10

Брайан толкнул застекленную дверь и вышел из спальни на балкон. Он никогда не запирал в доме дверей. Понимая что пока не завершится процесс его СТАНОВЛЕНИЯ, он должен быть тише воды и ниже травы, Брайан тем не менее еще с младенчества никого и ничего не боялся. Трусами были все другие мальчики, но только не он. Тайная его сила превратила его, пожалуй, в самого самонадеянного в мире человека, какого не знала история. Он был уверен, что никто не в состоянии помешать ему исполнить свое предназначение, его путь к вершине Олимпа был заранее предначертан, и требовалось только терпение, чтобы исполнить это ПРЕДНАЧЕРТАНИЕ.

Ночь была свежей и влажной. Капельки росы сплошным ковром устилали балкон. С моря дул прохладный ветерок. Красный халат на нем был туго стянут у пояса, но его полы, раздуваясь от ветра, напоминали собой пузырящуюся кровь.

Огни Санта-Каталины, расположенной в двадцати шести милях к западу от его дома, были скрыты густой пеленой висевшего над водой тумана, однако самого тумана видно не было. После дождя небо все еще хмурилось, напрочь скрыв от глаз звезды и луну, Брайан даже не мог видеть ярко освещенные окна своего соседа, так как его дом располагался на самом кончике далеко выступавшего в море утеса и с трех сторон был окружен отвесными берегами и водой.

Ночь, казалось, укутала его в свою темноту, такую же уютную и сладостную, как его чудесный шелковый халат. Рокот, плеск и нескончаемый шорох прибоя успокаивали нервы.

Словно колдун, застывший на скалистой вершине у одиноко стоявшего там алтаря, Брайан закрыл глаза и слился со своей таинственной силой. И перестал ощущать прохладу ночного ветра и леденящую ступни росу на балконе. Не видел он вздымающиеся вокруг ног полы халата и не слышал рокота разбивающихся о скалы волн.

Прежде всего на локаторе мозга он отыскал пять заблудх овец, которых избрал в качестве своих жертв. Каждую из них он пометил псионическим энергетическим пеленгом, чтобы облегчить себе их поиск. С закрытыми глазами он ошушал себя летящим высоко над землеи и, когда мысленно смотрел вниз, видел пять светящихся точек, отличавшихся от других источников энергии на всем пространстве южного побережья характерной аурой. Эти пять точек и были объектами его кровавой охоты.

Используя ясновидение - или сверхъестественную проницательность - Брайан мог наблюдать не только за каждой жертвой в от дельности, но и за тем, что творится вокруг нее он, правда, не мог их слышать, что несколько обескураживало. Однако СТАВ наконец новым богом, он надеялся, что сумеет развить в себе способность "проницать" всеми пятью чувствами.

Он видел Сэмми Шамроя, казнь которого отложил в связи с непредвиденными обстоятельствами, а именно: необходимостью заняться этим сраным полицейским-выскочкой. Насквозь пропитанный спиртным, бедолага не сидел, забившись, как ожидал Брайан, в своем ящике, скрытом под ветвями пышного куста олеандра, присосавшись к очередной литровой бутылке дешевого вина, а нетвердыми шагами брел по центральной улице Лагуна-Бич мимо закрытых магазинов, держа в руках предмет, очень напоминающий термос, то и дело останавливаясь, чтобы прислониться к дереву, прийти в себя и сориентироваться. Вот, пройдя еще шагов десять или двадцать, он снова остановился и прижался головой н стенке, покачиваясь и, очевидно, размышляя, не срыгнуть ли. Придя к отрицательному решению, Сэмми весь набычился, часто заморгал глазами, прищурился и снова отправился в путь с такой нехарактерной для него решительностью, словно поставил перед собой особо важную и неотложную цель, хотя, скорее всего, шел наугад, не имея перед собой никакой цели, подгоняемый тупым, воловьим инстинктом, понятным разве что другому, такому же насквозь пропитанному алкоголем рассудку.

Оставив Сэмми заниматься своими делами, Брайан решил посмотреть, чем занят этот гнида-полицейский, и заодно узнать, куда подевалась его шлюха, по совместительству партнерша по службе. Оба они ехали в "хонде", сворачивавшей к расположенному прямо на вершине холма современного вида дому, обшитому кедровым тесом с массой больших окон. Они о чем-то оживленно говорили друг с другом, но Брайан не слышал о чем. Оба были возбуждены. Их лица были сосредоточены и серьезны. Вот, не чувствуя, что за ними следят, полицейские вылезли из машины. Брайан внимательно оглядел место, куда они прибыли. Оно ему было знакомо, так как всю свою жизнь он прожил в Лагуне, но кому конкретно принадлежал этот дом, он не знал.

Чуть погодя, он предстанет перед Лайоном и Галливер более зримо.

Последним он подключипся к Джанет Марко и ее оборвышу-сыну, забившимся в свою старую колымагу, припаркованную на стоянке рядом с методистской церковью. Мальчик, по-видимому, спал, свернувшись капачиком на заднем сиденье. Мать, сгорбившись и чуть привалившись к дверце, сидела за рулем. Она бодрствовала, вперившись широко открытыми глазами в со всех сторон обступившую их ночь.

Он обещал убить их на рассвете и намеревался непременно сдержать свое слово. Конечно, это будет нелегко, особенно если учесть, что теперь он присовокупил к ним еще и парочку этих легавых, к тому же он несколько подустал после расправы над Энрике Эстефаном. Но до рассвета еще есть время немного соснуть, а там, глядишь, подкрепится парой пакетов солененьких чипсов, наестся пирожных, а завершит трапезу, пожалуй, порцией пломбира с орехами, и тогда полностью будет готов поочередно разделаться с каждым из них в отдельности подобающим ему или ей способом.

Разумеется, лучше бы явиться к матери и сыну в образе голема в поспедние шесть часов их жизни и сделать это раза два или три, чтобы довести их до последней черты ужаса.

Само по себе убийство, несомненно, было огромным удовольствием, сильным и оргастическим по своему существу, но часы - а порой и дни - пыток, предварявших большинство из совершенных им убийств, доставляли Брайану не меньшее наслаждение, чем самые последние мгновения жизни жертв, когда уже текла кровь. Его возбуждал страх, трепет и ужас, в которые он повергал их своим видом, ошеломление и истерика, охватывавшие несчастных, когда сознавали, что все их никчемные попытки спастись бегством или спрятаться, к чему, рано или поздно, они все прибегают, оказываются безрезультатными. Но в спучае с Джанет и ее ублюдком придется отказаться от любовной игры и, только единственный раз посетив их перед рассветом, дать им возможность сполна оплатить болью и кровью то, что своим грязным присутствием осквернили землю.

Большую часть энергии Брайан хотел припасти для этого выскочки-фараона. Чтобы всыпать этому сраному герою по первое число, унизить его, сломать. Заставить на коленях вымаливать себе пощаду. Ибо где-то в глубине души тот, конечно же, был трусом. В каждом из них затаился трус.

Брайан хотел вытащить этого труса наружу, заставить его ползать на брюхе, показать себя во всей своей неприглядной красе, какой мягкотелой медузой был он на самом деле, какой облезлый, насмерть перепуганный кот скрывался за полицейской формой и револьвером. До того как разделаться с обоими легавыми, он доведет их до полного исступления, будет неотступно терзать их, заставит их возненавидеть тот день и час, когда они увидели свет Божий.

Он отключил свое "проницание" и выбрался из потрепанного "доджа". Вернулся назад в собственное тело, неподвижно застывшее на балконе спальни.

Огромные волны, накатывавшие на берег из скрытого мглои океана, с грозным грохотом разбивались внизу о скалы, вызывая в воображении Брайана Дракмана видения городов, сверкающие небоскребы которых рушатся от одного его взгляда, погребая миллионы вопящих от ужаса людей под обломками бетона, стекла и покореженной стали.

Когда он завершит свое СТАНОВЛЕНИЕ, у него не 6удет нужды запасаться энергией. Его мощь станет вселенской, вечно восполнимой и неиссякаемой.

Он вернулся в свою черную спальню и плотно прикрыл за собой балконную дверь. Сбросил с плеч красный халат.

Голый вытянулся на постели, положив голову на две набитые гусиным пухом подушки, затянутые в черные шелковые наволочки. Надо сделать несколько медленных, глубоких вдохов, закрыть глаза, расслабить мышцы. Ни о чем не думать.

Освободиться от всех забот. Проходит минута - и он готов к созиданию. Вот он направляет огромную порцию сознания во двор современного дома с большими окнами и покрытыми кедровым тесом стенами, стоящего высоко на холме, на подъездной аллее которого сиротливо приютилась "хонда" полицейского.

Ближайший уличный фонарь только в квартале отсюда. Все скрыто густым непроницаемым мраком. В самой глубине этого мрака вдруг зашевелилась земля. Трава дернулась, перевернулась вверх корнями, словно прошелся невидимый плуг, раздался звук, похожий на причмование мокрой глины, наворачиваемой на резиновую лопатку, которой ее месят. Затем все вместе: трава, земля, кaмни, полуистлевшие прошлогодние листья, земляные черви, жуки, коробка из-под сигарет, в которой какой-то мальчик дaвным-давно похоронил своего длиннохвостого попугайчика, - все это вдруг разом поднялось мощным конусообразным шевелящимся столбом на высоту человеческого роста.

Из этой бесформенной массы постепенно, сверху вниз начала возникать фигура огромного, неуклюжего мужчины. Сначала появились волосы, спутанные и грязные, затем борода. С треском разверзся рот. Из-под покрытых сочащимися язвами губ показались неровные, бесцветные зубы.

Открылся глаз. Желтый. Злобный. Нечеловеческий.