Ребёнок начинает своё овладение речью именно со случайных процессов. Опять же, случайность здесь относится не к содержанию высказываний, а к их форме. Для обозначения важных или интересных предметов ребёнок выбирает случайные звуки и жесты, но сами предметы отнюдь не случайны. Постепенно психика ребёнка понимает, что каждый раз указывать на интересный объект неудобно. И что посторонние люди (в отличие от родителей) не понимают детского звукового шифра. Поэтому психика подстраивается под языковую среду и начинает пользоваться общепринятыми словами.

Случайный процесс речи остаётся случайным, но меняется закон случайного распределения. Теперь вероятность произнести то или иное слово сильно зависит и от только что сказанного, и от ситуации, и от лингвистических привычек, и от словарного запаса. Чем сложнее язык, тем теснее в нём переплетаются определённость и случайность. Это видно на примере сновидений и языков программирования.

Сновидения — уникальный язык, которым владеет только один субъект, да и то не в совершенстве. Несмотря на случайность символов, абсурдных ситуаций, гибридных персонажей, сновидения — это предельно детерминированное высказывание бессознательного.

Какой-нибудь С# в этом плане не отстаёт. Программист осваивает базовый синтаксис, затем постепенно движется к более сложным функциям, классам, библиотекам. Чтобы получить от программы желаемый результат, человек следует известным и чётко прописанным принципам. И компиляция программы в машинный код — тоже процесс детерминированный. Однако одну и ту же задачу можно решить очень большим количеством способов — всё зависит от творческой спонтанности программиста и нервозности заказчика.

Подчеркнём, что если бы «позади» слов не стояли объекты влечений (которые надо назвать, чтобы тебе дали к ним доступ), не было бы и стимула к освоению языка.

Мы в очередной раз сталкиваемся с процессом, когда один субъект в своём развитии повторяет путь всей цивилизации. В самом деле, как выражали свои мысли пещерные люди? Видишь саблезубого тигра — указываешь на него пальцем — кричишь что-нибудь зычное вроде «Тагиииил!» — и всё племя бежит с дубинами в сторону несчастной кошки. Что при этом кричит главный охотник — неважно, лишь бы громко и кратко.

Овладение речью сопряжено с развитием абстрактного мышления. «Стол» теперь означает не конкретного колченогого монстра, а целый класс предметов мебели (вместе с любым представителем этого класса). Вспоминаем третью главу и рассказ о средневековых философах: погружение в языковую среду порождает в психике абстрактные номинации. То есть наши любимые представления. И чем лучше мы знаем язык, чем больше развито у нас абстрактное мышление, тем гуще сеть номинативных представлений.

И вот тут нас подстерегает ловушка! Где гарантия, что наш набор абстракций совпадает с таковым у собеседника? Как вообще «измеряется» уровень абстрактности? У многих есть такой друг, который с каменно-серьёзным видом говорит абсолютную чушь. Нужно хорошо знать этого человека, чтобы вовремя распознать откровенную издёвку за академичным уверенным тоном. Не распознали, повелись — готовьтесь, что шутник, насладившись вдоволь вашей паникой или повышенным интересом, радостно рассмеётся и сообщит, что «просто пошутил». И как потом относиться к его словам? Как понять, когда он шутит, а когда говорит серьёзно? У нас нет ответа, потому что у нас такого друга нет — мы сами принадлежим к разряду таких друзей.

Так как же нам оценить ценность и эффективность наших высказываний? Элементарно. С помощью теории представлений и либидо. Других вариантов-то нет. Не бежать же в дебри теории информации и энтропии! На этом поприще у науки всё хорошо. Существует масса математических способов препарировать язык: от грамматик Хомского до теории энтропии. Но спросите себя: когда в последний раз вы использовали речь для сообщения достоверной объективной информации? Когда вам в последний раз открывали информационные карты без пинка? В четвёртой главе мы уже затронули этот вопрос. Обыденная речь предназначена не для сообщения и передачи, а для сокрытия и искажения информации! Кому надо — тот поймёт, услышит, расшифрует. А кто поймёт? Кто не понял?

Общество разбивается на малые группы без официальных и формальных критериев отличий. Туда нельзя вступить. Можно только спонтанно продемонстрировать свою сопричастность. Попахивает масонством? Нет, всё гораздо банальнее. «В белом плаще с кровавым подбоем...» — и вот уже у части аудитории заговорщически загорелись глаза. Для них это не просто фраза, это начало цитаты из книги, круто повлиявшей на строение внутреннего мира. При этом книгу читали почти все, но дьявольские огоньки в глазах вспыхнули только у некоторых. Вот эти некоторые друг друга быстро распознают и бессознательно создадут негласную малую группу. Им будет гораздо легче найти общий язык, создать дополнительные социальные и экономические связи.

И такой знаковой книгой, информационной стигмой, может быть любой текст, фильм, музыка, картина... Нет, всё-таки слово «любой» здесь использовано поспешно. Иначе серость давно бы объединилась вокруг какой-нибудь попсятины и нанесла прогрессу последний удар копьём. Но мы пока живы и на наше критическое мышление ещё не наложен запрет.

Объяснение даёт концепция катарсического резонанса. Вы уже знаете, что культура — это плод сублимации. Субъект созидает (пишет, рисует, поёт), потому что его психика достаточно развита для направления либидо к другим целям, кроме агрессии, самосохранения и секса. Получает ли субъект удовольствие от созидания? Конечно. Осуществляют ли его представления разрядку либидо? Конечно. Только сеть представлений у субъекта очень сложна, поэтому и разрядка возможна только через сложные последовательности мыслей и действий.

Результат того стоит! Во-первых, сам субъект получает удовольствие от своего творчества. Во-вторых, другие люди, знакомясь с шедевром, испытывают прилив либидо к своим наиболее абстрактным и идеальным представлениям. У них активируются те же участки психики, что и у созидателя. Имеет место зашифрованная коммуникация сквозь время и пространство. Примитивные личности не могут получить удовольствие от настоящего искусства, так как у них ещё не сформировались достаточно сложные психические структуры. Им остаётся только клепать ширпотреб в погоне за мгновенной наживой и массовым успехом — то есть ублажать самые примитивные участки Я. В обыденной речи механизм тот же.

Шаг первый: какое-то представление в нашей психике получило заряд либидо. Надо что-то делать, а примитивные механизмы разрядки заблокированы — люди же смотрят! И хорошо, что смотрят. Сейчас мы как выскажемся — и нам дадут всё, лишь бы мы замолчали.

Шаг второй: мы произносим фразу, напрямую связанную с активным представлением. В третьей главе, прямо в определении так и написано — «представление почти всегда может стать предметом коммуникации». Современные психоаналитики (хорошие, без кавычек), перебрав с Лаканом, любят использовать такое слово, как означающее. Это дань уважения семиотике, науке о символах и знаках, которая здорово помогла психоанализу в расширении сферы прикладного влияния. Мы не хотим вдаваться во всякое там языкознание, поэтому скажем кратко: означающее — это представление, оформленное в речи. Этой формулировкой мы отсекаем «механическую» речь, за которой не стоят представления

Шаг третий. Другой слышит нашу речь. Не факт, что это хороший слушатель. Но сейчас его задача — не сочувствовать или согласно кивать. Главное, что нейроны в его слуховой области проснулись.

Шаг четвёртый. В психике другого некоторое представление получает заряд либидо. Как это связано с услышанным? Вполне возможно, что никак: просто совпало по времени (представлений много, либидо на месте не лежит). Но чаще всего существует причинно-следственная связь, так как субъект и слушатель воспитывались в единой языковой среде. В любом случае существует представление, которое реагирует на означающее. Название для такого представления приходит само собой — означаемое. Всё логично: означающее в речи активизирует означаемое в психике.

Шаг пятый. Мы понимаем, что были услышаны (насколько — это другой вопрос). Это приносит нам удовольствие. Означающее (у нас) испытывает разрядку либидо. А означаемое (у другого) остаётся с запасом либидо. Получается, что либидо передаётся по воздуху? Нет. Просто в психике собеседника есть его собственный запас либидо. И так совпало, что разрядка нашего либидо на нашем означающем коррелирует с «зарядкой» чужого либидо на чужом означаемом (рис. 6.2).

Рис. 6.2. Схема отклика либидо при коммуникации. Перевернутым Пси обозначена психика собеседника. Если убрать обведенный рамкой блок, то со стороны кажется, что психические системы двух разных людей обмениваются либидо напрямую

Вот и всё общение. Какая информация, какие смыслы? Разрядка либидо в ближнего своего, только без применения физического насилия. Свободное приятное общение — это обмен не информацией, а аффектами. Конечно, есть люди, которые общаются исключительно с целью передачи информации. Это либо зануды, либо классические параноики. Наблюдали когда-нибудь, как тип с горящими глазами подходит к незнакомым людям и начинает излагать очередную теорию заговора? Если люди его пошлют, пророк не обидится и пойдет искать других адептов. Параноика в принципе не волнует ваш эмоциональный отклик — ему главное выговориться, передать ценную информацию. Похожим образом действуют слабые агрессоры, когда с надменным видом рассказывают «глупой молодежи» свою великую биографию. И кляйнианские «аналитики», которые любому клиенту начинают пересказывать все собрание сочинений Кляйн. Даже если этот клиент дверью ошибся или существует только в голове кляйнианца.

Это объясняет, как слабым агрессорам удаётся так быстро внедрить в нас чужеродные идеалы. В процессе навязчивого общения эти паразиты постоянно вешают нам либидо на уши. А мы, наивные, послушно подводим (нашу!) энергию к тем представлениям, которые если и снабжать, то только мортидо (деструктивными побуждениями).

Итак, основная задача коммуникации — не сообщить информацию, а вызвать у собеседника отклик на уровне либидо. Согласитесь, в таком ракурсе речь кажется логичным эволюционным продолжением естественных языков. Брачный танец, рёв, угрожающие движения рогами, сигнал об опасности, осуждающее карканье — все эти примитивные биогенные знаковые системы передают не информацию, а чистый аффект. Когда времени мало, а опасность близка (или добыча ускользает), нужно как можно быстрее передать своё возбужденное состояние коллегам по стае.

В современном «психоанализе» стало модным выражение «проективная идентификация». Якобы нарциссические и пограничные клиенты заставляют психоаналитика бессознательно отождествляться с ними. Сколько книг, монографий и докладов посвящено этой проблеме. Отдельные господа договорились до того, что нарциссы — это личности с «как бы самостью». Как бы личности! Как вам это нравится?

Вы-то теперь понимаете, что в основе любой коммуникации лежит управление идентификацией. Нам, по сути, не важно, какую информацию мы передаем. Наша цель — отрегулировать степень резонанса с собеседником. Мы либо пытаемся «настроиться» на визави, войти в резонанс, принудить к резонансу. Либо (полярная ситуация) разрушить навязанный нам резонанс — этот большой класс ситуаций мы рассмотрим в главе о сепарации.

Поясним на кошках. Вы с подругой обсуждаете, почему кошки лучше собак. Каждый раз, произнося слова «кошка», вы с собеседницей подразумеваете немного разных кошек: вы — персидскую, она — сиамскую или вообще абстрактную универсальную кошку. Главное, что апелляция к кошкам вызывает у вас обеих одинаковый отклик либидо. Так вы и «перекидываетесь» квантами энергии, постепенно заземляя лишнее напряжение в процессе приятной беседы. Поэтому не позволяйте никому обвинять вас за привычку «трепаться» — когда-нибудь «треп» спасет вас от мигрени. Конечно, лучше использовать для общения не телефон, а прямой визуальный контакт, но это уже детали.

А вам рассказывают про конкретную, свою, вчера сбежавшую кошку? Ситуация меняется. Теперь собеседница вкладывает в это кошачье представление существенно больше либидо, чем в представление о кошках как таковых. И вдруг вы реагируете на сообщение о конкретной пропавшей кошке как на сообщение о кошке вообще! Что происходит? Ваш либидозный отклик блекнет на фоне эмоционального возбуждения рассказчицы. Вы отказываете подруге в резонансе, когда он ей так нужен! Готовьтесь, что одной подругой у вас станет меньше.