– Прежде чем уехать из Лондона, вы зашли в паб на Крайстчерч-террас в Челси, – говорит Моретти. Не успела я попрощаться с Лиамом, как он снова вызвал меня в участок. Я повторила ему, что ничего не знала о связи между ним и Рэйчел, но доказательств предоставить не могу. – Сколько вы там выпили?

– Один бокал вина. – Я прямо-таки вижу перед собой стол, как будто бы вернулась туда. Лосось в тесте, белое вино, приборы.

– А как насчет той ночи, когда в Снейте напали на Рэйчел? Сколько вы тогда выпили?

– Не помню.

– Пол-литра водки? – спрашивает он. Я наклоняю голову набок. – Мы говорили с Элис. Она сказала, что в тот вечер вы выпили довольно много. Примерно так?

– Да.

– Вы разозлились на Рэйчел?

– Нет.

– Вы швырнули ей в лицо бутылкой, – возражает он. Наверное, Кит им все это рассказал. Интересно, а о Лиаме он им тоже все выложил, если Рэйчел ему в этом призналась? – Кто такой Уилл Кук?

Блин, думаю я, вот блин.

– Наш друг. Мы вместе в школу ходили.

– Ваш друг или Рэйчел?

– Обеих.

– Он был вашим бойфрендом?

– Несколько месяцев.

– А с Рэйчел он когда-нибудь встречался?

– Нет.

– А вот Элис рассказала нам совсем другое.

– Они несколько раз перепихнулись.

– Вы из-за Уилла Кука подрались на вечеринке?

– Да нет, это же не повод. А Элис вам сказала, что она тоже спала с Уиллом? Мы же подростками были, и ничего это не значило.

Когда мы познакомились, Моретти мне понравился, потому что я люблю Италию. Глупо, конечно, но это меня обезоружило. Шотландский выговор и итальянская внешность. Я его себе представляла пьющим эспрессо и читающим газету. Веки у него набрякшие, и мне казалось, что это оттого, что он близко к сердцу принимает все дела и то, что узнает на работе. Моретти рассказывал мне, что его предки выращивали бергамот в Калабрии.

Сопротивляться я не пыталась. Я была счастлива, что они с Льюисом совсем не походили на детективов в Снейте. Не знаю, почему Льюис стал полицейским. Не знаю, что он совершил за свою карьеру и верит ли он мне вообще.

– Когда вы перестали принимать бупропион?

– В октябре.

– Синдрома отмены у вас не наблюдалось?

– Нет.

– Вы с трудом вернулись к обычной жизни после прекращения приема препарата?

– Нет.

– Сколько недель прошло между отменой лекарства и смертью Рэйчел?

– Пять. Я не пойму, почему это так важно. Это же не нейролептик.

– А если бы это был нейролептик?

– Тогда после я могла бы сделаться буйной или возбудимой.

– И что это значит?

– Что я должна была бы стать подозреваемой.

Моретти снова улыбается. Потом встает и открывает дверь, отпуская меня. Он меня не арестовывает. Интересно, чего же еще не хватает, или дело только за ножом.

Я останавливаюсь на пороге вплотную к нему.

– У Рэйчел нашли раны, характерные для обороны. Если бы я ее убила, на мне бы остались царапины или ссадины.

– А они были?

– Вы же меня видели, – смеюсь я. – Сами знаете, что нет.

Он пожимает плечами, а у меня мурашки по спине бегут.