«Постарайся вернуться домой пораньше, слышишь, обязательно вернись домой пораньше, сегодня вечером нельзя выходить из дома…» Малыш Джонти заладил, как чертов попугай. Но я не собираюсь торчать дома из-за какого-то шторма, мать его. Я так ему и сказала: я не собираюсь торчать здесь из-за какого-то сильного ветра, Джонти.

Потом он поворачивается и протягивает мне эту штуку, какую-то трубку, что ли, чтобы я взяла ее с собой. Я спрашиваю, что это такое, а он отвечает, что это сигнальный огонь, который он сделал с какого-то сайта в интернете.

— Сигнальный огонь, да, — говорит он, — вдруг тебе придется выйти на улицу, а там эта Мошонка!

Я сказала ему, что ни за что не выйду на улицу с этой штуковиной в сумке! Взорвать себя еще не хватало! Поэтому я просто вышла на улицу, а он все упрашивал меня взять этот дурацкий огонь.

— Хватит, Джонти, — говорю я, — ты меня уже бесишь, — сказала я и ушла.

Сколько раз нам рассказывали эту чепуху про погоду? Усиление ветра. Бред собачий. Здесь всегда, блядь, ветрено!

Сажусь в автобус до Лита, двадцать второй номер. В сауне людно. Есть знакомые клиенты. Один постоянно приходит, просто чтобы со всеми трепать языком. Другой постоянный, культурист, но со страшно маленьким членом; может, это из-за стероидов, но ведь от них только яйца должны ссыхаться. Он всегда хочет трахаться, и приходится выложиться как следует, при этом он смотрит тебе в глаза, весь такой напряженный и жуткий, не лучше придурка Кельвина. Но в остальном смена сегодня простая.

Только я выхожу из душа, как появляется Кельвин и говорит:

— Я следующий.

И я ничего не могу с этим поделать. Чем больше ты его сторонишься, тем больше он заводится и хочет тебя трахнуть. А когда он начинает, нужно изо всех сил делать вид, будто тебе на самом деле нравится. Он превращается в сволочного психа, если ему кажется, что он вызывает у тебя отвращение. Но на этот раз все не так плохо, только сосок болит, так сильно он его сжал. Хуже всего словесный поток, что хлещет из его пасти.

Ужасно, что мне приходится ему давать, но здесь хорошо платят.

Поэтому я рада, что все закончилось, и теперь укладываю вещи в свой шкафчик. Затем я прохожу через комнату для отдыха, приемную и выхожу на улицу. Иду по Лит-уок в сторону центра. Тут подъезжает такси — а я даже рукой не махала, — и я вижу, что внутри Терри.

— Подвезти?

— А куда ты едешь?

— В Сайтхилл.

— А я — в Горджи.

— Мне по пути. Залезай, — говорит он, а потом слегка улыбается. — Давай! Я не на счетчике!

Я сажусь и мы едем в центр.

— Послушай, — говорит Терри, — если я вдруг забегаю вперед — только скажи, но вдруг ты хочешь потрахаться?

Я закатываю глаза:

— Я весь день только и делаю, что лежу в кровати.

— Ясно, но по собственному желанию — это ведь совсем другое дело.

Не понимаю, почему он не предложил этого раньше.

— Можешь трахать любую из нас когда угодно, но только в сауне. Уверена, что у вас с Виком общий халявный счет… и с этим, блядь, Кельвином.

— Да обстановочка там не та, — говорит Терри. — Девочка должна хотеть, иначе мне скучно.

И как бы смешно это ни казалось, но я действительно хочу. Прежде всего потому, что хоть мысленно я и была за тридевять земель от Кельвина, все равно не хочу всю ночь думать о том, что сегодня последним на мне был этот придурок. Прикол, конечно, но, сколько в постели не лежи, удовольствия ты никогда не получишь. Так можно и веру в себя потерять, потому что, даже думая о других вещах, иногда заканчиваешь смену и понимаешь, что теперь вот хочется нормально поебаться. Потому что на работе ты нормально не поебешься, а вот нужную волну иногда словить можно.

И вот я смотрю на этого Терри, на эту буйную кудрявую копну волос. У него в глазах тот же блеск, что и у всех ебырей.

— Я слышала, что ты парень не промах. Хорошо укомплектован по части шишки.

— Гарантия качества, — отвечает он, сворачивает с Горджи-роуд и останавливает машину в переулке.