7.3. Не сотвори себе диагноз
Алекситимия характеризует не психику в целом. Это динамическая характеристика каждого представления, связанного с аффектом. Представление не вытеснено, находится в сознании, о нем можно говорить. А об эмоциях, которые представление вызывает, — нельзя или очень трудно.
Поэтому говорить об «алекситимии вообще» нельзя. И все тесты оказываются бесполезными, если вы не рассматриваете каждый случай отдельно. Чаще опрашиваемый даёт «антиэмоциональный» ответ потому, что слишком хорошо знает контекст своих проблем. Ну не могут ответственные люди, склонные к рефлексии, наобум отвечать на вопросы, касающиеся важных жизненных ситуаций!
Очень показателен случай из практики, когда клиентка по своей инициативе прошла тестирование по Торонтской Алекситимической Шкале (ТАШ). И, в лучших традициях героя Джерома К. Джерома, сама наклеила на себя соответствующий ярлык. Но клиентка, будучи девушкой умной и продвинутой, на этом не остановилась. Она не стала зацикливаться на первых результатах и регулярно перепроходила тестирование, чтобы лучше следить за своими успехами (или за качеством нашей работы).
Клиентка подошла к делу весьма ответственно и регулярно присылала обновленную excel-таблицу с очередными результатами. А что может быть желаннее для аналитического ума, чем упорядоченный набор экспериментальных данных. Интереснее всего здесь не только сама динамика, но и резкая корректировка первых результатов теста после беседы.
Тест представляет из себя примитивный опросник из 26 высказываний. Необходимо оценить по пятибалльной шкале, насколько вам подходит каждое высказывание. Один балл — совсем не подходит, пятёрка — очень подходит. У теста есть бинарный ключ: при анализе результатов у некоторых вопросов оценку надо «перевернуть» (точнее, вычесть оценку из числа шесть). Потом тупо сложить все полученные числа (с учетом ключа). Список вопросов, ключ и расшифровку результатов можно найти на любом психологическом сайте.
Чем больше вы набрали баллов, тем крепче ваша алекситимия. По замыслу автора теста. Но мы-то с вами знаем, что алекситимия — это характеристика не личности, а отдельных представлений. Сейчас мы в этом убедимся.
Итак, обратимся к архивным записям.
А. Клиентка
Возраст: около 30 лет. Построила успешную карьеру адвоката. Не в браке, не в отношениях. Социальные контакты за пределами работы ограничены.
Росла в полной семье, была вторым ребенком (старший брат, разница в четыре года). С родителями сохраняет доверительные отношения. Брат эмигрировал в США в 1991-м, связь с ним утеряна.
В анализе с февраля 2015-го. В записях фигурирует как Ц (Церера).
Б. Предыстория
В возрасте 14 лет клиентке был поставлен диагноз «астма средней тяжести». Приступы носили эпизодический, острый характер, были непродолжительными. Большая часть приступов приходилась на обеденное время, когда за столом собиралась вся семья. Постепенно время приступов смещалось. К 17 годам окончательно установилась закономерность: приступы происходили около 23.30, только если в тот день имело место общение с компанией сверстников. При этом никаких конфликтных или неприятных коммуникативных ситуаций Ц. не помнила. По достижении 20 лет приступы прекратились без какого-либо дополнительного лечения.
Начиная с 2008 года имели место проблемы с алкоголем, что стало причиной обращения к врачу-наркологу (2010). Ни лечение, ни сама тяга к алкоголю не мешали построению карьеры. Факт алкогольной зависимости скрывался от коллег и родственников. С 2012 года имел место внезапный полный отказ от алкоголя, устойчивый по настоящее время. Клиентка упомянула, что значительных успехов здесь ей помогли достичь услуги «особенного психотерапевта». От дальнейших разъяснений клиентка категорически отказалась, сказав лишь, что «вы, психоаналитики, такой подход не одобряете».
Возможно, речь идет об императивной гипнотерапии. В любом случае этот фактор в анализе не проявлялся.
Примерно в 2013-м (то есть через год после преодоления алкогольной зависимости) у Ц. начались проблемы с достижением возбуждения и получением удовольствия от близости с партнером. Это послужило причиной разрыва отношений и «разочарования в мужчинах». Были попытки сексуальных контактов с коллегами своего пола («в качестве прокурорской проверки». — Ц.), но и они не принесли никакого удовольствия. По настоящее время Ц. сознательно избегает интимной близости с кем бы то ни было.
В. Первичный запрос
Клиентка обратилась по поводу приступов удушья, которые мешают ей выступать на судебных прениях. Приступы возникают спонтанно, безотносительно важности дела. В вечернее время вероятность приступа выше. Приступ выражается в кратковременном затруднении дыхания и сопровождается чувством безотчетного страха. Проходит быстро и бесследно. Как правило, сторонний наблюдатель не замечает самого факта приступа. Первый приступ удушья имел место осенью 2013-го, с тех пор клиентка научилась контролировать ритм дыхания во время приступа, тем самым маскируя его.
Клиентка была уверена, что подобные приступы — «естественные остатки недолеченной астмы». Первичный запрос состоял не в их устранении, а в «контроле над собственной паникой». Тема контроля вообще очень актуальна для психосоматических клиентов: им чаще важно управлять симптомом, чем устранять его или искать причины.
Г. Первый разговор об эмоциях
Уже на второй сессии клиентка высказала желание контролировать свои эмоции. Вопрос, какие именно эмоции мешают и нуждаются в контроле, поставил клиентку в тупик. Она долго не могла назвать ни одной эмоции, как будто этот кусок словарного запаса был вытеснен.
____
А.: Уточните, что Вы понимаете под контролем над эмоциями.
Кл.: Когда надо на суде отстаивать чьи-то интересы, на меня наваливается скука. И душит. Все равно там многое на другом уровне решается. Но все равно волнуюсь. И начинаю задыхаться. Со временем научилась делать так, чтобы никто этого не замечал.
А.: Немного не понимаю. Как можно не заметить чужое удушье?
Кл.: Ну, это скорее внутреннее удушье. Я дышу, но не чувствую дыхания.
А.: А что Вы чувствуете?
Кл.: Страх.
А.: Так страх? Или волнение? Или скуку?
Кл.: Или скуку. Ну, я начинаю задыхаться и не чувствую дыхания. И вообще как-то себя не так чувствую.
А.: А обычно как Вы себя чувствуете?
Кл.: Обычно мне скучно. Обычно я ничего не чувствую. Вернее, чувствую, но это как-то все вперемешку. Но обычно я себя контролирую, а во время удушья нет. Мне нужна Ваша помощь, чтобы создать новую надзорную инстанцию в голове.
А.: То есть Вас путает не приступ, а потеря контроля?
Кл.: Я не знаю, что меня пугает. Но к приступам я привыкла. Что в них страшного? Контроль терять — страшно.
А.: Контроль над чем?
Кл.: Над эмоциями, фантазиями... Над собой.
А.: А что это за эмоции?
Кл.: Ну, какие-то мои эмоции.
А.: Какие?
Кл.: Мне их назвать?
А.: Желательно.
Кл.: Так. Страх я называла, скука. Но ее контролировать не надо. А остальное. Там клубок какой-то. И не назовешь так сразу. Не люблю копаться в своих ощущениях. Это как лезть из административки в криминалку. Зачем?
А.: То есть собственные эмоции...
Кл.: (помедлив) Не нужны?
А.: А перед паузой Вы что хотели сказать?
Кл.: Непонятные.
А.: И Вы пришли ради понимания?
Кл.: Точно не ради удушья. С ним все понятно, это с детства. Я хочу научиться свои чувства как-то регулировать.
А.: А понимать?
Кл.: А не одно и то же? Ну, в смысле, есть там в голове закон, порядок, нормы. Или там не так все?
А.: Бывает, что и так. Но чаще — анархия.
Кл.: Вот этого я и боюсь. Анархии, неизвестности. Увязнуть в клубке ощущений боюсь. Я вообще по адресу пришла?
А.: Смотря куда шли.
Кл.: Ну, может это к священнику там... страсти, уныние, гнев там...
А.: Вы полагаете, что остались священники, которые что-то в этом понимают?
Кл.: (смеется) Нет, конечно. Мне Вас и рекомендовали как, мягко говоря, свободного от религиозных взглядов человека. Даже обещали, что на первом же сеансе все станет ясно.
А.: Я даже могу предположить, кто распространяет подобные рекомендации. Сразу предупрежу — работа предстоит долгая. И говорить придется в основном Вам. Но если Вы хотите с первых же шагов услышать какое-то умное слово...
Кл.: Хочу. Без предварительного диагноза не вижу смысла в лечении.
А.: Психоанализ — это не лечение. Здесь нет диагнозов. Давайте так. Я подброшу Вам небольшой ребус. Попробуйте дословно перевести на какой-нибудь древний язык Ваш запрос и Вашу проблему...
______
Д. Клиентка ставит себе диагноз
Следующие несколько сессий прошли в стандартном режиме свободных ассоциаций. Клиентка как будто забыла о своём первичном запросе. Как оказалось, все это время она просто пыталась решить «ребус», о чем сообщила на восьмой сессии.
____
Кл.: Вы проверяли вчера почту?
А.: Нет.
Кл.: Я прислала Вам тест на алекситимию.
А.: Нашли-таки.
Кл.: Это было нетрудно. Труднее было отвечать на дебильные вопросы. Не поймешь, да или нет надо говорить, а еще требуют оттенки серого.
____
Вспоминаем игру про «чёрное и белое, да и нет» (6.)
____
А.: Надо?
Кл.: Ну, как правильно отвечать.
А.: Правильно?
Кл.: Да что Вы прицепились?!
А.: Просто интересно, что значит «правильные эмоции»?
Кл.: Те, за которые не стыдно давать правильные ответы.
А.: Стыдно?
Кл.: Так. Я лучше завтра принесу этот опросник, и Вы мне все объясните. Я не понимаю, как отвечать.
А.: Но Вы же прислали что-то.
Кл.: Да. Там я просто ставила галочки, где была согласна с утверждением.
____
Таким образом, первая попытка теста была не совсем удачной. Клиентка прислала список вопросов (с нарушенным порядком), найденный на сайте какой-то кухонной психологии. Вместо оценок от 1 до 5 (тех самых «оттенков серого»), клиентка просто зачеркнула номера неподходящих утверждений и обвела кружочком номера правильных. Часть номеров осталась вовсе без пометок.
В первом приближении решено было так: ставить 5 для обведенного номера, 1 — для зачеркнутого, 3 — для пустого. После восстановления порядка вопросов и применения ключа был получен (в целом) ожидаемый результат (см. первые два столбца таблицы в конце параграфа). Зацепкой стали явные противоречия в вопросах о мечтах (выделены в таблице 1 на странице 251-252 серым фоном). С одной стороны, клиентка казалась мечтательной натурой, но осуждала себя за это качество. Что и стало предметом беседы.
____
Кл.: Вот видите, я правильно ответила. У меня на самом деле алекситимия.
А.: Набрали проходной балл?
Кл.: Да. Мне понравилось. Как будто экзамен сдала на права.
А.: Права на что?
Кл.: На вождение своими эмоциями.
А.: А мечтами?
Кл.: А что мечтами?
А.: Вы ответили, что часто мечтаете.
Кл.: Да. Часто ныряю туда. Там безопаснее.
А.: Ныряете куда?
Кл.: Ну, туда. В фантазии.
А.: Но волю им не даете.
Кл.: Почему это?
А.: Вы так ответили.
Кл.: А. Ну да. Я же и мечтаю, чтобы в мечтах быть свободной. А мечтам самим зачем свобода? Они не субъект правовых отношений.
А.: Правовые отношения обеспечивают свободу?
Кл.: Ограничивают. Ой. Можно переответить?
А.: Можно. Только что Вы хотите тут поменять?
Кл.: Хочу дать волю фантазиям.
А.: Что мешает?
Кл.: Не знаю...
(молчание затягивается)
____
Е. Пересмотр результатов
(интерпретация бессознательного клиентки была бы преждевременной, поэтому было продолжено нейтральное обсуждение теста)
А.: У Вас тут еще пропуски.
Кл.: Да. Я не знаю, зачем эти вопросы здесь вообще нужны.
А.: Зачем и почему...
Кл.: Да.
А.: Вы пропустили все вопросы с этими словами. Не любите анализировать причины?
Кл.: Да. Скука смертная. Все эти мотивировки приговора, разбор полетов. Ну украл человек пару лимонов, ну бывает. Надо его вытаскивать, а не думать, зачем и почему он хапнул. Простите. Осуществил хищение в особо крупном.
А.: Не извиняйтесь. Чем свободнее полет ассоциаций, тем лучше.
Кл.: Так проблема в том, что я своим свободным полетом фантазий все время прилетаю к мечтам, где я сама осуществляю хищение. Да такое...
А.: Сколько?
Кл.: Что?
А.: Сколько похитить хотите?
Кл.: Чем больше, тем лучше.
А.: И что потом с деньгами делать?
Кл.: Что хочется.
А.: А что хочется?
Кл.: Свободы...
А.: Фантазии?
Кл.: Хотя бы.
А.: Так что плохого в мечтах и фантазиях?
Кл.: Они беспочвенны.
А.: То есть беспричинны. Лишены мотивов, поэтому не скучные.
Кл.: Ну да.
А.: А может, нет.
Кл.: Стоять. Это Вы сейчас хотите меня заставить отвечать на вопросы «зачем», «почему»?
А.: Конечно. Вы же эти вопросы так упорно игнорировали. Значит, нужно провести следственный эксперимент.
Кл.: Не надо воровать мою терминологию! Давайте я лучше еще раз тест пройду. Прямо тут. Постараюсь ответить на все вопросы.
А.: Я только за, только маленький нюанс. Представьте, что это не экзамен и не вопросы теста. Допустим, что это показания свидетеля.
Кл.: Ну я же попросила! Это моя стихия.
А.: Вот и погружайтесь в свою стихию. Представьте, что Вы сами себе и адвокат, и подзащитная. И у Вас есть список этих показаний против самой себя. А Вы эти показания читаете и ставите каждому предложению оценку. Как в театральной школе. Совсем не верю — кол, что-то такое ощущается — двойка... ну и так далее. А я в случае чего помогу расшифровать какой-нибудь слишком сложный вопрос.
____
Не будем приводить дальнейшую расшифровку сеанса. Следующие полчаса клиентка вслух давала развернутый комментарий к каждому спорному вопросу. Оказалось, что за отсутствием ответов скрывалось вовсе не вытеснение. Например, первый вопрос вызвал затруднения, потому что клиентка на протяжении последних десяти лет ни разу не плакала, а до этого периода — наоборот, была довольно щедрой на слёзы.
Клиентка воспринимала вопросы о своих эмоциях как тест на самоконтроль. Напрашивается аналогия с нарциссическими пациентами Балинта, для которых интерпретация всегда была чем-то большим, нежели просто интерпретацией. Благодаря тому, что анализ продлился достаточно времени, клиентка не торопясь развернула картину своего отношения к тесту и к эмоциям. Каждый вопрос служил для неё узлом в сети свободных ассоциаций. Поэтому, обсуждая на сеансе формулировки вопросов и варианты ответов, клиентка параллельно открывала доступ к ранним воспоминаниям и вообще осваивала практику свободной речи. Всё это позволило ей разобраться со своими психосоматическими проблемами.
Уточненные результаты приведены в третьем и четвёртом столбцах таблицы. Теперь суммарных баллов явно не хватало, чтобы однозначно говорить об алекситимии. Забавно, что результат остановился аккурат на границе «группы риска». Как подсказывает опыт изучения нелинейной динамики, интересные результаты ждут именно «на кромке хаоса», на стыке двух устойчивых режимов.
Ж. Дискретность и бифуркации
Дальнейшие сессии ничем не отличались от классического ференцианского психоанализа. Клиентка периодически присылала новые итерации теста. Изменения ответов становились дополнительным терапевтическим ресурсом. Был получен довольно любопытный результат, который и позволил нам говорить о локальном характере алекситимии.
Оказалось, что из всех 26 вопросов только 5 пунктов, касающихся фантазий и мечтаний, имели для алекситимии клиентки решающее значение. Для краткости будем называть их красными вопросами. Связка красных вопросов играет роль единого управляющего параметра — склонности к свободному фантазированию. То есть выводы о ходе всего анализа можно было делать, наблюдая только за пятью вопросами, объединенными одной общей темой. Параметр имеет вполне конкретное численное значение — это сумма (с учетом ключа) баллов по всем пяти вопросам. Построим график изменения управляющего параметра на фоне общего прогресса (рис. 7.2).
Рис. 7.2. Динамика общей алекситиминности клиентки Ц. на фоне динамики алекситиминности управляющей группы представлений. Жирная черная линия — управляющий параметр, тонкая серая — общий показатель алекситимии. Каждый показатель нормирован на свое значение в начале анализа
Для удобства оба показателя даны в относительных единицах, то есть поделены на свои первоначальные значения. Например, результаты первого прохождения теста (после корректировки) составили 74 балла. Значит, результаты последующих прохождений теста будут сначала поделены на 74, а потом нанесены на график. Аналогично сумма по красным вопросам составила 10 при первом прохождении. Значит, все ее остальные значения будут поделены на 10, а потом нанесены на график.
На протяжении всего анализа управляющий параметр менялся не плавно, а рывками. Между рывками расположились достаточно продолжительные периоды стабильности, когда склонность к фантазированию не менялась. Здесь важно отметить, что величина не просто «оставалась примерно одинаковой в пределах погрешности». Нет. Создавалось впечатление, что клиентка намеренно оставляла ответы на «красные» вопросы без изменений, не желая размышлять на эту тему. Типичное проявление психического сопротивления. В те же моменты, когда сопротивление ослабевало, клиентка проводила внутреннюю ревизию и мысленно соглашалась с теми изменениями, которые уже по факту с ней произошли в процессе анализа.
Пока управляющий параметр не менялся, остальные вопросы колебались в окрестности своих «положений равновесия», так что общий уровень алекситимии практически не менялся. Когда же управляющий параметр менялся хотя бы на пару баллов, то происходило три вещи: а) уменьшалась внутренняя противоречивость ответов на красные вопросы, б) остальные вопросы получали новое положение равновесия, в) вся сумма алекситимических баллов испытывала скачок. Скачки не всегда были в сторону «улучшения», что не противоречит теории о психическом сопротивлении.
Это явление хорошо известно в нелинейной динамике. Когда малое изменение управляющего параметра приводит к заметному качественному скачку, говорят, что имеет место бифуркация. Или знакомый вам из диалектики переход количественных изменений в качественные.
Итак, всего одно качество (фантазирование) влияет на всю картину алекситимии. Значит ли это, что во всех случаях нужно целенаправленно работать именно с этим качеством и ожидать существенных результатов? Нет.
Во-первых, для подобных утверждений требуется исследование репрезентативной группы клиентов. И здесь мы сразу умываем руки. Психоаналитик, как не раз подчеркивал Ференци, не занимается сбором статистики. Мы не какие-нибудь психологи, чтобы раз за разом тратить своё и клиентское время на прохождение тестов. Мы вообще к тестам относимся скептически. «Тестовая» инициатива клиентки — уникальный случай, но психоаналитик (в отличие от психолога) умеет именно из уникальных случаев извлекать максимум.
Во-вторых, мы работаем со словами, с речью клиента. Поэтому за разговорами о фантазиях и мечтах вполне могло скрываться что-то совершенно другое. Исследование психологии фантазирования выходит далеко за рамки анализа психосоматических проблем. Объективен только тот факт, что для клиентки разговор о фантазиях и мечтах был двигателем прогресса. Всё остальное — это наши домыслы, которые на практике могут приносить пользу, но никогда не станут чем-то вроде научного факта.
В-третьих, наличие квантовых скачков и управляющего параметра — это важное напоминание о классических идеях Фройда. Психоаналитическая теория сегодня переживает кризис из-за того, что о дискретности либидо, о количественном факторе стали забывать. Из-за того, что современным «специалистам» лень изучать новый математический аппарат нелинейной динамики, хотя всё время трещат, что «психоанализ — это динамическая психотерапия». Как можно заниматься динамической психотерапией, не владея элементарным пониманием динамики, — загадка. То же самое можно сказать о представлениях. Зачем Фройд аккуратно рассматривал психодинамику отдельных представлений? Чтобы современные «аналитики» рассуждали о психике и человеке в целом? Конечно, далеко в таких рассуждениях они не продвинутся.
В общем, надеемся, что этот практический случай упадет звонкой монетой в копилку любопытных иллюстраций. Дискретность либидо и «кинетика» отдельных представлений должны прочно закрепиться в нашем исследовательском инвентаре. Поэтому полезно напоминать о них и демонстрировать их применение на практике.
З. Патогенный источник
В прошлых главах мы нелестно отзывались о слабых агрессорах, которые только и делают, что накладывают внешние запреты, вызывая у нас психосоматику. Кто в этом случае выступает внешним агрессором? Его зловещий образ так и не проявился. Противоречит ли это нашей теории? Явных противоречий нет, но нет и особых подтверждений. Но нас всё же больше волнует не теория, а практика. На практике был получен результат: клиентка избавилась от симптоматики, стала лучше разбираться в себе и научилась свободно выражать свои эмоции. Чего еще желать психоаналитику? Мы же не с подопытными работаем, а с полноценными личностями, у которых свои пожелания к продолжительности анализа.
Что до агрессора: возможно, мы просто не успели его выявить, но это и не понадобилось. В процессе анализа Я клиентки усилилось достаточно, чтобы разобраться с навязанными представлениями самостоятельно. И рассказывать нам о каких-то подробностях биографии и неприятных людях клиентка не посчитала нужным — имеет полное право. Или источником внешнего запрета выступила не конкретная личность, а окружение: профессиональная среда или общество в целом. Так тоже бывает. Бывает настолько часто, что этому вопросу мы посвятим 9-ю главу.