21. Под крыльями ночи
Тем же вечером.
Аполлон Григорьевич не знал, как отступать перед трудностями. И потому трудности сдавались ему. В своей лаборатории он мог работать сутками, пока не находил решение. Чем больше накапливал он криминалистического опыта, тем реже встречались в лабораторном гроссбухе пустые строчки и вопросительные знаки. Вернее сказать, они не встречались никогда. До этого вечера. Великий криминалист настолько был поглощен битвой с неизвестностью, что не обратил внимания на явление позднего гостя. Зная привычки друга, Ванзаров не стал кашлять или требовать к себе внимания. Напротив, выбрал высокую табуретку о трех ногах и разместился на ней, тихонько ожидая, когда к нему обратятся.
И это, наконец, произошло.
Потушив спиртовую горелку, которая усердно коптила что-то на лабораторном стеклышке, Лебедев сбросил резиновые перчатки и повернулся к Ванзарову, скрестив руки на груди. Вид его не предвещал ничего хорошего.
— Вы чего тут делаете? — строго спросил он.
— Поставил эксперимент, — мирно ответил Ванзаров.
— Да? Эксперимент? И какого рода?
— Важный для практики сыска: сколько возьмет извозчик от Павловска до Департамента полиции.
— Ну-ну, веселитесь, — Лебедев мрачно оглядел кабинет. — Нашли время.
— Десять рублей! Хотел двадцать, но сторговались…
— Напишите доклад на имя Зволянского, может, орден дадут.
— Орден мне ни к чему, мне бы узнать, что же вы нашли в мертво-живой девице, — сказал Ванзаров.
Ответом ему стало мрачное молчание.
— Благодарю, Аполлон Григорьевич, более чем красноречиво…
Невинная плошка полетела в стену и брызнула фонтаном осколков. Что говорило о высшей степени раздражения гения.
— Да не в том дело! — прорычал Лебедев. — Все, что было у нее в крови и мышечной ткани, я определил без труда, вот полюбуйтесь… — Ванзарову кинули блокнот, махнувший, как крыльями, исписанными в столбик страницами. — Видите хоть одно незнакомое вещество?
— Насколько хватает моих скромных познаний в химии…
— Вот именно… Дайте сюда… — Лебедев грубо вырвал блокнот из рук друга. — Две дюжины простейших веществ, в любой аптеке продаются, никаких изысков, никаких алкалоидов и тому подобного. А в результате?
— Вы не знаете, что за вещество было введено, — не сдержался Ванзаров и пожалел.
Лебедев выразился столь крепко и громогласно, что будь поблизости хоть рота барышень, все они, как одна, полегли бы в обмороке. К счастью, это был последний натиск урагана. Аполлон Григорьевич погрузился в мрачную печаль и принялся раскуривать омерзительно пахнущую сигарку.
— Хитрость в том, что, зная состав и надеясь, что ни одно вещество не упущено, ни одно не разложилось бесследно, я за всю жизнь не успею перебрать все возможные варианты и все пропорции.
— Кто же мог намешать такой компот?
— Большой мастер своего дела.
— Ну, этому горю я смогу помочь, — сказал Ванзаров, на всякий случай отодвигаясь подальше. Мало ли какая реакция может последовать.
— Это как же? — мрачно спросил Лебедев.
— Нам с вами не так важен состав вещества, как последствия его применения.
— Они известны: изрезанная девица прожила дольше, чем можно вообразить.
— Как вещество было введено?
— Наверняка — уколами. Это видно в сравнении наличия компонентов в крови и кишечнике.
— Но следов от уколов вы не нашли.
Аполлон Григорьевич в печали пожевал кончик сигарки.
— Как вы это объясните, умник? — спросил он.
— В места уколов были вставлены ветки, — ответил Ванзаров.
— Глупости… Точнее, не глупости, это я вполне допускаю. Но зачем так прятать следы от иглы? Кому это надо?
— Убийца и не думал столь замысловато прятать следы уколов.
— А что же?
— Его задача была проще и очевидней: дырявить живого человека и вставлять в отверстия ветки. При этом жертва оставалась жива и ничего не чувствовала. Даже была счастлива по-своему. Танцевала…
— Какое-то извращенное безумие, настоящий грех, — сказал Аполлон Григорьевич, не отличавшийся примерным поведением.
— Скорее точный и аккуратный расчет, — ответил Ванзаров.
— Почему?
— Давайте пройдемся по цепочке событий.
— Ну, давайте, коллега, — согласился Лебедев. — Давно не видал фокусы психологики, даже соскучился.
— Благодарю вас, — Ванзаров поклонился. — Итак, рано утром в Павловск приезжает балерина Императорского театра, восходящая звезда, Надира Вольцева…
— Откуда знаете? Как личность установили? По икрам, как я сказал?
— Именно ваша догадка помогла, — сказал Ванзаров, чтобы немного поддержать друга. — Она останавливается у сестры и не хочет, чтобы ее заметили. Поэтому надевает дорожный плащ-накидку с капюшоном. До вечера отсиживается в доме сестры, после чего идет на встречу.
— С кем?
— Известно, что в Павловске находится ее покровитель, так сказать…
— Кто таков?
Ванзаров не поленился подойти и шепнуть на ухо. Некоторые имена в Департаменте полиции лучше произносить исключительно осторожно. Имя произвело нужное впечатление, Лебедев присвистнул.
— Ох уж эти балерины. Нет, однозначно голосую за актрисок частных театров! Ну, и что же?
— Дальше психологика…
— Не стесняйтесь, — разрешили Ванзарову.
— Вольцева идет на встречу, идет не боясь. В каком-то месте, нам пока неизвестном, она добровольно снимает одежду.
— Это верно, — согласился Лебедев. — На одежде, которую мне передали, пуговицы не сорваны, ткань цела. Ну, а физического насилия над телом не было. Могу подписаться.
— Она позволяет сделать себе уколы. После чего наблюдает, как ее бесчувственное тело дырявят и в него вставляют ветки, вырезают на груди знак. Вам ничего не кажется в этом странным?
— Могу предположить, что вещество оказывает еще и действие на мозги. Причем не только жертвы.
— На мои мозги действует другое вещество, — сказал Ванзаров. — Повторю вопрос, который задавал вам в Павловске: зачем ее отпустили?
Аполлон Григорьевич ответил не сразу.
— Я раздумывал над этим, — наконец сказал он. — Действительно, странное поведение для убийцы. Не припомню другого такого случая.
— Благодарю.
— Вы же говорили, что предполагаете исполнение какого-то ритуала?
— Предполагал, пока не осмотрел храм Аполлона.
— И что вас смутило?
— Что должно быть высшей точкой игры в мистику или нечто подобное?
— Никогда подобным не увлекался…
— Это очевидно: девушку должны были прикончить. Принести в жертву. А потом избавиться от тела.
— Вы жестокий человек, Ванзаров.
— Не я, только психологика…
— Страшная вещь, — без шутки заметил Лебедев.
— Вместо того чтобы полоснуть ножом по горлу…
— Такая беспощадность?
— Опять-таки логика: для того, кто может вставлять в живого человека ветки, перерезать горло — сущий пустяк.
— Ну, допустим…
— Мог убийца быть уверен, что Вольцева не придет в себя и не назовет его?
— Если только рассчитывать на болевой шок…
— Время его наступления можно высчитать точно?
— Сомневаюсь…
— Тогда убийца чрезвычайно рискует, отпуская барышню. И снова все то же простой вопрос: зачем?
— Узнаю ваши простые вопросы, — сказал Лебедев.
— Это вопрос ключевой, это вопрос, ответ на который указывает на убийцу. И причину, почему убийца не боится разоблачения.
— А он все же боится?
— Иначе для нас не была бы устроена игра в мистический ритуал, — сказал Ванзаров. — За эту игру убийцу надо благодарить.
— Это почему же?
— Есть о чем докладывать Ратаеву.
Аполлон Григорьевич не нашелся, что сказать, только погрозил пальцем.
— Ох, жулик… Ох… Ну, ладно… И что из это следует?
— Аполлон Григорьевич, вы точно не упустили какой-нибудь крохотной детали при осмотре тела?
В любой другой ситуации подобная вольность, повторенная за день дважды, вызвала бы бурю, какой еще не видывали стены Департамента. Повторить такое великому Лебедеву… Но бури не случилась. Криминалист покорно вздохнул.
— Как прикажете, завтра покопаюсь еще… Друг мой, как вам возвращение в сыск? Не жалеете? Опять эти трупы, кошмары, грязь…
— Скажу только вам, Аполлон Григорьевич: как же я скучал по этим кошмарам.
Ответ Лебедеву понравился. Был он настолько честным, насколько вообще можно ожидать откровение от обычно непроницаемого друга.
— Раз так, отметим возвращение блудного сыщика? С актрисками! Живыми и веселыми. У меня как раз парочка в «Аквариуме» дожидается таких молодцов, как мы с вами!
Поблагодарив, Ванзаров отказался: смертельно хочет спать, устал до изнеможения, и вообще ему с утра пораньше надо бежать в Императорскую библиотеку. Чем привел Аполлона Григорьевича в немое изумление.
…Он вышел на свежий ветерок, веявший по набережной реки Фонтанки, и пошел пешком. Денег на извозчика все равно не осталось. В темноте виднелась афишная тумба. Ванзаров не поленился разглядеть новости театрального мира. Афиша сегодняшнего спектакля была заклеена полосой, сообщавшей о замене солистки в балетном спектакле. Олимп не терпит пустоты. Сегодня взошла другая звезда. Как это ни печально. Сами собой, без спроса, из полумрака перед взором Ванзарова возникли те самые глазки, что смотрели на него. Смотрели упрямо и нагло, словно проверяя: на сколько хватит чиновника для особых поручений.
Ванзаров подумал, что заснуть ему будет трудно.
