Книга: Лабиринт Химеры
Назад: 24. На пепелище
Дальше: 26. Из вырванного отрывка

25. Плоды просвещения

Алфавитный каталог Императорской библиотеки разросся на всю длину коридора. Ровные ряды ящиков для карточек были похожи на мундир, застегнутый на все пуговицы: строгий и неприступный. Допускал он в свои тайны только тех, кого одолевала страсть особого рода. Как любая страсть, она поглощает целиком. Только отдав себя ей безраздельно, можно открыть несметные сокровища, которые хранил в себе каталог. Только одаренные страстью к знанию, ради которой приносились в жертву и весна, и развлечения, и порой личное счастье, могли рассчитывать на его благосклонность. Шелест карточек библиографических описаний книг змеиным языком звал за собой. Многие уходили на его зов. Узнать их, избранных, можно было сразу. Взгляд сосредоточен на ящике, пальцы ловко перебирают желтоватые картонки. Кажется, эти люди не замечают вокруг себя ничего. Не требуется психологика, чтобы опознать подобного чудака. Не заметить такого оригинала невозможно.
Один из подобных господ согнулся над ящиком картотеки, помещенным на выдвижную столешницу. Проходящий посетитель случайно задел его, хлопнула дверь в хранилище, заморгала лампочка эклектической люстры — он ничего не замечал. Вниманием его безраздельно владели карточки.
Скрываться не было нужды. К тому же ковровая дорожка скрадывала звук шагов. Ванзаров подошел близко, как только мог, и поступил совершенно бесцеремонно — в самое ухо занятого человека гаркнул: «Трупп!» Эффект неожиданности сработал. Господин дернулся, как будто в него ткнули электрический провод под напряжением, взмахнул руками и скинул ящик. Грохот разлетелся по тихому коридору. Трупп схватился за голову. Вовсе не от испуга: перевернувшись, ящик выкинул на ковер карточки пологим холмиком.
— Что я наделал! — в ужасе пробормотал Трупп. — Все погибло, они смешались.
Чувствуя за собой некоторую часть вины, Ванзаров поступил чрезвычайно просто: нагнулся, тщательно прихватил с обоих концов россыпь знаний, одним движением собрал их в единый брикет, а другим — вернул в ящик. После чего водрузил ящик на столешницу. Целым и невредимым. Для пользования будущих крепостных науки.
— Да вы волшебник! — проговорил Трупп в счастливом изумлении.
— Волшебство — это туза с десяткой дюжину раз выкинуть на чужой колоде, — усмехнулся Ванзаров.
Трупп поймал его ладонь и принялся трясти с чрезмерным азартом.
— Вы… вы… вы спасли меня… От позора!
— В таком случае вы мой должник.
Трупп излучал тихое счастье:
— Какое чудо, что вы оказались в эту минуту!
— Вот это совсем не чудо. Простите, как вас…
— Иоганн Самуилович… Но если… — Трупп остановился. — Но если вы… Вы нашли меня потому…
Ванзаров решительно оборвал предположение, не менее решительно засадил ящик в пустующее гнездо и предложил отойти в более спокойное место, чем отдел каталогов.
На первом этаже спокойным он счел подоконник сводчатого окна, которое выходило во двор. Труппу было предложено усаживаться рядом, от чего тот вежливо отказался.
— Я жду, — сказал Ванзаров, сложив руки на коленях так спокойно, чтобы можно было стремительно их применить. В крайнем случае.
Вопрос вызвал искренний интерес Труппа.
— Чего же вы ждете от меня? — добродушно спросил он.
— Что может ждать чиновник сыскной полиции, вернувшийся на службу.
— Не могу предположить!
— Признания, Иоганн Самуилович, полного и окончательного. От его глубины и искренности будет зависеть, дойдет ли дело до протокола или ограничимся дружеской беседой.
— В чем же мне следует признаться, господин Ванзаров?
— Во-первых, зачем вы затеяли глупейший розыгрыш и кто вас надоумил его устроить. От вашего ответа будет зависеть второй вопрос.
— Розыгрыш? — повторил Трупп. — Простите, о каком розыгрыше вы говорите?
Психологика учит, что каждому человеку дан, в большей или меньшей степени, дар говорить правдиво. Этот дар, как с ним ни борись, все равно проявится. В движении глаз, в невольном кашле, в перебирании пальцев и во многом другом. Ванзаров изучил примерно тридцать признаков того, что его хотят обмануть или утаить правду. Обладавший высшим умением скрывать свои истинные намерения, ас картежных шулеров столицы вор по кличке Изюм, и тот выдавал себя честным немигающим взглядом. О чем Изюм не догадывался, а Ванзаров знал. Психотип господина Труппа в этом смысле был прост, как лесной орех. Нервный, скованный, слишком образованный человек выдает себя с головой, если хочет что-то скрыть. Или обмануть. Выдает сразу и целиком. Сложность состояла в том, что Ванзаров не смог уловить малейшего признака того, что Трупп что-то скрывает. Или это великий мастер обмана, или…
— Не стоит играть со мной, господин Трупп, — строго сказал Ванзаров. — Для чего вам понадобился я и для чего вы морочили мне голову? Кто вас попросил?
Трупп удовлетворенно покачал головой.
— Я начинаю понимать… — проговорил он. — Случилось то, что и должно было случиться…
— Что же это такое?
— Какое-то происшествие. Преступление, которое заставило вас поверить в мои слова.
— Преступления происходят каждый день.
— Но вы нашли меня…
Нельзя допустить, чтобы допрашиваемый вел разговор. Видно, полгода без практики затупили допросный инструмент Ванзарова. Следовало переходить к решительным мерам.
— По чести говоря, меня интересует только одно, — сказал Ванзаров и выдержал нужную паузу. — Зачем вы меня предупредили?
— Простите, но это совершенно не так, — ответил Трупп. — Я всего лишь сообщил, что вас ожидает нечто… неизбежное.
— Это неизбежное вам было известно заранее.
— Предположение, не более того. Всего лишь две строчки над чистым листом с вашей фамилий и датой двадцать пятое апреля сего года. Содержание предыдущих листов неумолимо указывало…
Ванзаров перебил его:
— Откуда вы узнали о том, что произошло?
— Слово чести, — Трупп положил руку на сердце. — Для меня полная загадка, о чем вы говорите.
Сложность заключалась в том, что при всем желании Труппу нечего было предъявить. Ну, обманул, ну, соврал. Всегда можно объяснить шуткой или розыгрышем. Оставалась одна ниточка.
— Мы навели справки: вы не библиограф, не библиотекарь, — сказал Ванзаров, готовясь уловить сигналы того, что его сейчас будут обманывать.
— Никогда не называл себя библиографом, — последовал ответ. — С чего вы взяли?
Надо было признать, что поспешный и ошибочный вывод иногда случается.
— О вас вообще мало что известно, — сказал Ванзаров.
— Что обо мне знать? — развел руками Трупп. — Все время провожу здесь.
— Кто же вы такой?
— Читатель, — ответил Трупп, глядя Ванзарову прямо в глаза. И добавил: — У меня скромная рента, хватает на кусок хлеба с чаем, а большего мне и не надо. Меня интересуют только книги. И ничего более, господин Ванзаров… Если вы пришли за моей помощью, может быть, расскажете, что случилось?
— Книга, про которую мне сообщили, при вас?
— Это не книга, это обрывок…
— Пусть так. Обрывок у вас?
— Вы ясно дали понять, что вам он не интересен.
— Неужели сожгли?
— Что за глупость! — Трупп скривился от бестактности. — Сдал обратно на хранение.
— Насколько помню, вы что-то говорили о папке, в которой нашли листы.
Трупп потупился, как провинившийся школяр.
— Простите, тут немного упростил ситуацию. На самом деле обрывок я нашел вложенным в первое немецкое издание по медиевистике.
И за эту шалость в участок не потащишь и в арестантскую не посадишь.
— Тогда извольте пересказать, что вы там прочитали… — сказал Ванзаров, невольно отступая, что с ним случалось нечасто.
— Я успел перевести только первый случай! — заторопился Трупп. — С остальными должно быть проще, там не готический шрифт, я только взглянул…
— Помню, что вы читаете на старонемецком. Ожидаю с нетерпением.
— В городе Пфальце стали находить молодых девушек, над которыми совершались ужасные издевательства…
— Какие именно? — бессердечно спросил Ванзаров.
— К ним… К их телам… — Трупп никак не мог решиться.
— Их протыкали ветками?
— Значительно хуже: отрубали руку или ногу и пришивали члены животных, лапы волков и собак. Тела находили обнаженными. Это ужасно… Простите.
— Много их было?
Трупп держал у рта платочек, будто боролся с приступом дурноты.
— Кажется, пять или шесть…
— Чиновник городского магистрата Дитрих Ванзариус…
— Вы совершенно правы, это его имя…
— …нашел убийцу. Кто им оказался? Неужели чернокнижник доктор Фауст?
Трупп глубоко и медленно вздохнул.
— Я не говорил, что убийца был найден…
Настал черед выразить недоумение Ванзарову.
— О чем же тогда написана повесть?
— Не повесть, я бы назвал ее исторической заметкой.
— Пусть так. О чем же она?
— Загадка, тайна, если хотите, осталась. Убийца не был найден. Толпа разорвала какого-то беднягу-чужестранца. Но толпа всегда требует крови.
— После самосуда убийства в Пфальце прекратились?
— На этом текст обрывается.
— Все же чиновник магистрата смог изобличить истинного преступника?
— Об этом мне ничего не известно…
Ванзаров поднялся с подоконника.
— Чрезвычайно любопытно.
— Вы полагаете? — удивился Трупп. — Но ведь это чудовищно…
— Жить вообще страшно, — сказал Ванзаров. — Прошу заказать обрывок на выдачу и завтра предъявить мне…
— Буду рад вам помочь…
Трупп еще разливался в любезностях, но Ванзаров невежливо повернулся к нему спиной. Он как раз приметил скромного на вид господина, который стоял за перилами лестницы. Слышать их разговор на таком отдалении было затруднительно. На что Ванзаров очень надеялся.
— Неизбежное случится…
Ванзаров резко обернулся. Трупп церемонно поклонился ему.
— Что вы сказали?
— Прошу простить?
— Вы что-то сказали, — повторил Ванзаров.
— Мой кашель, — ответил Трупп, старательно покашливая в платок. — Вам, вероятно, послышалось.
— Вероятно, — согласился Ванзаров. — Вам запрещено покидать столицу до особого разрешения полиции…
Он направился к большим стеклянным дверям библиотеки. Ненаучно и нелогично он чувствовал затылком чей-то взгляд. Только неизвестно, чей именно.
Назад: 24. На пепелище
Дальше: 26. Из вырванного отрывка