77. Нежданно
Где-то были голоса. Они были. Они были рядом, над ним и совсем близко. Были. Только как же до них добраться? Голоса приближались, глухие, еле ощутимые, но живые. Ванзаров узнавал их. Нельзя, чтобы они удалились. Он не справится сам. Его не хватит.
— Нет тут ничего, — услышал он.
— Искать надо все равно, — говорил другой голос. — Искать!
— Да где ж искать, вашбродь, нешто вскрывать… — отвечал тот же голос.
— Следы ищи свежие…
— Слушаюсь… Где тут найдешь?
Ванзаров никогда так не радовался звуку человеческого голоса. Где-то там ищут его и не могут найти. Неужели не замечают очевидное?!
До него доносился неясный шум, там разговаривали, кто-то кого-то ругал, кто-то оправдывался. Голоса стали слабеть. Они уходят! Бросают его. Не нашли. Думают, что его здесь нет. А он здесь, под ними.
Сжавшись комком, Ванзаров исторг из себя крик, вырывающий душу.
— Стойте! — услышал он.
— Вы тоже слышали? — спросил голос, который Ванзаров узнал бы в любой тьме.
— Может, ветер, вашбродь…
— Какой ветер, Никитин! Кричит…
— Звук с той стороны… Я уверен.
Надо им помочь. Ванзаров уже чувствовал руки. Но когда попробовал, они сразу уперлись в препятствие. Так низко, что места не хватит для сильного удара. Остается только одно. Сжав пальцы в кулаки и подкидывая их вместе, будто скатерть вытряхивал, Ванзаров стучал: один удар — два удара подряд.
— Слышали?!
— Кажись, точно стук.
— Это не стук, городовой, это сигнал SOS!
— Он здесь!
Главное, не останавливаться. Ванзаров бил и бил в заведенном ритме.
Что-то тяжелое как будто двигалось над ним, на лицо посыпались крошки, голос командовал и требовал скорее.
Ванзаров бил: один удар — два подряд. Чтобы не потеряли дорогу к нему.
Посыпался водопад мусора, за ним шуршащая масса сдвинулась, и луч света, как меч победы, разорвал тьму. Тьма пала, ей пришел конец. Ванзаров бил и бил в поверхность, которая стала податливой и дрожащей. Над ней был свет.
— Молоток бы…
— Хоть зубами рви! — закричали над ним.
— Возьмите вот это… — сказал такой родной голос.
Ванзаров бил, что было сил.
— Ну, сейчас подденем, живо пойдет…
Над головой у него что-то хрустнуло, свет полился широким потоком, и Ванзаров вложил в последний удар все силы без остатка.
— Ах, ты ж мать твою так…
От усердного давления доска подскочила и въехала городовому в подбородок. На это никто не обращал внимания. Ванзарова подняли крепкие руки. Сыровяткин схватил его в охапку и обнимал с таким жаром, как самого родного.
— Дорогой вы мой, дорогой, жив, жив, Родион Георгиевич! — приговаривал он.
Ванзаров только жмурился, как мартовский кот, и старался держать равновесие. Его принял Лебедев. Аполлон Григорьевич хмурился, чтобы скрыть чувства, которые готовы были пробиться бурным потоком.
— Ну, с днем рождения, друг мой бесценный! — обнимая Ванзарова со всей медвежьей хваткой, говорил он и, не стесняясь, расцеловал троекратно. — Сколько мне еще вас с того света вытаскивать.
— Простите, Аполлон Григорьевич, — проговорил Ванзаров, постепенно ощущая себя в пространстве. — Не учел всех возможных вариантов. Спасибо, что успели.
— Я тут ни при чем. Благодарите полицмейстера, считайте его второй матерью. Он вашу загадку разгадал!
— Какую загадку? — спросил Ванзаров, привыкая к солнечному свету и почти не жмурясь. — Я же все точно указал.
Лебедев потряс телеграммой.
— Это вы называете «точно»?
Ванзаров прочел:
«НЕ ДАМ ЗНАТЬ ДО ТРЕХ ЧАСОВ ЗПТ ИЩИТЕ В МОГИЛЕ ТЧК ВАНЗАРОВ».
Телеграфист совершил досадную оплошность: забыл указать, в какой именно могиле. Фамилия выпала где-то по пути телеграфных проводов.
— Благодарю вас, Константин Семенович, я ваш должник до конца дней… — прижав руки к груди, искренне поблагодарил Ванзаров.
Сыровяткин, не стесняясь, вытирал глаза платочком в кружевах.
— Что вы, Родион Георгиевич, я безмерно счастлив, что все так кончилось…
— Еще не кончилось, только начинается, — сказал Ванзаров. — Я теперь все знаю…
Лебедев издал презрительный смешок.
— Не велика хитрость: это вдова вас так отделала?
— Нет, Горжевская тут ни при чем. Во-первых, это был мужчина. — Ванзаров потрогал шею. — Аполлон Григорьевич, посмотрите, что там?
Ванзарова повернули к свету.
— Это вам укольчик воткнули, — ответил криминалист, трогая красную точку. — Крепко всадили. Как понимаю, никаких ощущений?
— Никаких.
Научный интерес не отступал ни при каких обстоятельствах. Лебедев вытащил из саквояжа хирургический скальпель и легонько потыкал им в плечо Ванзарову.
— А так?
— Ничего.
— А если вот так? — острие скальпеля вошло в тело.
— Ничего.
— Аполлон Григорьевич, пожалейте! — вступился Сыровяткин.
С некоторым сожалением Лебедев убрал скальпель, вытер кровь и заклеил порез пластырем. Отказавшись от его поддержки, Ванзаров попробовал устоять. И устоял.
— Господа, нам надо спешить, осталось мало времени…
Сыровяткин смущенно хмыкнул, а Лебедев заржал не хуже кавалерийской лошади.
— Друг мой, вы себя видели?
Только сейчас Ванзаров обнаружил, что выглядит точно как новорожденный: из одежды на нем не было ничего. Посреди кладбища стоял совершенно голый мужчина.
Из неловкой ситуации выход нашелся.
— Никитин, раздевайся до исподнего! — приказал Сыровяткин.
Городовой не обрадовался, но спорить было бесполезно. Стянул сапоги, штаны, кафтан, остался в одних кальсонах и сорочке. Портупею с шашкой и револьвером не отдал. И фуражку. Ванзарову помогли одеться. Теперь они с городовым могли выступить комическим дуэтом: городовой в подштанниках, но с фуражкой и городовой без фуражки, но в форме меньшей по размеру.
Лебедев не упустил возможности высказаться на этот счет цветасто и заковыристо. Так, что Сыровяткин засмущался. Ванзарову было все равно, даже сапоги на размер меньше. Он только посмотрел на небо.
— А почему так солнце высоко? — спросил он. — Который час?
Лебедев и Сыровяткин переглянулись, как заговорщики.
— А вы как полагаете?
— Должно быть, часов пять.
— Полдень, Родион Георгиевич, — сказал полицмейстер.
Ванзаров был озадачен.
— Выходит, я пролежал… часа три?
— Сейчас двенадцатый час первого мая, друг мой! — Лебедев был очень доволен произведенным эффектом. — Все проспал, как спящая красавица.
— Первое мая… — повторил Ванзаров. — Концерт в честь открытия летнего сезона когда начнется?
— В полдень, как полагается, — ответил Сыровяткин. — Публика уже собирается, сегодня в утренние поезда было не попасть. Город наш, наконец, расцвел. Все только и говорят, что сам министр внутренних дел пожалует, господин Плеве. Слух верный…
Первый шаг у Ванзарова получился как у младенца, который заново учится ходить. Неуверенный и опасливый. Трудно ступать, когда не чувствуешь ног. Ванзаров балансировал с трудом, но упрямо сделал еще шаг и еще. Выходило все лучше. Он остановился и оглянулся на неглубокую яму, обложенную досками. Если бы пошел сильный дождь, все было бы кончено.
— Константин Семенович, сюда надо людей ваших прислать и пристава Толстоногова, — сказал Ванзаров. — Под днищем, на котором я лежал, еще пустота. Уверен, что там найдете тело доктора Юнгера…
Лебедев потянул носом.
— Да, запашок знакомый… А вы куда собрались, друг мой?
— Надо успеть на концерт, пока не случилось большой беды… — с трудом проговорил длинную тираду Ванзаров. — Аполлон Григорьевич, мне нужно ваше плечо. Чтобы быстрее передвигаться.
— А мне что делать? — спросил Сыровяткин, который не хотел остаться не у дел.
— Берите трех-четырех самых толковых городовых — и бегом к концертному залу.
— Никитин, остаешься на посту, пришлю подмогу! — крикнул полицмейстер и побежал так, что Ванзаров невольно испытал зависть. Пока он мог передвигаться, как глубокий старик. Старик, обманувший смерть.
