Осенью первого года в старшей школе Тодд играл в школьной команде «Кугуары Санта-Донато» на позиции тейлбека и был назван игроком года. А во второй четверти, закончившейся в конце января 1977 года, стал победителем конкурса Американского легиона на лучшее сочинение на патриотическую тему. Этот конкурс устраивали для всех учащихся старших классов, изучавших историю страны. Сочинение Тодда называлось «Ответственность американцев». Во время бейсбольного сезона того беспокойного года (после свержения шаха Ирана цены на бензин снова подскочили) Тодд стал лучшим питчером школьной команды, продемонстрировав исключительно высокую эффективность в бросании мяча. В июне его признали «лучшим

спортсменом года», и тренер Хейнс (тот самый, что однажды отвел его в сторону и посоветовал и дальше совершенствовать бросок по дуге, потому что «ни один из ниггеров на это не способен») вручил ему почетный диплом. Когда Тодд позвонил из школы и рассказал про награду Монике, она расплакалась от счастья. Дика Боудена целых две недели после вручения награды буквально распирало от гордости, и он едва сдерживался, чтобы не расхвастаться на работе. Тем летом они сняли коттедж на Биг-Сюр, и за две недели Тодд вдоволь нанырялся в маске с трубкой. В том же году Тодд лишил жизни четырех бродяг: двух он заколол, а двух забил дубинкой. Для подобных «охотничьих» вояжей он натягивал сразу две пары брюк. Иногда он разъезжал на автобусе, высматривая подходящие места. Самыми перспективными оказались Городская миссия обездоленных на Дуглас-стрит и пустырь за углом офиса Армии спасения на Юклид-стрит. Он медленно прогуливался по округе, поджидая, пока кто-нибудь не начнет попрошайничать. Когда подходил пьянчуга, Тодд объяснял, что хочет купить бутылку виски, но ему не продадут по возрасту, и если бродяга согласится сходить в магазин, то он с ним поделится. Каждый раз для расправы он выбирал новое место и заманивал туда бродяг под предлогом, что знает, где им никто не помешает. Он не решался снова появляться в депо или на пустыре за Сайенага-Уэй, понимая, что возвращаться на место совершенного им преступления – непростительная глупость.

Дюссандер продолжал пить виски и смотреть телевизор, а вот курить стал намного меньше. Иногда к нему заглядывал Тодд, но их встречи становились все короче из-за отсутствия тем для разговоров, и они постепенно отдалялись друг от друга. В тот год Тодду исполнялось шестнадцать лет, и Дюссандер, отмечая свой семьдесят восьмой день рождения, отметил, что шест надцать лет – лучший возраст молодости, сорок один – зрелости, а семьдесят восемь – старости. Тодд вежливо кивнул. Старик много выпил и трещал без умолку, к явному неудовольствию Тодда.

В течение учебного года Дюссандер лишил жизни двух бродяг. Второй оказался на удивление живучим. Даже будучи в

стельку пьяным, он сумел вскочить на ноги с воткнутым в шею ножом и заметался по кухне, разбрызгивая кровь. Ему удалось дважды обежать кухню, добраться до прихожей и едва не вырваться наружу.

Дюссандер, не в силах поверить своим глазам, завороженно наблюдал за метаниями бродяги. Тот цеплялся за стены и сбивал на пол все, что попадалось под руку. Когда пьянчужка уцепился за ручку входной двери, старик наконец очнулся и, выхватив из ящика вилку, подскочил к бродяге и воткнул ее ему в спину.

Задыхаясь, стоял Дюссандер над рухнувшим на пол бродягой. Его сердце бешено колотилось… совсем как у больных во время приступа, которых показывали в его любимой передаче «Скорая помощь» по субботам вечером.

Теперь следовало вытереть кровь и навести порядок.

Это случилось четыре месяца назад, и с тех пор больше ни разу он не зазывал домой бродяг, встреченных на автобусной остановке. Дюссандер не на шутку испугался, что не смог разделаться с жертвой одним ударом, однако, вспомнив, как в последний момент сумел собраться, испытал чувство гордости. В конце концов, бродяге так и не удалось вырваться из дома, а это было самым главным.