глупое животное, не способное замыслить ничего подобного.
Где-то в другой части квартиры существо опять издало звук, как бы призывая Найву.
— Ладно, ладно, маленькая противная тварь, погоди, я иду к тебе. Ты можешь быть шустрой, ты можешь быть даже хитрой, но я все равно найду тебя и хорошенько рассмотрю, если даже это будет последнее, что я сделаю в этой жизни.
