79. В горниле
Городовым было приказано окружить дом по периметру. Лебедев остался в резерве. Сыровяткин наотрез отказался отпускать Ванзарова одного. Они пошли вместе.
Окна дома были плотно закрыты, занавески задернуты. Что происходит внутри, не разобрать.
Ванзаров резко втянул носом воздух.
— Ничего не чувствую… Но вроде как тянет дымом?
Полицмейстер принюхался.
— Вроде бы есть немного.
— Тогда поторопимся, — произнес Ванзаров, отметив, что нос вновь верно служит ему.
Они поднялись по ступенькам крыльца, Сыровяткин решительно постучал и потребовал открыть полиции. Из-за двери доносился какой-то едва уловимый звук. Но и только.
— Что делать?
— Заходим без спросу, — сказал Ванзаров. — У вас же двери не принято запирать, как я помню.
Сыровяткин резко распахнул дверь. Ударил вихрь. Полицмейстера сшибло с ног, он покатился по ступенькам. Ванзаров не чувствовал жара, но чисто механически прикрылся локтем. И заглянул.
Внутри дома по стенам бушевал пожар… Огонь, плотно закупоренный, ждал свежего воздуха, чтобы разойтись в полную силу. Огненные вихри закружились по потолку. Вызывать пожарную команду, занятую развлечением гостей, было бесполезно. Пока приедут, от дома останутся головешки. От распахнутой двери жарило, как от паровозной топки. Огонь выл голодным зверем. Схватилась огнем и затрещала мебель.
Полицмейстер поднялся по ступенькам, закрывая лицо.
— Опоздали! — констатировал он, стараясь перекричать шум пожара.
— Смотрите!
На полу, на середине комнаты, ничком лежало тело, спиной к двери. Черное вдовье платье было трудно не узнать.
— Бедная Горжевская! — закричал Сыровяткин и отпрянул от горячего ветра.
— Оставайтесь здесь!
Ванзаров шагнул вперед. Иногда ничего не чувствовать бывает полезно. Он только глаза закрыл. На таком жаре они лопнут, засохнут — и не заметишь. Слепой сыщик никому не нужен.
Он сделал несколько шагов к телу, чувствуя, как гнется пол, схваченный огнем. Чтобы не потерять направление, Ванзаров на мгновение открывал веки и смотрел в узкую щелочку. Не ощущая жжения, он понимал, в каком пекле находится. Организм сопротивлялся и боролся за жизнь. В мозгу билась мысль: «Назад! Спасайся!»
Оставалось пройти довольно много.
— Беги!!!
Отчаянный вопль полицмейстера долетел до него. Было в нем столько неподдельного страха, что Ванзаров не выдержал. Есть то, что выше человеческих сил. Даже если твоя кожа и нервы ничего не чувствуют. Он развернулся и бросился к выходу. Когда выскочил на крыльцо, рухнула крыша, взметнув сноп искр. Теперь пламя бушевало свободно.
Сыровяткин вытащил Ванзарова на улицу и принялся лупить по щекам.
— Прошу простить… — приговаривал он, хлопая ладонями, — у вас усы горят.
Ванзаров не чувствовал. Оказалось, что спина его, ноги и бока тоже дымятся. Полицмейстер быстро с этим справился, используя фуражку и забивая тлеющую материю руками.
Лебедев, который наблюдал за всем издалека, подошел неторопливо, поставил драгоценный саквояж в пыль и раскурил сигарку.
— Ну, друг мой, поздравляю, — сказал он, пыхнув в сторону догоравшего дома. — Сегодня вы превзошли самого себя.
— Благодарю, Аполлон Григорьевич, — произнес Ванзаров, как пыль стряхивая с себя дымки. Форма была уничтожена. Городовому придется выписывать новую.
— Я, конечно, предполагал, что психологика не доведет до добра, — продолжил Лебедев, — но чтоб достичь таких высот глупости! Это большой прогресс. Лечь в могилу, испробовать на себе действие неизвестного вещества, а потом полезть в пекло — это надо уметь.
— Да, конечно, благодарю…
— А вид? Усы сжег, весь в дырках, как кот драный. Экий вы, прожженный…
Городовые собирались вокруг. И посматривали на чиновника сыска, как будто ждали от него чуда. Ванзаров изучал голубое небо, ни на кого не обращая внимания.
Сыровяткин оглянулся на своих городовых, понимая, какими сомнениями овладели их душами. Он и сам испытывал нечто подобное.
— Родион Георгиевич, все кончено… Теперь-то куда?
Ванзаров мотнул головой, с которой посыпались пыль и пепел.
— Ловить убийцу, Константин Семенович. Не все потеряно, пока умеешь думать…
