Глава 8. Самая семейная

Ближе к вечеру, включаю компьютер проверить входящие, но результата так и нет. Пара человек написали, что не знакомы с семьей, потерявшей память, Светланы, и, где живут ее родственники, не знают. Переживаю за девушку и ее родных. Чувство беспомощности угнетает.

Еще раз пересматриваю профиль Алексея: родился, учился, женился — никакой конкретики для настоящих поисков. Что же делать? Как-то ведь раньше нужных людей находили, и безо всякого интернета? Помню у каждого возле телефонного аппарата лежал бумажный справочник домашних телефонов. Не знаю как у вас, а мои знакомые там были все, и найти номер телефона можно было практически безошибочно! Никто не переезжал ни из города в город, ни с квартиры на квартиру. Вот это действительно было круто! А сейчас что? Век высоких технологий, тоже мне. Люди могут годами переписываться, но не знать реальных: телефона, адреса, реальной внешности, а порой и вовсе называть собеседника вымышленным именем, даже не догадываясь об этом. Парадокс.

Звоню в больницу практиканту Максиму, тот подтверждает, что муж больной не объявлялся. Меня здорово нервирует эта ситуация. Ощущение, что где-то в подкорке я знаю ответ, но никак не могу догадаться. Должна же я что-то придумать! У Светланы же маленькие дети, и они плачут, переживая за свою мамочку. Без особого энтузиазма открываю вкладку с картой в Интерфейсе, кручу и так, и эдак, пытаясь разобраться как это работает. Увидев строку поиска, ввожу все известные мне данные об Алексее.

Вот так все просто: новая зеленая точка по имени Алексей Иванов отражается в Восточном районе города. Сказать, что я сильно удивляюсь, ничего не сказать. Нет времени на раздумья — отправляюсь на поиски.

Семья Ивановых живет в районе новостроек. Во дворе ни души: никаких бабок у подъезда, и даже с собачкой никто не гуляет. Хотя, что толку, обычно в новом доме никто соседей своих не знает, зачастую и в лицо не видел.

Недоработка в Системе. Подъезд бы еще написали — цены бы им не было. А еще этаж, место, где деньги лежат, и график посещения квартиры хозяевами. А еще, с такими запросами, нужно губозакаточную машинку выдавать.

Подхожу к первому подъезду наугад, звоню в домофон. Долго не открывают. Собираюсь уже идти к следующему, когда раздается хриплый мужской голос:

— Кто?

— Я знаю, где ваша Света. Откройте дверь.

После гробового молчания дверь пиликает и открывается.

— Восьмой этаж. — Отвечает домофон.

Не успеваю нажать кнопку звонка, как дверь распахивается, на пороге помятый мужик. Шарахаюсь, думая, что ошиблась. Его соловый блуждающий взгляд встречается с моим.

Понимаю, что пришла по адресу и стыжу себя: у человека горе, как, по-моему, он должен выглядеть?

А выглядит он реально плохо. Заросшее щетиной лицо. Волосы взъерошены, под глазами залегли темные круги. Алексей задает единственный вопрос:

— Она жива?

— Вы что? Конечно! Я не хотела вас испугать. Извините.

Видимо, последние силы мужа Светы, из которых он держался эти дни, закончились. Плечи поникли, закрыл лицо рукой, часто дышит.

— Она в больнице, попала в аварию и потеряла память. Одевайтесь. Поехали скорее к ней.

Пульт от телевизора, который мужчина держал в руке и о котором напрочь забыл, с шумом падает на пол. Алексей хватает ртом воздух.

Понимаю, что поиски жены дались ему нелегко, но нужно же как приводить его в чувство и поторапливать.

— Алексей! Все эмоции потом. Собирайтесь. Возьмите документы и поехали. Света ждет нас в больнице.

Мужчина очнулся, подорвался, схватил ключи от квартиры и вытолкнул меня в подъезд. Начав, было закрывать квартиру, спохватывается, долбит в соседнюю дверь — та распахивается мгновенно. На пороге женщина лет пятидесяти, на голове бигуди под платочком. Ее заинтересованность происходящим написана на ее лице огромными буквами. Ну, точно стояла, подслушивала!

— Анфиса Павловна! Света нашлась. Она в больнице. Посмотрите за детьми. — Бросает в нее ключами Алексей, и остаток фразу выкрикивает уже на ходу, забегая в лифт, и таща на буксире меня.

Женщина остается растерянно хлопать глазами и ртом на площадке, а мы уже едем вниз в гробовой тишине. Мужчина на меня не смотрит, нервно теребит ключи от машины.

Во дворе он прыгает в автомобиль, распахивает мне дверь изнутри.

— Ну что встала? — смотрит на меня, поторапливая.

Я если честно, боюсь ехать на машине с человеком в таком состоянии, стою в растерянности, но он вцепляется в меня мертвой хваткой, затягивая в салон.

— Ты себя в зеркало видел? Ты когда последний раз спал? Я боюсь с тобой ехать, — вяло отбрыкиваюсь.

— Я в порядке. Садись. Умоляю. Я за эти дни чудом с ума не сошел. — говорит сухо и тихо, за эти дни у него уже не осталось сил даже на эмоции.

Замолкаю. Сажусь в машину. Ох, аукнется мне когда-нибудь моя доброта.

Несмотря, на обещание «не гнать», добираемся до больницы в рекордные сроки, игнорируя все правила, дорожные знаки и сигналы светофоров. Злюсь за такую поездку и от полученного в кровь адреналина, но времени выяснять отношения нет.

В двери больницы мы и вовсе вбегаем. Точнее бежит Алексей и тянет меня за собой. Нас встречает бабуля-цербер:

— Часы приема окончены, — смотрит взглядом, не терпящим возражений.

— Это муж женщины, из травмы, которая память потеряла! Мне Бондаренко приказал его найти и привести, — задыхаясь от бега, выкрикиваю бабуле в окошко.

Бабуля охает, выскакивая из своей стеклянной будки, гордо именуемой Регистратурой. Напяливает на нас халаты и быстрым шагом провожает до лифта, всю дорогу причитая.

Вечер. На нужном нам этаже ни души. Больше нас никто не останавливает.

Вбегаем в палату, в которой с моего последнего посещения ничего не изменилось. Светлана в кровати. Макс дремлет в кресле, но при нашем появлении вскакивает. Немая сцена. И тут понимаю, что Алексей начинает на меня заваливаться, подминая меня под собой. Благо Макс быстро реагирует.

Приходится откачивать мужа Свете нашатырем. Придя в себя, он кидается обнимать жену, что несколько затруднительно, учитывая количество гипса на ней. Целует ее, плачет. Нам с Максом неловко, стоим, мнемся на входе.

Система не дает мне скучать:

Стою, как громом пораженная. Вкусить всех прелестей выполненной задачи мне не удается. Чувствую, что меня кто-то тянет за рукав, отвлекая от логов. Оборачиваюсь, и Макс манит за собой, поясняя, что заведующий отделением поручил ему меня выловить и привести, как только я объявлюсь. Не хочется мне встречаться с господином Бондаренко и его проницательностью, но практикант уже тащит меня чуть ли не за шкирку в кабинет главного. Я, естественно, упираюсь. Тщетно. Макс привел и бросил меня одну тут на растерзание.

Позже, сидя в знакомом уже кабинете, в кресле для посетителей, ерзаю, помалкиваю, и делаю вид, что с интересом рассматриваю дипломы на стенах, шкафы с папками. Чахлые, болезного вида цветы в кадках. Молчание затягивается. Осторожно скашиваю взгляд на доктора. Он в открытую меня разглядывает, ухмыляясь. Дергаюсь от неожиданности.

— Что вы на меня так смотрите?

— Интересно. Вы прямо девушка-загадка: то исцеляетесь по мановению волшебной палочки, то вдруг находите родственников жертвы аварии. Какие еще в вас скрыты таланты?

— Еще я крестиком вышиваю, и на гармошке могу. — бурчу под нос, опустив взгляд и разглядывая свои руки. Врач не понял шутки, смотрит удивленно. — Ну, что? Не хотите получать глупые ответы — не задавайте глупых вопросов!

Молчит, смотрит, и, видимо, услышанное доходит, губы его растягиваются в улыбке.

В очередной ловлю себя на мысли, что он не такой как все. Кто же он? Почему я не вижу его интерфейса? Это настораживает и пугает.

— Вчера я забыл вам назначить УЗИ мозга. Я выпишу вам направление, а завтра с утра…

— Вы же сказали, что я здорова! Не хочу я больше никаких процедур! — прерываю дока на полуслове.

Играем в гляделки, в чем я не сильна, но эмоции придают мне уверенности.

— Почему вы со мной все время спорите? — улыбается, я его, похоже, веселю.

— Почему вы меня в чем-то все время подозреваете? — начинаю закипать.

Вновь повисает гнетущая тишина, не выдержав, первая отвожу взгляд.

— Что вы делаете сегодня вечером? Можно вас пригласить на ужин в кафе? — огорошивает меня Бондаренко.

Теряю дар речи, поднимая на него ошарашенный взгляд.

Взрослый мужчина, лет сорока. Худой, поджарый. Рост средний, примерно метр семьдесят пять, мне коротышке еще с запасом. Волосы темные, короткие, на вид жесткие, на висках первая проседь. Глаза карие, смотрят на меня с хитрецой, вокруг глаз морщинки, значит, часто смеется. Нос чуть с горбинкой, ломаный, похоже, в молодости сунул куда не просили и поймал чей-то кулак. Дневная щетина уже пробивается, но ему идет эта небрежность. Обычный мужик, каких сотни тысяч. Далеко не красавец, но и не урод. Что же с ним не так? Интересно, почему я не вижу его данные? Вот что ему от меня нужно? Будет опять об аварии расспрашивать? Этого мне еще не хватало, — судорожно пытаюсь понять причины его интереса ко мне.

— Ну что вы так испугались? Я не собираюсь вас мучить нравоучениями о правилах безопасности при переходе через дорогу. Просто понял, что давно с хорошенькими молодыми девушками не ужинал, и не расслаблялся. Горю на работе, — разводит руками.

— Ничего я не испугалась. Но сегодня я не могу. И завтра тоже не могу. Извините. — встаю, пытаясь уйти.

Бондаренко обходит стол и мягко берет меня за руку.

— Жень, просто ужин, если что-то вам не понравится — уйдете.

Сомневаюсь, но интуиция молчит. Да, что я как школьница в конце концов? Не в заброшенный парк же он меня в полночь зовет! Сама-то я когда последний раз на свидании была? — напряжение отпускает, улыбаюсь, — Послезавтра я, пожалуй, смогу. Позвоните мне, вот телефон.

Лев улыбается в ответ, так и не отпустив моей руки. Мы стоим так близко, что меня охватывает давно забытое волнение от прикосновений мужчины. В уголках его глаз собираются морщинки, которые его вовсе не старят. Замечаю на носу у него несколько конопушек. Можно даже назвать его милым.

Весь вечер не отпускали мысли о нем: пока шла домой, готовила себе еду на завтра, ужинала. Внутреннее ощущение, что он далеко не так прост, как хочет казаться, не отпускает. Надо держать с ним ухо востро.

Вечером не могу найти себе места. Я привыкла посвящать все свое свободное время игре. Кошусь в сторону компьютера, ощущение, что черный экран монитора смотрит на меня с укором. Представляю, сколько в ящике скопилось писем от соклановцев. Я ведь никого не предупредила, куда пропала.

Нужно набраться храбрости и поставить точку в этом деле, ведь для себя я уже раз и навсегда расставила приоритеты. Страшно, но понимаю, что дальше тянуть бессмысленно.

Включаю компьютер, и пока он загружается, с грустью и трепетом провожу привычным движением рук по клавиатуре, вздыхаю. Столько лет жизни, столько часов игрового времени, рухнувших планов и несбывшихся надежд.

В клане я всегда была на особом положении, как дочь полка. Безобидная, доброжелательная, всегда готовая выслушать и посочувствовать. Игроки ценили мою честность и открытость, и в жандже доверяли мне сохранность своей жизнь, подставляя спину, не задумываясь. Я всегда относилась к Игре серьезно, а смерть любого игрока воспринимала близко к сердцу, записывая проигрыш команды на свой счет, сильно переживала.

Когда люди верят в меня, мне всегда хочется выложиться по полной, оправдать их ожидания. После вступления в клан, и обретения практически второй семьи, я не сомневалась в их добрых намерениях и советах. Поэтому и своего персонажа я прокачивала однобоко, в хиллинг, так, как того от меня требовал клан. Непомерно завышенные статы, плюс соответствующий шмот, в результате чего, я могла бафать и хилить уровень на сто двадцатый, что было незаменимо на поле боя.

У нас было несколько сбитых групп, с которыми я периодически работала. И сейчас молча уйти, не объяснив ничего толком и не попрощавшись, было бы свинством.

Зашла в клановый чат и создала тему, написав, что по семейным обстоятельствам не смогу больше играть. Извинилась перед теми, чьих надежд не оправдала. Попрощалась с теми, кого сотни раз хилила, и считала друзьями. Вне игры наша дружба обречена.

Как же тяжело на это решиться, перечеркнуть целый пласт своей жизни. Моя любимая девочка, моя Колдунья, частичка моей души, как я ее удалю? Нет, не могу, не сегодня.

Не стала заходить в игру, лишь с ностальгией, прощаясь, лазила по форуму, хлюпала носом, пролистывая темы. Вдруг пришло личное сообщение:

Доброго времени суток. Куплю вашу Колдунью, вместе со шмотом и обоими скипетрами. Свяжитесь со мной.

Сижу лупясь и не моргая в экран.

«Вот я чукча. Ну конечно! Зачем обнулять? Ее же можно продать! Сама по себе Колдунья наверняка стоит копейки, было бы желание, 78-й уровень, как у меня месяца за полтора непрерывного кача нагнать, думаю, можно. Но упакованная в редкий и элитный шмот, она уже выглядит намного интереснее — видная конфета. Интересно, половина шмота моя, честно добытая в нелегкой борьбе, а половина принадлежит клану. По хорошему, надо бы вернуть. Но столько всего я для них сделала и добыла, может я его уже отработала, этот шмот? Никогда не интересовалась что будет, если из клана уходишь добровольно. Зачем?

Продать Колдунью, все равно, что продать себя. Кому попало, я мою девочку не доверю. Надо продать ее клану. И если даже будет меньше цена, пусть. Зато я буду знать, что все права на нее у клана, и никто над моей крошкой глумиться и надругаться не будет!» — я воодушевилась и воспряла духом, вся горечь прошла, появилось стойкое ощущение правильности принятого решения, и какое-то непробиваемое спокойствие.

Пишу ответ на личное сообщение, что я подумаю, и прошу его рассказать кто он в игре.

Так же пишу казначею, она тетка правильная, своего не упустит, но и отсыпает всегда строго положенное, ни копейкой больше.

«Ну, вот и хорошо, вот и ладненько. Еще одна из задач не сегодня-завтра выполнится, а там и до нового уровня рукой подать.» — Повеселев, выключаю комп, решив, что приключений на сегодня достаточно, отправляюсь в кроватку.

Перед сном добавляю еще один пункт в «Удачу», ее показатель становится равным (5). И на этой счастливой ноте проваливаюсь в сон без сновидений.