По общему убеждению всех беседовавших со Старцем Паисием и всех читавших его книги, он обладал даром слова и Богословия — высшим из всех дарований Святаго Духа. Его слово было простым — подобно слову рыбарей-апостолов. Оно было практическим, живым и образным, влекущим к себе, нежным и сладким. Подобно живительной влаге, оно напояло жаждущие души. В рассказах ему не было равных. Старцу удавалось без натуги, естественно вплетать в рассказ забавные истории и шутки. Рассказ становился приятным, образным, так можно было лучше подчеркнуть что-то духовное. Часто он приводил примеры из природы и жизни, «глаго́лал в при́тчах». Его слово было ясным, поэтичным и афористичным. Он мог свободно говорить целый день, не готовясь заранее, а слушатели ловили буквально каждое его слово.

Старец не читал лекций, не стремился изобразить из себя учителя. Обычно он беседовал с людьми, приходившими к нему в каливу, или, если в близких по духу монастырях его об этом просили, беседовал с братией, или отвечал на их вопросы.

Он произносил немного слов, однако их было достаточно, чтобы удовлетворить многие вопросы и недоумения. Он обладал умением и рассуждением, оттолкнувшись от малозначащего повода, перейти к превосходному духовному поучению.

Старец Паисий обладал способностью превращать пустые разговоры в духовные. «Слава Богу, мы перекрыли крышу нашей кельи», — сказал ему один святогорец. А Старец, переводя разговор от материального строительства к духовному созиданию, ответил: «Как в доме самое основное — крыша, которая защищает дом от воды, так и в человеке — самое главное, чтобы у него не давала течи голова, то есть чтобы он не принимал помыслы».

Его слово брало людей за душу. «На меня производило впечатление, — говорил бывший наркоман, — то, что двумя-тремя словами Старцу удавалось прийти к взаимопониманию с такими, как я, и пробудить в нас интерес к жизни».

Слова Старца действовали на людей в соответствии с их внутренним расположением: одни приходили в себя и каялись, другие задумывались о жизни, третьи воодушевлялись, четвёртые получали утешение. Он не пытался убедить людей рационально, но помогал им духовно.

Изумляет многосторонность Старца, широта его практических знаний, его мудрость и безграничная память. Он был способен духовно руководить монахами и монастырями, разрешать проблемы мирских людей — неженатых и семейных, беседовать с учёными, на которых производили впечатления его знания и гибкость ума. Он умел снисходить или подниматься до того образовательного уровня, на котором находился собеседник, и до того духовного состояния, в котором тот пребывал. Он принимал во внимание его характер, профессию, происхождение, интересы и другое. Обычно он «глаго́лал челове́ком созида́ние и утеше́ние и утвержде́ние» и «о ца́рствии Бо́жии». Он старался не богословствовать без причины. Но, если в этом была необходимость, он богословствовал непрельщённо — простыми словами выражая те Божественные откровения, которые были открыты ему на опыте. Богозрение предшествует богословию. Именно оно явило богословом неграмотного монаха. Старец говорил, что «богословие без личного опыта похоже на крота, который пытается описать солнце».

Безусловно, в словах Старца присутствовал и человеческий элемент — как следствие его человеческих знаний и человеческого опыта. Иногда он употреблял фразы: «Помысел говорит мне, что…» или «Я думаю вот как…». Бывали случаи, когда, говоря о текущих, второстепенных событиях как человек, Старец и ошибался — да он никогда и не считал себя безошибочным.

Однако, если речь шла о духовных состояниях и вопросах, о спасении души, Старец внимательно следил за собеседником, вглядываясь ему глубоко в глаза своим проницательным взглядом и одновременно внутренне молясь о нём. Когда он понимал суть вопроса, то начинал «говорить то, что подавалось ему Благодатью». Его ответы были настолько чёткими и ясными, что они извещали людей изнутри и принимались ими как изречения из Священного Писания. Такой исключительной силой, такой способностью к бесспорному восприятию слова Старца обладали потому, что не были его собственными, но — происходили от Святаго Духа. Старец просто передавал другим Слово Божие, которое снисходило к нему свыше и зарождалось в его сердце. Во все времена это слово являлось «исключительным, совершенным и истинным признаком святых».

В таких случаях он говорил как имеющий власть, с уверенностью, не оставляя возможности для сомнений. Если Бог не давал ему слова и не извещал его, он не отвечал. Он говорил: «Давайте помолимся» — и давал ответ через несколько дней.

От природы Старец Паисий был красноречивым, изящным, искусным и убедительным оратором. Однако высокую цену его дарованию придаёт, главным образом, не то, как он говорил, но то, о чём он говорил. Его слова обладали силой открывать Царство Божие и изменять души людей, потому что и сам он был духовно изменён Божественной Благодатью.

Высокопреосвященнейший митрополит города Ксанфи Пантелеймон вспоминает: «Советы Старца свидетельствовали о том, что он был человек твёрдого мудрования, и о том, что его вера опиралась на жизненный опыт несравненно высший, чем те опыты, которые доступны нашему пониманию…

Я слушал, как он говорил, и восхищался его духом. Это был Дух Божий, Который глаголал в Своём избранном сосуде. Это убеждение утверждалось во мне всё сильнее и сильнее, превращаясь в непоколебимую веру и непреложное извещение. Старец Паисий становился для меня руководителем ко Христу, изъяснителем дарований Духа, указателем пути в Небесное Царствие, светом среди моей густой тьмы».

И после кончины Старец помогает людям посредством своих книг. Его книги вызывают небывалый резонанс, с жадностью читаются, переводятся на многие иностранные языки, откликаются в человеческих сердцах, приводят в умиление и трогают как простых людей, так и интеллигенцию.

Оставив нам своё духовное учение, Старец Паисий явился современным учителем духовной жизни. Его слова передаются из уст в уста, действуют посредством Благодати Святаго Духа и приводят души ко спасению.