Книга: Лабиринт Химеры
Назад: 4. О пользе ночных прогулок
Дальше: 6. О вреде книг вообще

5. Муки достойного выбора

1902 год, 26 апреля. Рано утром.

 

Директор Департамента полиции Сергей Эрастович Зволянский плохие известия получал сразу. В последнее время обычный поток стал чрезмерным, как весеннее половодье. Того и гляди утопит.
Мало того, что в университетах брожение, мало того, что там и тут вспыхивают крестьянские бунты и полыхают имения, так еще покушение на московского обер-полицмейстера, и уж самое невероятное — убийство начальника, министра внутренних дел. Того и гляди добрые языки при дворе начнут нашептывать: дескать, директор не справляется, власть ему дана огромная, а результаты плачевные, не пора ли подобрать кандидата более достойного?
Отвечать языкам было затруднительно. Формально власть у Зволянского была огромной. Кроме самой махины общей полиции, призванной защищать столпы правления, а вовсе не рядовых граждан, под столпами стонущих, в его ведении было Отделение по охранению общественной безопасности и порядка, иначе говоря «охранка», жандармский корпус и самый секретный, Особый отдел Департамента полиции. Однако власть имеет такое свойство, что прибрать ее к рукам хотят многие. Потому этими грозными учреждениями распоряжаться пытались кто угодно. А за результаты их стараний отвечать должен был Зволянский. Директор всей кожей полицейского чуял, как шатается под ним кресло.
А тут еще новость, упавшая на его голову с утра пораньше.
Как поставить дело так, чтобы не совершить ошибку, возможно, последнюю в карьере, Зволянский не знал. А потому срочно вызвал того, на кого мог хоть как-то рассчитывать: заведующего Особым отделом Леонида Александровича Ратаева.
О человеке этом ходило множество слухов: от восторженных до ужасных. Зволянский был в курсе всех этих слухов, но сейчас ему было нужно главное качество Ратаева: аналитический ум. Предстояло решить задачу, которая во многом определит судьбу самого Зволянского. И, вероятно, Ратаева. Случись что, новый директор Департамента поставит на ключевую должность своего человека. Ратаев тоже понимал это и не строил иллюзий.
Оба чиновника уже просчитали последствия возникшей ситуации, с очень вероятной катастрофой для обоих и мизерными шансами на успех. А потому нужда в лишних словах и пояснениях отпала.
— Что думаете? — только и спросил Зволянский, подразумевая в коротком вопросе сразу столько всего, что до конца понять мог только Ратаев.
— Обстоятельства тревожные, — ответил тот, помедлив. — Выглядит некрасиво.
— У вас были сигналы из Павловска?
Неприятные вопросы Ратаев умел игнорировать, страдая внезапной глухотой. В этот раз трюк был не ко времени.
— Мы далеко не всесильны. У нас имеются куда более горячие участки. Вам известно, что там всегда было достаточно спокойно?
Зволянский убедился: сколько бы ни шептались о вездесущем Ратаеве и его людях, утренняя новость для него — полная неожиданность. Что оказалось отчасти приятно: значит, будет стараться изо всех сил.
— Жду конкретные предложения, Леонид Александрович.
Ратаев раскрыл докладную папку черной кожи, которую придерживал за спиной. Внутри лежало личное дело. Зволянский не мог разглядеть фамилию на обложке. Но отметил прозорливость Ратаева: пришел с готовым решением. Не зря говорят о его способностях. И не зря его боятся.
— Что это? — тем не менее спросил он.
Ратаев, соблюдая правила игры, сообщил, что подобрал кандидатуру для выполнения малоприятной миссии. Листая страницы скорее для вида, он подробно описал человека. Наверняка с личным делом ознакомился глубоко, а паузы, удивленная интонация, как будто бы он только что вчитался в текст, — лишь игра. Зволянский получал особое удовольствие от подобного мастерства. Но слушал внимательно: решение принимать ему.
Выбранный кандидат отличался прекрасными характеристиками: отличными результатами раскрытых дел, полученными благодарностями и наградой, пусть низшей, но все-таки орденом Св. Владимира III степени. Что касается личных качеств, то в деле фиксировались далеко не лучшие для чиновника качества: дерзость, самоуверенность, непочтительность к начальству, множество докладов от обиженных приставов полицейских участков, а также пренебрежение к канцелярской работе и ведению бумажных дел. Из привычек отмечалась крайняя скромность в личной жизни, а также отсутствие семьи и жены, что было существенным недостатком для государственной службы, дружеские отношения с криминалистом Лебедевым и отсутствие твердых религиозных убеждений, явная склонность к сомнительному агностицизму. В физических данных указывались навыки вольной борьбы и развитая мышечная сила. В сыскной полиции чиновник прослужил чуть более семи лет.
— Как его фамилия? — спросил Зволянский, представляя, о ком идет речь.
Ратаев назвал фамилию, которую директор Департамента ожидал услышать.
— Так ведь он в отставке?
— Так точно, — согласился Ратаев. — С осени 1901 года.
— И что же?
— Отчего бы не послужить, когда долг призывает, а жалование приемлемое.
— Справится?
— Этот — справится, — убежденно ответил Ратаев. — А если что…
Недосказанность была красноречивой. Зволянский понял, что не сказал Ратаев вслух. Простое и элегантное решение: доверить расследование тому, кто вернулся из отставки. Если ему повезет, что не так уж невероятно, лавры победы достанутся начальству. А если что-то пойдет не так, если хваленые способности чиновника сыска окажутся бесполезными, то всегда можно отдать его на заклание. Были и еще обстоятельства, которые в этом пасьянсе могли оказаться крайне выгодными королю и тузу, а все неприятности достаться сыскному валету.
— Чем он занимался в отставке? — спросил Зволянский.
Ратаев выразительно пожал плечами.
— Средства у него самые ограниченные, дачи нет, в путешествия не ездит. Давал консультации кое-каким купцам, на что и жил…
— Вероятно, скучает без дела.
— Гордость не позволяет проситься обратно.
— Что ж, Леонид Александрович, кандидатура подобрана разумно, — сказал Зволянский, вставая из-за рабочего стола. — Пусть берется за дело.
— Мои люди за ним присмотрят. Тихо и аккуратно. На всякий случай.
— Разумно. Срочно везите его ко мне. И чтобы не вздумал отказаться.
— За ним уже послано, — ответил Ратаев с невозмутимым лицом.
— Вот как? Чудесно. И еще надо бы Чулицкого предупредить.
— Михаил Фролович уже поставлен в известность, что к нему в сыскную полицию возвращается столь ценный персонаж…
Зволянский еще раз утвердился, что слухи о талантах Ратаева не могут быть слишком преувеличены. Просто незаменимый человек.
Когда это выгодно ему.
Назад: 4. О пользе ночных прогулок
Дальше: 6. О вреде книг вообще