Взъерошенный Дмитрий прибыл в Кремль и, в весьма подавленном настроении, отправился к себе. Кто-то уже пустил слух о том, что его убили, поэтому пришлось лично разгонять толпу, устремившуюся к Кремлю. Там уже ворота закрыли и готовились то ли к осаде, то ли черт знает к чему. Он даже слегка охрип, когда кричал, уверяя людей, что убийцы и пустили слух, чтобы честных христиан на богопротивное дело подбить, а самим под шумок зло какое сотворить. Ну и так далее, и тому подобное.

Послушали.

Разошлись.

Поговаривают, что еще и зачинщиков побили. Но Дмитрия это мало волновало. Те знали, на что шли. В таких делах и убить могут.

Царь лично встретил царевича, будучи сильно взволнованным.

— Бунтовщики пошли обедать, — буркнул Дима и направился к себе. Это нападение выбило парня из колеи. Требовалось отдохнуть. Побыть в тишине. Подумать. Ну и напиться в хлам, хотя для него такие методы самолечения были обычно не характерны. Нет, конечно, очень удобно. Взял несколько бутылок водки, и ты уже заядлый психотерапевт. Одна беда — не от всего и не всегда помогает. Да и водку он не любил….

В тот день больше ни царь, ни прочие его дергали, как тот и просил. Однако на утро пришел патриарх. С первыми петухами. Ну а что? Формально-то просьба выполнена. Да и поговорить стоило. Больше тянуть и откладывать он попросту не мог. Боялся. Особенно на фоне того, что ему рассказали про то покушение. Да и слухи по Москве ходили один чудней другого.

— Иди к черту! — Буркнул Дмитрий, увидев на пороге комнаты Иова. — Никого не хочу видеть!

— Нам нужно поговорить.

— Я пьян, — нахмурился царевич, вставая. — О чем можно говорить с пьяным?

— Не так ты и пьян, — возразил патриарх.

— Ну, так получилось… — виновато пожал плечами Дима. — Пил я всю ночь. Не берет. Только до ветра бегаю.

— Царевич, это очень важно!

— Что, опять бунт? Как вы меня уже достали…. Ничего не хочу. Ни терцию, ни книгу.

— Борис Федорович предлагает назначить тебя наследником, если ты возьмешь Ксению в жены.

— Да что ты говоришь!

— Да, — торжественно кивнул патриарх, пропустив мимо ушей ерничество.

— Поверь, ты не знаешь, что желаешь, — с нервным смехом произнес Дмитрий.

— Почему? — Удивился Иов.

— Ты хоть понимаешь, что происходит? Старый пень! Вы с Борисом только дырки затыкаете в рассохшихся досках! А корабль державы хлебает воду то одним бортом, то другим. Эх!

Он развернулся и два шага достиг полки и взял лютню. В интернате его заставляли заниматься музыкой, считая, что это развивает умственные способности. Вот он гитару и мучил почти десять лет к ряду…. Лютня, конечно, не гитара, но развлечений в эти времена немного. Вот и осваивал потихоньку, стараясь порадовать себя «островками» старой жизни. Заодно и лютню правил, стараясь придать ей более подходящее звучание.

— Садись старик, — бросил он патриарху. — А то упадешь!

Тот послушно сел.

Дмитрий же глотнул еще вина и, сходу, без подготовки начал играть. Благо, что инструмент был настроен.

— Спит монастырь, дремлет село. Мошки бьются о стекло. Звёзды светят и луна. А в округе тишина. Мёртвые с косами вдоль дорог стоят! Дело рук красных дьяволят! Мёртвые с косами сбросили царя! Занималась алая, занималась алая! Занималась алая, эх! Заря, заря, заря, алая заря! Заря, заря, заря, алая заря!

Потом отбросил лютню так, что та ударилась о стенку, дринькнув, чуть не разбилась.

— Все сгнило к чертям! — Закричал на патриарха Дмитрий. — Понимаешь? Сгнило! Вам покой нужен?! Хотите этим браком успокоить людей? Да им всем насрать! Простому люду жрать нечего! А у бояр жиром уже рассудок затек! На что вы надеетесь?! Вся соль! Весь фундамент державы сгнил к чертовой матери! Хотите дать мне венец царский? Ха! Да я половину бояр на кол посажу! Ибо голову рубить этой мерзости — только руки марать! Ненавижу! Понимаешь? НЕНАВИЖУ! Или вам с Борисом этого хочется? Да… наверное этого и хочется… — как-то резко остыл царевич и осунулся.

— Боль уйдет, — тихо произнес патриарх. — И ты успокоишься. Что решил так переждать и перетерпеть, молодец. Не нужно сгоряча глупостей делать, да резкие слова говорить.

— Глупостей? О да! Одну глупость я уже сделал. Надо было сразу же уезжать, как понял, что залез в чужие проблемы. Но ведь нет! Остался. А, — махнул он обреченно рукой.

— Это не чужие проблемы, — очень терпеливо произнес Иов.

— Теперь-то да, — буркнул Дима и отвернулся от собеседника, уставившись на низкий потолок, по которому осторожно полз паук. Очень символично так….

— Так ты согласен взять Ксению в жены?

— Ты меня не понял? — Повел бровью Дмитрий. — Если вы наденете на меня венец, то я утоплю Русь в крови! Возможно. Я буду пытаться сдерживаться. Но… не уверен. Я слаб. Я не готов. И не думаю, что смогу когда-то подготовиться к этому. Ты ведь знаешь, что я ремесленников и торговых гостей время от времени избиваю нещадно? Знаешь. Конечно, знаешь. Твои люди за мной по пятам ходят. Не кривись. Их только слепой баран сможет пропустить. Бездельники! Но да не о том. Ты представляешь, заказал сапоги для солдат нового полка. А торговый гость не только затянул поставку, так еще и сшил у кого-то их черти как! Руками разорвать можно! Только вдумайся! Солдаты его мошну и жизнь защищать станут, а он, дерьмо собачье, им даже сапоги сшить по-человечески не может.

— Слышал о том, — кивнул патриарх. — Говорят, ты заставил того торгового гостя сожрать пару.

— Наветы, — отмахнулся Дмитрий. — Две пары. А потом меня едва уговорили не запихивать ему в зад весь оставшийся брак. Боюсь, что он и первую дюжину не выдержал бы. Ты понимаешь, что будет, если я стану царем? Да они все взвоют от меня! Года не пройдет, как взбунтуются и убьют. И станет только хуже. Ибо все толковое, что я постараюсь внедрить, обрекут на забвение. Как там? А! Назло бабушке уши отморожу. Ну, или как-то так.

— Так может они только того и ждут, чтобы кто-то прижал бояр?

— Ха! Ждут. Люди всегда ждут, чтобы кто-то решил их проблемы. Желательно без их участия. Чтобы манна небесная просыпалась. Никто не хочет сам трудиться. Никто не хочет сам к порядку призываться. Когда других гоняют — многим приятно. Но я же не только бояр стану гонять. Тут дел столько, что за триста лет тяжелого каторжного труда не управиться. Ни дорог нет, ни мостов, ни производств, ни учебных заведений. Ничего. Дикое поле с домиками.

— Ты бы осторожнее с учебой, сын мой. Она полезна. Но вместе с ней приходит и ересь.

— Отче, ересь — не беда.

— Что?! — Взвился патриарх.

— Если духовный наставник годный, то, как родится эта скверна, так и помрет. А вот то, что Русское царство решительно отстало от развитых стран Западной Европы — это да. Это беда. Страшная беда. Отсюда кого вы видите? Только ясновельможный балаган! Но даже паны, кои промеж собой даже корюшку протухшую поделить не могут, и те сильнее нас. У них годная кавалерия — те самые крылатые гусары. Да и с промышленностью ситуация всяко лучше.

— Но мы их били в бою!

— И еще не раз разобьем! Ибо скоморохи припадочные! Нет в них порядка промеж собой. С того и сгинут рано или поздно. Но речь о том, что, слава Богу, мы отделены этими ляхами от основных театров военных действий в Европе. Да и османы далеко. Столкнись наши воинства с французскими или испанскими войсками — раскатали бы в тонкий блин! Даже не сильно вспотев! Еще так промедлим с образованием — вообще потеряем лицо перед соседями. Или ты не знаешь, отче, что англичане отрекомендовали Елизавете нас как одно из княжеств Индии. Дикие, непонятные, чужие. Чуть ли не по елкам прыгаем, да звериным обычаем живем. Мы отстали! Мы серьезно отстали! И Ливонская война это прекрасно показала. Но, в одном ты прав, отче. Чем больше знаешь, тем сильнее плодятся тревожные думы. Если же твой разум чист и пуст, как у лягушки, то тебя и лопушек радует. Счастье — удел дураков. Вот он смертный грех во всей красе. Отрыжка яблока познанья.

— Я подумаю над твоими словами, — очень серьезно произнес Иов. — Но что передать Борису? Он ждет и надеется. Я согласен, что это все временные меры. Но сейчас и год продержаться — уже неплохо.

— Что передать мой король? — Постарался спародировать известную сценку из кинофильма «Иван Васильевич меняет профессию». — Мой пламенный привет! Нет? Ну хорошо. Я соглашусь. Но при выполнении двух условий.

— Слушаю.

— Первое. Ты, отче, даешь согласие на открытие в Москве Академии, где обучались бы охочие люди языкам, богословию, литературе, философии, истории, медицине и точным наукам. Да отче. Не хмурься. То, что ты от меня просишь, будет мне поперек… хм… в общем, не хочу я этого. И мне нужна хоть какая-то причина, чтобы держаться своих обязательств. Второе. Борис отправляет Шуйских в посольства. Пусть сам решает кого, куда и как, но до тех пор, пока посольства в Мадрид и Париж не отчалят от причала балтийских портов, я не хочу ничего даже слышать о помолвке и венчании. А лучше еще в Венецию кого отправить, в Швецию и еще куда. Сбыть всех Шуйских с глаз долой. Желательно с женами и детьми. Чтобы духу их мерзопакостного не осталось. Ты понял мои условия, отче?

— Понял, — мрачно произнес патриарх. — Ты жаден до запросов.

— Поверь — я очень скромен. С тем купцом, что сожрал поставленные им дрянные сапоги, вы даже рядом не стояли. Я уважаю вас и не прошу слишком многого.