52. Неурочный час
Кажется, вот только ощутил мягкую спинку диванчика. И сразу очнулся. Вместо полицейского дома Павловска в сизой тьме виднелось могучее тело Царскосельского вокзала столицы. Время сжалось в точку. Ванзаров провалился в эту точку. Извозчик на козлах нетерпеливо бурчал и покашливал. Хотя ему-то торопиться некуда. Всяко до утра заночует у вокзала. Чтобы не пустым возвращаться. Вдруг кто из утренних пассажиров изволит прокатиться до Павловска с ветерком. Ванзаров сунул ему мелочи, сколько нашлось в кармане, и пожелал доброй ночи.
Привокзальная площадь была пустынна. Фонари более украшали, чем разгоняли мрак. Одинокая фигура городового маячила невдалеке. Ванзаров пошел мимо, приветливо помахал. Городовой узнал неурочного прохожего, заулыбался и отдал честь.
Вместо того чтобы свернуть налево к мосту, короткой дорогой к дому, Ванзаров двинулся по Загородному проспекту. От усталости не осталось и следа, заснуть нечего было и думать. Ему взбрела шальная мысль: прогуляться. Что было крайне эксцентрично. Гулять в Петербурге ночами, хоть белыми, хоть черными, мало кому пришло бы в голову. Делать в такой час на улицах нечего. Разве только крайняя нужда выгонит. Даже воровской мир предпочитает отложить промысел до утра. Только городовые вышагивают на своих постах. Фигура одинокого прохожего привлекала их внимание. Ванзарова узнавали, здоровались и предлагали помощь. Забота была приятна, но совершенно некстати. Ему нужно было уединение, чтобы разобраться с множеством логических цепочек, запутанных клубком. Но полицейский надзор не отпускал. Через квартал возникал новый городовой, которому надо было уделить внимание. Не оставалось ничего другого, как ускорить шаг и добраться до Офицерской улицы.
…Стопка бумаг наконец растаяла. Кунцевич взглянул на часы и обнаружил, что перевалило далеко за одиннадцать. Работа была сделана, но завтра из канцелярии принесут новую стопку. И так без конца. Кунцевич с тоской подумал, что жизнь чиновника сыска — сплошная скука. И нет ей конца. Он еще выбирал между тем, чтобы пойти домой, где было пусто и голодно по причине отъезда жены к родителям в Вильно, или остаться спать тут, на столе.
Дверь приемной части распахнулась столь резко, будто ее ударили ногой, и на пороге появился взъерошенный Ванзаров. Лицо его было усталым и непривычно мрачным.
— Мечислав Николаевич, вы-то что тут делаете? — спросил он, направляясь к столу.
— Отдавал долги канцелярской рутине, — ответил Кунцевич.
Ванзаров никак не отреагировал. Кунцевич догадался, что мысли Ванзарова были где-то далеко. Он принялся что-то быстро писать.
— К вам тут приходили, искали вас…
— Да-да, конечно, — не слушая, ответил Ванзаров.
— Какой-то доктор, сказал, что найдет вас в Павловске.
Ванзаров закончил, сложил записку вдвое и протянул Кунцевичу.
— Дело важное: надо разыскать фотографии бывшего доктора, служившего в Мариинской больнице, фамилия Горжевский…
— Завтра поищем, — кивнул Кунцевич.
— Мечислав Николаевич, вас утруждать совестно. Не затруднит передать нарочному, чтобы доставили Курочкину?
Кунцевич обещал организовать корреспонденцию.
— На словах передайте: выполнить как угодно, пусть землю носом роет.
— Передам, непременно… — Кунцевича аж подмывало взяться за это дело самому.
— Благодарю, — Ванзаров с хрустом размял шею.
— Как розыск, продвигается? Выглядите усталым, Родион Георгиевич.
— Побывал на дионисийской церемонии. Вакхические пляски и прочее.
— Неужели настоящие дионисии возродили? Как интересно. И как это выглядит?
— Незабываемо. Зарезали невинного кота. Беда с этими людьми искусства, жертвенного тельца найти не могут. Театральная мерзость, одним словом.
Было ужасно интересно узнать подробности, но Кунцевич не решился. Все-таки распоряжение начальника сыска никто не отменял: Ванзарову вопросы не задавать. Исполнять все, что поручит. Кунцевич пожелал спокойной ночи и отправился на первый этаж, в участок, искать полицейского курьера. Как он и предполагал, ни одного нарочного в участке не имелось. Не гнать же в такой час кого-то из спящих городовых. А потому с чистой совестью Кунцевич решил, что займется этим лично сразу поутру.
И не от служебного усердия. Если узнать, чем занимается Ванзаров, нельзя, то хоть бочком прикоснуться к его расследованию и принести пользу. Быть может, он будет единственный, кому Ванзаров намекнет на обстоятельства секретного дела. К тому же у Кунцевича теперь был веский аргумент для Чулицкого, что заниматься бумагами совсем нет возможности. Так что любопытство порой бывает чрезвычайно выгодным пороком. Для чиновника сыска.
