70. На ночь глядя
Когда дверью в святая святых криминалистики нагло шваркнули, Аполлон Григорьевич бровью не повел. И не счел нужным оглянуться. В такое время такое поведение мог позволить себе только один представитель человеческого рода. Не глядя, ему было указано располагаться, где он сочтет нужным, в чайнике, если желает, отличный чай.
Гость знал, какой именно чай бывает в чайнике в такой час у Лебедева. Впрочем, сегодня напиток был кстати. Ванзаров налил на донышко чашки коричневый напиток, пахнущий дубом и карамелью. Три маленьких глоточка мягким шелком легли ему на сердце и душу. Лебедев не мог оторваться от колбы, в которой нагревалось нечто на газовой горелке.
— Сгораете от нетерпения, друг мой?
— Весь выгорел, — ответил Ванзаров. — Остался пепел и пурпур.
— Ничего-ничего, выйдем из тьмы. Не в таких переделках бывали, — Лебедев тщательно мешал стеклянной палочкой раствор.
— Может быть, великий чародей Просперо явит новое чудо криминалистики?
Аполлон Григорьевич выключил горелку, стукнул палочкой по колбе, сказал «ага!» и чиркнул в лабораторный дневник.
— Второй раз в одну лужу не садимся, — сказал он, усаживаясь напротив Ванзарова на табурете и наливая полчашки «чая». — Прежде всего, хорошенько прощупал вашу девицу.
В один глоток чашка опустела, Лебедев втянул носом воздух и взялся за сигарку. Продолжение не заставило себя ждать.
— У нее вывих на правой руке, мышца порвана. Не пойму, как барышня умудрилась. Не спортом же занималась.
— Гимнастикой, — сказал Ванзаров. — Отчим готовил к победам на женском турнире гимназий.
— Зачем же так над ребенком издеваться?
— Он считает, что воспитать надо сильную личность. Будущую учительницу женской гимназии.
Лебедев выпустил тираду, от которой уши городовых свернулись бы в трубочку. Криминалист был вовсе не против учительниц и женских гимназий. Он слишком остро чувствовал несправедливость. Особенно когда страдали беззащитные и невиновные.
— В остальном порадовать нечем, — сказал Аполлон Григорьевич, перейдя на печатный слог. — Все тот же состав, что в первой жертве. Вынужден признать: перед ним я бессилен. Нужны эксперименты.
— И жертвы, — добавил Ванзаров.
— Какие жертвы?
— Жертвы науки. Те, на ком будут испробованы разные варианты состава.
— Да за кого вы меня принимаете, коллега?!
Возмущение было немного наигранным. В самых потаенных закутках души Лебедев был не прочь поэкспериментировать. Научный интерес хуже алкоголя, затягивает безвозвратно.
— Что про надрезы скажете? — спросил Ванзаров, сворачивая с опасной тропинки.
— Не скажу, что аккуратно, грубоватые, далеко не опытной рукой.
— Аполлон Григорьевич, а какое помещение нужно, чтоб подобное сделать? Хирургическая?
Лебедев покачал головой.
— Любое помещение сгодится. Это же не операция. А вы что раздобыли?
Ванзаров предпочел бы не языком шевелить, а лечь прямо на соблазнительный диванчик. Все-таки чай слишком успокаивает.
— Я знаю, какой знак будет вырезан на третьей жертве, — сказал он.
— Предполагаете, будет новая жертва?
— Неизбежно. И мы не сможем помешать.
— Не будем о грустном, — Лебедев заглотнул новую чашку и подлил Ванзарову. — Что за знак?
— Змея.
Ответ не слишком занятный, Лебедев явно ожидал большего. Он скривился.
— При чем тут Змея?
— Психологика, — нарочно сказал Ванзаров ненавистное слово. — Первая жертва была утыкана ветками, как гривой, и на груди у нее был вырезан астрологический Лев. На второй кожа подрезана, как завитки меха, и знак Овна. Если сложить Льва с Овном, то третьим знаком должна быть Змея.
— Но такого астрологического знака нет!
— Он и не нужен. Эти три животные — Химера. Химера Ликийская. Голова льва, тело козы, хвост змея. Хоть это игра, но игра со смыслом. Нас готовят к чему-то неизбежному.
Аполлон Григорьевич был серьезен. Настолько, что смял и бросил сигарку.
— Кто это может быть? — спросил он. — Опишите его портрет, вы же мастер на такие фокусы.
— Только ради вас, — согласился Ванзаров. — Это необычный человек. Он тщательно готовится: газеты на месте дневников Горжевского, отсутствие зацепок. Умен, целеустремлен, знаком с медициной, идет к известной только ему цели. Что очень плохо.
— Почему?
— Непонимание нами его цели не позволяет его найти. Хуже другое: он не боится, что мы его найдем.
— Это как понимать?
— Отпускает жертв, зная, что они ничего не скажут… Но все равно сделал одну ошибку. Точнее, две. Точнее, три. Осталось понять, как это использовать.
— Какие ошибки, признавайтесь?
— Пока не скажу…
Голодному зверю, у которого отняли кость, надо было бросить что-то в замену.
— Зато я уже знаю, для чего был устроен пожар в мертвецкой, — сказал Ванзаров.
— Ну, сразите окончательно! — потребовал Лебедев.
— Чтобы замести следы.
Криминалист плюнул с досады. Впрочем, пол в лаборатории терпел и не такое.
— Жулик вы хитрый, — сказал Лебедев, опустошая чайник. — Не понимаю, почему я вас до сих пор терплю.
Ванзаров ощутил в теле такую лень, что бороться с ней следовало немедленно. Например, дойти пешком до дома. Нехотя он слез с табуретки.
— Все не так весело, как кажется, — сказал он.
— Это почему же?
— Аполлон Григорьевич, вам я скажу. Но держите это при себе. Кажется, меня втянули в дело, в котором мне предназначена роль жертвенной овечки…
Новость не произвела должного впечатления. Лебедев только хмыкнул.
— А я вас предупреждал! Можно подумать: в первый раз! Выкрутимся, друг мой!
— Ваш оптимизм дает силы, — сказал Ванзаров. — Игра будет по-крупному. Надо быть к ней готовым.
Не слушая предложения немедленно поехать к актрискам и там набраться сил, чиновник сыска отправился делать то, на что сейчас был способен: спать.
